Рай Заблуждений

Ей ничего не было известно о розовых очках. Она смотрела на мир подслеповатыми глазами и видела чистое небо и своих детей, летящих по нему. Она стала забывать их лица, но память каждую весну высвечивала их имена.

Ей очень нравилось, что Председатель города каждый год вспоминает и ее детей, не называя их по именам. Но это было естественно, потому, что назвать имена всех погибших не мог никто, включая и самого Бога, поскольку их пласты уходили глубоко к центру земного ядра, переплетаясь с увязшими в них танками, самолетами, пушками и всевозможным ржавым металлом, и потому Он мог только сказать: "Мир праху вашему, дети мои!"

И не было ничего в целом мире для них важнее этих слов...

* * *

3,333.... (Три и три в периоде...)

Сорок четыре года — это тогда, когда восемнадцатилетние думают, что пора уже умирать; тридцатипятилетние — что в этом возрасте пора бы уже и жениться, а сами, именинники подумывают о том, чтобы начать наконец жить по настоящему. ... И все, что было до этого, происходило ни с ними, в каком-то кошмарном сне. ...Сне без

начала и без конца, местами глубокомысленном, а в основе своей

бессмысленном и абсурдном.

Интересно, что снится людям с расстроенной нервной системой, живущим в "желтых домах"?

Мне почему-то кажется, что им снится наш быт.

Иногда мне снятся любовные игры с незнакомыми женщинами, я просыпаюсь "мокрый" и тихонько меняю трусики, хотя жена спит рядом, измочаленная жизнью, которую все так уважают и ценят.

Любопытно, как на это посмотрели бы мыслящие существа с планеты Эпсилон?

Наверно, так, как обычный наркоман, отображая в своих глазах бесконечный холод далеких планет.

Нет понятия конца Вселенной — нет понятия смысла жизни.

Жизнь иррациональна и не имеет точных критериев осмысленной полезности или нелепой случайности; это цифра не имеющая точно обозначенных границ. Например: три и три десятых в периоде — 3,33...

И для жителей планеты Эпсилон не имеет ни малейшего значения, что вы, Вася Иванов, прожили вашу жизнь на 9.99... балов или же на 3.33... И ваша собственная оценка этого вопроса, не имеет никакой ценности для соседа за стенкой, оценки — всегда подглядывающей в перспективу будущего, настоящего и прошедшего, которые объединяются во сне в единую категорию — категорию бесконечности.

Я чувствую бесконечность холодным проникновением в душу тусклого света Луны. Этот свет проходит сквозь нас, и мы проходим сквозь тень. Оспаривать полезность или бесполезность этого — бессмысленная бесконечность.

И пусть будет глубочайшая впадина в океане невероятных размеров; а в Африке жарко — не продохнуть; представьте снега Гренландии в лютый сезон и пусть "мороз" на коже подтвердит невольное желание "не желать" сказанного явления.

Но как сын Африканского континента не захочет завидовать жителям Гренландии, с ледяным их изобилием, так и те, пожалуй бы, без энтузиазма, в самый жаркий зной полезли бы в гости к эфиопам.

Их отношение к окружающей среде уравновешивается "впадиной",

которая, как и они являются элементом планеты Земля. Планета Земля является элементом Солнечной системы; Солнечная система является... У каждого, самого паршивого атома, есть свой адрес, по которому его можно найти. И хранится этот адрес Везде и Нигде.

...Потому что смысл обгоняет бессмыслицу попеременно, меняясь с нею местами и превращаясь в свою противоположность.

Я проснулся. Трусики снова были мокрые, хотя не помню, чтобы мне снилась женщина... Может быть на этот раз во всем виновата бесконечность?

* * *

Гетман был несказанно обижен на жизнь — она, эта прожженная плутовка, водила его за нос и никак не давалась в руки.

С одной стороны — он обрел все, что может только пожелать настоящий мужчина: власть, имущество, зависть окружающих, право давать советы и принимать решения.

...Но если бы не эта другая сторона! Она превращала цветущие сады в гниющие болота, бурлящие жизнью города — в развалины, заводы — в свалки металлолома;... разумная идея, плод деятельности головного мозга, трансформировалась с помощью рук в разбитые черепки вымазанные миазмами. Откуда бралась эта гадость там, где

ее не могло быть — оставалось загадкой. Но то, что все превращалось в руины при одном лишь прикосновении, волшебным образом, объяснению не поддавалось.

Руки творили ни то, что командовала голова; ноги отказывались повиноваться в самый неподходящий момент; организм испускал неприличные запахи там, где это было совсем ни к месту.

Гетман хотел стать маленьким мальчиком и спрятаться ото всех в дальнем углу заросшего сада. Но и эта мысль пугала, так как садовник мог обнаружить его и прогнать.

Стоило какой-нибудь глупой случайности отобрать его власть и ... последний нищий показался бы ему принцем.

"Сейчас никак нельзя этого, — твердил он в иступлении, — оплюют, разотрут, а там и суду быть. Надо что-то делать, нельзя так оставлять...

Но что, когда, где...?

С экономикой понятно — история не оправдает ни за что! С финансами — подавно: долгов на три жизни набрано. С законами — лучше не вспоминать: налеплено все так, что не поймешь — это закон или черт знает, вообще, что такое.

Только одно, только оно — чистосердечное признание и покаяние

может отодвинуть рок. Христос простит и люди простят. Только исповедь отмоет и возвысит."

Гетман схватил лист бумаги и начал мемуар-исповедь.

"Вот мой памятник! Что история очернит — бумага возвеличит. Напишу, как было, и пусть учтут!..."

Он начал так...

* * *

То, что вы сейчас читаете — это песнь народа, который хочет жить счастливо, но это у него никак не получается, потому, что на каждом новом витке своего развития он наступает все на одни и те же грабли, чьей-то неведомой рукой подставленные под очередной смелый шаг, который со временем стал неуверенным от уверенности непременного нахождения граблей на пути движения в его развитии.

Никак ни удается выявить, кто же подбрасывает грабли на дороге, где их еще вчера не было и по которой все остальные прошли безболезненно.

...Если вам удастся узнать это, то просьба сообщить об этом открытии по адресу: планета Земля, Восточное Полушарие, исследовательская лаборатория "Солнышко", на правой стороне реки Днепр, отражающей дом для умалишенных граждан в своих водах.

Если у вас в кармане завалялись десять долларов, которые не жалко

потратить на смешное зрелище, то отправьте их по этому адресу, и если вы обладаете вдобавок к этим долларам еще и тонким чувством юмора, то умрете со смеху от той метаморфозы которая с ними произойдет. Впрочем, они могут бесследно раствориться и в мутных водах Днепра, что ни должно вас отторгать от количества смеха, полагающегося на ваши деньги. Воду-то мутит население "желтого дома", дубася ногами у берега по воде или же коловодя палками ту же жидкость, сидя на прибрежных камнях.

...Правда, ходила тут одна дама преклонных лет, обвешанная иконами, крестами и амулетами в одеждах из поблеклой парчи и такой же шапке, и пророчила анафему.

...Ничто не предвещало. Я сам с нетерпением ждал: когда повысят

зарплату. ...Повышали.

Демократией уж попахивало, как она исчезла. ...Как и появилась внезапно.

Я еще думал: " Вот будет смеху, если то, что она пророчит — случится..."

От того "смеха" и слезы давно на глазах высохли. Родителей образ родной стал забывать, а ее все помню. ...И чувство такое, что она жива, затаилась только.

А может быть она с теми людьми из "желтого дома" в Днепре воду

коломутит? Очень похожую видел в бинокль. Но не подошел — постеснялся...

Кот Сава, паршивец, писать не дает. Вроде бы как чувствует, что о нечистой силе пишу. А сам он, такой не подарок, что еще и похлеще будет, так какой смысл на людей бросаться?

Наверно, в том и есть смысл, что смысла быть не может.

Вот, пусть еще такой "коник" выкинет, так я все Гетману расскажу -пусть на него государственную власть отвяжет и в своем мемуаре отобразит, потому как ни совести, ни чести, ни какого другого человеческого понимания он не имеет, сколько ни говори.

Ну-ну, продолжай свой мемуар...

...Я хорошо помню, как все начиналось, ...как покатилось, ... и вот теперь.

Это был обычный понедельник, а может быть среда, и ничто не предвещало стать ему рассветом заката последней Великой Империи.

Пришел "Меченный", попинал трон ногой на прочность — тот как монолит намертво в землю вдолбленный стоял. Я даже подумал:

"Зачем это он? Надежно вбито — на века люди соорудили.

Да, и всех все устраивало, вообще-то. Ведь не зря же и в святом писании сказано: " Богу — богово, а человек на него каждый день работать должен." ... Я правда тогда не верующим был. Верил искренне, что богу тот монолит не одолеть. А как одолел — так сразу и поверил.

А тогда, расколупать в нем щелочку, ни то что теоретически, а даже во сне воображением нельзя было. Да, и воображальщику тому досталось бы по первое число. Узнал бы мигом, где раки зимуют и где лихо живет.

Погладил Меченный трон, провел рукой по лысине и не торопясь за дело взялся.

Хотел, конечно же, как лучше...

Помощники погреться от власти незамедлительно нашлись и сбежались в превышающем разумные нормы числе. Слетелись бы и остальные, но их попридержали.

...Ну, а дальше и пошло и поехало.

"Ку-ка ..., — прокричал с ленивой хрипотцой в голосе рябой петух, — ...ре-ку!" — и солнце над страной взошло.

В репродукторе играл марш.

Капля росы рассыпалась со звоном о лысую поверхность головы господина, примостившегося на ночь у ветхого забора на голой земле, и пробудила его от сладкого похмельного сна.

Господин захрипел подстреленным медведем, затем захрюкал свиньей, прочищая органы дыхания, и забыв про шляпу пополз на четвереньках в сторону продуктового магазина.

Там он был уже не первый.

"Опохмеляться без очереди! " — закричала дружно очередь, расступаясь, при виде господина уже вставшего к тому времени на обе ноги, в шляпу которого, на противоположной стороне улицы, справлял естественную надобность кот Васька из соседнего двора, строго черных мастей.

Лысый господин без шляпы был обычным товарищем. Очередь тоже состояла из одних товарищей, поскольку в магазине собрались люди схожих на жизнь взглядов, почти что родственники.

Пропущенный к прилавку, лысый протянул руку и продавщица поспешно налила ему пол стакана водки, не забыв осведомиться: " А платить кто будет, дядя?"

"Мы заплатим!" — закричала очередь и зашуршала бумагой, собираемой вскладчину страждущему, кто лотерейные билеты, кто трамвайные, а кавказского происхождения молодой человек выложил синюю купюру неизвестной страны происхождения.

"Дальше в порядке очереди!" — прокричала во все легкие продавщица, почесывая правой рукой у левой груди. Грудь была нечеловеческих размеров.

Она приняла от очереди жменю бумажек и бросила их в мусорное ведро. Ведро служило кошельком.

Злой бульдог Рыцарь погнался за котом Васькой, встав за честь подмоченной шляпы лысого господина-товарища.

В это самое время, к оставленной без присмотра шляпе, подошли два странствующих хиппи. Они жарко спорили о том, стоит ли для шарма окроплять джинсы мочой цыганского коня или же дозволительно с данной задачей справиться самостоятельно.

Один из них клялся, что мочу цыганского коня можно заменить только мочой лучшего друга. Он поднял безхозную шляпу и водрузил на голову. По лицу полилось изделие кота Васьки, который уже сидел на дереве, спасая себя.

"Пожар! Пожар!" — вдруг закричал человек строгой внешности и помчался вниз по улице.

За ним погнались трое и еще один с пустой бутылкой.

Запущенная волчком, она клюнула горлышком кричавшего в спину и свалила наземь.

"Бей его!" — закричали догнавшие и воплотили призыв в дело.

— Зачем вы его бьете? — Вон и правда дом горит, — сказал хиппи без шляпы, намекая на неоправданно использованную силу.

— А чего он людей расстраивает? Горит себе и пусть горит. А он, сволочь, общественное мнение будоражит, — ответил очень разумный мужик — видно партиец.

— Не бейте меня! — взмолился пойманный, — я — пожарный.

— Давайте его бросим в горящий дом, пусть борется со стихией, —

предложил кто-то, и все дружно потащили пожарного за ноги в сторону горящего дома, чтобы проверить его в деле пользы ради.

Огонь не посрамил пожар и уже объял крышу, весело потрескивая. В окнах дома стояли люди и с воодушевлением пели: "Смело товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе, царство свободы навеки, грудью проложим себе..."

— Вот это люди, — провозгласил тот, который "общественное мнение будоражить" не хотел, — сразу видно работа партийной ячейки не зря пропала....

"Прыгайте, сгорите!" — посоветовал им сердобольный пожарный, собравшись с выбитым из него духом.

" Нет, добро свое не бросим, лучше уж сами сгорим!" — отвечали объятые дымом люди.

"Хоть, детей пожалейте, спустите вниз", — не унимался пожарный.

" Вы за нас еще нарожаете ! " — шутили весельчаки сверху.

" Слишком он разговорился, — сказал тот, который угодил пожарному бутылкой в спину, — нет ли у кого тяжести с собой, чтоб замочить его навечно. Партия, вон, каких орлов воспитала, а он своим не завизированным советом смуту сеет..."

В это время крыша обрушилась и подняла бурю искр, от которых все бросились врассыпную...

" Товарищи! Все на выборы! " — прокричал агитатор из парткома, в галстуке и с красной повязкой на руке, и народ дружно последовал за приглашающим.

"За кого голосовать будешь, товарищ?" — спросил шагающий в ногу у соседа по строю.

"За того, кто кричит убедительнее..."

"Убедительнее всех кричит свинья, когда ее режут, " — вмешался третий сбоку.

"Ты зверей в одну кучу с людьми не вали, а то вмиг милицию вызову, " — строго вставил вопрошающий.

Шутнику и впрямь Сибирь ближе показалась, и сглаживая несознательность шутки ответил: "Громче всех кричит Иванов. "

"А он по матерному кричит или так, от перевозбуждения? " -смягчился сознательный товарищ.

"Бывает, что и по матерному...."

"Вот за него и буду... У нас без матерного крику и в ЗАГСе не распишут, а не то, что светлое завтра выстраивать...

"Другие кандидатуры не менее достойные, — вмешался шагающий спереди. — У нас самый гуманный закон в мире — подбирай что хочешь. Кузькин тоже, крепкого слова мужик — по мне прошелся лично, но я не в обиде — дело прежде всего.

" А, вы какого происхождения будете? " — обратился вдруг возникший рядом пожарник с подбитым глазом к тому, по которому Кузькин прошелся.

"Самого, что ни на есть гражданско-пролетарского. Папа мой — Ленин, а мама — двоюродная племянница Карла Маркса. Я — свободный человек, живущий в счастливой стране и волен назначать себе родителей сам, " — и звучно прочистил нос с помощью пальца на булыжную мостовую.

Эхо, разносимое по улицам, источалось активистом, овладевшим рупором, с перевязанной бинтом головой и красным бантом, подколотым " к сердцу".