Саен. Лига Верных (роман-фентези)

Иногда Латин выручал — носил воду из колодца и складывал дрова в поленницу. Но у него самого хватало работы в кузнице, так что Саену приходилось крутиться. Аннара тоже не сидела без дела — кормила кур, носила помои корове, мыла посуду и мела полы в доме. Как только все дела оказывались переделанными, оба убегали на зеленые холмы у таинственного леса, где лучше всего придумывались увлекательные игры.

Ветер слабо тряс ветки шиповника и низкого кизила, перья маленьких облачков иногда закрывали солнце, и тогда по земле пробегали легкие тени. Кузнечики и цикады оглушали, их цоканье звенело над лугом ровной, бестолковой песней.

И вдруг Саен услышал еще кое-что, кроме кузнечиков. Чей-то голос, тихий, невнятный. Он приподнялся на локте, потер глаза и прислушался.

Да, так и есть, кто-то разговаривает, осторожно, еле слышно. Но это не люди.

Саен сел, закрыл глаза, вслушался. Голос долетал издалека, шелестящий, немного нервный. Это трава. Трава из странного леса, в который никто не отваживается ходить за грибами. Трава зовет, обещает, советует. Кажется, эту траву называют в деревне Тройные Стрелки — Доимху Тор. Поговаривали о ее особых свойствах, о том, что она ядовита.

Но теперь, вслушиваясь в голоса из леса, мальчик знал, что не только ядом сильны Тройные Стрелки. Обещают они власть и могущество. С их помощью можно вызывать Темных Князей. Просто надо знать — как.

Саен поморщился. Откуда он знает — что надо делать с травой? Откуда эти знания? И почему именно он слышит голоса магических трав и камней? Мальчик посмотрел на свои руки, в цыпках и заусеницах, на ободки грязи под ногтями. Обычные руки обычного мальчишки. Но вот этими самыми руками он может сорвать пучки ядовитой травы, и ему ничего не будет. Яд не тронет его, трава признает своим, пощадит и откроет все секреты. Этими самыми руками Саен может приготовить курение, и тогда придут Темные. Явятся на зов, послушные, преданные. До поры, до времени. Пока он не заключит договор...

Мальчик замер, обхватив голову руками. Он уже не слышал стрекота кузнечиков, не видел облаков и ясную голубизну неба. Звуки из темного леса раскрывали ему страшные тайны, и Саен трепетал, внимая им...

— Ты что, спишь? — неожиданный толчок в спину заставил его упасть в траву.

Сзади стояла Аннара и подозрительно щурилась.

— Вот почему все девчонки страшные копуши, а? — ворчливо спросил Саен, поднимаясь.

— Вот почему некоторые мальчишки забывают, что с утра двор надо подмести обязательно, иначе им за это надерут уши, а? — карие глаза девочки сердито сверкнули.

— Ой, точно, забыл... Ты, что ли, за меня подметала?

— Я что ли... Так что хворост на костер собираешь ты, а я посижу.

Саен торопливо спустился с холма в небольшой подлесок, набрал охапку сухих веток и вернулся к Аннаре. Девчонка уже успела нарвать мелких желтеньких цветочков и плела из них венок. Ее длинные черные косы толстыми змеями спускались до поясницы. Хорошо бы дернуть за них, чтобы меньше воображала. Саен протянул, было руку, но передумал. Обидится и уйдет домой, а одному скучно. Из деревенских детей никто с ним не играл, да и сам Саен не слишком старался подружиться.

— Сегодня ты опять принцесса? — спросил он, разглядывая ее творчество.

— Нет. Я буду лесной девой, — серьезно ответила Аннара, — а ты будешь бедным заблудившимся рыцарем. Я тебя спасу и помогу выйти из дремучего леса.

— А пошли играть вон в тот лес, — Саен мотнул головой в сторону зелено-синей, мрачной стены.

Аннара удивленно вскинула на него глаза, медленно проговорила:

— Вот глупый. Из этого леса мало кто возвращается. Трава там растет заговоренная. Ядовитая. Надышишься ее соком и уснешь навсегда.

— Это кто тебе рассказывал? — Саен насмешливо сощурил глаза.

— Да все это знают. Ну, ты и твой брат не из наших, потому не слышали. А из наших, деревенских, в этот лес никто не ходит.

— Трава не выпускает ядовитые пары, — решительно сказал Саен.

— Тебе-то откуда знать?

И тут мальчишка не нашелся, что ответить. Это Латину можно было сказать — "я просто знаю" — и брат поймет. А Аннара фыркнет и еще раз назовет глупым.

— Ладно, давай костер разведем. Ты будешь лесной девой, а я буду рыцарем. Но сначала я хочу печеной картошки.

глава 2

Глава 2

На ужин Линнур наварила пшенной каши с маслом. Сидя на краю скамьи, Саен молча наблюдал, как она плеснула немного молока на порог со словами "Духам Днагао" и принялась расставлять глиняные миски на столе. Здесь, в этой деревне не было Темных Князей. Светлые тоже не появлялись. Темным не нужно молоко, они любят кровь. Но туда, где почитают духов Днагао, Светлые не придут.

На середину стола Линнур поставила блюдо с жареным мясом и миски, полные каши. Первому — отцу, Наату Кеену, второму — Латину. После — Саену, Аннаре и себе. На столе уже лежали огурцы и длинные перья лука, сбоку стоял пузатый кувшин с горьким отваром.

Саен заметил, как Линнур по-особенному смотрела на Латина, когда ставила перед ним кашу. Ее темно-карие, словно ореховый настой, глаза в обрамлении длинных ресниц казались глубоким омутом. Саен заерзал на скамье, насупился. Ему не нравилась Линнур, не нравились ее томные выразительные взгляды. Если брат возьмет ее в жены — Линнур будет полной хозяйкой и для него, Саена. Ворчливой и сердитой. Да и самому Латину нелегко придется с такой женой.

К тому же в доме кузнеца чтили духов Днагао. Саен как-то заикнулся о Создателе, но Линнур тяжело врезала ему по затылку и сказала:

— Нечего выдумывать. Где-то, может, и молятся Создателю, но наши предки всегда поклонялись в храмах Днагао. Не дело это — предавать свои традиции. Услышу еще раз — не так получишь.

Латина рядом не оказалось, чтобы заступиться, но Саен не испугался старшей сестры. Спорить не стал, лишь почесал затылок и боком выскользнул из дома. Сердце Линнур закрыто для вестей о странном и неизвестном. Ей ближе и понятнее то, что окружало ее с детских лет. Может быть потом, когда-нибудь потом она согласится послушать о Создателе, но не сейчас.

Ночью Саен проснулся. Он какое-то время лежал на своей скамье, всматриваясь в густую темноту горницы и вслушиваясь в сонное дыхание хозяев за стеной, после повернулся на бок и заглянул в соседнюю комнату. Там спали кузнец и его дочери. Саен не мог понять, что могло разбудить его? После догадался — это Линнур тихонько прошла мимо. До ветру, что ли? Он сел, свесив ноги, посмотрел на равнодушный бок ночного светила Аниес за окном, на бледный свет и дрожащие тени веток на светлых досках пола, прислушался. В ночной тишине осторожным звуком проскрипели перекладины лестницы, ведущей на сеновал. Там, на сеновале ночевал Латин. Линнур решила ночью навестить брата Саена. Чем это закончится?

Саен знал, что если хорошенько сосредоточится, то сможет услышать разговор на сеновале, но ему вдруг стало скучно. Он почему-то был уверен, что Латин отправит своевольную девицу обратно, а Линнур страшно обидится, и завтра будет постоянно придираться к Саену. Еще раз взглянув на светлые линии на полу, Саен собрался было снова лечь, как вдруг почувствовал что-то новое, странное. Не только из-за Линнур он проснулся. Его звали. Тихо, настойчиво, странно. Надо сосредоточиться, и непонятные звуки в его голове обретут форму речи. Что это может быть? Саен замер, закрыл глаза, прислушался.

Это говорящая трава — Тройные Стрелки. Она зовет его. Она готова поделиться своими тайнами, она желает раскрыть свои секреты. Почему он слышит ее? Саен открыл глаза, поднялся так резко, что лавка заходила ходуном, подошел к окну. Что за странный дар у него? Зачем ему все это? Зачем ему слышать магические травы и колдовские камни? Почему он видит Темных и Светлых? Откуда он знает, что когда-то давно в таинственном лесу жили жрецы Днагао и выращивали непростые травы? Жрецы давно ушли в мир невидимых, а травы все еще растут, и их колдовская мощь никуда не делась. Мальчику на какой-то миг стало страшно, но свет Аниес за окном был тих и ясен, а ветки орешника качались медленно и лениво.

Саен, дернув плечами, стряхнул липкие нити страха. Кто может ответить на его вопросы?

С глубин детской памяти всплыли полузабытые рассказы матери о Создателе. Создатель — Отец всего, что существует — говорила мать. Он знает все о всех. Он любит тех, кого сотворил. Он добрый.

То, что Создатель добрый — Саен и сам знал. Не могут Светлые Князья служить злому. Светлые не терпят злость, зависть и жадность. Жаль, что в этой деревне не служат Создателю...

Саен вздохнул и вернулся на свою лавку. Прилег, накрылся широким льняным полотном и попытался уснуть. Быстрым вихрем пронеслась мимо него Линнур — ее белая вышитая рубаха мелькнула в темноте светлой полосой. Саен не двинулся, только слегка улыбнулся сам себе. Латин сказал, что Линнур красива и умна, и он, Латин, ее не заслуживает. Не будет Линнур женой его старшего брата.

главы 3 и 4

Глава 3

Сосед, рыжеусый коренастый Гнах, пришел утром. Потоптался неловко на пороге кузницы, после сказал, не здороваясь:

— Умер-то мой конь. Вы вчера его подковали, вот он, — Гнах кивнул в сторону Латина, — а сегодня ночью умер мой красавчик...

Саен, складывающий неподалеку дрова в поленницу, выпрямился, оставил полешки в траве и приблизился к дверям кузницы. Смерть коня — это большая потеря. Лошадь стоит дорого — а время смутное, опасное. Имея коня, можно не только вспахать свой участок земли, но и защитить дом от врага. Конь и оружие — вот то, что всегда имеет цену.

Наат Кеен, в темном кожаном фартуке и огромных рукавицах, выпрямился, нахмурился.

— Ты же не собираешься обвинить в этом нас? Латин подковывал твоего коня на твоих глазах. Ты заметил что-нибудь странное?

— Ничего странного я, вроде как, не заметил. Но мой конь умер ночью. Еще вечером он был здоров и весел, а с утра я нашел только его труп.

— Ты думаешь, это потому, что его подковали в нашей кузне?

Гнах нахмуренно посмотрел на Латина, словно решая — стоит дальше говорить, или нет — и наконец коротко бросил:

— Не стоило брать чужих, голубоглазых, на работу.

Латин и Саен были единственными голубоглазыми людьми в этой деревне. Поначалу к ним относились настороженно, даже крова никто не предлагал, что уж говорить о работе. Но когда Латин за пару дней сделал легкий и прочный меч, и выгравировал на рукояти клеймо кузнечной школы Сазама, кузнец Наат Кеен решился и взял чужаков в свой дом. Хотя Латину приходилось по большей части подковывать лошадей и изготавливать нужную в хозяйстве утварь, все равно работа в кузне была большой удачей.

В словах Гнаха сквозил страх, но кто не боится сейчас? Времена не лучшие, и Латин это понимал.

— Гнах, конь погиб не по моей вине. — спокойно ответил он, — Большая потеря, что и говорить. Если хочешь, я дам тебе свой меч. Взамен лошади. Это дорогое оружие, и если ты продашь его на ярмарке — тебе точно должно хватить на лошадь.

Не спеша, Латин направился в угол кузницы и вытянул из сундука кожаные ножны с витой рукоятью меча в них. Саен озадачено вытаращился на оружие. У Латина хранилось два меча, кованных еще в родной деревне в ту пору, когда живы были родители. Брат ковал их вместе с отцом, мастером кузнечной школы Сазама. Мечи эти обладали небольшой магией — какой, Саен не знал, но чувствовал. Чувствовал, что не простые это мечи. Ковать их помогали отцу Светлые. Латин считал эти мечи удивительными и бережно хранил. И вдруг решил подарить один Гнаху. Странно.

В деревне было два кузнеца. Дом второго стоял на другом конце, у самого спуска в овраг. Наат Кеен все больше работал с домашней утварью — плуги, грабли, косы, подковы, гвозди. Второй кузнец ковал оружие — тяжелые двуручные мечи, боевые секиры и короткие кинжалы. Оружие стоило дорого, но его покупали. Потому что за таинственным лесом, к северу проходила граница Одиноких Земель — так назывались королевства — и начинались страшные земли Меисхуттур. Опустевшие Земли, где жили проклятые. Бывало, что отряды проклятых черным вихрем проносились над деревнями, грабя и убивая. И оружие всегда ценилось, как и боевой конь.

Латин умел ковать мечи, и после того, как браться поселились в деревне, оружие стал продавать и Наат. Мечи Латина выходили легкими, тонкими, с длинным желобком-долом посередине. Но стоили они дешевле, чем громоздкие двуручники, и покупали их охотно. Дела Наата пошли в гору, и сам он уже подумывал о покупке лошади. А пока что в сарае стояли два коня братьев — королевский Гох и невысокий жеребчик, на котором приехал Латин.

Гнах при виде меча оживился, рыжие усы его задвигались, словно были сами по себе и выражали свою собственную радость.

— Ну, тогда что ж... ежели такое дело... ежели меч взамен коня... такой славный меч... откуда он у тебя-то?

— Я сам его ковал, — коротко ответил Латин, — ты же не станешь сомневаться в моем умении делать оружие?

— Что ты... Добрый ты человек... Видать, не твоя вина, что пал мой конь. Кто знает, может хворь какая приключилась. Надо бы оповестить старейшину Тминоота. Кто его знает, что может еще случится... славный такой меч... нынче же в праздники поеду на ярмарку, продам его...

— Гляди, не продешеви, — серьезно сказал ему Наат.

Вечером, после ужина Саен по скрипучей лестнице забрался на сеновал к брату. Латин уже устраивался на ночлег, закрывал льняной простыней огромную охапку сена, придавая ей удобную форму.

— Чего тебе, пострел? — спросил брат, не оборачиваясь, — Опять что-то увидел?

— Зачем ты отдал тот меч Гнаху?

— А, вот что тебя интересует.

Латин повернулся, сел на колючую охапку, посмотрел на Саена и, наконец, ответил:

— Не хотелось, чтобы он распускал плохие слухи о нас в деревне. Иначе не будет заказов у Наата, а у нас не будет работы. Пришлось пожертвовать одним из этих мечей.

Слово "этих" Латин выделил голосом, после добавил:

— Да и жаль Гнаха. Без лошади тяжело ему придется. А меч... Отец говорил, что эти мечи всегда будут возвращаться к нам. Твой к тебе, мой — ко мне.

Саен тоже жалел рыжеусого соседа, а его коня — рыжего жеребчика с темным хвостом и гривой — еще больше. Может, и правильно Латин отдал Гнаху меч, ему сейчас нужнее.

Саен вздохнул, завалился в ворох сена и крикнул оттуда:

— А ну, попробуй, найди меня! Я щас как спрячусь и буду ночью пугать.

— Думаешь, я после твоих Князей чего-то испугаюсь? — усмехнулся Латин, — В два счета отыщу тебя и сена за шиворот напихаю...

— Ага... — донеслось из дальнего угла.

Ночевал Саен в эту ночь с братом, и из раскрытой двери сеновала на него по-доброму светила круглая Аниес. Засыпая, мальчик подумал, что это странно — почему он не может отгадать секрет отцовских мечей. Он знает секрет магических трав, угадывает прошлое далекого леса, но не может почувствовать мечи, что ковал его отец с помощью Светлых.

Светлые никогда не навязывают себя, никогда не врываются в сознание грубо и бесцеремонно. Это только магические камни, которым подчиняются Темные, могут звать настойчиво и нетерпеливо, это только мрачные Князья могут обещать деньги и власть, пряча сверкающие ненавистью глаза под черными капюшонами.