Кукла Советника

— Что стоишь? — выглянул из-за резной панели паж. Рассматривая плетеные решетки на окнах, я даже не заметила, как он прошел мимо.

Вместо ответа я показала пальцем на грязные следы, оставшиеся на ковре от моих ног.

Цыкнув, парень вернулся, поднял меня под мышки, и, держа на вытянутых руках, отнес в комнату, выложенную мраморными изразцами.

— Сиди здесь.

Сидеть, так сидеть. Мрамор был теплым, и я с удовольствием оперлась о стену. Магический светильник лил теплый свет на бирюзово-зеленые плиты, на каменные ступени, ведущие к большой ванне, на умывальник с висящим над ним овальным зеркалом в серебряной раме. Раньше я никогда не видела светильников вблизи, и мне стало интересно. Подражая горничной, высунувшейся из окна во время сухой грозы, я поманила светящийся шар ладонью. Тот качнулся и спустился с потолка, завис перед моим носом. Работает!

— Ярче! — приказала я. — Ой!

Белая вспышка больно резанула по глазам. Я плотно зажмурилась, но цветные пятна еще долго бродили под опущенными веками. Как приглушить свет, я не знала.

За дверью загомонили. Я вскочила, спрятав руки за спину. Магический шар, рассыпая пучки света, всплыл вместе со мной, замер над макушкой.

— Уйди, — прошипела я.

Шар остался висеть.

Панель, заменявшая двери, отошла в сторону, в ванную вошли трое мужчин с ведрами парующего кипятка. Крякнув, вылили воду в ванну, поклонились и исчезли.

Поклонились? Мне?!

— Ковер почистите, — услышала я.

Заглянул паж. Недовольно прищурился.

— Экспериментируешь?

— Простите, господин...

— Господин Тимар, — наконец-то представился он.

Взбежал по ступенькам, ведущим к ванне, подозвал меня.

— Смотри, повернешь эту ручку — польется холодная вода, разбавишь, чтобы было не горячо.

Открыл ранее не замеченный мной шкафчик слева от зеркала, достал оттуда жесткую губку, кусок мыла, какой-то горшок с вязкой жижей и склянку с желтоватым маслом.

— Сначала отмокнешь, вымоешься вся этим мылом, — показал Тимар на черный брусок. — Это, — ткнул он пальцем в горшок, — намажешь на голову, выпустишь воду...

— Куда?

— Что куда?

— Куда воду выпускать?

— Вот... кухня, — скривился парень. — В ванной пробка, выдернешь ее — вода выльется, понятно?

Я кивнула.

— Так вот, нанесешь шампунь на голову и волосы, спустишь воду, вот тебе полотенца, — сунул он мне три свертка. — Нет, не трогай — залапаешь, — передумал и положил их на лестницу. — Завернешься в полотенце, постучишь по панели.

— И что будет?..

— Воду поменяем, ты же как поросенок... Да, — обернулся он на выходе, — уборная — там.

— Господин Тимар, а что такое уборная?

Парень мучительно застонал.

— Туалет! Ночной горшок! Отхожее место!

Я залилась краской.

— Понятно... Спасибо.

Спустя пару минут — замечание пажа о туалете было донельзя своевременным — я с удивлением взирала на странную конструкцию: стул — не стул, дупло — не дупло. Придумают же... Интересно, а у Куколки такая же уборная?

Бросив грязные вещи у подножия лестницы, забралась по ступеням, потрогала воду кончиками пальцев и добавила холодной. Ванна больше напоминала озеро, таких, как я, в ней поместился бы десяток. Я снова проверила температуру и шагнула вниз, сразу присев на корточки. Во все стороны побежали волны, отразились от высоких бортов и плеснули обратно, попав в нос. Тепло-то как...

Отмокала я недолго. Едва заметив, как мутнеет вода, схватила губку, повозила по ней мылом и начала скрести себя, пока не показалась чистая, светлая кожа. Дольше всего провозилась с волосами — спутанные, забывшие, что такое гребень лохмы, оказывается, доставали почти до колен. А я и не знала, что они так отросли, раз за разом подвязывая их обрывками ткани. Я даже уши помыла, чего раньше терпеть не могла, и всегда уворачивалась, когда мать меня купала.

Кое-как разобрав и промыв пряди, отжала их, добралась до той самой пробки, выдернула ее, наблюдая воронку воды. Завернулась в полотенце и постучала по панели, подавая знак, что закончила.

Дверь распахнулась сразу же.

— Оу, а под коркой грязи скрывалась довольно симпатичная мордашка, — хмыкнул Тимар. — Волосы почему не смазала?

— Ой... Я забыла... Я сейчас!

— Не суетись, — остановил он меня. Поджал губы, увидев песок, покрывающий дно ванны. Повернул рычаг, позволяя потоку холодной воды смыть мусор. — Ты что, первый раз моешься?

— Нет... Я купалась и раньше.

— Под дождем, небось? — съязвил парень. И скомандовал:

— Наливайте!

— А зачем еще раз мыться? — спросила я.

— Так надо, — отрезал Тимар. Откупорил до этого нетронутый пузырек и влил несколько капель масла в воду. По комнате поплыл тяжелый, приторный запах лилий.

Я чихнула.

— Мой волосы и выходи, пообедаешь.

Пообедаю? Ух ты!

Не дожидаясь, пока паж уйдет, я занырнула в ванну. А вот с маслом он явно перестарался — тонкую кожу век неприятно защипало, когда на них попала вода. Ну, ничего, потерплю. Вязкая гадость в горшке отлично распределилась по волосам, а потом неожиданно вспенилась, да так, что я еле выполоскала шевелюру. Зато пряди стали тяжелыми, плотными и сами выпутывались из пропущенных мной колтунов.

Завернувшись в полотенца, волочившиеся по полу, я выглянула из-за панели. Паж полулежал в кресле, перекинув ноги через подлокотник, и задумчиво крутил перстень, переливавшийся рубиново-алым. Заметил меня, надел кольцо на палец.

— Подсматриваешь?

— Нет, господин, — испугалась я.

— Ладно, выходи уж, юное умертвие, — улыбнулся он. — Есть хочешь?

Я кивнула, стараясь не ронять слюну при виде сочных ломтей курицы под сливочным соусом.

— Ешь, — приглашающе кивнул Тимар.

Я с недоверием уставилась на него.

— Ешь-ешь, — подбодрил меня парень.

Я осторожно, словно курица могла меня клюнуть, взяла ножку в руку. Не спуская настороженного взгляда с пажа, откусила источающий божественный аромат кусочек. А потом весь мир для меня пропал, я очнулась, только когда поняла, что почти рычу, вцепившись в крылышко, а паж пытается его отобрать.

— Хватит, говорю! — ругался он. — Вот же брыгова девчонка! Хватит! Отдай! — выхватил он блюдо из-под моего носа. — Живот заболит. Через час еще поешь, а пока хватит. Руки помой. Не об себя вытри, а помой, дура!

Проводив грустным взглядом еду, я пошла мыться в третий раз. В третий! С ума сойти. В приоткрытую дверь влетел небольшой сверток и пара туфель. Заскользила по плитке деревянная расческа.

— Переоденешься.

— Да, господин, — по привычке поклонилась я, хотя меня никто не видел.

Нижняя сорочка из тонкого льна мягко легла на плечи. Темно-розовое, лососевого оттенка платье, украшенное серебряным шитьем вдоль узких рукавов, небольшого выреза-каре и по подолу, было чуть великовато, но широкий пояс решал проблему. А туфли привели меня в восторг — маленькие, шелковые, с парчовыми бантиками у носка. Даже жаль такую красоту на ноги надевать — из-под длинного подола, как у взрослой! — их никто не увидит.

— Ну, где ты там? — Отъехала в сторону панель.

— Я готова, господин Тимар! — повернулась к пажу.

Парень смотрел на меня расширенными глазами. Как-то странно скривив рот, обошел вокруг, я только головой вертела.

— Кто твой отец?

— Папа — рыцарь! — гордо ответила я.

— Где он? — недовольно спросил паж.

Что не так я сделала?..

— Папа, он... Он уехал два года назад. Еще не вернулся.

— Он не признал тебя?

— Признал! — возмутилась я. — Я не бастард!

— Татуировка рода есть?

— Нет... Но папа обещал сделать!

— Ясно, — поджал губы парень. Еще раз оглядел меня и сухо приказал: — Из гостиной — ни шагу. Поужинаешь, когда начнет темнеть, руки мыть не забывай, ничего не трогай, поняла?

— Да, господин.

— Отлично.

Отодвинув, почти отшвырнув меня в сторону, паж быстрым шагом покинул покои.

'Скотина!' — услышала я тихое из-за двери.

4

Странный он, этот Тимар. Сначала ругался, потом шутил, потом снова стал недовольным. Может, я платье неправильно надела? Так, вроде бы, нет — зеркало утверждало, что наряд сидит хорошо. Даже лучше, чем на Куколке, гордо подумала я, покружившись. Видели бы меня сейчас на кухне... Не узнали бы, наверное. Интересно, кто вместо меня рябчиков ощипывает?

Я хотела заглянуть в шкаф с банными принадлежностями, но не решилась, еще разобью что. Вышла в гостиную, побродила вокруг стола, разглядывая листы плотной, чуть желтоватой бумаги, нож с выдвижным прямоугольным лезвием, бронзовую чернильницу в форме обнаженной девушки. Нарисовала пальцем узоры на мелкозернистом песке-промокашке, посидела в каждом из трех кресел, и, наконец, подошла к окну. Высокое, стрельчатое, я не достала бы до смыкавшихся кружевных решеток, даже если бы залезла на подоконник. Впрочем, эту мысль я сразу отмела — не хватало помять мое новое платье, и просто раздвинула пошире тяжелые бархатные портьеры.

Вид из окна был не хуже, чем со Сторожевой башни. Замок, как на ладони, со всеми пристройками, галереями, казармами во внешнем дворе, крепостной стеной, на которую мне не было хода. Внизу бродили люди-таракашки, а наверху бугрилось серо-стальными бурунами низкое небо. Плывущие с гор тучи, казалось, цепляли подолами шпили башен, сквозь прорехи в облачной кисее сыпался мелкий снежок — в ожидании гостей княжеский маг пока еще удерживал буран.

Я, как кошка, сидя у окна, наблюдала за происходящим внизу. Кареты лордов, маленькие черные коробки, запряженные лошадьми мышиного размера, все пребывали. Замок в сгустившихся, не смотря на всего четвертый час пополудни, сумерках, горел цветной иллюминацией вдоль карнизов, улыбался желтыми окнами. Туда-сюда сновали слуги — их можно было отличить от лордов благодаря отсутствию развевавшихся на ветру плащей.

У нас всегда было много работы, а в День Поворота зимы, день с самой длинной ночью, ее количество утраивалось. Помню, в прошлом году меня растолкали затемно и вместе с другими принеси-подай отправили за дровами. Нужно было наносить хвороста, чтобы оживить тлеющие угольки, и колотых пней, которые долго прогорают. А много ли дров я могла притащить за один раз, будучи лишь на пару ладоней выше стола? Вот и пробегала почти до самого обеда. Потом мыла овощи, отскребая их щеткой в ведре, потом столы, оттирая жир после потрошения птицы, потом снова овощи и снова столы. И так весь день, настолько отупев от усталости, что не заметила ни праздничного фейерверка, ни опрокинувшегося чана с кипятком. Я не обварилась только благодаря какому-то рыжему мальчишке, выдернувшему меня из-под обжигающего потока.

Стекло запотело. Я повозила по нему ладошкой, и вдруг вспомнила о конфетах. Побежала в ванную, оскальзываясь на мраморе пола, и едва не разревелась, увидев, что моя одежда, а с ней деньги и леденцы, пропали. Наверное, их унесла тихая служанка, которую я заметила, только когда стукнула входная дверь, да мелькнул кусочек форменной серой юбки. Обидно... Зато... Зато у меня курица есть, и я ее съем!

Часы пробили шесть, семь, восемь часов. В половине девятого, когда я, позевывая, лежала, свернувшись калачиком в кресле, в покои влетел запыхавшийся Тимар. Я часто заморгала и потерла глаза, прогоняя сон.

— Маленькая, я тебя очень прошу, — зашептал он, оглядываясь на двери, — сразу, после того, как придет граф, выпей чиар, хорошо? Не раньше, не позже, а сразу, как только он войдет. Поняла?

— Да, — удивленно ответила я, глядя, как парень плеснул в стакан напиток, что-то бросил в него и размешал черенком вилки. — Что это, господин?

— Лекарство, — погладил меня паж по голове. — Просто лекарство. И не говори об этом графу, ладно?

— Да, конечно, — встала я.

— Нет-нет, сиди. Можешь подремать еще час-другой.

Паж так же быстро вышел из комнаты.

Я поставила стакан поближе, разглядывая содержимое. На вид обычный чиар, пахнет свежесорванным липовым цветом, медом и, совсем чуть-чуть, горьковатым шиповником. Но, раз так нужно, обязательно выпью. Оставила стакан на столе, чтобы был на глазах, и уснула.

Разбудили меня прикосновения к затекшей шее и чуть хрипловатый голос.

— Здравствуй, Л-и-и-ира.

Я уставилась в синие, почти черные глаза в опушении белесых на кончиках ресниц.

— Здравствуйте, господин волшебник, — прошептала я.

Мужчина усмехнулся.

— Я не волшебник, я только учусь. Болит? — спросил он, увидев, что я тру затылок. Положил прохладные пальцы на шею, осторожно помассировал.

Я едва не замурлыкала от удовольствия.

— Спасибо, господин...

— Господин Стефан. — Мужчина потянул меня за длинную прядь волос. — Как чудесно пахнут твои волосы... — И даже принюхался, раздувая ноздри.

Лекарство! Я совсем про него забыла!

Я села в кресле, облизнув губы.

— Можно, я попью?

— Конечно, конечно можно, дорогое дитя, — ответил маг, протягивая мне лимонад в хрустальном бокале.

— А... А можно мне чиар?..

— А я все выпил, — развел руками мужчина.

Мое лекарство?!

-... Но если хочешь, прикажу принести еще.

— Нет-нет, спасибо, — пробормотала я.

Глотнула терпкого лимонада, пузырьками пощекотавшего горло.

— Может, пирожное? — предложил господин Стефан. — Ты какие больше любишь? Ореховые, кремовые? Шоколадные?

— Ореховые, — с надеждой посмотрела я.

— Держи, — протянул мне мужчина хрустящую трубочку, с удовольствием наблюдая, как я похрустываю арахисом, вываренным в меде.

— Перейдем в другую комнату? Там будет удобнее.

— Хорошо, господин Стефан, — поднялась с кресла я.

Граф взял поднос и остановился у двери, слева от камина.

— Откроешь?

Я повернула ручку и первая вошла в спальню.

— Ого! Какая у вас большая кровать!

— Да, немаленькая, — согласился маг, поставив поднос с пирожными и вазочкой лакричных леденцов на покрывало, а кувшин с лимонадом на пол. Снял сапоги, отстегнул кинжал, бросив его на подушки. Развалился снежным барсом, лениво наблюдая, как я исследую комнату.

— Тебе очень идет это платье, — сказал он мне.

— Правда? — зажглась я.

— Правда, — улыбнулся он. — Тебе самой нравится?

— Очень! А туфельки еще больше!

— Какие туфельки? — посмеиваясь, спросил граф.

— Ну как же, — растерялась я. — Эти! — приподняла подол платья.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался волшебник. — Дай посмотреть... Запрыгивай, — похлопал он по подушкам.

— Прямо прыгать? — не поверила я.

— Прямо прыгай, — сверкнул зубами он.

Разбежавшись, я вскочила на кровать. Не рассчитала, навалившись на мужчину.

— Ой, простите...

— Ничего страшного. Действительно, очень красивые туфли, — погладил он мою ногу гораздо выше шелковых бантиков. — А еще ты вся в меду...

Его палец медленно прошелся вдоль моей верхней губы, собирая ореховые крошки, а глаза из темно-синих стали черными колодцами. И сам он весь как-то подобрался, вмиг растеряв доброту.

Стало жутко.

Я несмело улыбнулась и заерзала, высвобождаясь из-под ставшей тяжелой руки.

— Господин, а вы знаете моего отца? Он рыцарь, служит в отряде господина Шеньйе...