Колыбель чудовищ 1-3

— Я просто задумалась, — она выдавила из себя приветливую улыбку. — Привет. Гуляешь?

— Да нет, мимо шел, гляжу, ты сидишь, мечтаешь о чем-то, — ответил он и непринужденно устроился рядом. Сегодня он был одет куда менее формально: потрепанные джинсы, футболка, кеды. Волнистые волосы свободно обрамляли лицо, делая его заметно моложе. Сколько же ему на самом деле лет?

— Почему ты одна? — поинтересовался он. — Где подружки, парень? Сегодня вроде как выходной.

Яна неопределенно пожала плечами.

— Подруг у меня мало, да и с теми редко общаемся: интересы разные, свои заботы, своя жизнь. А парень... Постоянного парня нет, в общем.

— Почему? -Алекс, кажется, не собирался проявлять чудеса тактичности.

— Скажем так, негативного опыта хватило, — буркнула она. — Сам-то почему без подруги? Таких, как ты, обычно очень быстро окольцовывают.

— Не злись, — он рассмеялся, отчего у Яны по коже снова побежали мурашки: на этот раз — от удовольствия. Ей определенно нравилась компания Алекса, хотя обычно ей требовалось гораздо больше времени, чтобы начать испытывать к человеку симпатию.

— Знаешь, за все эти годы я просто так и не встретил ту, что сумела бы меня увлечь надолго и всерьез, — помолчав, продолжил он. В его голосе проскользнуло что-то вроде сожаления.

— За все эти годы? — весело переспросила девушка. — Тебе сколько лет — девяносто?

Он посмотрел на нее как-то странно.

— Ну... я, конечно, совсем молод... но опыта у меня, пожалуй, хватит и на девяностолетнего. Мороженого хочешь? — резко сменил он тему.

— Хочу, — решительно ответила Яна.

Через пять минут, купив рожок шоколадного мороженого — для нее и бутылку минеральной воды — для него, они уже спускались по широкой тропе к воде: с северной стороны парк примыкал к небольшому озерцу, непригодному для купания, но очень живописному. Пятачок воды с обрывистым травяным берегом был отгорожен от окружающего мира зарослями камышей и деревьями; на ее поверхности отражалось уже потемневшее небо с лунным диском и россыпью звезд. Издали приглушенно доносилась музыка и шум парка, голоса людей. Яна вдруг поняла, что больше не слышит звучания флейты — должно быть, музыкант ушел играть в другую часть парка. Или домой.

Они устроились прямо на травяном спуске к воде, спугнув пару лягушек. Яна уже успела рассказать Алексу, что собиралась, вообще-то, вовсе не на прогулку в парк, а в магазин за продуктами, и это его почему-то очень заинтересовало.

— Ну, зато, благодаря этому стечению обстоятельств, мы снова встретились, — заметил он с улыбкой.

— Чтобы снова встретиться, люди обычно обмениваются телефонами, — ответила она и поспешно добавила: — Нет, не подумай, я без намеков...

— Я понял. Тебя дома-то не хватятся?

— Во-первых, некому — я давно не живу с родителями; а во-вторых, мне уже двадцать три: в таком возрасте люди как бы считаются взрослыми.

— Не "уже", а "всего", — возразил он.

— Я — девушка, так что в моем случае это именно "уже", — вздохнула она. — Давай не будем обо мне, ладно? Лучше расскажи, почему ты решил преподавать, да еще и культурологию.

Алекс вопросительно приподнял бровь.

— А что, по-твоему, культурология — наука, не заслуживающая внимания?

Яна засмеялась.

— Ну, на западе ее, кажется, в отдельную науку вообще не выделяют...

— Да, там ее называют культурной антропологией, — кивнул Алекс. — Ну... мне в культурологии нравится то, что она совмещает в себе черты других наук — философии, истории... религии. Это интересно.

— Слишком уж намешано, по-моему. Все это лучше изучать по отдельности. Вот только для этого нужна чертова прорва времени.

— Ну, у кого-то есть эта чертова прорва времени, — тихо ответил он.

Про себя он подумал о том, что историю, религию и культуру страны в целом гораздо проще изучать, когда на протяжении веков являешься непосредственным участником общественных событий. Когда перед твоими глазами одна эпоха сменяется другой, принося новый уклад жизни, политический строй, культурные веяния. И лишь, пожалуй, религия продолжает твердо стоять на своих позициях, — изменяя лишь способы самовыражения. Но Яне этого говорить, конечно, не стоило.

Он смотрел, как она лакомится мороженым — с таким удовольствием вгрызаясь в хрусткую вафлю, что он в который раз остро пожалел, что никогда не сможет ощутить вкуса человеческой пищи. Впрочем, и людям никогда не познать блаженства, которое дарит кровь; они насыщаются лишь физически, не испытывая энергетического голода, и лишь единицы наделены талантом видеть энергетическую составляющую всего сущего. Ведьмы, экстрасенсы, колдуны... Многие из таких становятся вриколакосами — добровольно. После обращения их способности обостряются. Как светлые, так и, увы, темные...

Смешная девочка: доверчиво сидит рядом, беззаботно лопает свое мороженое и не догадывается, кто перед ней. Что ж, даже будь он голоден, то смерть бы ей не грозила: он бы усыпил ее и взял немного крови — и только. Они давно не убивали смертных. Старались, по крайней мере. Иногда такое все же случалось, — чаще всего среди вриколакосов, еще не научившихся контролировать свой голод, реже — среди заскучавших Истинных — и тогда было важно подчистить за собой все следы. Палачи карали только за нарушение Закона, требовавшего сохранения тайны их рода. Или — за убийство Истинного. Человеческие жизни их не волновали.

Но убийство людей в конце концов приводило к ним охотников: обычно то были вольные мстители, однако, и они причиняли массу проблем. Истинные были бессмертны, но имели живое сердце, мозг и тело, а значит, как и все живое, их можно было убить. Раньше, когда Истинных и вриколакосов было гораздо, гораздо больше и меж ними еще жили Перворожденные, имевшие над ними власть, раньше, когда мир был погружен в хаос, болезни и тьму невежества — раньше они часто убивали. И создавали много вриколакосов. И истребляли семьи охотников до последнего колена. Они никогда не жаждали могущества, однако всегда имели связи во всех структурах человеческой власти. Благодаря этому охота на них не принимала организованного масштаба. Но бездумное уничтожение рода людского — пропитания и диких забав ради — пришлось прекратить. Алекс вспомнил Великий пожар в Лондоне, стерший с лица земли не только большую часть города, но и сотни вриколакосов. Англичане и поныне винят какого-то бедолагу пекаря и подозревают то ли французов, то ли голландцев — не догадываясь о том, что Истинные предали город огню по приказу Перворожденных, чтобы избавиться от вриколакосов, которых стало слишком много. Мормус, обезумевший Истинный, создал целое полчище алчных, тупых кровососов, убивавших непозволительно много людей, и без того измученных свирепствовавшей в то время чумой. Мормус был казнен, его детища — уничтожены; в пламени того огня потерял свою возлюбленную и Каин. Он и прежде был угрюм и нелюдим, но с той поры рассудок его и вовсе помутился.

Александр помнил Арабеллу, совсем еще юную девушку с лицом ангела, вся семья которой в одночасье пала от чумы. Неизвестно, чем она так понравилась Каину, но он обратил ее и, пожалуй, был по-настоящему с ней счастлив. В огне пожара она погибла случайно; некоторыми сородичами тогда пришлось пожертвовать. И Каин обезумел.

Александр снова покосился на Яну: только теперь он понял, почему ее лицо сразу показалось ему знакомым. Вовсе не потому, что она была одной из его студенток, о нет. Она была чертовски похожа на Арабеллу. Тот же овал лица, изгиб губ, большие ясные глаза с особенной складочкой над веками — такую редко встретишь. И эти пшенично-русые волосы...

— Ты чего так смотришь? У меня нос в мороженом? — смутилась Яна.

— Нет-нет, я так... просто. — он улыбнулся. — Любуюсь.

Яна фыркнула, но участившийся пульс и прилившая к щекам краска выдали ее. Александр зачарованно смотрел, как бьется под нежной кожей ее шеи тоненькая голубая жилка. И, хотя он перекусил перед выходом из дома, ему вдруг отчаянно захотелось есть.

"Ты мне нравишься, но я убил бы тебя, если б мог", — подумал он печально.

Как ни был он погружен в свои мысли, но присутствие сородича он ощутил мгновенно: это было подобно острому уколу в самое сердце. Вриколакос — а это наверняка был он, поскольку Истинные умели скрывать свое появление — был совсем недалеко, пришел, не в силах сопротивляться соблазнительному запаху жертвы — Яны. Пришел, несмотря на то, что рядом был Истинный. Что ж, тем хуже для него.

Яна изумленно вскрикнула, когда он одним стремительным, бесшумным движением сорвался с места и скрылся в кустах. Потом все ей объяснит. Он не мог еще раз упустить чужака. В особенности — голодного чужака в парке, полном людей.

Яна поднялась, совершенно сбитая с толку. Что за фокусы? Только что сидел с ней рядом, а в следующую секунду его и след простыл — лишь ветки кустов чуть покачиваются, потревоженные его бегом.

— Алекс? — позвала она, начиная злиться.

Тишина была ей ответом. Кажется, даже музыка притихла вдали. Умолкли лягушки в камышовых зарослях; ветер затаился в кронах деревьев. Над берегом озера нависло угрожающее безмолвие.

Яна замерла, ощущая уже знакомое прикосновение страха к сердцу. В лицо ей дохнуло чуть ли не январским холодом, опередившим человека, внезапно возникшего на тропинке. Он — вернее, она — словно соткалась из воздуха, из ночного сумрака и рассеянного лунного света, который двумя желтыми монетами отражался в ее глазах. Точно у кошки. Или — у волка.

Девушка была высокой и очень худой; джинсы ее были порваны на коленках и вымазаны в земле, словно она продиралась сквозь заросли ползком. Белая майка пестрела узором из красно-бурых пятен, подозрительно напоминавшими следы крови. Короткие волосы неопределенного цвета топорщились во все стороны, рот судорожно кривился, то ли от боли, то ли от ярости, и вкупе со светящимися лунными глазами все это производило такое жуткое впечатление, что Яна невольно попятилась. Остановилась она лишь у самого обрыва в воду.

Девушка гибким, грациозным, совершенно нечеловеческим движением изогнула спину и шумно втянула воздух ноздрями. А затем с места прыгнула на опешившую Яну.

Она не успела толком понять, что произошло дальше. Увидела прямо перед своим лицом оскаленную клыкастую пасть, безумные глаза — и в тот же миг напавшая на нее девушка покатилась по земле, отброшенная страшным ударом тени, исторгнутой ближайшими кустами. По лицу Яну хлестнул кончик жесткой черной косы — и в неожиданном спасителе она с изумлением узнала флейтиста из парка. Глаза его светились так же страшно, как и у твари, поднимавшейся из травы ему навстречу. Девушка — точнее, существо, теперь лишь отдаленно напоминавшее девушку — пригнулось и зашипело, переводя взгляд с Яны на заслонившего ее музыканта. Из уголка ее рта тянулась серебристая нить слюны.

В то мгновение, когда оба существа взвились в воздух, чтобы сцепиться, точно звери, в смертельном объятии, Яна отпрянула и ухнула с обрыва в воду. Холод, сомкнувшийся над головой, сильный удар затылком, шум в ушах... последним усилием гаснущего сознания она еще попыталась вынырнуть назад, к воздуху, но лишь еще больше набрала воды ртом. Илистая муть застила глаза, и больше не было сил сопротивляться...

* * *

Каин сидел в кресле у камина, задумчиво рассматривая висящую напротив картину. Огромное, явно старинное полотно занимало всю часть стены над каминной полкой, напоминая черный провал в иной мир. Вся она была черной: черными были изображенные на ней гибкие ветви диковинных безлиственных деревьев, сплетающихся в бесконечном объятии под сумеречным небом; черной была вода, масляно поблескивающая меж узловатых корней; и огромные глаза существа, прильнувшего к нижней ветви, были черны, как первая ночь мирозданья.

Таким же черным было обугленное тело Арабеллы, которое он вынес на руках из дымящихся обломков в серый свет лондонского утра триста лет назад...

— Потрясающе, правда? — тихо спросил Аскольд, незаметно подошедший сзади. — Все мы видим одинаковые сны, но лишь Мии удалось их запечатлеть так ярко. У нее талант...

— Что верно, то верно. Рисовать Истинных ей всегда удавалось лучше, чем быть одной из них, — скривил рот Каин.

— Не язви. Мия не заслужила такого презрения к себе. — он вздохнул, скользя взглядом по лицу прекрасного и странного существа, теперь лишь отдаленно схожего с ними, его потомками. — Я бы хотел заполучить эту картину — жаль, что она подарила ее Александру когда-то...

— В чем же проблема? Попроси ее, она не сможет отказать тебе после стольких лет, проведенных в одной постели.

— Что это за нотка в твоем голосе, брат мой? Зависть?

— Ты пришел, чтобы досаждать мне своей болтовней или сообщить, что все уже прибыли?

— Второе, — усмехнулся Аскольд. — Пойдем.

Остальные уже ждали их у входа в подвал — Алекс, в чьем доме они собрались, выглядевший совершенно по-домашнему в спортивном костюме; Мия в старомодном платье цвета запекшейся крови, рядом, как контраст — Лейла в изумрудно-зеленом наряде; Самир, прибывший в компании двух своих вриколакосов, оставленных у двери.

— Ты же сказал не тащить с собой своих детишек, Самир, — капризно надула губки Лейла. — Я бы взяла Мари, она такая лапочка, вы бы были от нее просто без ума...

— Ты нам и одна весь мозг уже вынесла, сестренка, — проворчал, подходя, Каин.

— Помолчите, вы оба, — оборвал их Алекс. — У меня в подвале два чужих вриколакоса, один из которых к тому же дохлый, так что хихикающих и ехидничающих попрошу остаться здесь. Каин, тебе всего час назад едва не вырвали глаз — постарайся быть серьезнее, по крайней мере.

— Все равно бы новый вырос, — пожал плечами тот, но, встретив взгляд Самира, с нарочито покорным видом склонил голову.

Алекс на правах хозяина спустился в подвал первым. Довольно просторное помещение освещалось тусклым светом единственной лампочки под потолком; впрочем, этого света вошедшим было более чем достаточно. В дальнем углу, напротив топки, скорчился человек, прикованный к стене цепями; чуть поодаль валялась какая-то бесформенная груда, в которой угадывались очертания растерзанного человеческого тела.

— Пол придется отмывать, — заметила Лейла, брезгливо покосившись на труп.

Аскольд удивленно приподнял бровь.

— Это ты его так? — спросил он Каина.

— Ее, а не его, — уточнил тот с усмешкой. — Эта дрянь дралась, как бешеная гиена — живой не давалась. Вцепилась мне в лицо, а тут еще эта девчонка... и люди в парке...

— Когда я подоспел, Каин уже складывал в свой плащ то, что от нее осталось, — добавил Александр. — Но, по крайней мере, он вытащил из воды Яну. Что меня, к слову сказать, невероятно изумило.

— Тебя с ней видели в парке; подозрение в ее смерти бы пало на тебя. А заметать следы нам было некогда, — пробормотал Каин, отворачиваясь.

— Я так понимаю, вриколакосов оказалось двое, — вставил Самир.

— Верно, — кивнул Александр, — я погнался за мужчиной, тем, которого и почуял в первый раз; на Яну напала его подружка, — ее, каюсь, я прозевал... Но рядом каким-то чудом, — тут он фыркнул, — оказался наш вездесущий Каин.