Практика на Лысой горе

В первый раз его появление в столовой напрочь отбило аппетит, однако поглядев на довольно трескавших рядом ребят, я понял, что это не опасно. Хоть и не студент, но железной уверенностью не обладал. Особенно, в нескольких метрах от сурового ректора.

Только спустя неделю прошла неловкость, и я научился не обращать за едой ни на кого внимания. Вздохнув, тоскливо уставился на оставшиеся вареники.

— Ну, не переживай ты так, — улыбнулась Саша. — Вечером всё посмотрим. Не убьёт же он тебя!

— Мда, утешила. А что, были уже кого... того?

Она чуть поморщилась и убрала за ухо чёрную прядь, потом принялась рыться в сумочке.

— Убить — нет, а вот уволить — да. Но это даже хуже, потому что без права восстановления. Вий-Совяцкий хоть и строг, но без причины козни строить не станет.

Я поперхнулся и закашлялся. Вот не зря сегодня всю ночь проворочался, думая о своём предшественнике. Кто был куратором мольфаров? Почему покинул их среди года? Или всё же не он сам ушёл, а его... ушли?

— А что может стать причиной? — осторожно спросил я.

Сашка принялась сосредоточенно красить губы. На некоторое время повисла тишина. Удовлетворившись наведённой красотой и надлежащим цветом, она сунула зеркальце и помаду в косметичку.

— Разное. К преподавателям тут требования куда строже, чем к студентам. Вий-Совяцкий в штыки воспринимает всё, что может грозить его студентам. Даже репутация заведения — это не то. А вот учащиеся... — Саша смолкла и вздохнула. — Была тут история...

Она вздрогнула от резко затрезвонившего мобильника.

— Кому ещё не спится, — пробормотала Саша, беря трубку.

Надежда, что собеседник скажет пару слов, и она продолжит историю, не оправдались. Тот оказался говорлив не в меру. И когда на меня бросили беспомощный взгляд, я понял, что лучше удалиться.

На выходе из столовой глянул на время. Ни туда, ни сюда. Плохо. Придётся пооколачиваться возле ректорской двери. Медленно пошёл по коридору и внезапно вспомнил, что завтра обещал устроить своим сюрприз. Любые знания лучше получать на практике — теория может дать лишь общее представление.

Свернув налево, в тёмный узкий коридорчик, я быстро прошел несколько дверей, направляясь в самый конец. Дверь в библиотеку оказалась приоткрытой, в нос ударил запах старой бумаги и пыли. Внутри было просторно, ряды столов уходили вдаль. Честно говоря, даже не мог представить, как так выходит: то ли обман зрения, то ли с помещением и впрямь что-то не так. Изнутри оно казалось куда больше, чем снаружи.

Библиотекарь отсутствовал, настольная лампа бросала жёлтый густой свет на раскрытый разворот журнала 'Бесы и ведьмы'. Рядом лежали круглые очки с толстыми стёклами.

Решив, что разберусь и так, я подошёл к шкафу с пометкой 'Мольфары'. Корешки книг, потрёпанные и старые, угрюмо взирали на меня сверху. Мол, пришёл ещё один, нет нам покоя. Интересно, скольких уж преподавателей они тут повидали?

Синяя брошюра с золотым тиснением, считай, сама прыгнула в руки. Открыв, я изумлённо уставился на страницы: новые, лощёные, касаешься пальцами — будто кожу гладят. Кирилл Громов 'В тени Лысогорья'. Имя ничего не сказало да и название тоже. Пролистав брошюру, понял, что это какое-то исследование на манер дневника. Удивлению не было предела: откуда здесь такое? Может, кто из студентов пошалил и сунул на полку?

— Кхе-кхе, — послышалось за спиной, — что мы тут выбираем?

Сжав брошюру, я быстро обернулся и встретился с внимательным взглядом чёрных глаз. Библиотекарь едва достигал мне плеча, имел крючковатый нос, торчащие в разные стороны седые волосы и извечную ухмылку на губах. Одевался во всё тёмное и мешковатое, но при этом всё равно напоминал гнома из сказки. Пусть даже и не совсем обычного гнома.

— Добрый день. Мне бы что-то для первого курса мольфаров, с базовой практикой.

Кряхтя и охая, библиотекарь приблизился к своему столу и нацепил очки.

— Демонстрировать будете? — важно поинтересовался он, слюнявя палец и открывая огромный журнал.

— Да-да, — ответил я, пытаясь осторожно положить брошюру назад.

— Берите, — неожиданно сказал он, и я озадаченно обернулся.

— Что?

— Книжицу, что назад пытаетесь пристроить, — пояснил библиотекарь, склонив голову и что-то записывая. — Может, не лучший материал, но лишним не будет. Постойте тут, я сейчас.

Он шустро нырнул куда-то между шкафами. Пока я пытался сообразить куда именно, библиотекарь вернулся и всучил мне в руки толстенный том в кожаной обложке.

— Вот это самое оно. Распишитесь мне осё. А то книг понабирают, а потом бегай за ними.

Я молча поставил подпись, зная, что спорить нет смысла. Кому какая разница, что человек я приличный и всегда возвращаю то, что не моё?

— Вот и славно, — пробубнил он, усаживаясь за журнал и начиная листать страницы.

Я ещё раз посмотрел на тёмное местечко между шкафами и всё же не выдержал, любопытство победило.

— Скажите, а куда это вы исчезали?

Он крякнул и посмотрел на меня поверх очков. Взгляд внезапно оказался удивительно цепким и пронзительным.

— Заметил, — хмыкнул. — Ишь какой. Внимательный.

Я чуть пожал плечами, мол, что есть, то есть.

— Так куда?

— Туда, — невозмутимо ответил он. — Не все книги можно видеть студентам. Поэтому, как только управитесь, — назад сразу.

Заверив, что всё понял, я покинул библиотеку. Чудом успел заскочить к себе, чтобы оставить книги — не хватало ещё, чтобы Вий-Совяцкий начал умничать по поводу моей методики. Меньше знает — крепче спит.

В общежитии было тихо, многие преподаватели ещё вели пары. Впрочем, к Вий-Совяцкому я прилетел, едва не опоздав. Звонок раздался именно тогда, когда моя рука легла на ручку ректорской двери. На мгновение к горлу подкатил комок. Сглотнув, нахмурился и отогнал панику. Нечего тут, а если заставит собрать вещи...Нет, не буду об этом думать.

— Разрешите?

— Заходите, Чугайстрин, — донёсся низкий голос.

Вий-Совяцкий стоял возле окна и поливал кактус. Кактус выглядел крайне печально: почерневший, с загнутыми колючками и бледно-жёлтым подвявшим цветком. Когда Вий-Совяцкий подходил ближе, казалось, кактус настораживался. Впрочем, было от чего.

Выгоревшая голубая лейка в виде рыбки со стуком опустилась на подоконник.

— Рассказывайте, Андрей Григорьевич.

Я настороженно посмотрел на него. Терпеть не могу такую постановку вопроса. Успеваешь вспомнить всё, где напортачил и где только собрался. Неужто будет вычитывать за самоуправство с любовным заклятием?

— Что именно? — уточнил я, стараясь говорить ровно.

Вий-Совяцкий заложил руки за спину и внимательно смотрел в окно. При этом было мерзкое чувство, что затылком всё равно наблюдает за мной.

— Всё. Что успели узнать, что вам удалось больше всего... — он сделал паузу, — может, что-то не нравится.

Тон спокойный и даже доброжелательный. Поди разбери что у него на уме, расслабляться в любом случае не стоит.

— Всё в порядке, Павел Константинович. Как на новом месте. Но вникаю, к тому же есть у кого спросить, если что неясно.

Ответ получился более, чем аккуратным, однако сдаваться я не собирался. Уж если и решит меня гонять в хвост и гриву, то пусть сам и начинает.

— А студенты как? Что скажете о группе? — допрос продолжался в разрезе обычной беседы, но я нутром чувствовал, что что-то не так. Только... то ли Вий-Совяцкий не знает, как к этому подойти, то ли доводит меня нужной кондиции. Но я склонялся ко второму. В присутствии ректора мозги почему-то прекращали нормально работать.

— Хорошая группа, — выдавил я. — Ребята тянутся к знаниям, особых разгильдяев назвать не могу. Может, это пока, дальше время покажет.

— И сколько же времени вы собираетесь здесь проработать? — хмыкнул Вий-Совяцкий, медленно поворачиваясь и в упор глядя на меня. Тут же пробрал мороз, но я не отвёл глаз.

— Если вы хотите знать точно, то тут лучше знает кафедра провидцев, — сам не понял, как меня понесло дерзить. — А так... настроен серьёзно. Университет мне нравится.

Выражение лица Вий-Совяцкого не изменилось. Он медленно преодолел расстояние от окна к столу; сел, положил сцеплённые замком руки на полированную крышку.

— Занятно, — резюмировал. — А что скажете о Татьяне Багрищенко?

Я чуть нахмурился. Хорошенькая сообразительная студентка. Чем-то напоминает синицу. Тёмненькая, изящная, лёгкая на подъём. Не дружит с общемагической историей, однако обладает недюжинной силой и с огромным усердием выполняет лабораторные работы.

Приблизительно это я и сказал, только в более официальной форме. Вий-Совяцкий достал ручку с набалдашником в виде черепа и задумчиво постучал по столу. Тёмные провалы глаз черепушки вспыхнули мертвенно-зелёным огнём. Хорошо хоть удалось не дёрнуться от неожиданности.

— Что ж, думаю, это неплохо, — наконец произнёс он. — Но есть ещё кое-что... и вы, Андрей Григорьевич, должны быть в курсе.

Я настороженно посмотрел на Вий-Совяцкого. Вернулось ощущение, что в кабинете вновь властвует мороз. Но на меня не обратили внимания.

— Таня находится в университете под моим покровительством.

Я молча изогнул бровь. Понятия не имею, что это такое, но явно дело серьёзное, раз за это взялся сам Вий-Совяцкий.

Крохотные челюсти черепа разжались, выскользнул чёрные раздвоённый язык, послышалось шипение.

— Девочка способная, я рад, что вы это уже отметили. Это хорошо. Её наследственность позволяет и без специального образования ведьмачить на высшем уровне.

— Ведьмачить? — переспросил я. — Вы хотите сказать, что на мольфарском отделении ей не место?

Вий-Совяцкий иронично изогнул губы, потом закатил глаза и вздохнул. Вроде ничего особенного, но мне стало стыдно до чёртиков за собственную невоздержанность.

— Ваши домыслы — не мои слова. Поэтому молчите и слушайте.

Шипение стало громче, раздвоённый язычок задрожал.

— А ну цыц! — шикнул он на череп. Тот мигом смолк, лишь обиженно сверкнул зелёными глазами. Вий-Совяцкий продолжил: — Багрищенко — один из сильнейших родов ведьм на Полтавщине. Тётка Тани — Оляна Багрищенко — имеет на университет зуб. Она очень хотела, чтобы племянница пошла на факультет ведьмаков. Сами поднимаете, мольфарское отделение — нонсенс в некотором смысле.

Я кивнул. Ещё бы! Драка за первенство всегда была и будет. Неважно, кто её затеял: мольфары с запада, характерники с востока, ведьмы из центра, провидцы с юга или злыдни с севера. Все пытаются доказать, что они лучше, только вот порой методы, кхм, оставляют желать лучшего...

— Крутостью нрава, — продолжал Вий-Совяцкий, — Татьяна уродилась в мать... покойную. Упёрлась, что не станет идти по семейному пути и решила пойти к мольфарам. Не знаю, сколько времени угробила, но сумела отыскать себе учителя. Упорно занималась и в результате — поступила к нам.

Я лишь слушал, пытаясь перевари информацию. Нет, конечно, всякое бывает, но с таким упрямством я встречался в первый раз. Тут то ли тётя до такой степени заездила племянницу, что та взбунтовалась, то ли племянница обладает воистину нравом барана и упёрлась в свои ненаглядные принципы.

— Кто попадает в университет, автоматически становится под нашу защиту. Но зная пани Багрищенко, я пообещал Тане особую защиту. Поэтому...

Вий-Совяцкий вытянул какие-то бумаги и принялся их подписывать с видом, словно и не говорил мне ничего серьёзного. Некоторое время прошло в напряжённой тишине. Чувствовалось, что ректор подбирает слова, что было неожиданностью.

Наконец он вздохнул и посмотрел на меня.

— История здесь очень нехорошая. Я не могу рассказать всего, но Оляна способна на всё, чтобы вернуть Таню домой. Поэтому, Андрей Григорьевич, за девочкой — глаз да глаз. Если заметите что-то подозрительное — сразу сообщайте мне. Инциденты в университете мне совсем не нужны. Понятно?

Я закусил губу. Чёртово любопытство. Но если не сейчас, но вряд ли получится ещё остаться там с ним, чтобы задать давно интересовавший вопрос.

— Да, но... мне нужно кое-что знать.

Вий-Совяцкий прекратил подписывать бумаги.

— И что же? — слова упали, словно камни. Но отступать я не собирался.

— Павел Константинович, что произошло с куратором мольфаров моего первого курса?

Глаза Вий-Совяцкого засияли мертвенно-голубым светом. Лёд, который замораживает насмерть — не вырваться. Дышать стало трудно, будто на грудь поставили что-то тяжелое.

— Он...

Дверь неожиданно резко распахнулась. В кабинете появилась Языката, бледная как смерть.

— Павел Константинович! Павел Константинович! Беда! Студенты отравились в столовой!

Вий-Совяцкий резко встал из-за стола и рванул к выходу. Никогда не думал, что с такой комплекцией можно так быстро двигаться. Однако, оставив размышления, кинулся следом, пытаясь отогнать дурное предчувствие.

Глава 3. Галушки по-злыдневски

В столовую я влетел вторым, едва не впечатавшись в широкую спину резко затормозившего Вий-Совяцкого. На полу лежал парень, над ним склонился врач. Точнее, университетский лекарь. Худой русоволосый мужчина без возраста и с таким же вымораживающим взглядом, как у ректора. Дурное предчувствие появилось не случайно: лежавший на полу был Виталием Красавицким — студентом моей группы.

Вокруг него стояло несколько человек. Побледневшая Пацюк только вздыхала и причитала, носясь вокруг Виталика. Никто не смел ей перечить, только лекарь недовольно морщился и, в конце концов, рявкнул:

— Сядь!

— Ой! — ещё тяжелее вздохнула она. — Саввушка, так как же?

— Сядь, кому сказал! — рыкнул он, и Пацюк неожиданно послушалась и опустилась на первый попавшийся стул.

— Что тут? — спросил Вий-Совяцкий.

— Отравление, — мрачно ответил лекарь и кивнул стоявшим рядом парням. — Помогите мне его перенести в лазарет.

— Как управишься, мигом ко мне, — не меняя выражения лица, приказал Вий-Совяцкий.

Лекарь кивнул и быстро последовал за парнями с пострадавшим. Кажется, в отличие от собравшихся, он единственный не боялся ректора.

— Кто и что видел? — хмуро спросил Вий-Совяцкий.

Ребята принялись мяться с ноги на ногу, словно не зная с чего начать. Или же просто терялись под его взглядом, зная, что ничего хорошего в этой ситуации не будет.

— Суп он ел, — неожиданно подала голос белая как полотно Пацюк, — с галушками. Пришёл в хорошем настроении, громко говорил, шутил с Танечкой и Ирой. Я ещё замечание сделала, но вы же знаете Виталика... Всё в шутку обернул, а потом они сели кушать.

— Вы о Багрищенко и Яровой? — встрял я, быстро соображая, где искать девчонок и почему их тут нет.

Пацюк тоскливо посмотрела на Вий-Совяцкого, потом на меня:

— Не знаю я фамилий. Тут же всех по именам, не ставлю оценки-то...

— Опишите внешне.

— Одна маленькая такая, худенькая, — задумчиво протянула она, — тёмненькая. А вторая покрупнее, русую косу носит, в тёмно-красном свитере была.

Подозрения подтвердились: обе девочки из моей группы. Вий-Совяцкий указал развесившим уши студентам на выход. Те, даже не думая возражать, быстро направились к дверям.