"Гуд бай, Америка-остров..."-1

— Он белого домой повез.

— Белого?

— Ага, был тут один. Неслабый на всю голову.

— Димка?

— Ну да, типа этого.

— А ты откуда взялся?

— Слушай, — он оглянулся на дверь. — У тебя вопросы скоро кончаться?

— А тебе что, отвечать трудно?

— Нет. Спроси уж тогда, как меня зовут.

Майка возмущенно фыркнула: вот еще.

— Володька, — улыбнулся он. — А ты?

— Я Майка.

— Пива хочешь? Допить не могу.

— Ну давай, — легко согласилась она.

Володька вручил ей недопитую бутылку.

— Чего не допил? — поинтересовалась девчонка.

— Да я не очень-то пиво...— он наморщил нос.— Заставили.

— Так не бывает.

— Откуда ты знаешь, что бывает, а что нет.

— Да так...— Майка потянулась к столу, достала из ящика не очень чистый стакан.— Жизненный опыт.

Он засмеялся. Полбутылки девчонка разделила пополам, свою половину плеснув в стакан: давай вместе.

-Боишься? — снова засмеялся Володька. — Подвоха? Тогда брудершафт.

Майка снова сказала "пфе". Выпили.

— А целоваться? — прищурил глаз он.

— Кто ж с пива-то целуется, — рассудительно ответила она.— Это ж знаешь, сколько надо выпить?

Парень посмотрел на нее повнимательнее.

Майка за свою внешность не переживала. Он и сам был — ничего особенного. Обыкновенный.

— Можно покурить теперь, — предложила она. — Есть у тебя?

— Неа. Я не курю, меня воспитали плохо.

Она снова фыркнула смешливо. Парень на язык был сообразительный. И улыбался хорошо.

— А я тебя нигде не видела?

— Не помню. Жизнь длинная, память короткая. Разве вас всех запомнишь?

— Ты наглый, — удивилась девчонка.

— Я не сильно... Я в меру.

— Может, ты мотоциклы водишь?

— Я что, произвожу такое впечатление?

Майка поперхнулась:

— Что ты этим хочешь сказать?

— Не вожу, — кротко объяснился тот.

— И откуда ты?

— Я из города...

— Там все такие?

Тогда парень разозлился:

— Интересно, а поумнее я здесь что-нибудь услышу?

— А чего ты хамишь? — в свою очередь обиделась и Майка. Чем бы все закончилось, но приехал Лешка — шум его мотора Майка узнавала из всех других.

— Салют! — провозгласил он, входя. — Привет Майкам! Ну, развлекаетесь?

— Да уж, — буркнула девчонка. — Пьем, орем и с балкона прыгаем. По всей программе. Ну, сегодня то едем?

-На чем же мы едем, милая? У нас бензина только до трассы.

— У меня почти полбака.

— Я и говорю, если твой по всем разлить, до первой дороги доедем. Мы терпим бедствие. У нас энергетический кризис.

— Как дети, честное слово. Только бы гонять, — сказало новое лицо, маячившее в дверях уже минуту, чего ни Лех, ни Майка не заметили, разве что Володька. — А вообще-то существует такое понятие как несобранная коробка. И я знаю, что кто-то — не буду показывать пальцем — утверждал, что соберет ее за десять минут.

Над лицом вытравленный гидроперитом хохолок. Внизу лицо было украшено квадратным подбородком. И все это великолепие — при годах семнадцати-восемнадцати.

"Вау!— подумал Володька. — Да они тут тусуются. Рыжий не соврал. Столько навороченных за один день — мое нежное сердце может не выдержать. Объединяются и вместе любят эти железки. И сами себе нравятся..."

— Хай, Джек!— заорал Лех. — Это Володька, видел такой кадр?

Джек улыбнулся образцово и пожал руки.

— Пойдем покурим, — вежливо предложил он. Наверно, его мама знала, что такое воспитание.

Девица засмеялась :

— Джек силен! Трубка мира! Пуд соли...

— Ноу. Не куру. Извини, брат. — Володька тоже не ударил в грязь лицом.

-Ладно, сержант, соберу тебе коробку. Готовь краску.

Володька сделал вид, что ничему не удивился. Ему всегда становилось скучно, когда кто-то начинал выпендриваться. Он не будет выступать в роли лоха, ради которого ведется спектакль.

Джек резко улыбнулся, запустив на щеках обаятельные ямочки — хлоп! и исчезли они также внезапно, как и появились, оставляя на лице только безмятежное поле квадратного подбородка. После этого он слинял — вероятнее всего за краской. Без лишних разговоров.

Лех и девчонка прикортились перед приваленным к сейфу "Восходом". Володька посмотрел в сторону выхода. Что ему еще здесь делать?

— Але! — остановил Лех с улыбкой. — Ты видел, как она собирает коробку? Это же песня, когда она собирает коробку! Понимаешь чего в коробках?

Уходить Володька раздумал. Он еще не разобрался с Лешкой. Из всей команды не просчитанным остался только он один. Наивный? Добрый? Тот самый редкий случай? Или это поза? Какой в ней смысл? Вопрос требовал доработки.

Лех снял отверткой крышку, и из коробки повалились на пол железные прибамбасы.

— Идиот, — буркнула Майки и принялась их раскладывать.

— Я-то тут при чем?

— Я про Джека. Смотри ...— это уже Володьке. — Вот это колесо идет на первый вал... Эта ерунда вся пока не нужна. Эти шестерочки — видишь, одно другого меньше — все сюда, понимаешь принцип? Вилка идет вниз под нормальную. Да ты хоть мяукни, слова знакомые?.. Таким образом...Дальше загружаем все, что осталось, по порядку... А этот вал — надо провести через все... Лешка, не входит...

Лешка, рискуя пальцами, прижимал шестеренки, вилки, натягивая их под вал.

— Вилки поменяй, — спокойно посоветовал Володька. — Ты их местами перепутала.

Майка слегка покраснела.

— Ну а что? Думаешь, всегда все получается?

Конструкцию перестроили.

— Щелкай, Лешка.

-Крутится. Порядок,— Лех подул на прижатые пальцы. — Молодец, сестренка. Собрали. Девять минут. Горжусь.

— Да ладно, — слабо вякнула она.

Джек возвратился скоро, принес в пакете литровую банку нитры.

-Думаешь, хватит?

-Мать, тут не на один хватит.

-Сейчас красить собираешься?

-Ну. А что. Старика нет, бензина нет.

— Бензина нет?— разочарованно переспросил Джек.

Майка ушла в угол пошуршать в тряпках, погреметь в ящиках, заглянула на стеллажи.

— Джек, где кисточка? Где мазилка? Ты последний гермак красил?

-Ну дак там она!

Джек умотал на помощь, в том краю послышалась ругань.

Лех засмеялся.

— Придурки. Ничего на место не ложут.

— Не кладут! — поправила девчонка, услышав.

— Не кложут.

Володька поймал себя на том, что улыбается...

— О! -раздался бодрый Джеков голос. — Старик, мать вашу! Не ждали. Опять двойка. Бурлаки на Волге...— он залпом перечислил названия картинок из школьного учебника за какой-то класс. — Здорово! Ты с трофеями?

Восполнение рядов продолжалось. Тот, кто у порога пообщался с Джеком, наконец прошел к дивану и поставил на стол огромную дорожную сумку, наполненную по всему объему.

— Привет. Я бензин нашел. Семьдесят шестой. На всех раскидываем?

Он был старше всех тут, высоченный, темноволосый...Черты лица очень правильные, не придраться.

Джек снова чем-то грохнул, Майка испустила восторженный вопль.

— Значит, едем?

— Едем, едем.

Парень мельком посмотрел на Володьку и сказал:

— Я Сергей. Для этих — кивок в сторону — Старик. А у тебя есть имя?

— Володька.

Старик дружелюбно улыбнулся.

— Длинновато, по-моему.

— Не сокращается, я уже пробовал.

— Да? Прикольно. Тебе шестнадцать то есть?

Володька проглотил, ответил честно:

-Мне даже семнадцать. Почти. Скоро будет.

— Ух ты... Почти... Где мои семнадцать лет..

-Детка...— пояснил Лех. И как то это у него получилось, необидно, что ли. Осталось только проворчать, больше для формы:

— Обычно над фамилией изощряются.

Но все только сочувственно похмыкали. И только.

Обычно над фамилией. Спасибо отчиму. "Немцем" называли во дворе. Это еще с детства, при острой нехватке фашистов в боевых действиях. Еще и немецкий язык в школе — короче, клиника. Позже, в той среде, где доводилось вариться — "Дон" и опять же, "Немец" перекочевало со двора. А тут "Детка". Хм, спасибо конечно за оказанное доверие, но вряд ли он приживется.

Джек со Стариком остались разводить бензин маслом, остальные подались на улицу — Лех с Майкой — курить, Володька — следом.

На свежем воздухе его повело, хотелось сна... А потом, не нравилось смотреть, как курят девчонки, обычно манерничая. Володька приготовительно улыбнулся, но Лех, взявший сигарету на изготовку, сказал:

— Подожди. Не подрывайся. Сейчас вместе пойдем.

Он вежливо поднес Майке зажигалку и пробормотал при этом:

— Зажигание, сцепуха, га-аз.

Володька кисло улыбнулся. При тотальном дефиците каких бы там ни было сигарет привозить сигареты из комми-туров считалось удачей. Обычно он раздаривал их девчонкам, за хорошие отношения. Такая вот двойственность всего на свете.

— И все-таки, откуда я тебя знаю? — не унималась Майка.

— А я откуда знаю? — некокетливо буркнул он.

— Отслеживать надо! — строго заметил Лех обоим. — Фиксировать тенденции возникновения пародоксальных эмоций в точке расхождения двусмысленного состояния... Короче: не напиваться до потери памяти, ясно, голуби?

— Силен, — после секундного замешательства признал Володька. Все-таки звездочка этот Лех, вновь передумал он. — Я запишу, можно?

— Автограф дам, а учить не буду, — слегка раскланялся Лех. — Дон Хуан Карлос не позволяет.

— Он такой!— гордо подтвердила Майка. — Я давно за ним наблюдаю.

— За Дон Хуаном?

— За Лешкой...

Из гаражного блока вышли, миновали пару кварталов. Володька уже завидел свой дом, когда Лешка сказал:

— А то передумаешь? Покуролесим? Зря отказываешься. На мотоциклах — это как на птицах, зуб даю. Полет, сечешь? Выше — только звезды, сечешь? Кайф наркоманский.

— Да ну? — усмехнулся Володька. — Ну, если кайф... Только не умею я. И колес нет. А без колес — какие крылья?

— Возьму тебя вторым пилотом, — решил Лех. — Мой второй сегодня болен. Ну, тогда за Мартингом. Это туда. Мартинга не знаешь? Орелик наш.

— А где Март? — спросила любознательная, как всегда, Майка.

— Не вышел, — махнул рукой Лешка.— Ну что, по коням?

С конями более-менее все было ясно, — четыре мотоцикла уже стояли на улице, весело блестя боками, били копытами, четыре нелепых трансформера, созданных по мотивам загадочных монстров от "Безумного Макса" и самых смелых фантазий журнала "Сделай Сам". В этих до рыданий помпезных, трогательных поделках так и не сумели раствориться черты фамильного сходства с двумя "Ижаками", одним "Уралом" и , уж чего совсем не пощадил ироничный Володькин взгляд: маленький ослик первых моделей "Восхода" — с нереально завышенными крыльями, с перекупленной на барахолке чужой системой фонарей, истеричный в протесте против глушителя и защитных стекол... Но сидений, обитых мехом, реабилитировать уже никакое глубинное чувство меры в Володьке не смогло. И чем больше ему хотелось плакать от восторга перед этим образцом завершенного хрестоматийного цинизма, тем почтительнее и поэтичнее становилось его лицо, и к девчонкам (а рядом с Майкой стояла недурненькая блондинка лет двадцати) он обратился самым проникновенным, романтичным и патетично серьезным тоном, на который успел настроиться.

— А у тебя, Майка, тоже мотоцикл?

-Мотоцикл, — как бы пренебрежительно — сдержанно тряхнула она неподстриженной челкой. И локтем с нанизанным на него гермаком качнула на "Ижак". И тут же съехала в горделивую улыбку:— по лотерее выиграла...

— Ну, выиграла то она "Минск", есть такой велик с моторчиком, — пояснил Лех, пронося мимо них из гаража канистру, потом отвинтил у "Урала" крышку бака, намереваясь плеснуть. — Родики у нее до сих пор уверены, что она на мопеде катается. А "Минск" мы сменяли через месяц, да потом "Ижак" поменянный полгода ремонтировали.

— И права есть?

— Не, у меня нету, — бесхитростно улыбнулась Майка на эту слишком изощренную издевку, которую вряд ли кто-нибудь, кроме Володьки оценил бы в полную силу.— У нас права только у Лехи и Старика, да Март все сдает...

— Ему напряженная личная жизнь мешает, — тонко улыбнулась блондинка, и Володька в достойной мере оценил ее как блондинку. Что делать, мужчины снисходительны к девушкам, тем более к блондинкам с волосами прямыми, как лен, длинными, ухоженными и вполне естественного происхождения, между прочим.

Вот вышли из гаража Старик с Джеком, завели ворота, закрутили замок. Одевая голову в положенный ему гермошлем, Володька пронаблюдал, затягивая ремешок, как блондинка, взмахнув длинными ногами, неторопливо уселась за черную, в "боссовской" майке спину Старика, руки ее легли на отведенное им место — на его широкие плечи. Володька подавил свой абстрактный интерес беспечально. Так уж заведено, что блондинки всегда кому-то уже принадлежат, что делать, в живой природе они встречаются все реже и реже — т.е. натуральные, конечно. Что, а может и к лучшему, мир, конечно, осиротеет без блондинок, но резкое увеличение их численности пошатнет какой угодно баланс. Озоновые дыры, парниковый эффект и конец света, неотвратимо приближающиеся к двухтысячному рубежу и без того напрягают человечество — так давайте уж доживем спокойно, к чему лишние стрессы.

Лешка обернулся, подмигнул голубым глазом: "Готов?"

Сцепанул. Газ.

Дорога дернулась из под колес — назад. От глушителя нагрелась штанина. Из гаражей вынеслись с отчаянным треском. Дальше скорость прибавили, и треск моторов превратился в ровный гул — на гладкой, пыльной, горячей бетонной полосе. Пыль теплой пористой массой толкала в лицо и, нагнув голову, Володька смотрел только на узкую ленту асфальта, с огромной скоростью разматывающуюся под ребристые, слитые в серые нитки покрышки...Вот в поле взгляда вошли чужие колеса — это догонял Джек, что-то крича, но что — уносил ветер.

Но Лех услышал, выехали на Серовский тракт.

Далеко впереди полоскались из под гермака длинные светлые волосы Старушки, и Володька ткнул Леху в спину — ну догоняй, чего же ты...Лех, слегка раскачивая мотоцикл, отчего тот описывал плавные зигзаги, подкинул скорость...

В ушах застучало, ветер выжимал из глаз слезы, а из носа — сопли, мешал дышать и все свои тридцать зубов Володька почувствовал как один — в оскале — с хрустящим песком.

Мотор Старика медленно приближался. Цепь стягивалась, легковушек, на которых приходилось отвлекаться, значительно поубавилось. Черную миновали свистом. Навстречу летели бледно-желтые поля, волны вихрастой пшеницы с жуками-комбайнами, застывшими вдали...В ушах тактом крови бился, долбя голову, настойчивый ритм.

Вот догнали всех, примерно отстроились, совсем рядом — руку протянуть — плыло лицо Джека, индийский подбородок рассекал ветер, словно мол — волны; Майкина надутая парусом белая футболка...

То, что билось, оказалось не пульсом, а — казалось, он давно это знал — песней, слово в слово встающей в памяти...

"Шаг за шагом, босиком по траве...

Солнцу — время, Луне — часы,..

Словно оттепель в снегопад, по земле проходили мы..."

Дикий восторг захлестнул наконец Володьку. Дорога! Это дорога! Ветер! Это — ветер...

Что напоминало это ему?

Беззвучные драки на городских пустырях? Фонари в руках глубокой ночью в чужих районах? Разбитые машины?.. Машины? Обкуренные гонки, необъяснимый дурной кайф? Сны?..О, нет... Сны — это всегда одиночество, но не сейчас, сейчас — вместе!