Деформация

Опять приходится бежать от прошлого. Хамелеоном меняться в угоду окружающей среде. Отращивать новую кожу столь же болезненно, сколь заживо снимать старую.

Окси надеялась, что третьего раза не случится. Но разве ж любовь способна обойтись без мучительных последствий? Ей мало вывернуть наизнанку душу, исполосовать вдоль и поперек, перекроить под новомодный фасон, даже если тебе он не к лицу. Любви нужна твоя жизнь целиком и полностью. И даже если расплатился, не факт, что она осталась довольна.

Метеорологи не сидели без дела. Небо заволокли облака, призванные уберечь тот мизер прохлады, который еще остался над раскаленной землей. Окси не могла решить — к добру ли это. Спавшая жара повысит выносливость погони, но и людей на улицах станет побольше, легче затеряться.

У выхода, как и ожидалось, дежурил агент. Винтовыми лестницами пользовались лишь в случае пожаров или сбоев централизованной техносферы. Видимо, девятый отдел посчитал операцию чересчур простой, раз отправил всего одну машину — агент для вербального контакта и два подстраховщика. Первый сейчас пытался взломать дверь квартиры (Окси рассчитывала, что это займет минут десять), второй — с парализатором наизготовку поджидал у подъезда. Конечно, никто из них не видел отъезжающего белого кабриолета. Окси не особо надеялась, что уловка сработает, но попробовать стоило.

Прежде чем она успела навести ствол на агента, над ухом просвистел нож. Подстраховщик схватился за горло, да так и завалился на спину. Крис не церемонился с препятствиями.

На аккуратной парковке вдоль белоснежных бордюров полукругом стояли машины. Окси выбрала неприметную серую полуспортивку — на таких гоняла половина молодежи — и без труда вскрыла замок. С зажиганием пришлось повозиться, владелец явно принадлежал к тем фанатикам, что ставили самоспрограммированные версии техносфер даже на пылесосы. Наконец, водородный двигатель завелся, машина выплюнула в атмосферу облачко пара и двинулась с места.

— Зачем ты меня втянула? — зло спросил Крис, когда пузатый силуэт дома скрылся за поворотом.

— Нужно было переключить внимание, иначе уйти бы не удалось. Понимаешь, — Окси убрала левую руку с руля и взъерошила челку, словно решалась на непростительную откровенность, — раз они поняли, кем был Серж...

— Значит, его звали Сержем? Интересно, что мне это дает?

— Крис, я бы не вернулась с дачи показаний. Сам же видел.

— Мне что с того? Ты крутила роман с экстрагентом, а я теперь бегать от девятого отдела должен? Да с чего ты вообще взяла, что нужна им. Подумаешь, трахалась с одним...

— Крис, — оборвала Окси. Провела ногтями по гладкой коже правой руки и, подцепив, сорвала наклейку.

— Твою мать!

Крис откинулся в кресле, стиснув зубы. Сжал кулаки. Нижняя губа дрожала, будто старалась не выпустить рвущиеся ругательства.

— Тебе сколько лет на самом деле? — спросил он, наконец.

— Двадцать девять. В пять забрали из приюта, в четырнадцать уже вернулась из Ливана.

— Ты была в Ливане? — Крис почти кричал. В голове не укладывалось, что тринадцатилетняя девочка могла участвовать в ливанской мясорубке, где сопротивление эко-соглашению едва не вылилось в геноцид.

— Не лучший пункт биографии, — горько согласилась Окси. Она щурилась, стараясь отогнать воспоминания о вонючих трущобах, напичканных человеческим фаршем, и сконцентрироваться на дороге. — Тогда мне искренне верилось, что мир неправилен и нелогичен. В шестнадцать пришло понимание, что неправильная — я. Куратор помог исчезнуть. Я уехала в глушь, поступила на медицинский факультет, устроилась работать.

— Как трогательно — киллер, дающий клятву Гиппократа.

— Не иронизируй. Мне до сих пор противно вспоминать детство. Ты-то ушел в экстрагенты сознательно, а у меня выбора не было.

— Хреновые психологи попались.

— Я им благодарна.

Несколько минут они ехали молча. Постепенно машин на широкой магистрали стало больше, некоторые включили фары, хотя солнце тускнело очень медленно и пряталось за облаками ненадолго. Многочасовая жара отразилась в первую очередь на деревьях. Со стороны магистрали из-за повышенной влажности от паровых выхлопов листья сохранили прежний сочный цвет, кое-где поблескивали капельки конденсата. Над тротуарами же ветви шелестели пожухлой листвой.

— Сворачивай налево, — скомандовал Крис.

Окси помотала головой.

— Нет.

— Сворачивай, магистраль напичкана камерами.

— Я знаю, — ответила Окси. Уловила, как сжались кулаки Криса, и добавила: — Пока одни службы прочесывают данные камер, вторые перекрывают подворотни. Дворами не уйти. Крис, я знаю, что делаю.

Такой ответ его не устроил. Женское упрямство перешло все границы, и стало чертовски напоминать предательство. Крис уже чувствовал холод дула на затылке. Пусть огнестрел официально запрещен, у девятого отдела явно найдется что-нибудь посерьезнее ножей и парализаторов.

— Останови машину.

— Пожалуйста, доверься мне. — Она не просила, а требовала. Словно сдержанная мать, пытающаяся вразумить ребенка.

— Женщинам нельзя доверять.

— Крис, я никогда не чувствовала себя женщиной.

Она произнесла это твердо, как заученную фразу на все случаи жизни. Крис глубоко вдохнул. Он больше не собирался церемониться.

По встречной полосе пронесся грузовой фургон, за ним — пара легковых автомобилей, и трасса освободилась для маневра. Крис крутанул руль, едва не вывернув Окси руку. Машина вылетела на встречную, описала дугу и вошла в поворот. Как только позади остался округлый бок первого дома, Крис спихнул ступню Окси с тормоза и вжал педаль в днище.

В десятке метров от машины остановилась парочка. Девчонка с вплетенными в пышные черные хвостики ярко-салатовыми нитями сжала ладонь худощавого парня холодными пальцами. Он склонил голову набок, что-то прошептал. Оба наблюдали, как из серой машины вылетел рюкзак, затем вышел угрюмый мужчина и за локоть выволок с места водителя женщину. Та не сопротивлялась, только тихо произнесла пару слов. Мужчина взялся за дверцу машины, но тут же развернулся и обрушил кулак на лицо спутницы. Удар был не сильным, женщина лишь пошатнулась.

— Это они, — согласилась с другом девчонка, глядя, как серый автомобиль выезжает на трассу.

Окси закусила разбитую губу, высасывая кровь. Краем глаза проверила наклейку — пластырь неразличимой пленкой скрывал татуировку. "Тогда будь мужиком во всем", — прощальное напутствие Криса крутилось в голове, словно психика пыталась заглушить панику бегства более приземленной риторикой. Что стало основной причиной удара — раскрытие его инкогнито или же уязвленное самолюбие? На самом деле в постели с Крисом сложно было не чувствовать себя женщиной — слабой и покорной. А, к дьяволу!

Окси подняла рюкзак и огляделась. Типичный спальный район — колпаки новостроек вперемешку с бетонными коробками старого образца, редкие прохожие. Через дорогу — магазин, из-за деревьев не видно вывески, но судя по маленькой и полупустой парковке — местный супермаркет. Окси, не спеша, пошла по аллее, соображая, куда податься, как улизнуть по напичканным камерами проспектам. Только бы ее еще не засекли. Только бы удалось угнать машину во дворе и... найти Псионика.

Последняя соломинка, спасательный круг и единственная нефальшивая нота в ее жизни. Псионик — вечно взъерошенный, одетый черт знает во что, не снимающий очков в роговой оправе даже когда спит. Таким он был тринадцать лет назад. За короткую жизнь им не удалось перешагнуть границу дружбы по одной причине — для Псионика не существовало любовниц, кроме программных кодов.

Зато у них было много общих секретов. Например, спрятанная в саду пансиона клавиша от ноутбука инструктора по лингвистике. Как же они ненавидели этого прыщавого бабуина, с его извечной вонью изо рта и корявым произношением слова "свободны". Тиран и истерик довел подопечных до маленькой мести — поздно ночью Окси с Псиоником пробрались в комнату лингвистора и отковыряли "Enter". Мелкая подлость, но криков и возни было на два дня. Их так и не раскрыли.

А еще была чудо-программа Псионика, о которой знала только Окси. Закрываясь вечерами в тренировочной комнате, прилежные ученики отрабатывали удары рукопашного боя и стрельбу по движущимся мишеням. Только диск загружали другой, и вместо стандартных голографических силуэтов людей в черном безжалостно расстреливался весь инструкторский состав.

Только Псионику Окси дала клятву верности и помощи — игрушечный ритуал, забава юных экстрагентов, придуманная их поколением и, судя по слухам, передавшаяся младшим. "У проКЛятых Я Не зовУСЬ, но заПОмню я МОра ноЧЬ, туда И духи Воем с ПЛахи нЕНужны, УСтал я МЕрить РТутью Имен", — полная околесица, но не для экстрагентов. Умение выделять каждую третью пару букв (за редким исключением мягкого и твердого знаков) шифра с первых дней обучения доводилось до машинальности. Все понимали ненадежность кодировки, но она использовалась лишь во время операций для синхронизации боевых единиц, и роль играла скорость расшифровки. Пока противник поймет, откуда будут стрелять, сердце уже перестанет биться.

Окси и Псионик выделяли вторые пары, и даже ничего не значащие сообщения, которыми перебрасывались все ученики во время занятий, приобретали сладковатый привкус тайны. Общей тайны.

Но где теперь искать безумного гения?

До первого поворота во двор оставалась пара шагов. Окси не поднимала головы, следя за окружением из-под длинной челки. И столкновение с беспечной парочкой не было случайностью. С их стороны.

— Алоха, — ничуть не извиняясь, крикнула девчонка с салатовыми нитками в волосах.

— Вина более свобод, — добавил парень, не замедляя шага.

Окси огромным усилием сдержала улыбку. Налево, так налево. Дойдя до перекрестка, она пересекла две полосы и завернула за угол.

Первые капли дождя упали на макушку, стекли по челке на нос. Вызванные дожди всегда начинались стремительно, но продолжались недолго — маленькая передышка для изнуренных поиском укрытия от солнца.

У обочины дожидалась кричаще-алая спортивная машина. Не обращая внимания на прохожих, радостно раскрывающих пестрые зонты, Окси подошла к автомобилю. Водительское место пустовало. Окси открыла незапертую дверцу и включила зажигание.

— Через перекресток, три квартала и направо, — подсказал мальчишечий голос с заднего сиденья. — Ну и вляпалась же ты, Окси.

Собеседник не спешил выпрямляться, показывая себя водителю или уличным камерам слежения. Это и не требовалось. Окси знала, к кому едет.

2. КАТАКОМБЫ.

Лайвер недовольно пискнул. Конечно, никто не любит менять инстинкты, даже если это всего лишь стандартная (и для многих — единственная) линия доступа. Истерически замигал индикатор, пытаясь найти среди миллионов ниточек ту, что маркирована индексом "393". Этим каналом пользовались агенты девятого отдела и врачи скорой помощи — две службы, которым необходимо быстро узнать всю подноготную клиента. Задачу осложняла короткая команда — пять символов блокировали доступ не только к идентификатору лайвера, но и к его координатам.

Крис уходил все дальше от машины, петляя по разрушенным коридорам мертвого пансиона. Под ногами хрустели куски древних бумажных обоев с толстыми слоями известки и занесенный ветрами мусор. Дождь давно кончился, но его влаги не хватило очистить воздух заброшенного квартала. От пыли свербело в носу, Крис чихал так, что мозги выворачивало.

А еще донимало дежа вю.

Эти дома строили на совесть. Достигающие порой километровой длины стены простояли добрую сотню лет и могут выдержать еще столько же. Металлические каркасы перилл изъедены ржавчиной, но бетонные ступени лестниц по-прежнему не пустили ни трещины. Родители живущих рядом мальчишек могли не бояться увечий отпрысков, решивших порезвиться в таких развалинах.

Для Криса безопасность пансионов выражалась в другом. Вереница громадных зданий позволяла уйти от камер слежения по внутренним переходам, соединявшим один пансион с другим. Выстроившись нестройными рядами, бывшие убежища бедных окольцовывали город, позволяя добраться до нужного района незаметным. Было бы время. У Криса времени оставалось в обрез.

От двухчасовой ходьбы ноющая боль в ногах достигла апогея. Но решись Крис присесть, встать он бы не смог. Бывший экстрагент за десять лет мирного существования превратился в такую же развалину, как дверные косяки, рассыпающиеся трухой от прикосновения. Ему бы выспаться. Хорошо выспаться в безопасном месте и плотно поесть.

На экране лайвера появилось аскетическое меню. Волна поймана. Крис, не останавливаясь, набрал код доступа и вышел в сеть. Страна — Россия, город — Вернинск, база данных — Высший университет искусств, курс — 414, студент — Павченко Бэлла, запрос — личные данные: домашний адрес. Крис бросил взгляд на оконный проем, за которым наливалось чернилами небо. Квартала три-четыре, не больше. Придется немного отсидеться в коридорах, чтобы выйти под объективы камер укрытым ненадежным ночным мороком.

— Кто там?

В конце двадцать первого века редко услышишь этот вопрос из-за запертой двери. Крис отступил на шаг, позволив спрятанному в пластиковой обшивке видеодатчику разглядеть себя в полный рост.

— Крис Вериз, преподаватель Высшего университета искусств. Мне нужны господа Павченко. Хочу поговорить об успеваемости их дочери.

С мелодичным переливом дверь отворилась. Первое, что бросилось в глаза — длинные, идеально прямые ноги и упирающаяся в бок рука. Красноволосая бестия встречала гостей в шортах и топике, не справлявшихся с функциями одежды.

— Во-первых, господин Вериз, мои родители уехали за город. А во-вторых, я уже достаточно взрослая девочка и не позволяю шлепать себя за плохие оценки... родителям.

Свезло.

— Что ж, воспитание студентов входит в мои обязанности, — не скрывая двусмысленности сказал Крис и закрыл за собой дверь.

Длинные ноги развернулись и продефилировали в комнату.

Эх, Бэлла, Бэлла. Девятнадцатилетняя демонстрация нравов нового поколения. Они действительно похожи на цветы, эти дети. Выращенные заботливыми садовниками в надежных, как карцер, куполах теплиц, где не существует перепадов атмосферного давления и всегда под рукой удобрения. Им чужды запреты и естественен комфорт. Им не с кем бороться за выживание. Идеальная клетка для счастливых канареек.

Развалившись на огромном диване, Бэлла выглядела резиновой куклой. Та же неестественная расслабленность, тот же прямолинейный взгляд. Да и в деле набор функций оказался тем же. Только куклы не орут в ухо: "Быстрее".

Она получила то, чего добивалась, выставляя оголенные коленки в проход между столами аудиторий. Крис намеревался получить то, зачем пришел.

— Когда вернутся твои родители?

— На все выходные умотали, — небрежно бросила студентка, болтая ногой в воздухе.

Они лежали на диване, расправляясь с бутылкой коньяка из отцовской коллекции. Коньяк был хорош — маслянистый янтарь обволакивал горло и терпкой теплотой разливался по телу. Из развешанных по окружности потолка лент динамиков пульсировали современные хиты — совершенная в своей гармонии музыка. Крису больше нравилось разнузданное варварство, насилие над струнами и мелодикой. Противоположности, действительно притягиваются.