| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Свин пораженно уставился на своего окровавленного товарища, привалившегося к стене. Чужеземец пошел в атаку, не сомневаясь ни секунды, будто бывший берсеркер передовых отрядов Одро-Завоевателя. Шило, как ни странно, умирать не спешил, только исходил хрипами и махал рукой, указывая Свину на висгардийца. И Свин бросился вперед, надеясь на силу своих огромных кулаков.
Траппер метнулся навстречу. Пригнувшись перед столкновением, он выставил стилет перед собой, но неведомая сила швырнула его руку в сторону. Мышцы ладони свело, лоб покрылся нездоровой испариной. Проклятые солнцепоклонники из Ордена!
Чудом не выроненный нож пришлось переложить в левую руку. Гороподобный бандит развернулся к увильнувшей жертве и уже замахнулся — его явно не сдерживали никакие запреты.
Траппер задел предплечье Свина самым кончиком стилета, и тут же сместился в сторону. Пнув врага по колену, он успел дважды распороть одежду и кожу спины гиганта, и снова отскочил. Непросто вести бой, когда заклятье Стража отводит в сторону любой удар, могущий оказаться смертельным. Пришлось снова увиливать от медвежьих лап и ограничиваться глубокими порезами. Через минуту Свина зашатало от кровопотери, и можно было закончить дело кулаком. Воин Света, с ног до головы покрытый крапинками крови, с блаженной улыбкой на лице сбивал костяшки об морду бандита.
Наконец приступ безумия отступил, и он, отвесив напоследок пару пинков Шилу, поспешил убраться из портового района. Оба оборванца были живы, но крови кругом было столько, что невзрачный проулок напоминал Соколиный перевал. Трапперу однажды довелось побывать в том месте, где среди гор сложили свои головы тысячи воинов двух армий полтора века назад. Человеческие кости так густо устилали землю, что и поныне топорщились из снега и хрустели под ногами.
Стянув ножны с предплечья, он зашвырнул их вместе со стилетом в канаву. Проклятье, будут ли его теперь искать? Надо продержаться до завтрашнего дня, и корабль увезет его в привычный и знакомый Галахард.
Кисть болит. Не сломал ли фалангу? Кажется, нет. Хорошо, хоть не выпустил из руки стилет, рукоять которого послужила внутренним кастетом.
Надо закутаться в плащ, и скорее добраться до своих комнат. Подслеповатая старушонка, что жила в полуподвальном этаже старого дома возле церкви, безжалостно сдирала полсеребряника за ночь. Темные комнаты без ванны и ледника не стоили и четверти этой суммы, но уж больно удобным было место — почти в центре городка, и никаких праздных прохожих. Только молчаливые фратеры Всеединого сгорбленными тенями ныряют в черный ход церкви. Центральные ворота церкви, к счастью, выходили на соседнюю улицу.
Проскользнув мимо дряхлой хозяйки, траппер скинул окровавленную одежду и вытянулся на скрипучей кровати. Дрожь никак не желала стихать. Змеи Света нещадно сдавливали торс с такой силой, что ему больше часа пришлось выравнивать дыхание. Но когда это удалось, он наконец смог расслабиться и погрузиться в свои мысли.
Лишившись возможности отнимать чужую жизнь, он потерял внутренне равновесие. Скорая смерть вполне закономерный итог для большинства живущих, да и для него самого. И он привык выбирать момент смерти — не только чужой, но и своей тоже. Хватило бы ему духу убить себя? Безусловно. Но это — итог, а не цель. У него были серьезные, ныне рухнувшие в пропасть, планы на свою жизнь. И они не ограничивались одними убийствами.
К слову, не единожды траппер подходил к людям с благими намереньями. Будущий собеседник представал перед взором Губителя девственно чистым Божьим сыном. Влекомый порывом радостной щедрости слова он подходил ближе — и иллюзия рушилась. Существо любого пола и произвольного возраста оборачивалось чернью. Несколько фраз и неловких жестов, и душа человека становилось похожа не на юную деву, а на престарелую шлюху, готовую за лишний медяк обслужить нескольких пьяниц разом.
Траппер закрывал глаза. Внешне он был недвижим, но невидимая глазу дрожь сотрясала все его естество. Покрытая ложью и грязью, как чумными пятнами, душа просилась на волю. И он не мог отказать ей.
Нож сам появлялся в руке. Охотничий обоюдоострый нож с клинком без дол и острием, загнутым вверх. Стесненные перчаткой пальцы укладывались в углубления на чрене. И из обжигающего пламени боли освобождалась она, скидывая оковы плоти. Струи крови, как взмахи крыльев сказочных птиц, ласкали холодный воздух...
Траппер задремал, и на его лице появилась улыбка. Тень неведомых остальному миру черных грез окутала Воина Света и увлекла в пучину мимолетных видений.
Силлар, занимавший пост Отца Церкви в Моравии два века назад, к своей чести не писал стихов. Но, по совершенно не ясным причинам решился издать сборник сочинений наиболее одаренных братьев. Большая часть стихов была безобразна, но не это самое отвратительное в купленной утром книге. Сама тематика вызывала у траппера отвращение — каждый фратер счел своим долгом упомянуть пламенную Веру и безудержную любовь к Господу Богу, даже если та была совершенно не к месту. Губитель перевернул очередную страницу и прочел душеизлияние фратера Остина.
Прячась от холода ночи
В пещерах воспоминаний
Я слышу как тишина молчит
Полная своих страданий...
Опять сыны церкви жалуются на скудоумие, страшась высунуть нос дальше Заветов Всеединого. Каким образом Ордену удается поддерживать отношение с кучкой зануд в рясах?
Страхи душат горло
Слабость вяжет руки
Выше, выше чем горы
Ждут посмертные муки...
Захлопнув книгу, траппер отшвырнул ее в угол. Дочитывать до конца такое он не намерен. Иногда он встречал весьма приличные строфы, намертво врезавшиеся в память с первого прочтения, но в большинстве случаев книги вылетали в окно.
Когда он жил в Моравии, у окон его дома постоянно ошивались несколько нищих, которых невозможно было прогнать ни угрозами, ни палкой. Моравийский Губитель был бы поражен, если бы узнал, что ему ставят свечи в церкви с пожеланием всех благ на устах. Он и не догадывался, что целая община побирушек живет с перепродажи выкинутых фолиантов.
Темнеет. Солнце покидает остров Бурь, и для кого-то эта ночь будет последней.
Пора собираться. Кровь разнесла зелье старца по телу, и спокойствие обволокло мечущуюся душу. Переодевшись в грязные обноски, он накинул дорогой плащ и не торопясь застегнул его на все пуговицы. В один из карманов он сложил несколько медных монет. Запястье сжал пурпурный платок, доставивший утром немало неприятностей. В сумку, перекинутую через плечо, отправилась бутыль дешевого рома и набор военного лекаря — пара скальпелей и костная пила. Блестящие хромом инструменты после тщательного протирания отправились в надлежащие им чехлы, и притаились между мотком веревки и короткой дубинкой, оббитой мягкой тканью.
Накинув капюшон, он вышел в ночь.
Редкие фонари выхватывали из тени небритый подбородок, скрывая движения рук под широкими рукавами плаща. Он покинул мощеные мостовые, и стоптанная земля поглотила стук каблуков. Размытой тенью он добрался до пристани и замер у сколоченных из нетесаных бревен стен склада. Дальше следовало продвигаться с еще большей осторожностью.
Разговоры трезвых, а потому злых, матросов Черного Весельчака пришлось подслушивать больше часа. Наконец сторожившие трап пираты упомянули пирушку за желтыми стенами, проклиная строгого, но разгульного капитана. Траппер заранее обошел местные таверны, и фасад из желтого кирпича 'Попутного Ветра' помнил.
Хорошо, что не придется оглушать и допрашивать никого из пиратов. Значит, времени остается с запасом. Можно будет успеть создать из рядовой смерти настоящую композицию, в равных долях совмещающую красоту и уродство, страх и восхищение... Нет, не стоит распалять себя раньше времени. Впереди еще немало работы.
Фонари перед 'Попутным Ветром' были разбиты, и, пока не уедет беснующийся пират, никто не спешил менять стеклянные колпаки и заправлять их маслом. К счастью, наводящий страх на морских торговцев Весельчак разбил еще и одно из окон. Траппер привычно расположился среди осколков и обратился в слух.
— Да вы все у меня в кулаке! — Фразу завершил удар по столу. — Если я, Ярги-Весельчак, захочу, ваш мэр вместе с начальником стражи будут мне сапоги чистить! У меня хватить на это золота... Дьявол! — Еще удар. — Они вылижут мне сапоги, если я просто оставлю им их жизни!
Голос был еще достаточно трезвым, язык кричавшего почти не заплетался. Но ждать — это не так сложно, как многим кажется. Не смирение, как учит церковь, а терпение есть высшее благо.
Перечить пирату никто не собирался, поэтому его монолог почти не прерывался посторонними репликами. Прошел час, и он потребовал все ножи с кухни, и начал демонстрировать умение кидать их в цель. Еще час, и Весельчак начал учить повара правильно жарить мясо. Повар вяло соглашался, не понимая половины указаний. Наконец пират потребовал очередную груду бутылок подать не на стол, а отнести наверх. Судя по женскому визгу, с собой он захватил одну из продажных девок.
Траппер начал тихо красться вдоль таверны, пока не увидел нужные ему окна второго этажа, залитые светом. Следовало выждать еще немного, и он не торопясь изучил кладку стены, планируя подъем. Прикинув спуск и дальнейший путь отхода, он начал взбираться вверх. Выпуклости кирпичей складывались в орнамент и изрядно облегчали передвижение.
Наконец он смог заглянуть в комнату. Большую часть просторного помещения занимала широкая кровать, стены и пол укрыты коврами. На дубовом столе ворох бумаг и столбики золотых монет. Дверь пока не видно из-за дерущихся тел. Шлюха, а может быть даже дочь хозяина 'Попутного Ветра', наконец сдалась и под натиском Весельчака рухнула на постель.
Дверь отличная, из мореного дуба. По краям прибиты полосы войлока, прикрывая и без того отсутствующие щели и заглушая посторонние шумы. Да еще толстые ковры на стенах. Великолепно.
Теперь окна. Из комнаты выходили три двухстворчатых окна. Одно разбито, и занавешено тяжелой шторой. Второе недавно открывалось, и, глядя на подтеки рвоты на подоконнике, не стоит долго раздумывать зачем.
Трапперу не хотелось трогать извержения больного желудка, но выбора не было. Сохранение тишины важнее мимолетных слабостей. Окно открылось с тихим скрипом, но увлеченно пыхтящие фигуры не обратили никакого внимания на нежданного гостя.
Бывший Губитель, а ныне Воин Света одним прыжком оказался у кровати и резким, без замаха, ударом дубинки вышиб сознание из пирата. Весельчак невольно боднул лбом девку, и та тоже затихла.
Оставив пока в стороне свою жертву, траппер оттащил девку в сторону. Ее разбитый нос немного портил общую картину, и пришлось обтереть лицо обрывком платья. По замыслу, она должна будет выбежать из комнаты без единой царапины, дабы не подготовить кровоподтеками к отрывающейся зрителям картине. Но пока придется ее связать, уткнув лицом в угол.
Губитель откинул капюшон и шумно вздохнул. Вот оно. Чувство, заставляющее биться сердце в неподдельном восторге. Имя Весельчака дал ему старик из Ордена, сумевший поймать в ловушку Моравийского убийцу. Хотя, если тщательно все обдумать, траппер еще дешево отделался — в последние месяцы за ним развернулась настоящая охота по всему королевству.
Отложив в сторону одну из чистых простыней, он передвинул тело пирата в центр кровати. Заткнув куском покрывала слюнявый рот спящего, он привязал руки и ноги Весельчака и к мощным резным дугам, украшающим весьма не дешевую койку. Теперь можно будить.
Весельчак очнулся после нескольких легких пощечин и задергал привязанными конечностями. Выпученные глаза обещали самые страшные муки, но траппер был спокоен. Никакие угрозы давно не страшили его, и яростно вздувающиеся мышцы пирата только помогали строить будущую композицию.
После смерти руки можно отпилить, да и ноги тоже. Пальцы... Нет, пальцы оставим на месте. Если только ногти...
Весельчак затих, уловив умиротворенный и почти дружелюбный взгляд своего пленителя. Пират, не спуская глаз наблюдал, как выскочивший, будто с того света, человек в плаще, скрывающем фигуру, доставал из сумки страшные инструменты. И он испугался так, как не пугался никогда, даже в сопливом детстве, отхватывая от пьяного отца страшнейшие побои, и глядя на избитую и зареванную мать.
Человек выбрал самый маленький скальпель и склонился к груди Весельчака. Замер на секунду, и вновь вернулся к столу. У пирата потемнело в глазах от обезумевшего сердца, отбивавшего гулкую дробь в груди. Оно будто предчувствовало, что маленький хромированный лепесток стали доберется до него сквозь толщу могучих мышц и ребер.
Но ночной гость вернулся с бритвой и помазком. Пират изумленно наблюдал, как ему сбривают щетину на лице и волосы на торсе. Он никак не мог объяснить себе подобное поведение. Пусть за ним пришел убийца. Пусть убийца окажется жестоким садистом, но это...
Он не мог предположить, что перед ним Воин Света, для которого жестокость давно потеряла всякий смысл, и чужая боль уступила место одному ему виденной красоте. Окончив свое нелепое занятие, траппер снова взялся за скальпель.
Весельчак, скосив глаза, смотрел, как на его груди появляются буквы, и в сторону отшвыриваются полоски кожи. Боль была жуткой, но Весельчаку доводилось терпеть и не такое. Если этот безумец ограничится одной надписью, то раны заживут буквально через пару недель.
Мучитель удалился к своей сумке, и пират, вывернув голову, прочел на груди два коротких слова. 'Лицо войны'. Этот человек и в самом деле безумец. Надпись забавная. Может быть, он даже сделал бы такую по доброй воле. Но что имеет ввиду этот человек? Какая война? Чье лицо?
— Твое лицо, конечно, — с едва коснувшейся губ улыбкой траппер. И приблизился к нему со скальпелем и щипцами в руках.
Когда Весельчак уже был не в силах мычать сквозь заткнутый рот, траппер насыпал на раны пушечного пороха и поджог. Буквы на груди запузырились паленым мясом и закипевшей кровью. Вот и все, пират окончательно потерял сознание от боли, а может быть даже и умер от шока. Такое бывает, прокуренное и пропитое сердце просто не выдерживает перегрузок, исходящих от нервных окончаний и чувствительных рецепторов. Траппер, в своей далекой молодости, подумывал стать врачом, и успел посетить лекции не одного светила науки. Это потом, значительно позже, жизнь повернулась так, что пришлось бежать в леса севера.
Орудуя пилой, он вспоминал свое босоногое детство и мечтательно улыбался. Вспоминал, как впервые ушел один в лес, как пытался разговаривать с домашним скотом, а потом и с дикими зверьми. Однажды его здорово подрала рысь, пришлось несколько месяцев отлеживаться. Еще не скоро он научиться неслышно передвигаться между вековыми деревьями и на равных сходиться в схватке хоть с диким медведем....
Подставив подушку, он придал торсу пирата вертикальное положение среди отсеченных конечностей. Пришлось пожертвовать одним скальпелем и пришпилить к спине черную косу сплетенных с яркой лентой волос, чтобы голова не свешивалась в сторону. Бросив перед изуродованным остовом чистую простыню, он разложил сердце и прочие внутренние органы, присыпав их вырванными зубами. Бело-желтые квадратики зубов неплохо оттеняли получавшуюся картину.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
