Такое долгожданное лето...

Не смотря на то, что это было в какой-то степени нелепо, Скелла вовсе не пытался отогнать от себя непонятные ощущения. Напротив, пытался в них разобраться. Однако, выходило еще хуже — сознание бунтарски восставало и отказывалось анализировать происходящее.

Такое же чувство было у него пятнадцать лет назад — в тот самый момент, когда в нескольких сотнях метров от изумленного молодого человека пролетела ракета. Средства оповещения населения вопили на разные тона и голоса. Визжали, подгоняли и, даже просто, можно сказать, скучно, монотонно предупреждали...

Скелла несся по направлению районного бомбоубежища. Старого, покрытого сетями трещин и мха, сооружения, с ведущий в непроглядную глубину, широкой лестницей из длинных и высоких ступеней.

Однако же, Скелла не успевал. Слишком много времени он потратил на сборы и звонки — предупреждение знакомых и родственников. И в тот момент, как на уровне его расширенных от ужаса, глаз пролетела оставляющая после себя едва заметный дымный след, ракета...внутри у бедного юноши уже всё взорвалось...

Скелла явственно почувствовал, как его тело теряет массу, разум плавится и все вокруг — в том числе и он сам — превращается в пустоту. Единую, повсеместную, обволакивающую и не существующую...

И в тот момент, когда из-под земли вдруг выросли длинные ледяные столбы. Которые, словно лианы, сначала мягко поймали, а, затем, намертво оплели ракету...в тот момент и пришло подобное чувство...

Ликование, безумный восторг, радость, счастье — искреннее и настолько яркое, что не стыдно было даже разреветься...

Сводящая с ума ярость, бешенство и бессильная злоба. Ненависть, выжигающая даже спасительную пустоту. А еще, боль...

Скелла отлично помнил тот момент — стрелки часов для него навсегда застыли на шести часах и сорока двух минутах утра.

С того самого момента, на протяжении всех пятнадцати минувших лет, в это время он просыпался и в это же — ложился. А снились ему страшные, выворачивающие все происходящее наизнанку, сны.

Скелла ненавидел эти сны и, даже, несколько раз старался не спать вообще. Но в назначенное время у него перед глазами вставала закованная в ледяную броню ракета, а юноша вновь переживал тот, наполненный ужасом, отчаяньем и пустотой, момент и...терял сознание. Просыпался же он опять в то же время — то есть, ровно через двенадцать часов — в сорок две минуты седьмого, вечера. Именно поэтому и устроился работать в Патрульный Гарнизон Северного Столпа в ночную смену. Там в обязанности Скеллы и его напарника — Арнисом — входило патрулирование назначенных участков, находившихся в непосредственной близости от ракеты...

Исправно проверив территорию и убедившись в том, что никакой опасности нет, Скелла сдал рацию и оружие вечно хмурому и невысыпающемуся сменщику Олегу. Очень хотелось, чтобы вместе с винтовкой в его руки перешло бы и изматывающее чувство опасности, однако, этого, к сожалению, не случилось.

Ощущение лишь усиливалось, а время безжалостно ускоряло ход — оставался всего час на то, чтобы успеть добраться до дома. Иначе, Скелла потеряет сознание прямо тут...

И в этот момент Скелла заметил, как к главному караулу Столпа подошла небольшая группа людей. Шедший впереди с ходу развернул какую-то бумагу и передал ее начальнику караула. Последний, даже не глядя на нее, сложил лист в четверо и грубо затолкал ее неизвестному в карман куртки.

"Вот оно," — понял Селла. Вернее, не само оно, а всего лишь предпосылка к пока ещё не известному, но уже вызывающему неприятные предчувствия, событию.

Чтобы преодолеть разделявшее его с постом расстояние, Скелле потребовалось всего несколько минут. Подойдя ближе, он остался стоять чуть в стороне. Для себя он уже решил во что бы то ни стало понять, что тут происходит и чем это было чревато.

Через еще десять минут пререканий начальника караула Торолова и неизвестного высокого мужчины в красной аляске, за спиной которого безжизненными теням застыла еще пара гражданских, все стало предельно ясно. Оказалось, что неизвестные гости — какие-то высокие чины Международной Организации по Устранению Ядерной Угрозы — хотели пройти внутрь Столпа, чтобы зачем-то увидеть ракету. О подробностях парень, естественно не распространялся, заканчивая каждое свое предложение тычком в раскрытую бумагу, вдоль и поперек покрытую штампами и загадочной сетью росписей.

Капитан Торолов стоически отбивался от нападок ученого, мотивируя это тем, что к нему не поступало никаких приказов относительно данного посещения, ибо все осмотры до этого момента проводились днём. А связаться со штабом в такое раннее — или позднее? — время просто не предоставлялось возможным.

С виду, конечно, не подкопаешься...Однако, Скелла знал отчего капитан так уперся. Он не хотел разбираться с мозготрахами — как их не очень ласково называли, армейцы — под конец своей смены, когда оставалось дежурить буквально полчаса. Ибо, по уставу, он обязан был дождаться ухода "гостей" и лишь после этого сдавать пост. Только вот, кто знает, как долго они там будут ковыряться? А звонить в штаб было делом действительно неблагодарным — за звонок в двадцать минут седьмого по головке не погладили бы. Особенно, если не произошло чего-то из ряда вон выходящего. А это случай, к сожалению, таковым не являлся...

Вдруг один из сопровождавших человека в красной куртке, откинул капюшон. В его руке Скелла заметил небольшой темный прямоугольник — сотовый телефон. Неизвестный протянул его капитану и несколько смущенно сказал:

— Кажется, это вас...

Торолов, кинув убийственный взгляд на троицу мозготрахов, взял трубку и приложил ее к уху. В процессе короткого разговора, выражение лица капитана успело измениться не один десяток раз — от откровенно скучающего, до разъяренного, словно впавшего в животное бешенство.

Резко оборвав связь и кинув трубку тому, кто ее дал, капитан пролаял:

— Валите, чёртовы ублюдки!

Готовые к такому повороту событий солдаты уже привычно обшаривали учёных в поисках оружия. А бедная, продрогшая, наверно, до костей, немецкая овчарка по кличке Родд, флегматично обнюхала содержимое большой кожаной сумки. Огнестрельного оружия и взрывчатки там точно не было, а до остального никому особого дела не было...

Поражающие своим идиотизмом законы требовали проверять каждого, кому было выдано разрешение на подъём к Столпу. Однако, они же категорично запрещали обследовать проносимое учёными оборудование. Так сказать, во избежание поломок хрупких приборов и техники.

— И если через тридцать минут вы не закончите, я собственноручно пристрелю каждого за введение в заблуждение караула и угрозу безопасности государства! А уж это доказать я смогу!

При этих словах закрывавший сумку человек в красной куртке вздрогнул и, внимательно посмотрев на Торолова, еле слышно обронил:

— Где же вы были раньше, капитан...

Александр Вавилович смотрел на покрытую толстым слоем льда ракету и улыбался. По-настоящему. Счастливо, как ребенок в магазине игрушек или кондитерской, казавшимися ему земным раем...

Удалось...

Получилось...

Отчего-то казалось, что после того памятного разговора с Гариным у него в кабинете, абсолютно все знают о заговоре. И ни за что не дадут Александру Вавиловичу подойти к Столпам даже на расстояние пушечного выстрела. А уж идею о внезапном ночном посещении, раскусят сразу же.

Хотя, с другой стороны, действительно, никаких особых заговоров и не было. Ещё несколько лет назад было замечено, что слой льда несколько истончается. Причём, если первое время это были сотые части миллиметров, то в несколько месяцев назад, толщина уменьшилась на целый миллиметр. Вот именно из-за этого и были введены ежемесячные, а, если была необходимость, и чаще, процедуры осмотра и измерения ледяной поверхности. Основная хитрость состояла в том, что осмотр производился под утро, чтобы уменьшить количество совершенно ненужных, в случае Александра Вавиловича, сопровождающих лиц. Как и предположил Гарин, начальник караула тоже не загорел желанием присоединиться к осмотру. Тем более, после звонка взбешённого заместителя генерального директора организации. Не столько из-за того, что его посмели разбудить в такое время, сколько по тому поводу, что ограниченные в своём развитии солдафоны смели чинить препятствие его людям, которые, кстати, практически своими собственными руками и возвели тот объект, который теперь и охраняли тупые обезьяны в форме. То ли спросонья, то ли из-за внезапной вспышки ярости, но Сергею Витальевичу и в голову не пришло задать вопрос или хотя бы, задуматься о том, зачем его людям вообще пришло в голову устраивать осмотр в начале седьмого утра...

— Александр Вавилович, так мы измерять то её будем? — подал голос Тимофеев.

Вместо ответа, шеф закрыл глаза и грустно улыбнулся. В соответствии с приказом, рядом с ним обязаны были находиться не меньше двух сопровождающих лиц соседних отделов. От остальных он кое как избавился, но, сбрасывая этих, Александр вовремя понял, что может лишь привлечь ненужное внимание.

Достав из сумки с "необходимыми" инструментами кучу барахла, типа лазерных линеек и уровнемеров, Александр Вавилович склонился над сумкой еще ниже.

— Конечно, конечно...я вот только, не могу понять... — озадаченно пробормотал он.

— Что именно? — Тимофеев подошел ближе.

— Да, вот... — Александр резко выпрямился, локтем левой руки нанося молниеносный удар в переносицу. В правой руке он сжимал обнаженный нож. Тот самый, леденящей сталью которого, он лишил жизни всех тех ублюдков, кто посмел уничтожить его родных...

...его жизнь...

Тимофеев со стоном схватился за разбитый нос и стал заваливаться назад. Лонис — второй сопровождающий — уже повернулся было к лестнице, однако, Александр успел настичь бедолагу. Левой ладонью он заткнул раскрытый в преддверии крика рот, а правой, погрузил лезвие в беззащитную шею.

Затем, сопровождаемый сиплыми и булькающими звуками, снова ринулся к лежащему Тимофееву и с размаха ударил того по закрытому руками, лицу. Удар пришелся куда-то в район лба, поэтому сотрудник шестого отдела только всхрапнул и обмяк. Резкий взмах ножом завершил дело.

Где-то позади тяжело рухнуло безжизненное тело Лониса.

Не желая терять больше ни секунды, Александр Вавилович подбежал к ракете и принялся работать ножом. Боеголовка была расположена на уровне его груди, поэтому работать было довольно удобно. Но, как и предполагал Гарин, ни к чему толковому это не привело.

Александр Вавилович вновь бросился к сумке и на этот раз вытащил из-под фальшивого дна небольшой — с ладонь — полиэтиленовый пакетик с белым порошком внутри. Естественно, как бы не был великодушен капитан после разговора с заместителем генерального директора, их всё-таки обыскали. А вещи дали обнюхать собаке. Однако, если первые не могли даже дотрагиваться до специальных точных приборов учёных, то вторые не могли ничего учуять, кроме взрывчатки и пороха.

Наверно, они были способны обнаружить даже наркотики. Однако, вещество в прозрачном водонепроницаемом пакете было ничем иным, как кальциевой солью соляной кислоты. Более известной в мире, как пищевая добавка с опостылевшей приставкой E. А, потому, не такая уж и редкая вещь.

Александр Вавилович приблизился к ракете и высыпал всё содержимое на верхнюю поверхность сковавшей её, льда. Измерения, которые проводились не только по толщине ледяной поверхности, показали, что температура льда в каждом из Столпов колеблется от минус тридцати трёх до минус тридцати семи градусов. А что кроме кипятка способно преодолеть такой температурный барьер и заставить перейти лёд в своё обычное состояние? Самое обычное средство, которым раньше посыпали дорожки на улицах зимой...

Получая благодаря обычной соли пограничный слой, в котором температура замерзания смеси оказывалась бы ниже температуры плавления льда, в этом участке шло образование соляно-водяной плёнки, которая увеличивала площадь соприкосновения льда с солью до тех пор, пока весь лёд не растопится...Только, если обычная соль была способна понизить порог замерзания смеси до тридцати с небольшим, градусов, то хлорид кальция понижал температуру почти до шестидесяти градусов.

Другими словами, оставалось лишь наблюдать, как истончаются грани нечеловеческой ловушки для человеческой же ярости и глупости...

Не в силах просто стоять и смотреть, Александр Вавилович вновь принялся работать ножом. Только, на этот раз максимально аккуратно — стараясь не расплескать образовавшуюся в небольшом рукотворном кратере, лужицу концентрированного соляного раствора. После десятка однотонных движений мозг отключился, оставив возможность телу работать самостоятельно — бездумно заносить на грудой льда нож, вгонять его в намеченную точку, раскачивая при этом лезвие из стороны сторону, затем, вынимать и снова заносить оружие над беззащитной ледяной бронёй...

Все мысли Александра Вавиловича были настолько забиты внезапно накатившими страхами, что он даже пропустил момент, когда лезвие со всего размаху налетело на оголённый металл ракеты. Последняя, словно отзываясь, завибрировала и со следующим же ударом...

В последний момент Александр Вавилович, словно в замедленной съемке увидел, как сминая белоснежную оболочку, в том месте, куда вонзилось остриё ножа, на свободу вырвались слепящие, пышущие жаром, языки пламени. Они росли и заполняли собой все окружающее пространство. Пожирая и уничтожая то, до чего только можно было докоснуться.

Вот они добрались до Александра Вавиловича и обволокли его тело цельной оболочкой жидкого огня. Однако, словно разглядев в его душе такой же пылающий огненной ненавистью, жар, они не тронули его...

Они стали им...

А сам Александр Вавилович превратился в оружие, которое сам до этого момента и пытался уничтожить...

Еще более смертоносное и безжалостное, потому что в отличие от холодного, безжизненного металла, несущего в себе смерть, он знал как и когда им лучше всего воспользоваться...

Безумные языки первородного пламени смешивались и усиливались безжалостным излучением бета-распада, заполняя этой убийственной смесью пустоту внутри Александра Вавиловича. Заставляя того ликовать и, раскинув руки в стороны, пытаться поглотить как можно больше этой сводящей с ума своим ощущением власти и торжества, субстанции...

Никогда еще он не чувствовал себя настолько живым...

Внезапно Столп потряс сильный толчок — так, что Скелла не удержался на ногах и позорно рухнул в снег. Хорошо, хоть, на руки.

В следующее же мгновение все присутствующие увидели, как веером вылетели с верхнего уровня Столпа, сплавленные осколки стекла и бетона. А, следом за ними фонтаном выплеснулось ослепительное белое пламя...

Сердце Скеллы болезненно сжалось. Странное предчувствие не подвело...

И вдруг Столп покрылся изморосью, а верхний уровень, где находилась ракета — льдом. Словно неведомый художник, обводящий эскиз, лед, принял причудливую форму вырвавшегося пламени и полностью скрыл его под собой...