Такое долгожданное лето...

С остальнымми произведениями можно познакомиться, посетив раздел "Библиотека" на сайте авторов. В отличие от "Самиздата" и ряда других литературных порталов, произведения на сайте постоянно обновляются, подвергаются вычитке и доработке. Кроме того, на СИ тексты частенько "портятся" движком сайта. Например, фрагмент произведения разбрасывается по всему остальному тексту миниатюрными кусочками по два-три слова. Также СИ не очень хорошо сохраняет форматирование...

Такое долгожданное лето.

Выйдя из метро, уже привычным заученным движением, Алекс накинул капюшон и втянул голову в плечи. Не от холода. К нему уже давно все привыкли. И уж подавно не от постоянно мельтешащих в воздухе белых хлопьев снега. На него уже давно никто не обращал внимания...

От страха. Непонятного чувства опасности, возникающего при взгляде на них. Чуть реже — от обычного осознания факта их близости. А, вместе с тем, и осознания собственной ничтожности и никчемности.

Столпы Творцов...

Удары Рода...

Грехи Отцов...

Бельмо Урода...

У них много названий. Да и их самих тоже очень много. Оттого и страх. Не столько за будущее, сколько за прошлое. За то, что допустили подобное...

Стыд...

Презрение...

Грусть...

И страх...нескончаемые потоки и флюиды страха...сводящие с ума и заставляющие не забывать о нём ни на секунду, ни на мгновение...заставляющие жить этим страхом и передавать его каждому новому встречному человеку...

Ядерные боеголовки, застывшие в сотнях метров от земли. Спеленные вырвавшимися прямо из-под земной поверхности толстыми жгутами льда, они, спустя полтора десятка лет все так же хищно продолжали смотреть на скрытые цифрами в картах штабов, цели своего полета...

Алекс вышел на оживленную дорогу по направлению к Новосходненке и забрал немного влево. Через пару сотен метров, он свернул в проулок и зашел в полутемное помещение. "Ювелирная", "Скидки на изделия из зол..." — гласили облупившиеся вывески на валявшейся прямо в центре помещения, двери. Буква "о" на второй вывеске была закрашена черным, а к букве "л" пририсована "а". Так, что получалось: "Скидки на изделия из Зла..."

Да, еще ракеты называли именно так...

Кроме выбитой двери и разбитых витрин тут больше ничего не было. Алекс это прекрасно знал. Потому что ему всего лишь на всего, был нужен "запасный выход", ведущий к другой стороне здания.

Однако, даже когда Алекс пробирался окольными путями, он все равно ощущал этот полный ненависти взгляд. Казалось бы — что за бред? Как может неодушевленный предмет проявлять свойство живого...

А, вот, нет. Оказывается, может. И ощущал его не только Алекс. Обычные прохожие. Жители района...которые практически сразу оставили свои места, не в силах противиться этой закованной цепями льда, несокрушимой, изводящей мощи. Даже у военных караулов и патрульных подчас, сдавали нервы. Таким образом, неудивительно, что сроки их пребывания возле Столпов понизили с четырех часов до двух.

Алекс выбрался через выбитое окно и тут же по колени провалился в сугроб. Холодный, липкий снег сразу нашел себе место — ссыпался за голенище сапог, неприятной склизкой хваткой облепил икры. Его уже почти не убирали — слишком мало было сил. Слишком часто он шел...

Не переставая — все последние пятнадцать лет...

Снег продолжали убирать лишь некоторые жители, рисковавшие на следующее утро оказаться заваленными им по самый потолок и почувствовать себя соленьями в старом погребе. Который сейчас, почему-то воспринимался не иначе, как какой-то сказочный атрибут. Да и сама прошлая жизнь ассоциировалась исключительно с одной только сказкой. Далёкой, манящей и грустной от осознания её конца...

Помимо людских, на грани были и энергетические ресурсы. Электричество давали лишь с шести вечера до шести утра — оборудование больше не выдерживало, сгорало, плавилось и не обеспечивало необходимых мощностей. В остальное время электричество подключалось государственным предприятиям, на которых, по идее, и должны были бы работать люди.

Должны были, однако, почти не работали. Трудились лишь те, у кого сила воли была несгибаемой. Или же те, у кого ещё оставалось то, ради чего следовало сражаться за жизнь и терпеть в надежде на лучшее будущее.

Хотя, гораздо больше было тех, кто просто смирился.

За пятнадцать то лет жуткого существования на грани небытия...

И виной всему были эти самые Столпы. Как только доведённые до совершенства в своём дьявольском искусстве убивать, завораживающие, наполненные плутониевыми изотопами ракеты хищными птицами вспорхнули со своих скрытых в толще земли, насиженных мест, Земля уже приготовилась к гибели. Страшной огненной агонии, захлестнувшей всю земную поверхность и превратившей её в один огромный пылающий шар. Когда люди, наблюдая за грациозным полетом Несущих Смерть, сходили с ума и падали на колени, простирая руки к усеянному вспышками небу...

А, потом вдруг земля раскрылась уродливыми язвами-разломами, из которых, стремясь в невообразимую для них высь, ринулись ледяные копья. Толстые, словно вековые дубы они переплетались друг с другом, образуя твердый, несокрушимый монолит и тянулись к Падающим Звездам...

Да, еще их называли именно так...

Когда они касались ракет, то подхватывали их так бережно, словно любящая мать ребенка. А, затем, безжалостно закатывали Звезды в толстый слой льда. Стискивали в своих ледяных объятьях и усыпляли. Потому что, убить Смерть невозможно...

Это было 19 июля 2035 года...

Кажется, тогда это время называлось летом.

Всего лишь "кажется", потому что в тот день в жизнь людей ворвалась зима. Сильная, свирепая, пожирающая тела и души. И ворвалась она в каждый городок нашего огромного мира. Каждый, даже самый отдалённый, уголок — не только в привычную к подобным холодам и резкой смене температур Россию или Норвегию. Но и в Грецию, Испанию, Турцию, Алжир, Нигерию. На всей планете воцарилось царство льда и снега...которое длится уже, без малого, пятнадцать лет...

Алекс наспех отряхнулся и, не желая здесь задерживаться больше, чем надо, поспешил к автобусной остановке. Часы показывали без четверти восемь, а, значит, транспортное средство должно было уже подойти.

Наверно, мало кто помнит моменты, когда автобусы ходили чаще, чем раз в час, а сопровождали его представители службы безопасности и силовых структур. Один вооруженный человек рядом с водителем, — как правило, бывшим инкассатором — другой, в салоне сзади, остальные — сопровождают автобус, находясь в арзамасском "Сиаме". Да и сам общественный транспорт претерпел некоторые изменения. Пуленепробиваемые, огнеупорные стёкла с защитной сеткой внутри, обшитые шестимиллиметровыми листами бока и специальные пневматические непробиваемые шины повышенной нагрузки. В общем, всё что угодно, лишь бы выдержала техника...

Не выдерживал, однако, народ...

Постоянная нехватка электроэнергии, продуктов, одежды, вечный холод и близость Столпов Власти делала свое дело. Люди бросались друг на друга, выдавливали глаза, откусывали носы и уши, вырывали кадыки — делали всё что угодно, лишь бы добраться до еды, керосина или тряпок. В некоторых районах каннибализм даже стал привычным явлением.

И во всем были виноваты эти проклятые ракеты...

...так считали уцелевшие в бесконечной борьбе за существование, жители.

И во всем были виноваты эти играющие в "монополию" бездумные уроды, по чьим приказам и были нажаты символичные красные кнопки...

...так считал сам Алекс.

Забравшись в автобус, он показал охраннику заветный пропуск — проштампованную со всех сторон ламинированную бумажку. Последняя указывала на то, что ее обладатель работает в передовом госучереждении и имеет право не только на поезд до места работы, но и необходимую защиту.

Алекс дошел до середины просторного салона и с наслаждением опустился на холодное сидение у покрытого инеем окна. Народу в автобусе было еще меньше, чем обычно — всего около двух десятков человек. Что случилось с остальными, Алекс старался даже не думать...

В размышлении он помял в руках пропуск "Международной Организации по Устранению Ядерной Угрозы" и безразлично закинул его во внутренний карман. Вот уже пятнадцать лет как Земля получила второй шанс, эта так называемая "Организация" всё старается решить, как избавиться от закованной в лед угрозы.

Надо заметить, — не решили до сих пор...

Все страны мира вливают в нее последние оставшиеся деньги, а, единственное, на что хватило международной идеи — это удерживающие и защищающие опоры...

Под пристальным оком затеявшего эту смертельную игру, государства, вокруг ледяных столбов были установлены конструкции из металла и бетона, которые упирались в четырехугольный бокс со вставками из термопрочного стекла. Внутри конструкции сделали небольшую узенькую лестницу, чтобы можно было попасть в бокс и исследовать объект напрямую. За пятнадцать лет эта идея оказалась единственной наиболее здравой. Не только из-за того, что члены организации пришли к выводу, будто любые поспешные действия с боеголовками приведут к неминуемой детонации. Да и не потому, что запросто могла произойти резкая смена температурного режима...

Просто, слишком много объявилось в последнее время сект и культов, которые вопили о неправильности сложившейся ситуации. И силой пытались взять контроль над Столпами Творцов. Зачем? Вряд ли это нужно объяснять. Как они сами выражались: "...дабы выпустить на свободу очищающее пламя Господне, которое одним прикосновением испепелит не только все наши неблагие поступки, но, даже память о них. И через пылающую геенну, — пройдя весь путь страданий, что прошел ради нас сын Божий - мы сможем обрести благодать и силу небесную..."

Безумные фанатики. У которых, однако, осталась хотя бы вера...

Отсюда и караулы с патрулями. От таких одержимых даже бетон не спасет — будут зубами грызть, пустыми головами проламывать, но все равно доберутся до своего идола...

Алекс подышал на стекло, затем, снял перчатку и провел пальцем вертикальную линию. На ней нарисовал накренившуюся вниз ракету, а около основания столба, несколько палочных человечков. Один был с автоматом. Остальные подтаскивали под ракету Белый Дом, из крыши которого, как из люка танка, высовывался еще один человечек, выставивший в протестующем жесте руки. Но остальным было абсолютно на это наплевать. Они, словно, говорили...

Человечек с автоматом выстрелил по ракете и на ее верхушке заплясало кривое пламя.

Отвлекшись от своего занятия, Алекс заметил, как с соседних мест за ним с ужасом и опаской наблюдало несколько человек. Смахнув пятерней всю картину, Алекс развел руки в стороны и смущенно пробормотал:

— А раньше надо было думать.

Да, именно так говорили и палочные человечки...

Скелла остановился неподалеку от метро и тяжело вздохнул. Он поднял голову и нашел взглядом Столп. Скелла улыбнулся...

Он вообще очень любил улыбался — делал это часто и с наслаждением. Равно, как и любил подолгу смотреть на неподвижную и безмолвную ракету. Когда он зачарованно наблюдал за ее обманчиво медленным, а, вместе с тем и стремительным, падением, он уже простился со всем, что было ему так дорого в этом мире. С немногими родными, знакомыми, с прочитанными книгами, авторами, с которыми он искренне хотел познакомиться, со всеми прелестями цивилизации...

С жизнью...

Однако, последняя так великодушно подарила еще один шанс...

В тот момент, как из-под земли, сминая и кроша фундаменты и пласты асфальта, вырвался ледяной щуп, Скелла уже изменился. Неуловимо — едва-едва...

А в тот момент, когда ледяное оружие неизвестного героя оплело спускающуюся и щедро дарующую смерть ракету, он уже стал другим.

"Как же мало, оказывается, человеку нужно, чтобы научиться ценить жизнь..." — думал Скелла, — "Для этого, ему надо всего лишь испугаться ее потерять..."

Однако, на удивление, не все были одного мнения с молодым человеком. Безумные фанатики множились со скоростью мух в выгребных ямах, и все хотели лишь одного — уничтожить Столпы. И этого стремления Скелла не понимал.

Жить — здесь и сейчас! — вот каким был его лозунг. Почему этого не понимали остальные, для него было загадкой. Неужели внезапно растянувшаяся в вечность, зима заставила людей забыть о том, что взамен они получили нечто большее? Или, виной тому какой-то голод? Выжили же люди в осажденном Сталинграде, так почему бы и сейчас не цепляться за жизнь всем, чем только можно. Благо, в обоих случаях у людей оставались две самые важные вещи — жизнь и вера.

Да, он стал другим...

И все вокруг тоже изменилось — оно просто не могло оставаться прежним...

В неясном лунном свете едва заметно бликовали скрывающие от неблагодарных взглядов сердце Столпа, толстые стекла. Если вот так стоять и долго-долго, не отрывая взгляда смотреть туда, надеясь пробить взглядом термостойкое стекло, можно было увидеть — представить? — голубовато-прозрачное уплотнение, в толще которого, как в странном подобии студня, находился хищный зверь. Белый, остроконечный, заряженный неизвестными, а, потому ещё более опасными, изотопами урана, хищник. И, только ледяная оболочка вольера сдерживала его от последнего броска на ничего не подозревающую жертву.

А людей, между тем, у вольера собиралось все больше и больше...

"Зверей не кормить!"

Только, что делать, если звери станут вдруг кормиться сами?

Два варианта — либо уничтожить зверей, либо лишить их пищи...

И что выберет большинство, Скеллу очень волновало. Ибо второй вариант серьезно расходился с его взглядами на жизнь и сложившуюся ситуацию в целом.

Кинув прощальный взгляд на окруженный военными Столп, Скелла хищно улыбнулся и спустился в метро.

Привычным движением возвращающегося с работы довольного собой человека, выпорхнуло из кармана уже в раскрытом виде удостоверение. Стоявший у пропускного пункта военный скользнул по бумаге ленивым взглядом, с заметным удивлением, правда, задержавшись на строчке "Патрульный Гарнизон Северного Столпа", но едва заметным кивком и вялым движением автомата обозначил право на проход.

Внизу — на станции — послышался визг стальных колес. Подходящий поезд замедлял ход.

Скелла резко сорвался с места и побежал по неподвижным ступеням эскалатора — если он не успеет на этот поезд, ему придется ждать еще не меньше получаса.

И, все-таки, не смотря на такие мелочи, жизнь продолжалась.

На бегу Скелла радостно засмеялся.

Да, он стал другим...

Очень хотелось есть. И, почему-то, спать. Однако, если с первым были явные трудности — время обеда еще не пришло, а, потому можно было разве что который раз подходить к кулеру за новой порцией горячей воды, (которая поступала с улицы — в виде растопленного и очищенного снега) то, вторым в отделе занимались практически все.

Алекс потер глаза, в тщетной попытке отогнать сон, но тот упорно продолжал цепляться за человека. Не вытерпев такого издевательства, Алекс, наконец, мысленно плюнул на это дело и положил голову на сгиб локтя.

Измученное тело и постоянно ожидающий опасности разум потекли восковыми волнами. Окружающий мир превратился в одно огромное черное нечто с отголосками всех произошедших за последние дни, происшествий. Обволакивающее наслаждение, возникающее когда после наполненного сумасшедшими событиями дня, человек, наконец, плюнув на все закрывает глаза и обещает себе не просыпаться, даже если весь этот гребаный мир полетит в...

Алекс от неожиданности даже подпрыгнул. Сердце бешено колотилось в груди, а широко распахнутые глаза искали...что искали? Какая неожиданность? Алекс даже не понял, что его разбудило. Лишь спустя мгновение, когда он увидел своих соратников по работе, буквально присосавшихся к окнам, как рыбы в аквариуме, до Алекса дошло. Взрыв. Опять какой-то взрыв.

Какой? А черт его знает — уж явно не Столпа Творцов...пожалуй, лишь об одном этом можно было говорить со стопроцентной вероятностью.

Не смотря на то, что правительство мобилизовало все силы, перекрыло доступ оружия в страну и взяло под контроль уже существующие точки, оно довольно исправно продолжало поступать на черные рынки необъятной родины. Возросла лишь плата. Теперь основным товаром обмена служила еда. Абсолютно любая — от кормов для животных до человеческих органов и трупов. Правда, больше всего по-прежнему ценились дети — мясо у них было помягче, да и посочнее...

Подлили масло в разгорающийся огонь и открывающиеся в последнее время бомбоубежища. Из довольно примитивных — тех, что программировались загодя и раньше назначенного срока открыть их было весьма непросто. Люди, прожившие там пятнадцать лет и выбравшиеся на поверхность встречались с ужасающей реальностью. Не было никакой войны — жизнь остановилась там, где они ее сами и оставили, забравшись под землю...

Появилось много сводящих с ума проблем и обстоятельств. Пережившие "Конец Света" просто не выдерживали такой жестокой правды. Некоторые кончали жизнь самоубийством, другие, захватив запасы оружия в убежище бросали вызов правительству, не только приведшему их к гибели, но и делавшему все, чтобы ее агония продолжалась не одно поколение. Иными словами, превращались в безумных фанатиков. Надо сказать, самых жестоких и беспринципных в своём роде.

В общем, редко кто из людей "нового поколения" находил свое место в нынешней жизни...

Оцепенение и легкий испуг прошли довольно быстро — работники отсасывались от запотевших окон и приступали к своим прямым обязанностям. Кто-то снова пытался заснуть, а кто-то просто пялился в дисплей, который за время отсутствия его хозяина погас — на всех компьютерах были установлены энергосберегающие режимы...

— Гарин, зайди к шефу, — появилась вдруг в дверном проеме физиономия Михаила Ивановича Силаева — начальника соседнего отдела по снижению уровня международной ядерной угрозы. Отдел еще более бесполезный, чем тот, в котором спал Алекс.

— Да, Михаил Иванович, — кивнул он. В отсутствии загадочно пропавшего Ватура Лавина, Алекс был назначен временно исполняющим обязанности начальника сектора.

Надо сказать, временное их исполнение продолжалось уже, без малого, целый год...

Кабинет шефа — пятидесятилетнего пузанчика — располагался в самом конце коридора, у лестницы. Надо полагать, чтобы можно было быстро и беспрепятственно слинять в случае каких бы то ни было проблем...

Пройдя мимо круглых настенных часов, Алекс с немалым удивлением отметил про себя, что те показывали тридцатое число...

А это значило, что вызывал его шеф для ежемесячного собрания. На самом деле сущая формальность: пара вопросов о том, появились ли идеи по снижению угрозы; пара ничего не значащих кивков из разряда "я так и думал"; ну, и в заключение, пара пустых фраз о том, что никто не работает и, видимо, хочет остаться без зарплаты и покровительства армии...

История, повторявшаяся из месяца в месяц. Вот только, не это было главное. Алекс упорно думал, что до конца сентября еще как минимум две недели...

Однако ж, нет. Он с неудовольствием отметил, что не замечает жизни. Не только вокруг — она закончилась уже тогда, когда ракеты не дотянули до земли какие-то метры. Но даже тогда Алекс радовался внезапно выпавшей удаче. Он с радостью продолжал учиться, искать работу, пытался создать семью...пытался жить. Однако, все чаще и чаще его посещала жуткая мысль, что жизнь то давно кончилась. Остался лишь её призрак. И бессмысленное существование. Как у растений. Или стафилококковой палочки под ободком унитаза...

На вежливый стук никто не ответил и Алекс, пожав плечами, вошел без приглашения. Шеф, как всегда одетый в один и тот же строгий серый костюм, стоял у окна. Заложив руки за спину, он задумчиво смотрел куда-то вдаль. Лицо его при этом было настолько грустное, что казалось, он прямо сейчас упадёт на задницу, зарыдает и будет колотить по полу кулаками, как маленький мальчик, выпрашивающий у мамы понравившуюся игрушку...

И только спустя несколько долгих мгновений Алекс вспомнил. Пару недель назад у Александра Вавиловича убили жену и сына. Причем, настолько жестоко, что другой человек, может и последних остатков разума лишился бы. Мальчика подобрали как "консервы" на обмен оружия, а мать, бросившуюся защищать чадо, просто связали, избили, изнасиловали, убили, еще пару раз изнасиловали пока труп не остыл. А останки просто сбросили около какой-то помойки. И, самое главное, непонятно куда смотрела армия, в обязанности которой входило защищать членов семей госслужащих.

Тем более такой организации, в которой работал Александр Вавилович.

Тем более, такой должности, которую он занимал...

Буквально через несколько минут после того, как он получил известие о гибели своей семьи, шеф взял с собой пару сопровождавших его обычно бойцов, снял еще несколько под личную ответственность с внутренней охраны объекта и направился в руины, возле которых и произошел подобный ужас.

Разыскав учинившую расправу банду, которая в свете послевоенных событий больше напоминала сборище бомжей, Александр Вавмлович приказал открыть огонь на поражение...

И пока подчиняющиеся ему люди в глухих черных комбезах умело подстраховывая друг друга, выбивали из разрушенного подвала головорезов, он стоял и блаженно улыбался. А потом, подобрал у одного из убитых маньяков нож и принялся медленно добивать оставшихся в живых.

Когда он с бойцами проник вовнутрь и обезвредил главаря, все было кончено. Семилетнего парня Александра Вавиловича уже успешно обменяли на оружие, которым бандиты отбивались от ребят шефа, и поделили между собой контрабандисты...

В тот момент, когда оставшийся в живых головорез рассказал обо всём, внутри у Александра Вавиловича будто оборвалась какая-то ниточка. И, не смотря на то, что бойцы стояли словно каменные, держа под прицелом вход и главаря, а ни единая черточка на лице не отображала их отношения ко всему происходящему, в глазах неизвестных шефу людей, он разглядел понимание и сочувствие.

Александр Вавилович кинул под ноги вожаку нож, которым до этого собственноручно порезал не могущих сопротивляться бандюков и отвернулся. Тихим, безжизненным голосом сказал лишь: "Отрежь себе руку и обглодай ее..."

Вздрогнули даже привыкшие к смертям бойцы. Головорез же побелел, но к ножу и не прикоснулся. Даже, чтобы метнуть его в шефа и получить быструю смерть от пули. Наверно, потому что понимал, что те люди, которые стоят за его спиной, а, тем более, неизвестный ссутулившийся человек в чёрном плаще, не позволят ему умереть быстро и безболезненно...

Потому что все они понимали, каких трудов стоит вырастить ребёнка в этом ледяном аду. Когда даже в родильных домах из-за проблем с электричеством и постоянным холодом за окном, персонал вынужден беспрестанно кипятить воду в вёдрах на костре у входа и, разливая её в грелки и пластиковые бутылки, подкладывать под кроватки новорожденных. Или сидеть на работе, зная, что сейчас твоя вторая половинка сидит дома и, дожидаясь возвращения любимого, теплом своего хрупкого тельца, пытается сохранить тлеющую искорку появившегося на свет человечка...

Когда Александр Вавилович повернулся, на его лице не было ни слез, ни, даже тени грусти, сожаления или печали. Он внимательно посмотрел на тварь перед собой и повторил приказ. На этот раз еще тише и спокойнее.

— Отрежь себе руку и обглодай ее! Заслужи передо мной прощение...

Не смотря на то, что он стоял перед головорезом абсолютно безоружным и незащищенным, бандит дрогнул. Ведь, бывает так — только посмотришь на человека, как видишь у него внутри толстый несминаемый стержень — и понимаешь, в этот момент он добьется всего, что только взбредет в голову. Пусть даже, ценой собственной жизни. Тем более, если учесть что именно в этот момент она как раз подошла к концу...

Головорез дрожащей рукой поднял нож, прислонил лезвие чуть ниже левого локтя и что было сил, зажмурился.

— Выше, — бесстрастно мотнул головой шеф.

Головорез непонимающе посмотрел на своего палача. Взгляд его уже потух — в нем отчетливо читался страх и предстоящее мучение.

— Бери выше, — повторил Александр Вавилович.

Головорез поднял лезвие до плеча и, заметив одобрительный кивок палача, погрузил клинок в плоть.

Резкий, разрывающий перепонки и разум, крик, плетью хлестанул по ушам. Заставив бойцов отвести глаза, а шефа — с непередаваемым удовольствием, рассмеяться.

Нож дошел до кости и окружающие явственно услышали бросающий в холодный пот и нервную дрожь, скрежет. Крик перешел на однотонный визг — тяжелый, с придыханием...

Когда дело было сделано, бандит уронил нож и поднял отпиленную руку. Перевязывать кровоточащую культю он даже не думал.

Равно, как и никто из присутствующих...

— Теперь, ешь, — с удовольствием улыбнулся Александр Вавилович.

Головорез откусил с внутренней стороны руки кусок и его тут же вырвало. Он рухнул на ледяной пол и тело бандита несколько раз содрогнулось.

— Ты доволен? Ты простил? — едва слышно спросил он.

— Бог простит...и то, не уверен... — с этими словами Александр Вавилович ударил его ногой в лицо, отчего головорез опрокинулся навзничь, ударившись головой о промерзшие камни и застонал. Затем, шеф наступил на его целую руку и, подняв нож, принялся отпиливать и эту...

Говорят, все это время Александр Вавилович улыбался — радостно и безмятежно. А когда главарь, наконец, сдох, и он сам заметно сдал. В одно мгновение словно бы уменьшился в размерах, жуткая улыбка сползла с лица, в глазах застыла дикая, терзающая боль, а ноги подкосились.

Обратный путь он проделала на руках сопровождавших бойцов. Говорят, никто из этой маленькой группы, устроившей рукотворное правосудие ни словом не обмолвились по этому поводу своему начальству. Хотя, последнее все равно пронюхало о случившемся. Но самое удивительное, что никаких санкций, кроме устного выговора, не последовало. Александра Вавиловича миновала даже эта участь...

Потому что, его уже настигла гораздо более страшная...

Наверно, именно поэтому, его даже не стали выгонять или переводить с привычного места работы. У Организации был свой принцип — ставить во главе отделов, бюро и отделений только целеустремлённых и проверенных людей. Таких, у которых было что-то ещё — помимо холодного дома, куда можно было бы вернуться после изнуряющей своим однообразием, работы. Государство, в лице напыщенных лидеров, слишком боялось за своё дальнейшее существование, а, потому, и приставляла к каждой семье занимавшего высокое положение человека, охрану. Потому что в любой нужный момент ласковая охрана за прилежную службу могла резко смениться на чудовищное наказание за малейшую оплошность.

С одной стороны — охраняемые ценой жизни отряда или подразделения. А с другой — находящиеся в бетонной ловушке — заложники...

Само собой, такие люди будут работать, словно одержимые за одну только идею о прекрасном будущем для своих любимых...

А вот, Александру Вавиловичу после ужасного происшествия не сказали ни слова. Шеф всё так же продолжал ходить на работу, требовать, проверять и печатать никому не нужные пачки отчётов о проделанной работе его отдела. Пожалуй, означать это могло либо окончательную поломку прогнившей и проржавевшей государственной машины. Либо...

Либо, признание всех ранних заслуг шефа. В конце-концов, именно его отдел был инициатором создания защитных каркасов вокруг Столпов. В переговорах с армией — на вопросах расположения караулов и гарнизонов, он так же принимал участие.

Алекс негромко кашлянул. Александр Вавилович вздрогнул и его взгляд, направленный за горизонт стал более осмысленным. Затем, он наклонил голову и со вздохом отошел от окна.

— Здравствуйте, Александр Вавилович.

— И вы здравствуйте, Гарин. Как обстоят дела с возможными вариантами устранения ядерной угрозы? — голос шефа был настолько безжизненным, что даже звучал однотонно. Ни эмоций, ни интонаций...

Алекс отвел взгляд.

— Так я и знал — опять ничего. Да за что вам деньги платят? Если честно, я не понимаю — зачем только таких тупиц защищает госу... — шеф запнулся и его губы дрогнули. Выгнулись, словно к уголкам рта его поднесли два пальца и опустили их вниз.

Словно, кукла плачет...

Александр Вавилович тяжело опустился на стул и взял в руки карандаш. Отбивая странный, но отчего-то знакомый ритм, он посмотрел на Алекса. Однако, последнему показалось, что взгляд шефа направлен в какую-то недосягаемую для простых людей, даль.

А карандаш все отбивал незамысловатый, повторяющийся ритм.

Три длинных, один короткий, три длинных...

Три длинных, один короткий, три длинных...

Спасите наши души...

Три длинных, один короткий, три длинных...

Три длинных, один короткий, три длинных...

Пожалуйста, ну хоть кто-нибудь, спасите наши умирающие в жуткой агонии души!

— Я знаю один вариант...как вы говорите, устранения ядерной угрозы.

Шеф моргнул и прищурившись, оглядел Алекса, будто вообще впервые того увидел.

— Так какой же?

— Для того чтобы уничтожить угрозу, достаточно уничтожить и сами ракеты. Одновременно. Нужно только найти ту, взрыв которой позволит вызвать эффект домино...

Карандаш резко замер, а в глазах шефа появился огонек интереса. Плечи расправились, а он сам подался вперед.

— Как такое возможно?

— Довольно просто...насколько я помню, скоро пройдёт запланированный осмотр ракеты на предмет изменения толщины льда. Нужно просто обеспечить как можно меньшее присутствие нежелательных лиц. А дальше — дело за малым...

— И кто же это осуществит? — шеф облизал пересохшие губы.

— Вы, Александр Вавилович, только вы...

Сухой треск сломанного карандаша, казалось, был слышан даже в самых отдаленных уголках земного шара...

Скеллу мучили странные предчувствия скорой опасности. Пока еще не оформившиеся в настоящую паранойю, но уже следующие за ним по пятам и не дающие думать ни о чем другом, кроме неизвестной проблемы.

Не смотря на то, что это было в какой-то степени нелепо, Скелла вовсе не пытался отогнать от себя непонятные ощущения. Напротив, пытался в них разобраться. Однако, выходило еще хуже — сознание бунтарски восставало и отказывалось анализировать происходящее.

Такое же чувство было у него пятнадцать лет назад — в тот самый момент, когда в нескольких сотнях метров от изумленного молодого человека пролетела ракета. Средства оповещения населения вопили на разные тона и голоса. Визжали, подгоняли и, даже просто, можно сказать, скучно, монотонно предупреждали...

Скелла несся по направлению районного бомбоубежища. Старого, покрытого сетями трещин и мха, сооружения, с ведущий в непроглядную глубину, широкой лестницей из длинных и высоких ступеней.

Однако же, Скелла не успевал. Слишком много времени он потратил на сборы и звонки — предупреждение знакомых и родственников. И в тот момент, как на уровне его расширенных от ужаса, глаз пролетела оставляющая после себя едва заметный дымный след, ракета...внутри у бедного юноши уже всё взорвалось...

Скелла явственно почувствовал, как его тело теряет массу, разум плавится и все вокруг — в том числе и он сам — превращается в пустоту. Единую, повсеместную, обволакивающую и не существующую...

И в тот момент, когда из-под земли вдруг выросли длинные ледяные столбы. Которые, словно лианы, сначала мягко поймали, а, затем, намертво оплели ракету...в тот момент и пришло подобное чувство...

Ликование, безумный восторг, радость, счастье — искреннее и настолько яркое, что не стыдно было даже разреветься...

Сводящая с ума ярость, бешенство и бессильная злоба. Ненависть, выжигающая даже спасительную пустоту. А еще, боль...

Скелла отлично помнил тот момент — стрелки часов для него навсегда застыли на шести часах и сорока двух минутах утра.

С того самого момента, на протяжении всех пятнадцати минувших лет, в это время он просыпался и в это же — ложился. А снились ему страшные, выворачивающие все происходящее наизнанку, сны.

Скелла ненавидел эти сны и, даже, несколько раз старался не спать вообще. Но в назначенное время у него перед глазами вставала закованная в ледяную броню ракета, а юноша вновь переживал тот, наполненный ужасом, отчаяньем и пустотой, момент и...терял сознание. Просыпался же он опять в то же время — то есть, ровно через двенадцать часов — в сорок две минуты седьмого, вечера. Именно поэтому и устроился работать в Патрульный Гарнизон Северного Столпа в ночную смену. Там в обязанности Скеллы и его напарника — Арнисом — входило патрулирование назначенных участков, находившихся в непосредственной близости от ракеты...

Исправно проверив территорию и убедившись в том, что никакой опасности нет, Скелла сдал рацию и оружие вечно хмурому и невысыпающемуся сменщику Олегу. Очень хотелось, чтобы вместе с винтовкой в его руки перешло бы и изматывающее чувство опасности, однако, этого, к сожалению, не случилось.

Ощущение лишь усиливалось, а время безжалостно ускоряло ход — оставался всего час на то, чтобы успеть добраться до дома. Иначе, Скелла потеряет сознание прямо тут...

И в этот момент Скелла заметил, как к главному караулу Столпа подошла небольшая группа людей. Шедший впереди с ходу развернул какую-то бумагу и передал ее начальнику караула. Последний, даже не глядя на нее, сложил лист в четверо и грубо затолкал ее неизвестному в карман куртки.

"Вот оно," — понял Селла. Вернее, не само оно, а всего лишь предпосылка к пока ещё не известному, но уже вызывающему неприятные предчувствия, событию.

Чтобы преодолеть разделявшее его с постом расстояние, Скелле потребовалось всего несколько минут. Подойдя ближе, он остался стоять чуть в стороне. Для себя он уже решил во что бы то ни стало понять, что тут происходит и чем это было чревато.

Через еще десять минут пререканий начальника караула Торолова и неизвестного высокого мужчины в красной аляске, за спиной которого безжизненными теням застыла еще пара гражданских, все стало предельно ясно. Оказалось, что неизвестные гости — какие-то высокие чины Международной Организации по Устранению Ядерной Угрозы — хотели пройти внутрь Столпа, чтобы зачем-то увидеть ракету. О подробностях парень, естественно не распространялся, заканчивая каждое свое предложение тычком в раскрытую бумагу, вдоль и поперек покрытую штампами и загадочной сетью росписей.

Капитан Торолов стоически отбивался от нападок ученого, мотивируя это тем, что к нему не поступало никаких приказов относительно данного посещения, ибо все осмотры до этого момента проводились днём. А связаться со штабом в такое раннее — или позднее? — время просто не предоставлялось возможным.

С виду, конечно, не подкопаешься...Однако, Скелла знал отчего капитан так уперся. Он не хотел разбираться с мозготрахами — как их не очень ласково называли, армейцы — под конец своей смены, когда оставалось дежурить буквально полчаса. Ибо, по уставу, он обязан был дождаться ухода "гостей" и лишь после этого сдавать пост. Только вот, кто знает, как долго они там будут ковыряться? А звонить в штаб было делом действительно неблагодарным — за звонок в двадцать минут седьмого по головке не погладили бы. Особенно, если не произошло чего-то из ряда вон выходящего. А это случай, к сожалению, таковым не являлся...

Вдруг один из сопровождавших человека в красной куртке, откинул капюшон. В его руке Скелла заметил небольшой темный прямоугольник — сотовый телефон. Неизвестный протянул его капитану и несколько смущенно сказал:

— Кажется, это вас...

Торолов, кинув убийственный взгляд на троицу мозготрахов, взял трубку и приложил ее к уху. В процессе короткого разговора, выражение лица капитана успело измениться не один десяток раз — от откровенно скучающего, до разъяренного, словно впавшего в животное бешенство.

Резко оборвав связь и кинув трубку тому, кто ее дал, капитан пролаял:

— Валите, чёртовы ублюдки!

Готовые к такому повороту событий солдаты уже привычно обшаривали учёных в поисках оружия. А бедная, продрогшая, наверно, до костей, немецкая овчарка по кличке Родд, флегматично обнюхала содержимое большой кожаной сумки. Огнестрельного оружия и взрывчатки там точно не было, а до остального никому особого дела не было...

Поражающие своим идиотизмом законы требовали проверять каждого, кому было выдано разрешение на подъём к Столпу. Однако, они же категорично запрещали обследовать проносимое учёными оборудование. Так сказать, во избежание поломок хрупких приборов и техники.

— И если через тридцать минут вы не закончите, я собственноручно пристрелю каждого за введение в заблуждение караула и угрозу безопасности государства! А уж это доказать я смогу!

При этих словах закрывавший сумку человек в красной куртке вздрогнул и, внимательно посмотрев на Торолова, еле слышно обронил:

— Где же вы были раньше, капитан...

Александр Вавилович смотрел на покрытую толстым слоем льда ракету и улыбался. По-настоящему. Счастливо, как ребенок в магазине игрушек или кондитерской, казавшимися ему земным раем...

Удалось...

Получилось...

Отчего-то казалось, что после того памятного разговора с Гариным у него в кабинете, абсолютно все знают о заговоре. И ни за что не дадут Александру Вавиловичу подойти к Столпам даже на расстояние пушечного выстрела. А уж идею о внезапном ночном посещении, раскусят сразу же.

Хотя, с другой стороны, действительно, никаких особых заговоров и не было. Ещё несколько лет назад было замечено, что слой льда несколько истончается. Причём, если первое время это были сотые части миллиметров, то в несколько месяцев назад, толщина уменьшилась на целый миллиметр. Вот именно из-за этого и были введены ежемесячные, а, если была необходимость, и чаще, процедуры осмотра и измерения ледяной поверхности. Основная хитрость состояла в том, что осмотр производился под утро, чтобы уменьшить количество совершенно ненужных, в случае Александра Вавиловича, сопровождающих лиц. Как и предположил Гарин, начальник караула тоже не загорел желанием присоединиться к осмотру. Тем более, после звонка взбешённого заместителя генерального директора организации. Не столько из-за того, что его посмели разбудить в такое время, сколько по тому поводу, что ограниченные в своём развитии солдафоны смели чинить препятствие его людям, которые, кстати, практически своими собственными руками и возвели тот объект, который теперь и охраняли тупые обезьяны в форме. То ли спросонья, то ли из-за внезапной вспышки ярости, но Сергею Витальевичу и в голову не пришло задать вопрос или хотя бы, задуматься о том, зачем его людям вообще пришло в голову устраивать осмотр в начале седьмого утра...

— Александр Вавилович, так мы измерять то её будем? — подал голос Тимофеев.

Вместо ответа, шеф закрыл глаза и грустно улыбнулся. В соответствии с приказом, рядом с ним обязаны были находиться не меньше двух сопровождающих лиц соседних отделов. От остальных он кое как избавился, но, сбрасывая этих, Александр вовремя понял, что может лишь привлечь ненужное внимание.

Достав из сумки с "необходимыми" инструментами кучу барахла, типа лазерных линеек и уровнемеров, Александр Вавилович склонился над сумкой еще ниже.

— Конечно, конечно...я вот только, не могу понять... — озадаченно пробормотал он.

— Что именно? — Тимофеев подошел ближе.

— Да, вот... — Александр резко выпрямился, локтем левой руки нанося молниеносный удар в переносицу. В правой руке он сжимал обнаженный нож. Тот самый, леденящей сталью которого, он лишил жизни всех тех ублюдков, кто посмел уничтожить его родных...

...его жизнь...

Тимофеев со стоном схватился за разбитый нос и стал заваливаться назад. Лонис — второй сопровождающий — уже повернулся было к лестнице, однако, Александр успел настичь бедолагу. Левой ладонью он заткнул раскрытый в преддверии крика рот, а правой, погрузил лезвие в беззащитную шею.

Затем, сопровождаемый сиплыми и булькающими звуками, снова ринулся к лежащему Тимофееву и с размаха ударил того по закрытому руками, лицу. Удар пришелся куда-то в район лба, поэтому сотрудник шестого отдела только всхрапнул и обмяк. Резкий взмах ножом завершил дело.

Где-то позади тяжело рухнуло безжизненное тело Лониса.

Не желая терять больше ни секунды, Александр Вавилович подбежал к ракете и принялся работать ножом. Боеголовка была расположена на уровне его груди, поэтому работать было довольно удобно. Но, как и предполагал Гарин, ни к чему толковому это не привело.

Александр Вавилович вновь бросился к сумке и на этот раз вытащил из-под фальшивого дна небольшой — с ладонь — полиэтиленовый пакетик с белым порошком внутри. Естественно, как бы не был великодушен капитан после разговора с заместителем генерального директора, их всё-таки обыскали. А вещи дали обнюхать собаке. Однако, если первые не могли даже дотрагиваться до специальных точных приборов учёных, то вторые не могли ничего учуять, кроме взрывчатки и пороха.

Наверно, они были способны обнаружить даже наркотики. Однако, вещество в прозрачном водонепроницаемом пакете было ничем иным, как кальциевой солью соляной кислоты. Более известной в мире, как пищевая добавка с опостылевшей приставкой E. А, потому, не такая уж и редкая вещь.

Александр Вавилович приблизился к ракете и высыпал всё содержимое на верхнюю поверхность сковавшей её, льда. Измерения, которые проводились не только по толщине ледяной поверхности, показали, что температура льда в каждом из Столпов колеблется от минус тридцати трёх до минус тридцати семи градусов. А что кроме кипятка способно преодолеть такой температурный барьер и заставить перейти лёд в своё обычное состояние? Самое обычное средство, которым раньше посыпали дорожки на улицах зимой...

Получая благодаря обычной соли пограничный слой, в котором температура замерзания смеси оказывалась бы ниже температуры плавления льда, в этом участке шло образование соляно-водяной плёнки, которая увеличивала площадь соприкосновения льда с солью до тех пор, пока весь лёд не растопится...Только, если обычная соль была способна понизить порог замерзания смеси до тридцати с небольшим, градусов, то хлорид кальция понижал температуру почти до шестидесяти градусов.

Другими словами, оставалось лишь наблюдать, как истончаются грани нечеловеческой ловушки для человеческой же ярости и глупости...

Не в силах просто стоять и смотреть, Александр Вавилович вновь принялся работать ножом. Только, на этот раз максимально аккуратно — стараясь не расплескать образовавшуюся в небольшом рукотворном кратере, лужицу концентрированного соляного раствора. После десятка однотонных движений мозг отключился, оставив возможность телу работать самостоятельно — бездумно заносить на грудой льда нож, вгонять его в намеченную точку, раскачивая при этом лезвие из стороны сторону, затем, вынимать и снова заносить оружие над беззащитной ледяной бронёй...

Все мысли Александра Вавиловича были настолько забиты внезапно накатившими страхами, что он даже пропустил момент, когда лезвие со всего размаху налетело на оголённый металл ракеты. Последняя, словно отзываясь, завибрировала и со следующим же ударом...

В последний момент Александр Вавилович, словно в замедленной съемке увидел, как сминая белоснежную оболочку, в том месте, куда вонзилось остриё ножа, на свободу вырвались слепящие, пышущие жаром, языки пламени. Они росли и заполняли собой все окружающее пространство. Пожирая и уничтожая то, до чего только можно было докоснуться.

Вот они добрались до Александра Вавиловича и обволокли его тело цельной оболочкой жидкого огня. Однако, словно разглядев в его душе такой же пылающий огненной ненавистью, жар, они не тронули его...

Они стали им...

А сам Александр Вавилович превратился в оружие, которое сам до этого момента и пытался уничтожить...

Еще более смертоносное и безжалостное, потому что в отличие от холодного, безжизненного металла, несущего в себе смерть, он знал как и когда им лучше всего воспользоваться...

Безумные языки первородного пламени смешивались и усиливались безжалостным излучением бета-распада, заполняя этой убийственной смесью пустоту внутри Александра Вавиловича. Заставляя того ликовать и, раскинув руки в стороны, пытаться поглотить как можно больше этой сводящей с ума своим ощущением власти и торжества, субстанции...

Никогда еще он не чувствовал себя настолько живым...

Внезапно Столп потряс сильный толчок — так, что Скелла не удержался на ногах и позорно рухнул в снег. Хорошо, хоть, на руки.

В следующее же мгновение все присутствующие увидели, как веером вылетели с верхнего уровня Столпа, сплавленные осколки стекла и бетона. А, следом за ними фонтаном выплеснулось ослепительное белое пламя...

Сердце Скеллы болезненно сжалось. Странное предчувствие не подвело...

И вдруг Столп покрылся изморосью, а верхний уровень, где находилась ракета — льдом. Словно неведомый художник, обводящий эскиз, лед, принял причудливую форму вырвавшегося пламени и полностью скрыл его под собой...

— Вашу мать! Придурки! — первым опомнился капитан, — Какого хера они там наделали?!

А, вот, Селла, похоже, знал, какого...

Солдаты бросились ко входу, однако, столкнулись с огромной проблемой. Весь лестничный проем был так же заделан льдом...

— Звоните в штаб! Нужно обязательно связаться с... — закричал, было Скелла, поднимаясь. Однако, тут же наткнулся на ответный крик Торолова.

— Заткнись, кусок говна! Или ты хочешь, чтобы меня прямо сейчас заживо съели?

Ответить Скелла уже не успел. Наручные часы пропищали незамысловатую мелодию, едва различимую среди криков солдат.

Скелла вздрогнул. Он мало когда слышал эту мелодию, потому что старался всегда отключать оповещение по прибытии домой. Однако же, нескольких случаев вполне хватило для того, чтобы при первых нотах будильника, его спина уже покрывалась потом...

Сорок две минуты седьмого...

Сильный толчок и резкий ледяной удар где-то на самой границе сознания...

Ощущение присутствия чужого разума. Сильного, мощного, древнего...

"Кто ты?"

"Какая тебе разница?"

"Мне просто интересно..."

"Мое имя Сайгар, только о чем это тебе может сказать?"

Холод подкрадывается все ближе — он окружает, обступает и готовится к атаке...

"Кто ты?"

"Я назвал тебе свое имя"

"Но, тем не менее, так и не ответил на вопрос!"

"Я - бог. Холода, льда, снега, стужи и всего того, что вы называете одним коротким словом - зима."

Очертания башни, залитой огнем и скованной барьерами льда сгладились, истончились, а, затем и вовсе, померкли. Прямо перед Александром Вавиловичем возвышался преклонных лет мужчина. Своими размерами он превышал противника, как минимум, вдвое. Тело незнакомца было облачено в тяжелые стальные доспехи, поверх которых располагались неравномерные ледяные наросты. При каждом движении они издавали тихий хруст и осыпались вниз крохотными осколками. Волосы человека были белого цвета с нездоровым, грязновато-серым оттенком. В руках он держал меч, так же покрытый слоем льда. Незнакомец шел тяжело, а на его лице была запечатленяно выражение явственно читающейся муки...

"Неужели, не узнал? А если бы я появился в женском обличье - ты бы подумал, что перед тобой Снежная Королева?"

"Но...но, ты же мужчина?"

"Это всего лишь мой привычный образ...Просто ваши умы привыкли все прекрасное, таинственное и заслуживающее восхищения отожествлять с женским началом. Вот и я не стал исключением - Снежная Королева, та же Морана, к примеру..."

"Зачем ты все это делаешь? Почему не даешь умереть спокойно?"

"Спокойно умереть можете только вы, люди...для меня это более чем мучительно. Ты хочешь знать зачем? Ответ тебя не удовлетворит. Я всего лишь хочу жить..."

"Вот и живи себе, а нам оставь возможность умереть!"

"Ты не понимаешь? Моя жизнь так или иначе связана с людьми. Отожествляя какое-либо явление с божественными силами, вы, тем самым, даете им жизнь."

"Значит, по сравнению с тобой, мы истинные боги? Ведь мы сотворили не один пантеон..."

"Может и так, но разговор сейчас не об этом!"

"Да ты проявляешь эмоции...Раздражение. И, наверно, зависть? Куда же без этого."

"Мне все равно, что ты говоришь, но таким безрассудным образом уничтожить самих себя я вам не дам!"

"А мы уже уничтожены - с твоей помощью или без нее, но это произошло пятнадцать лет назад. Так что, и тебе пора готовиться к небытию. Да, и, надолго ли тебя хватит? Твой вид не говорит о скрытом могуществе и мощи, а тот факт, что с каждым днём, сдерживающая ракеты ледяная оболочка всё утончается..."

"Ты прав, мне очень трудно. Держать под контролем климат целой планеты, еще и поддерживать ваши игрушки. Но, я справлюсь...слышишь, ты, я справлюсь! Точно так же как и все эти люди, приспособлюсь, выживу! В конце-концов, я пережил уже многих кто меня знал и проживу еще столько же! Слышишь, я еще буду топтаться на останках вашей цивилизации! Так что, уйди, пока есть такая возможность — живи..."

"Это называется не жизнью — выживанием, существованием, бытием. Как угодно, только не жизнью. Она уже кончилась, только, вот, смерть еще не началась..."

Александр Вавилович сосредоточился, разжигая вокруг себя ту стихию огненной лавины ненависти, что поглотила его с самого начала. Лед, вздрогнув и откликаясь на зов Сайгара, словно живое существо, ринулся было в атаку, но в одно мгновение оказался смятым сокрушающим потоком наполненного яростью и болью, пламенем.

"Что ж, жаль что ты выбрал такой вариант. Только, тебе все равно не одолеть меня. В конце-концов, ты всего лишь человек..."

Алекс очнулся от липкого, холодного прикосновения. С трудом открыв глаза, он обнаружил что лежит в снегу, а рядом — всего в паре десятков метров расположен огороженный объект, так похожий на...

Чёрт возьми!

Как он оказался возле Столпа? Что вообще случилось? Алекс абсолютно ничего не помнил. Лишь то, что до назначенного времени он успел придти домой и завалиться спать. А, значит, ненавистного провала в памяти быть не должно...

Вокруг суетились и сходили с ума люди в военной форме, а в ушах тяжелым раскатистым эхом раздавалось: "...хочешь, чтобы меня прям щас заживо съели? Прям щас заживо съели? Заживо съели? Съели? Съели?!"

Сделав над собой усилие, Алекс тяжело поднялся и лишь тогда смог рассмотреть причину паники — из узких окон-бойниц Столпа наружу рвалось ледяное пламя. По-другому охарактеризовать увиденное он просто не мог.

И сразу же почти все встало на свои места...

Алекандр Вавилович...

Губы Алекса растянулись в жутком подобии улыбки. Не зная чем помочь шефу, Алекс завел руку за спину и, нащупав кобуру, достал пистолет. Затем, навел его на стекающее по бетону ледяное пламя, сдерживавшее настоящее — первородное, наполненное непередаваемыми муками и горечью...

Пистолет?! Откуда у него пистолет?! Откуда на нем эта черная форма с нашивкой добермана на плече?!

Запоздалым движением большого пальца Алекс снял оружие с предохранителя...

"Не смей!" — раздался в голове чей-то знакомый голос.

"Я должен" — тут же откликнулся Алекс, не высказывая и тени удивления.

"Единственное, что ты должен - это выжить..."

"Именно для этого я и жму на курок..."

Однако, рука отказывалась повиноваться — прицел взвился вверх — в агатово-черное непроглядное небо.

А из окон Столпа на Алекса словно внимательно смотрело какое-то существо. Даже не смотрело, а рассматривало, будто диковинную вещь. И этот взгляд...Его Алекс не смог бы забыть никогда...такое же ощущение он испытал пятнадцать лет назад, когда спасался бегством, надеясь укрыться в бомбоубежище. И ракета пролетела в каких-то сотнях метров от напуганного до неконтролируемой истерики, молодого человека. Вот тогда — именно тогда — Алекс почувствовал этот странный взгляд, который удивленно рассматривал бушующие в его душе чувства. Настолько противоречивые, что даже не верилось, будто они могли принадлежать одному человеку...

А теперь, все окончательно встало на свои места...

"Да," — улыбнулся Скелла.

"Нет!" — усилием воли сжал губы Алекс.

Бедный, травмированный мозг молодого человека не выдержал издевательств и ужасов этого мира. Поэтому, чтобы хоть как-то выжить, он вынужден был приспособиться. Разделиться, породив на свет две самостоятельные личности, противоположные, однако, во всем.

И теперь под рдеющим небом мозга вынуждена была произойти финальная битва. Она была неминуема еще с самого начала, однако, её время пришло лишь через пятнадцать лет.

Тотчас невидимая площадка человеческих мыслей оказалась поделена на два лагеря. С одной стороны возвышался одетый в черные глухие одежды Алекс. С другой — Скелла в натертых до блеска доспехах с изображением добермана на кирасе. А ровно посередине между ним возвышался Столп. И каждый мог видеть, как внутри него идет такая же разрушительная борьба двух противоположных друг другу стихий. И победа окажется за той, кто первый одолеет разделяющее Столп расстояние...

Арррррррх! — знамена существующей только в этом измерении армий взвились ввысь, целя в такое неправдоподобно бордовое небо.

Хрррррра! — ответила им армия с другого конца, подготавливая оружие и намертво прикрепляя бронзовые щиты к рукам.

"Жизнь ради смерти..."

Арррррррх!

"Жизнь ради жизни..."

Хррррррра!

Десятки тысяч человек кинулись навстречу друг другу огромными, перемалывающими лавинами. Бордовое солнце отражалось в древнем оружии кровавыми всполохами, а на лицах бойцов застывало жуткими масками первобытных племен, призванных устрашать и вызывать смятение в рядах противников...

Два командующих, две армии на одном поле мыслей и разума. Один выбор и две не способные никогда договориться, стороны...

Орел или решка?

Арррррррх!

Хррррррра!

А монета падет на ребро...

Десятки тысяч глоток разрывают голосовые связки, подбадривая себя, своих товарищей, самого командира и мчатся, мчатся, мчатся на встречу друг другу...

...через лощины вен, реки артерий и безграничное плато мыслей и образов человеческого мозга. Под палящими лучами багрового солнца, под внимательными взглядами своих военачальников...

...мчатся, чтобы в один краткий миг столкнуться у подножия Столпа с ужасающим грохотом металла впивающегося в металл. Столкнуться, а, затем, броситься друг на друга, впадая в боевое неистовство и круша все, до чего только дотянется рука. Никакого страха — лишь безумие и смерть, безумие и смерть, безумие, смерть...

И два холодных отстраненных разума, на самом деле являющимися одним целым...

"В конце-концов, ты всего лишь человек..."

Огонь обманчиво расступается перед стремительным натиском льда и тут же набрасывается на незваного гостя с удвоенной силой. Шипят, растворяясь ледяные иглы, превращаются в воду опасные шипы. Но, даже тогда они не ослабляют своего натиска. Даже испаряясь, вода окутывающими клубами пара пытается закрутить, хоть как-то ослабить пламя...

"Тем не менее, такие "всего лишь люди" как я и сотворили тебя. Пришло время исправлять ошибки..."

"Ты всего лишь человек, чье тело лишь шуткою судьбы вместо того, чтобы опасть горсткой пепла, оказалось сохранено..."

Не щадя себя, огонь бросается в новую атаку. Языки пламени закручиваясь друг относительно друга на манер огромной плети, молотят и низвергают ледяные бастионы нечеловеческого спокойствия и уверенности. Заблуждения и неверия...

"Ты — всего лишь человек..."

Аррррррх!

Хрррррра!

Ревут тысячи умирающих...

Аррррррх!

Хрррррра!

Десятки тысяч кромсают друг друга сломанными мечами, бьют измятыми щитами, вгрызаются в плоть и раздирают на кусочки голыми руками...

И лишь два человека не принимают в этой бойне никакого участия.

Один медленно, не сводя глаз с другого, накидывает на голову капюшон.

Второй, так же цепляясь за взгляд противника, стискивает меч и выставляет перед собой щит.

"Жизнь ради смерти..."

Арррррх!

"Жизнь ради жизни..."

Хррррра!

"В конце концов, ты всего лишь человек!"

Жидкое пламя вгрызается в ледяную крепость древнего бога, однако, плавясь и, истекая водой, словно раненый воин кровью, она обрушивается всей своей массой на атакующего и губит первородную стихию. Заставляет отступать, оставляя после себя лишь черное пепелище и горький дым печали и ярости...

Грохот, безумство, неистовство и неуправляемая ненависть. Сжигающая обе армии, как бумагу. Окровавленные обрубки падают на землю и в свете багрового солнца превращаются в жуткого рода цветы, — составленные из искалеченных конечностей — которые безмолвно поворачивают головы вслед уплывающему за горизонт солнцу...

Аррх!

Хрра!

Уже почти не осталось ни сил, ни армий, чтобы сражаться...

Ледяная крепость пала, но и пожирающее даже камни, пламя, утихло. Почти погасло...

Двое шагнули навстречу друг другу...

"Жизнь ради смерти..."

"Жизнь ради жизни..."

"Я не хочу умирать — я видел слишком много эпох. И в каждой люди лишь уничтожали друг друга. Не думая о последствиях. Не думая о других..."

"Под словом "другие" ты, естественно, подразумеваешь себя?"

"Хотя бы..."

Противники встретились у подножия Столпа. Заглянув друг другу в глаза, каждый из них увидел там лишь непоколебимую уверенность и решимость.

Ни одного воина из противостоящих армий к этому времени уже не осталось в живых. Поэтому, решить исход сражения теперь должны были их командиры...

Аррх!

Хрра!

Звуки уже не так грозны и пронзительны...

Огонь прожигает лед, однако последний, шипя и исходя в предсмертной судороге белесой дымкой, тушит пламя!

Силы уже на исходе...

Вдруг поразительной силы взрыв сотряс находящееся за гранью хитросплетений мыслей, поле боя. Вздулись вены, заставляя призрачное плато вздыматься и снова опадать, словно при землетрясении. Лопнули капилляры и артерии — воображаемые реки залили сотрясающиеся берега вполне реальной кровью. Созданный опаленным ужасами ядерной безысходности, разумом, крошечный мирок сжался до размеров точки.

Где-то, в недосягаемой дали, словно в другом измерении, раздался выстрел...

...а потом, рухнул Столп...

"В конце-концов, ты всего лишь человек!"

"А разве человек в какой-то мере, не бог?"

Массивная фигура в доспехах, покрытых льдом кидается вперед, пытаясь остановить неминуемое. Однако, на его пути встает измученный человек в деловом костюме. Он делает взмах рукой — вены с жуткими хлопками лопаются и кровь единым, широким ручьем устремляется вверх по запястью и кисти, где незамедлительно принимает форму меча. Оружие вспыхивает ослепительным светом — от его гарды до острия бегут озорные язычки пламени. Меч срывается с породившей его руки и разрубает препятствие в виде ледяного рыцаря...

Оружие без всякого сопротивления рассекает огромное тело и по рукоять уходит в землю...

"В конце-концов, ты всего лишь бог, Сайгар..."

Впервые за долгое время, человек радостно улыбался. И даже на бледном, обескровленном лице эта улыбка казалось теплой, доброй и умиротворённой...

За первым взрывом последовал еще один, более мощный. Вздувшиеся до предела вены не выдержали такого сильного напряжения и лопнули. Плато перестало трясти и теперь оно, судорожно дернувшись несколько раз, начало проваливаться внутрь себя. Бушующие воды взбесившихся багровых рек огромными волнами набрасывались на берег, словно желая начисто слизать даже такие крохотные останки этого жуткого места. А два так и оставшихся стоять друг напротив друга, противника, вдруг рухнули на землю сломанными бездыханными игрушками...

— Ты все-таки хочешь, чтобы меня сожрали вместе с потрохами?!

Мир, сжавшийся до едва заметной точки, перестал существовать...

Капитан стоял над распростертым телом патрульного, который так и не выпустил из рук выстрелившего оружия, и облизывал пересохшие от страха губы. Не смотря на то, что "доберман" был мертв, его пугало вовсе не это. Торолов не мог не понимать, что ему будетза убийство патрульного — одними сожранными потрохами он явно не отделается — хотя, капитан и бил всего лишь, чтобы оглушить выскочку. Но он точно так же и понимал, что со смертью патрульного что-то изменилось.

Что-то неуловимое, однако, вместе с тем, весьма существенное. И она сам — начальник караула Торолов — тут же стал за это ответственен. Словно, своими действиями он помог решиться чему-то чрезвычайно важному, что не могло произойти уже очень долгое время...

...и тут, взорвался меч...

Время словно застыло. Торолов даже успел увидеть, как разваливается на части бетонная конструкция Столпа, хрустит и рассыпается миниатюрными кусочками ледяной купол, открывая взгляду два мертвых тела и наполовину ушедшую в землю, боеголовку. Она вдруг принимается увеличиваться в размерах, словно ее что-то распирало изнутри. А, затем, под нечеловеческим напором, словно кожура от банана, расходится обшивка и из ракеты вырывается, наконец, такое долгожданное Лето...

"Жизнь ради смерти?"

"Жизнь ради жизни?"

"Смерть ради жизни..."

Не щадящее ничего и никого Лето путешествовало по изъеденной язвами и кровоточащими ранами земле, своими лёгкими прикосновениями исцеляя поверхность и приводя ее в первозданный вид. Стирало страны, мегаполисы, города и цивилизации; их ужасы и достижения; раздвигало тектонические плиты, пробуждая ото сна древние вулканы. Заставляло кипеть воды Мирового Окена, вываривая все живое, что только оставалось в них.

Лето подготавливало планету к новой жизни. Чтобы через миллиарды лет кто-нибудь снова — пусть так же случайно, сам того не желая — смог бы разгадать ужасную своей безжалостностью, загадку и снова выпустить на свободу ТАКОЕ ДОЛГОЖДАННОЕ ЛЕТО...

Москва, 2010