Рай Заблуждений

Скляр Александр Акимович

Рай заблуждений

Я не могу рассчитывать на тех, к кому

обращены мои слова; что им понятен будет

смысл бессмысленно расставленных предметов.

Если вас когда-нибудь угораздит попасть в клубы пыли, поднятые метлой дворника Степана, то не вздумайте искать в них правду — совершенно бесполезное дело. Тем более, что там ее нет. Так же точно, как и в тех страницах, куда случайно угодил ваш нос. И не уподобляйтесь тем, кто в своем упрямстве истыкал страницы истории, в том числе и этой, сломанными перьями, в отчаянии обнаружить смысл жизни. К нему можно только приблизиться. ...Если ровно в полночь под рождество, при зажженных свечах и зашторенных окнах, сидя под столом, съесть эту рукопись, запивая дистиллированной водой. Два глотка на одну порцию рукописи — строго. И не вздумайте недоесть...

Если на утро с вами не произойдет ничего странного, то смело сбрасывайте с себя одежды и ступайте во двор: вы впитали суть жизни. ...И никакой коррозии вас не одолеть.

Бедный сказал: " Я бы всех оделил милостью, если бы у меня были деньги".

Ответ богатого звучит так : " Я не хочу терять с вами знакомство,

поэтому денег не одалживаю".

Разницы между этими людьми нет — просто бедный разбогател.

Ломбард их рассудит!

* * *

... И это еще не начало. Я ищу его и не нахожу. Оно запуталось где-то в середине и стелется, как лента Мебиуса — лицом вниз к одному, а вот иному видится лишь затылок.

... И каждый из них прав в своем заблуждении представления истины.

* * *

...А как же все же с правдой быть — ее здесь помянули вскользь? Она же

бывает грязной, убийственной, горькой. Зачем ее искать, и где?

...Ни в сморщенных же лицах беззубых старух просящих милостыню; а

может быть она спрятана под юбкой миловидной девушки сидящей за рулем блестящего автомобиля? Уж, где ее точно нет — так это в сейфах, набитых пачками долларов. А может быть стоит ее поискать под потными робами грузчиков, толкающих перед собой тачки на базаре? Или она растворилась в горечи отца, не знающего, как накормить своего ребенка?

* * *

От стоящего треска люди приседали, становились на колени и медленно уходили под землю. На этом месте должен был вырасти сад и дать богатые плоды.

... Трещала по швам экономика страны, выстраданная несколькими поколениями. Теперь им предлагалось удобрить собою место под будущий цветущий сад. ... Им известно было и про круговорот воды в природе, и про то, что все имеет свойство изменяться и повторяться, оставаясь в то же время вполне узнаваемым. ... И эту бестактную поговорку ученого про силу действия равную силе противодействия, они помнили всю жизнь, надеясь, что эта сила явится, чтобы защитить их бессилие.

* * *

20 лет стабильной жизни оказалось достаточным, чтобы поверить в иллюзию вечного убогого счастья.

Господин Гетман! Помните ли вы ту старую женщину, явившуюся ниоткуда в белых одеждах из парчи украшенных крестами и иконками во всех доступных местах. Она предсказывала нам кару небесную за нашу беспечную жизнь, осеняя путь свой крестным знамением и молитвами, указывая всем на церковь.

В церкви тогда висел маятник Фуко и называлась она — музей атеизма. Вы же ходили теми же улицами, что и мы, и не заметить ее просто не могли.

Ах, да! Вы были тогда на заседании парткома...

Так вот, ее предсказания сбылись. Анафема настигла всех... Вам, правда, удалось договориться с богом...

Сколько же стоит такая индульгенция? Если вам, бывшему парторгу простилось, а нам всем нет...

Кто бы мог тогда подумать, что для того, чтобы стать Гетманом, необходимо сначала побывать парторгом... И для созерцания чуда, вашим соратникам надо всего лишь прожить на несколько лет дольше.

... Правда, вместо чуда всегда может явиться чудище.

* * *

Можете ли вы сесть на стул на котором лежит одежда?

Если — да, то забросьте эту книгу в дальний угол чулана — пусть ее там мыши читают ... Мы с вами разного мировоззрения...

... Мой сын сегодня снова категорически не хочет идти в школу.

... Я не хочу открывать глаза утром. Сквозь приоткрытые ресницы мне мерещится наш безликий Гетман, порхающий над грустным ушедшим 1999 годом и горькая пелена обволакивающая 2000 год.

... Злые лица вокруг не видят тебя, будто взор их блокирован в темном вонючем сарае ... Так и тащат они его перед собой, не имея возможности

избавиться от этого груза.

* * *

В Каховке летом хорошо. Днепр блестит в глазах от солнца. Эйфория входит в душу от запаха трав и дуновения ветра, замешанных на коровьем

помете. ... С этим здесь — порядок.

Самое ценное, что есть в Каховке — это свет. Его включает солнце каждый день, бесплатно одаривая жителей радостью, и гасит его, когда приходит время, позволяя молодым хлопцам, оставаясь неопознанными, хватать разгулявшихся девушек за все, что хочется...

* * *

... За все, " что хочется " бились их отцы и деды с реальными и мнимыми врагами и завоевали право бесплатно сушить портянки в лучах

ласкового дня.

* * *

Катя лежала на сеновале и обдумывала слова великого революционера, о том, что каждая кухарка может управлять государством. Ей было приятно представить себя управляющей государством, тем более, что соломинка так приятно щекотала ее между ног, а вторая — покалывала ушко.

Она не прочь была, чтобы рядом с ней лежал и управлял государством ее

Иван, она бы с приятностью дала бы и ему порулить ... Если, конечно, он

сознательность свою приведет к потребному состоянию.

В ночь на понедельник лил дождь, и в шелесте его, Гетмана посетила идея превращения страны в золотодобывающую без особых финансовых затрат. Квалифицированные рабочие, инженеры, научные работники, шахты, сооружения, транспорт, оборудование не требовались — их заменяла идея, как всегда, в подобных случаях, гениальная своей простотой.

Суть идеи заключалась в том, чтобы население сдало в пользу государства свои золотые "запасы" добровольно и за бесценок.

Узкоглазые японцы, как бы они не щурились, до такого додуматься не смогли бы, а оплодотворить эту идею -тем более, даже если бы им ее принесли на блюдечке. И предприимчивые американцы вряд ли бы поверили в возможность невозможного. Но Гетман был других мировоззрений, и стучащий в голову вопрос: "Как же это воплотить?.." — не создавал черепное давление вовсе, что могло случиться со всяким иным. Интуиция подсказывала ему: все готово к производству; осталось чуть-чуть дожать...

* * *

В сумерках отключенной от энергосистемы квартиры, зажигать свечи необходимости не было, так как Ваня практиковался на Кате в изучении ландшафта ее тела на ощуп прикосновением шершавых рук, в уме повторяя найденные части.

Кате это занятие чрезвычайно нравилось...

Ваня мечтал об открытии курсов для слепых, используя Катю в качестве экспоната.

Идея нуждалась в доработке.

... У Ивана денег не было.

У Кати были золотые сережки и колечко с дырочками на месте выпавших камней в память о ее маме и бабушке.

Гетман предложил своим указом сдать Кате золотишко по три доллара за грамм.

Катя не читала указов и прейскурантов, которые являлись на свет с благославения Гетманских Указов, и готова была сдать за два доллара, но в душе надеялась отхватить и пять, если повезет. Но везло всюду только приближенным Гетмана, или тем, кто дейсвовал вопреки Указам Гетмана.

Гетман хотел поймать этих людей, чтобы заставить выполнять Указы и отобрать деньги, оказавшиеся у них благодаря не выполнению ими распоряжений, которые выпускал Гетман. Но в бюджете не было денег, чтобы добраться до этих людей. ... А жена не давала ему "свои", чтобы сделать дело.

Гетман был зол, но терпел, понимая женскую практичность жены. Он вынужден был терпеть подобную расстановку сил, так как жена могла уйти к другому, оставив его со своими стремлениями и реформами один на один.

* * *

В это время Катя готова была отдать все свое самое ценное за бесценок, лишь бы ее любили, любил ее Иван.

Идее Гетмана ничего не мешало сбыться, так как Иванова рука достигла Екатерининой груди. Резинка на трусиках самопроизвольно лопнула и стала отползать на позиции, дальнейшее сопротивление с которых невозможно.

... Хлеба в доме оставалось на один присест.

Перспектива превращения страны в золотодобывающую начинала входить в стадию реальности.

Гетман довольно хрюкнул, решил ничего не говорить жене: " Пусть будет ей подарок к Международному женскому дню". Он боялся, что преждевременное разглашение идеи может направить весь "навар" в нежелательное русло женской необузданной страсти к самоутверждению.

* * *

Иван почувствовал, что все ценности и таинства мира пали к его ногам.

... Цена золота стремительно падала в своем предложении. ... Есть хотелось с каждой минутой все более. Энергия расхода нуждалась в восстановлении.

Материальные ценности обменялись с психологическими местами и создали почву для создания в стране золотодобывающей промышленности, где золото добывалось в простых киосках, а золотодобытчиками являлось население страны. Оно сносило накопившийся столетиями металл тонкими ручейками в пункты приема драгметаллов. Оттуда — он перетекал речушками в банки, банки несли свой поток в главный Банк страны.

В главном Банке жил бюджет, в чрево которого втекал золотой поток и превращался в черепки благодаря ненасытности Дефицита Платежного Баланса.

Дефицит был ненасытной тварью и грозил проглотить бюджет вместе с правительством.

Гетман тоже дрожал при одном упоминании о нем; но ни в коем случае не показывал это на людях. Люди могли разочароваться в нем. Это его тоже пугало, и он храбро выпячивал маленький животик впереди груди, показывая этим, что он не боится трудностей.

Трудности обходили Гетмана со всех сторон и были похожи на фантасмагорический сон в котором головы чудищ лезли к лицу безнаказанно и нагло со своими шершавыми в слюне языками.

Спрятаться Гетману было негде, так как его портреты были развешаны по всей стране, и каждый школьник угадал бы в нем оригинал. К тому же без свиты его могли пристыдить ... за все вместе взятое и по отдельности...

* * *

Солнце упало так низко, что заморщинилось в волнах Днепра.

Глубокие морщины побежали по неширокому лбу Гетмана. Гетман обмяк в кресле и пустил слезу кончиком глаза. Глаз заблестел сыростью. Сырость протекла на страницу раскрытой книги. В конце страницы было написано: " Это конец ".

Второй раз в истории страны, и оба раза за последние сто лет, фраза: "кто был никем, тот станет всем" — осуществилась.

У Гетмана в кармане не было ни копейки. Он был честным Гетманом и всю зарплату отдавал жене. Жена не собиралась отдавать зарплату кому бы то ни было, и потому была очень счастлива.

Ее любили.

Ее любили: охрана Гетмана, кабинет министров, который назначил Гетман, представители администрации Гетмана в областях, которых назначил Гетман, депутаты парламента, которых Гетман...; жены первых, вторых, третьих, четвертых, заимевшие право дружить с дамой, муж которой был Гетман. Дети, инвалиды, которых жена Гетмана... Одним словом, все те, кто не любить ее просто не мог...

"А я полюбил другую...", — пропел горький пьяница в парке "Труда и отдыха", отряхнувшись от облепивших за ночь его листьев, и был тут же вздернут на трезубец блюстителями порядка.

Трезубец обломился.

Гетман сидел в кресле развалясь. Над его головой висел трезубец с обломленным зубом. ...И думал, где взять деньги на ремонт трезубца. Он вывернул карман в поисках средств ...и снова погрузился в размышления.

Размышления не подвели.

— Милая, — сказал он жене, — если мы откажемся от твоей свиты, то сможем построить светлое будущее той части граждан, которые не занимаются политикой.

— Милый, — сказала жена, что им мешает заняться политикой и решить свои проблемы?

— Дорогая, — ответил Гетман, поглядывая на сломанный трезубец, — кто-то же должен и работать...

Жена в ярости разбила чешский хрусталь:

— Дорогой, ты прекрасно знаешь, что на всех рабочих мест не хватит. И как тут быть, даже итальянские друзья не знают. ...Я спрашивала.

— Лучше бы ты спросила у Премьера. Это в его обязанности...

— Ты же знаешь, его нет! Он на Канарах решает иные вопросы, ...с дамами.

— Но у него все родственники при деле...

— Их дела решаются в швейцарских бванках; а ты не можешь урвать дачу в Пиренеях... Когда я выходила за тебя замуж, я не думала... Моя мама говорила мне...

* * *

В это трагическое время дверь отворилась и в ней возник Премьер. В руке его на длиной леске висела рыба, играя жиром.

— Вася, — сказал Премьер, — пива выпьем? — и положил гранату на камин, демонстрирую чистоту своих намерений.

Премьер тоже носил сострадание в сердце. Он страдал за всю страну, но сила прагматизма была сильнее: он слишком хорошо понимал — на всех счастья не хватит. ...И очень любил, если ему хватало.

Ему не могло не хватить, потому что он припал губами к источнику у самого его истока.

— Не выпьем! — Гетман был решителен в своих действиях. — Вон, трезубец... — и он вскинул глаза на проблему. — Ты уехал кутить. А денег не оставил...

— Так у супруги твоей... — и Премьер поперхнулся от встречного женского взгляда.

— Я в детей вложила, — опережая неприятность атаковала жена.

— Как?! Все деньги в двоих детей ?!... — вознегодовал Гетман.

— Почему же в двоих?! Еще, некоторым досталось... Опять же соседсим перепало... Ты, что телевизор не смотришь, милый?

Гетман в гневе швырнул свой бокал о землю. Швырнул и ...прислушался:

— Вы, что мне, хрусталь стеклом подменили?!

— Вася, ну, что ты ерепенишься? — сказал премьер. — Сейчас я свистну, и наши люди натащат тебе этого добра прорву. Бей наздоровье!

— Вот так всегда, — сказал обиженно Гетман, — сначала обнаружишь, а потом умаслят...

— Я рыбу тебе притащил из-за три — девять земель. Потрогай пальцем, пока кухарка на плиту не забрала...

— Вон, тризубец исправить надо, — смирительно проговорил Гетман. — Что у нас в бюджете имеется?

— В бюджете "рыба", — и Премьер шлепнул мясистой ладонью по плоскости стола. — Ты, вроде б то не знаешь? Живем ведь, на одни налоги с твоей зарплаты, ... всей страной.

— А остальные?... — недоверчиво спросил Гетман, косясь на оттопыренные карманы Премьера.

— А остальные, сам ума не приложу, чем дышат. По статистике — покойники, ногой потоптал — живы "курилки"...

— На кухне соль кончилась. А с рыбы капает... — заметила жена, тоже примирительно.

— Что ж ты, пер рыбу с три — девятого, а соли к ней не прихватил?...

— Какая проблема, Вася?! Пошлем чумаков в Каховку; они намоют. ...На самолете.

— Рыбу сдай, Лазарь, пусть домлеет, — приказал Гетман, — а сам садись и думать будем, как трезубцу рог добавить. У меня в подвале ящик гвоздей есть, еще со старых времен — это раз. Булыжник молоток заменит — это два. Но как гвоздь, булыжник и место трезубца совместить — пока не ясно.

Женщина, увидев мужчин в работе, прикрыла дверь, осенив их крестным знамением, и нашептывая песню, слова которой она забыла накануне.

* * *

— Ваня! Туточки кто-то есть, сказала женщина, натягивая трусики обратно.

— Не дрейфь, Катя! Мочись смелее! То мешки с солью для страны заготовлены, теплые еще. Сам Премьер распоряжение дал. Дал, а керосину на доставку забыл. Поэтому, пока кинуться — все высохнет давно. С..сы от души — вспоминай молодость.

— А как же они, бедные, — призадумалась Катя, — без соли яичницу бить будут? Она же циплятами отдает?!

— Ничего, родная, за всех голову не ломай; тут бы свои яйца в целости сохранить, а о Премьерских — пусть охрана заботится.

— Не серьезный ты человек, Ваня. Государственный интерес ниже своего ставишь. Не буду я с тобой сегодня ...больше. Уж, не обижайся, я на патриотизме воспитана.

— У меня патриотизма в голове не меньше намешано. Вот глянь. Ниже пупа, какая реакция произошла, как только ты о нем вспомнила. — И Иван потупил глаза от гордого смущения. — Где еще патриотизм так выражается... — во всем мире страны не найдешь...

Иван сплюнул в угол и попал в слово "патриотизм", рукописи, которая там валялась. ...Ее вы сейчас держите в руках.

* * *

— Пошли все к черту, — сказал Гетман, и парламент ушел в отставку, а с ним и вся страна. ...Ушла, но осталась стоять на месте, так как идти было некуда: ее никто нигде не ждал.

Когда все разошлись, супруга подошла к мужу и сказала:

— Вася! Нам тоже пора ехать. Рекламный ролик нашего отъезда для программы новостей уже заготовлен.

— Как можно уезжать, — взвизгнул Гетман, — когда нигде, ничего, ...никак.

— Вася! — сказала очень строго женщина. — Я обижусь...

Гетман был мужчиной очень решительным и отложил отезд на один день.

Вечером позвонила дочь и сказала:

— Папа! Мне нанес личную обиду знакомый мальчик из соседнего государства. Не могли бы мы объявить им войну?

— Нет, не могли бы... — ответил язвительно папа-Гетман.

Чувство ответственности было ему присуще в большей степени, чем ребенку.

Ребенок разрыдался горючими слезами.

— Я всегда знала, что ты бессердечный, — на проводе "без стука" возникла Первая Леди страны. — Не зря моя мама предупреждала...

У нас столько солдат шляются без дела и выпрашивают хлеб по базарам.

Все ваши маневры и учения напоминают спектакли в Доме пионеров. Вася! Пожалей наших солдат. Они голодны и оборваны. Пусти их к соседям. Я уверена, без обеда они не останутся. ...А нам — слава будет.

— Я просил тебя многократно, дорогая, своего Славу при мне не упоминать. А если ты без него жить не можешь, то ...за чем же дело?! — вскипела благородная мужская ярость внезапной смелостью.

— Эх, Вася, Вася! Если бы я послушалась ...тогда свою маму... Чтобы родной отец за честь своей дочери...

Родной отец швырнул трубку в аквариум, вспугнув любовную игру розовых лягушек.

Лягушки остались крайне недовольны.

— Всем не угодишь, хоть сам ...раком стань.

И все, кто это слышал или подслушивал, тут же с этим согласились.

* * *

Молодой переводчик, проходивший практику в канцелярии гетмана, сын двоюродного дяди второго зама министра, никто не помнит какой отрасли, переводил поздравления, предназначенные первым лицам стран всего мира, подписывая их латинским словом "президент". Более точный перевод слова "Гетман" мог поставить получателя в затруднение.

Молодой переводчик был подающим надежды...

Поздравления были по случаю очередной годовщины окончания самой кровавой войны в мире. Гетману принесли праздничные открытки на подпись. Понять написанное ему было невозможно, так как понять английский, немецкий, французский — университеты таких знаний не давали. Но слово "президент", упомянутое в начале и конце послания, он прочел даже напечатанное латинскими буквами. Особенно понравилось ему это слово в конце...

Это его очень и очень взбодрило. ...И он размазал свою подпись от волнения.

* * *

Гетман, которому очень нравилось слово "президент", поднял бокал...

Его перебил премьер с тостом:

— Так выпьем же за то, чтобы мы всегда были на своем месте...

Гетмана в детстве звали Васьком и он очень любил лежать летом на мягкой душистой траве, обнимать огромную землю руками и смотреть, как в траве копошатся насекомые:

— Поясни, что имеешь в виду, Лазарь...

— Ну, чтоб, как теперь: если я отсюда плюну, то там внизу — оботрутся.

Жена Гетмана всегда возникала за спиной мужа в критическую минуту — она обеспечивала тыл страны:

— Меня очень настораживает одна фраза, которая формирует некую суть: ...Кто был никем — тот станет всем. Что, если она и еще раз повторится, и еще раз, и еще много, много раз?!...

— Мы им космы-то повыдергиваем, — сказал Лазарь, закусывая соленым огурцом, стекающим на манжеты. Костей не соберут — так устроим.

— А ты сам-то из каких будешь?! — вонзила вопросом в глаз, оставив за мужем право быть более тактичным, женщина.

Премьер не стал лезть на рожен, и подняв следующий бокал, провозгласил:

— За женщин! Умных женщин! ...которые умеют молчать.

* * *

Гетмана мучили мысли о недоделанности страны и он плохо спал по ночам. Опять же, герб стране был даден, но в чьих руках его длинный шест находится — не до конца понятно было.

Гетман вызвал придворного художника, отставив ночь в сторону, и приказал к утру, во тьме, определиться в этом деле.

Художник не сомкнув глаз до первых петухов, пристроил трезубец в надежные руки, и когда Гетман открыл печальными слезами слипшиеся веки, то застал на картине толстяка с бычьей головой в темных очках. На поясе у него болтался мобильный телефон, а все, на что можно было что-либо повесить, сияло золотыми цепями.

— Новый хозяин страны, — видя недоумение, возникшее у Гетмана, пояснил художник.

— Как новый?! — вздрогнул Гетман. — Ах, да, разумею намек. Я еще не совсем, ... это ...того. Ну, а сало где же?

— Сало уже все съели, — начал было художник...

— ...Да, нет же — на картине?

— Ах, на картине... А куда его приткнуть? Разве что на трезубец надеть? — спросил художник в раздумье.

— Не надо, уж, — размышлял вслух Гетман. — Лишнее напоминание о его существовании может лишь взбудоражить умы. А так, глядишь, о нем со временем и ,вообще, забыть могут. ...Почву в будущее готовить надо сейчас, — ... и смутился художника, который не имея политических мозгов, мог неправильно оценить его слова.

* * *

" Пусть наш народ никогда не узнает, что такое мафия, — сказал вслух премьер-министр и сунул взятку в сейф, так как в карман пиджака она не помещалась. — Надо сказать Гетману, чтобы он подсказал американским товарищам о возможности выпуска пятисот долларовых купюр, иначе работать становится просто невозможно. Им же самим и польза будет".

Негодование стекало обильной слюной на подбородок премьера и он вновь эмоционально сформулировал назревшую необходимость: " Не могут наладить выпуск пятисоток — работать стало просто невозможно... Куда девать такие объемы?"

Министр финансов, проходя мимо приоткрытой двери принял недовольство на свой счет и тут же спустился в подвалы монетного двора.

Вход в монетный двор был строго запрещен, и чтобы пройти без особой волокиты, министр сунул деньги охраннику, не глядя охапкой из кармана.

Охранник раздобрел сердцем с готовностью пропустить и соседей министра финансов.

Министр прошел в подвалы и поманил пальцем рабочего монетного цеха:

— Мотя! Наштампуй к обеду купюры пятисотого разряда — премьер просил...

— Не могу, Савелий Павлович. Надо особое положение и распоряжение. К тому же, борьба с инфляцией не велит так поступать, — ответил грамотно рабочий.

— Брось, Матвей, на противоречие нарываться, — сдвинул строго брови министр, разливая недовольство по лицу, — скажешь, распоряжение было — да, уборщица веником смела. А инфляцию не допустим : пятисотки выпустим взамен сотенных, той же суммой. А я тебе место покраше в будущее подыщу. ... И, вообще, не стоит тебе в финансовое дело нос сувать — козленочком станешь. А если бы сунул — то понял, что в разумный план входит создать одну купюру взамен пяти. Теперь и считай экономию спецбумаги в метрах квадратных...

— Это если летом считать — так экономия выходит, а если дело к зиме

повернет и экономию в килокалориях считать придется — иной результат в глаза броситься может. Ведь тепла печке пять купюр больше выделят, чем одна... Я в экономике разбираюсь, и нюансы учитываю.

* * *

Приближался юбилей великой Победы, которую помнил весь мир, отдавая уважение героям. Полвека прошло с тех пор, но каждый год в этот день...

... Вся Армия в этот день бросила оружие на землю, и от этого произошло колебание земной поверхности, от чего книжная полка в кабинете министра обороны перекосилась и оттуда выпала книга. Это была книга, которую вы сейчас читаете...

Министр обороны тоже хотел ее прочитать, но это ему никак не удавалось, так как он раздумывал над поступком солдата, который унес домой автомат. И таких солдат было очень много. И тащили они домой все, что могли унести.

Поэтому министр обороны был очень грустный.

Ни в одной стране мира не было такого грустного министра обороны, и все же он решил прочесть свалившуюся на него книгу. Но одного желания оказалось мало, так как складывать буквы в слова, а слова в предложения, чтобы получился смысл, оказалось труднее, чем вынимать пистолет из кобуры и приставлять его к виску, произнося при этом монолог, обращенный к армии и нации.

И начинался он так: "Мне все безмерно надоело..."

Армия была разрознена и соединялась в монолит только в день зарплаты, грозно бряцая принесенным с собою оружием, чтобы продемонстрировать его наличие министру обороны.

Но в задних рядах бряцание смягчалось, потому что железное оружие там многие подменили на деревянные макеты, и чтобы скрыть отсутствие металлического лязга, они производили жуткие гортанные звуки, пугающие женщин и детей.

Министр обороны догадывался об этом, но он боялся вывести их на чистую воду, так как передние ряды — это было видно по глазам — тоже хотели обменять тяжелое оружие на более легкое, и если бы им это кто-то стал запрещать, они могли и поколотить того; ведь не рыжее же они задних рядов.

Поэтому министр обороны часто, оставаясь один, вынимал пистолет из верхнего ящика своего стола и подносил его к виску, произнося монолог...

Сегодня наступал юбилей Великой Победы.

Во главе страны стоял Великий Гетман Блат и он был очень недоволен, если казна оказывалась пуста, особенно, когда об этом упоминали вслух. Поэтому, славился тот, кто умудрялся показать , что в ней что-то есть.

Дорога, по которой должны были пройти ветераны, была переоборудована. С нее содрали сто слоев асфальта, уложенных за последние десятилетия по веснам и осеням, и уложили один новый.

Дорога проходила возле дома казны и должна была убедить всех в том, что в ней еще что-то есть. В казне были деньги, но не настоящие, а бутафорские. Их демонстрировали различным делегациям, уверяя в том, что скоро наступит рассвет, без всякой боязни разоблачения, поскольку на день— ги можно было только смотреть, но руками не трогать. К тому же они были запечатаны в пачки, а пачки хранились в мешках. Мешки были опломбированы, и министр финансов с апломбом демонстрировал пломбир.

В отличие от министра обороны, он стреляться не собирался, так как застрелиться пачкой банкнот просто невозможно и об этом знала каждая старушка, дожившая до Победы, которая через много лет выглядела старухой, безмерно употребляющей косметику.

Министр финансов каждый вечер засиживался допоздна у себя в кабинете и пересчитывал фантиковые деньги, с искренним возмущением кляня тех, кто подсунул ему непригодные к использованию в силу своей изношенности, с нетерпением ожидая дня, когда хватит на все, что указала жена.

Великий Гетман не желал читать то, что указала жена министра финансов.

Он предпочитал читать свои Указы. У него тоже была жена.

Жена министра финансов стояла на дверях кабинета своего мужа и никого не впускала, как бы жалобно не просили. И внимательно вслушивалась в прохладную тишину за спиной: не раздастся ли долгожданное "уже хватит".

За последние много месяцев ни одна жена министра финансов не дождалась заветных слов.

Приходили новый министр финансов с женой, а старым приходилось довольствоваться тем, что было заготовлено.

На место министра обороны никто не приходил.

Менялись только жены.

Прошли десятилетия, со дня окончания войны, но ветеранов все прибавлялось.

Переписывались старые списки, на место ушедших вставали новые гвардейцы, вручались новые ордена.

Приходилось подумывать о расширении Дороги, которая обречена была вынести на себе цвет Победы, открывая все новые и новые имена.

Ветераны думали, что дорога делается для них, поскольку вела она к Славе. Но Слава была родственницей Блата. И Блату было очень приятно, что ветераны шли к его родственникам.

Весной 45-ого года слезы радости выступили на глазах у всех людей на Земле. Жизнь для них для них открывалась второй раз и обещала вечное счастье и любовь.

И спустя полвека, в тот же день, слезы на глазах ветеранов, но более горькие, будут блестеть на солнце.

Великий Гетман знал об этих слезах и выписал из фондов государства два килограмма сахара каждому ветерану, чтобы они глотали свои слезы вприкуску. Была задумана еще одна новинка к празднествам, обладателями которой должны были стать все они — розовые очки с подвешенным к ним орденом в честь Великой Победы, но в производство очки запустить не удалось в связи с запущенностью дел.

Великий Гетман очень огорчился за ветеранов, но, к сожалению, сделать ничего было нельзя и он, скрипя сердце, подписал Указ на вручение чудо-очков всем, кто останется в живых — на 100-летие Великой Победы.

Гетман накануне праздника отдал распоряжение написать большую речь, обращенную к ветеранам.

Осуществил распоряжение заслуженный официальный писатель, корпя над ее сооружением по ночам.

Последнюю заключительную точку поставил саморучно сам глава страны, дописав после длительных раздумий: "Праздник Победы — это праздник со слезами на глазах. Я, мои родственники, члены правительства, и все, кто меня почитает и любит, обязуемся сделать все, чтобы теперь каждый праздник был со слезами на глазах."

После этих слов телевидение по сценарию должно было продемонстрировать жирным планом слезы на глазах президиума, переходящие в накатывание слез на глазах ветеранов.

В этот день очень и очень завидовали ветеранам те, кому не удалось побывать на войне и внести свой вклад в общую Победу.

К несчастью, Победу разделили на части, и каждый доказывал, какая из ее частей наиболее важная.

Одна из частей была официальная и тем, кто принадлежал к ней, повезло больше, чем тем, кого отодвинули в сторону.

Моя соседка, Павловна, потеряла шестерых детей на войне. Она не была ветераном. Она просто плакала неофициальными слезами в задней комнате коммунальной квартиры.

Ей ничего не было известно о розовых очках. Она смотрела на мир подслеповатыми глазами и видела чистое небо и своих детей, летящих по нему. Она стала забывать их лица, но память каждую весну высвечивала их имена.

Ей очень нравилось, что Председатель города каждый год вспоминает и ее детей, не называя их по именам. Но это было естественно, потому, что назвать имена всех погибших не мог никто, включая и самого Бога, поскольку их пласты уходили глубоко к центру земного ядра, переплетаясь с увязшими в них танками, самолетами, пушками и всевозможным ржавым металлом, и потому Он мог только сказать: "Мир праху вашему, дети мои!"

И не было ничего в целом мире для них важнее этих слов...

* * *

3,333.... (Три и три в периоде...)

Сорок четыре года — это тогда, когда восемнадцатилетние думают, что пора уже умирать; тридцатипятилетние — что в этом возрасте пора бы уже и жениться, а сами, именинники подумывают о том, чтобы начать наконец жить по настоящему. ... И все, что было до этого, происходило ни с ними, в каком-то кошмарном сне. ...Сне без

начала и без конца, местами глубокомысленном, а в основе своей

бессмысленном и абсурдном.

Интересно, что снится людям с расстроенной нервной системой, живущим в "желтых домах"?

Мне почему-то кажется, что им снится наш быт.

Иногда мне снятся любовные игры с незнакомыми женщинами, я просыпаюсь "мокрый" и тихонько меняю трусики, хотя жена спит рядом, измочаленная жизнью, которую все так уважают и ценят.

Любопытно, как на это посмотрели бы мыслящие существа с планеты Эпсилон?

Наверно, так, как обычный наркоман, отображая в своих глазах бесконечный холод далеких планет.

Нет понятия конца Вселенной — нет понятия смысла жизни.

Жизнь иррациональна и не имеет точных критериев осмысленной полезности или нелепой случайности; это цифра не имеющая точно обозначенных границ. Например: три и три десятых в периоде — 3,33...

И для жителей планеты Эпсилон не имеет ни малейшего значения, что вы, Вася Иванов, прожили вашу жизнь на 9.99... балов или же на 3.33... И ваша собственная оценка этого вопроса, не имеет никакой ценности для соседа за стенкой, оценки — всегда подглядывающей в перспективу будущего, настоящего и прошедшего, которые объединяются во сне в единую категорию — категорию бесконечности.

Я чувствую бесконечность холодным проникновением в душу тусклого света Луны. Этот свет проходит сквозь нас, и мы проходим сквозь тень. Оспаривать полезность или бесполезность этого — бессмысленная бесконечность.

И пусть будет глубочайшая впадина в океане невероятных размеров; а в Африке жарко — не продохнуть; представьте снега Гренландии в лютый сезон и пусть "мороз" на коже подтвердит невольное желание "не желать" сказанного явления.

Но как сын Африканского континента не захочет завидовать жителям Гренландии, с ледяным их изобилием, так и те, пожалуй бы, без энтузиазма, в самый жаркий зной полезли бы в гости к эфиопам.

Их отношение к окружающей среде уравновешивается "впадиной",

которая, как и они являются элементом планеты Земля. Планета Земля является элементом Солнечной системы; Солнечная система является... У каждого, самого паршивого атома, есть свой адрес, по которому его можно найти. И хранится этот адрес Везде и Нигде.

...Потому что смысл обгоняет бессмыслицу попеременно, меняясь с нею местами и превращаясь в свою противоположность.

Я проснулся. Трусики снова были мокрые, хотя не помню, чтобы мне снилась женщина... Может быть на этот раз во всем виновата бесконечность?

* * *

Гетман был несказанно обижен на жизнь — она, эта прожженная плутовка, водила его за нос и никак не давалась в руки.

С одной стороны — он обрел все, что может только пожелать настоящий мужчина: власть, имущество, зависть окружающих, право давать советы и принимать решения.

...Но если бы не эта другая сторона! Она превращала цветущие сады в гниющие болота, бурлящие жизнью города — в развалины, заводы — в свалки металлолома;... разумная идея, плод деятельности головного мозга, трансформировалась с помощью рук в разбитые черепки вымазанные миазмами. Откуда бралась эта гадость там, где

ее не могло быть — оставалось загадкой. Но то, что все превращалось в руины при одном лишь прикосновении, волшебным образом, объяснению не поддавалось.

Руки творили ни то, что командовала голова; ноги отказывались повиноваться в самый неподходящий момент; организм испускал неприличные запахи там, где это было совсем ни к месту.

Гетман хотел стать маленьким мальчиком и спрятаться ото всех в дальнем углу заросшего сада. Но и эта мысль пугала, так как садовник мог обнаружить его и прогнать.

Стоило какой-нибудь глупой случайности отобрать его власть и ... последний нищий показался бы ему принцем.

"Сейчас никак нельзя этого, — твердил он в иступлении, — оплюют, разотрут, а там и суду быть. Надо что-то делать, нельзя так оставлять...

Но что, когда, где...?

С экономикой понятно — история не оправдает ни за что! С финансами — подавно: долгов на три жизни набрано. С законами — лучше не вспоминать: налеплено все так, что не поймешь — это закон или черт знает, вообще, что такое.

Только одно, только оно — чистосердечное признание и покаяние

может отодвинуть рок. Христос простит и люди простят. Только исповедь отмоет и возвысит."

Гетман схватил лист бумаги и начал мемуар-исповедь.

"Вот мой памятник! Что история очернит — бумага возвеличит. Напишу, как было, и пусть учтут!..."

Он начал так...

* * *

То, что вы сейчас читаете — это песнь народа, который хочет жить счастливо, но это у него никак не получается, потому, что на каждом новом витке своего развития он наступает все на одни и те же грабли, чьей-то неведомой рукой подставленные под очередной смелый шаг, который со временем стал неуверенным от уверенности непременного нахождения граблей на пути движения в его развитии.

Никак ни удается выявить, кто же подбрасывает грабли на дороге, где их еще вчера не было и по которой все остальные прошли безболезненно.

...Если вам удастся узнать это, то просьба сообщить об этом открытии по адресу: планета Земля, Восточное Полушарие, исследовательская лаборатория "Солнышко", на правой стороне реки Днепр, отражающей дом для умалишенных граждан в своих водах.

Если у вас в кармане завалялись десять долларов, которые не жалко

потратить на смешное зрелище, то отправьте их по этому адресу, и если вы обладаете вдобавок к этим долларам еще и тонким чувством юмора, то умрете со смеху от той метаморфозы которая с ними произойдет. Впрочем, они могут бесследно раствориться и в мутных водах Днепра, что ни должно вас отторгать от количества смеха, полагающегося на ваши деньги. Воду-то мутит население "желтого дома", дубася ногами у берега по воде или же коловодя палками ту же жидкость, сидя на прибрежных камнях.

...Правда, ходила тут одна дама преклонных лет, обвешанная иконами, крестами и амулетами в одеждах из поблеклой парчи и такой же шапке, и пророчила анафему.

...Ничто не предвещало. Я сам с нетерпением ждал: когда повысят

зарплату. ...Повышали.

Демократией уж попахивало, как она исчезла. ...Как и появилась внезапно.

Я еще думал: " Вот будет смеху, если то, что она пророчит — случится..."

От того "смеха" и слезы давно на глазах высохли. Родителей образ родной стал забывать, а ее все помню. ...И чувство такое, что она жива, затаилась только.

А может быть она с теми людьми из "желтого дома" в Днепре воду

коломутит? Очень похожую видел в бинокль. Но не подошел — постеснялся...

Кот Сава, паршивец, писать не дает. Вроде бы как чувствует, что о нечистой силе пишу. А сам он, такой не подарок, что еще и похлеще будет, так какой смысл на людей бросаться?

Наверно, в том и есть смысл, что смысла быть не может.

Вот, пусть еще такой "коник" выкинет, так я все Гетману расскажу -пусть на него государственную власть отвяжет и в своем мемуаре отобразит, потому как ни совести, ни чести, ни какого другого человеческого понимания он не имеет, сколько ни говори.

Ну-ну, продолжай свой мемуар...

...Я хорошо помню, как все начиналось, ...как покатилось, ... и вот теперь.

Это был обычный понедельник, а может быть среда, и ничто не предвещало стать ему рассветом заката последней Великой Империи.

Пришел "Меченный", попинал трон ногой на прочность — тот как монолит намертво в землю вдолбленный стоял. Я даже подумал:

"Зачем это он? Надежно вбито — на века люди соорудили.

Да, и всех все устраивало, вообще-то. Ведь не зря же и в святом писании сказано: " Богу — богово, а человек на него каждый день работать должен." ... Я правда тогда не верующим был. Верил искренне, что богу тот монолит не одолеть. А как одолел — так сразу и поверил.

А тогда, расколупать в нем щелочку, ни то что теоретически, а даже во сне воображением нельзя было. Да, и воображальщику тому досталось бы по первое число. Узнал бы мигом, где раки зимуют и где лихо живет.

Погладил Меченный трон, провел рукой по лысине и не торопясь за дело взялся.

Хотел, конечно же, как лучше...

Помощники погреться от власти незамедлительно нашлись и сбежались в превышающем разумные нормы числе. Слетелись бы и остальные, но их попридержали.

...Ну, а дальше и пошло и поехало.

"Ку-ка ..., — прокричал с ленивой хрипотцой в голосе рябой петух, — ...ре-ку!" — и солнце над страной взошло.

В репродукторе играл марш.

Капля росы рассыпалась со звоном о лысую поверхность головы господина, примостившегося на ночь у ветхого забора на голой земле, и пробудила его от сладкого похмельного сна.

Господин захрипел подстреленным медведем, затем захрюкал свиньей, прочищая органы дыхания, и забыв про шляпу пополз на четвереньках в сторону продуктового магазина.

Там он был уже не первый.

"Опохмеляться без очереди! " — закричала дружно очередь, расступаясь, при виде господина уже вставшего к тому времени на обе ноги, в шляпу которого, на противоположной стороне улицы, справлял естественную надобность кот Васька из соседнего двора, строго черных мастей.

Лысый господин без шляпы был обычным товарищем. Очередь тоже состояла из одних товарищей, поскольку в магазине собрались люди схожих на жизнь взглядов, почти что родственники.

Пропущенный к прилавку, лысый протянул руку и продавщица поспешно налила ему пол стакана водки, не забыв осведомиться: " А платить кто будет, дядя?"

"Мы заплатим!" — закричала очередь и зашуршала бумагой, собираемой вскладчину страждущему, кто лотерейные билеты, кто трамвайные, а кавказского происхождения молодой человек выложил синюю купюру неизвестной страны происхождения.

"Дальше в порядке очереди!" — прокричала во все легкие продавщица, почесывая правой рукой у левой груди. Грудь была нечеловеческих размеров.

Она приняла от очереди жменю бумажек и бросила их в мусорное ведро. Ведро служило кошельком.

Злой бульдог Рыцарь погнался за котом Васькой, встав за честь подмоченной шляпы лысого господина-товарища.

В это самое время, к оставленной без присмотра шляпе, подошли два странствующих хиппи. Они жарко спорили о том, стоит ли для шарма окроплять джинсы мочой цыганского коня или же дозволительно с данной задачей справиться самостоятельно.

Один из них клялся, что мочу цыганского коня можно заменить только мочой лучшего друга. Он поднял безхозную шляпу и водрузил на голову. По лицу полилось изделие кота Васьки, который уже сидел на дереве, спасая себя.

"Пожар! Пожар!" — вдруг закричал человек строгой внешности и помчался вниз по улице.

За ним погнались трое и еще один с пустой бутылкой.

Запущенная волчком, она клюнула горлышком кричавшего в спину и свалила наземь.

"Бей его!" — закричали догнавшие и воплотили призыв в дело.

— Зачем вы его бьете? — Вон и правда дом горит, — сказал хиппи без шляпы, намекая на неоправданно использованную силу.

— А чего он людей расстраивает? Горит себе и пусть горит. А он, сволочь, общественное мнение будоражит, — ответил очень разумный мужик — видно партиец.

— Не бейте меня! — взмолился пойманный, — я — пожарный.

— Давайте его бросим в горящий дом, пусть борется со стихией, —

предложил кто-то, и все дружно потащили пожарного за ноги в сторону горящего дома, чтобы проверить его в деле пользы ради.

Огонь не посрамил пожар и уже объял крышу, весело потрескивая. В окнах дома стояли люди и с воодушевлением пели: "Смело товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе, царство свободы навеки, грудью проложим себе..."

— Вот это люди, — провозгласил тот, который "общественное мнение будоражить" не хотел, — сразу видно работа партийной ячейки не зря пропала....

"Прыгайте, сгорите!" — посоветовал им сердобольный пожарный, собравшись с выбитым из него духом.

" Нет, добро свое не бросим, лучше уж сами сгорим!" — отвечали объятые дымом люди.

"Хоть, детей пожалейте, спустите вниз", — не унимался пожарный.

" Вы за нас еще нарожаете ! " — шутили весельчаки сверху.

" Слишком он разговорился, — сказал тот, который угодил пожарному бутылкой в спину, — нет ли у кого тяжести с собой, чтоб замочить его навечно. Партия, вон, каких орлов воспитала, а он своим не завизированным советом смуту сеет..."

В это время крыша обрушилась и подняла бурю искр, от которых все бросились врассыпную...

" Товарищи! Все на выборы! " — прокричал агитатор из парткома, в галстуке и с красной повязкой на руке, и народ дружно последовал за приглашающим.

"За кого голосовать будешь, товарищ?" — спросил шагающий в ногу у соседа по строю.

"За того, кто кричит убедительнее..."

"Убедительнее всех кричит свинья, когда ее режут, " — вмешался третий сбоку.

"Ты зверей в одну кучу с людьми не вали, а то вмиг милицию вызову, " — строго вставил вопрошающий.

Шутнику и впрямь Сибирь ближе показалась, и сглаживая несознательность шутки ответил: "Громче всех кричит Иванов. "

"А он по матерному кричит или так, от перевозбуждения? " -смягчился сознательный товарищ.

"Бывает, что и по матерному...."

"Вот за него и буду... У нас без матерного крику и в ЗАГСе не распишут, а не то, что светлое завтра выстраивать...

"Другие кандидатуры не менее достойные, — вмешался шагающий спереди. — У нас самый гуманный закон в мире — подбирай что хочешь. Кузькин тоже, крепкого слова мужик — по мне прошелся лично, но я не в обиде — дело прежде всего.

" А, вы какого происхождения будете? " — обратился вдруг возникший рядом пожарник с подбитым глазом к тому, по которому Кузькин прошелся.

"Самого, что ни на есть гражданско-пролетарского. Папа мой — Ленин, а мама — двоюродная племянница Карла Маркса. Я — свободный человек, живущий в счастливой стране и волен назначать себе родителей сам, " — и звучно прочистил нос с помощью пальца на булыжную мостовую.

Эхо, разносимое по улицам, источалось активистом, овладевшим рупором, с перевязанной бинтом головой и красным бантом, подколотым " к сердцу".

Рупор доносил массам оставить все дела вторичными и собраться для игры в "пекаря".

Красный бант означал послушание остальных исходящим указаниям. Бинты на голове — препятствия, встречающиеся на пути правого дела движущегося по левой стороне истории.

Народ повалил на улицу со своими дрынами-дубинами, душу в схватке закалить от забот. Игра в "пекаря" объявлялась общегосударственным делом и обязана была углубить житейскую мудрость, отточить смекалку и растормошить инициативу масс.

Об этом сообщалось массе по всем официальным каналам, и активист с рупором приводил дело к исполнению.

Мужики "подобрее" отбирали дрыны поухватистее у более слабых особей, пиная несговорчивых ногами в тело. Для игры требовалась дубина и консервная банка, а также сноровка и революционный напор.

"Себе отобрал прибор, так еще и для бабы своей норовишь?! Не левое это дело — в партком обжалую, сволочь, " — взъярился обиженный на бабу обидчика.

"А ну, вставь-ка ему, Маня, меж ребер пыжа, чтобы партком не отвлекал своими обидами от мировых на свете дел".

Квадратная Маня, с наложенным образом жизни на лице, и с преданностью делу революции в глазах, между ребер не попала. Удар пришелся пониже живота, после чего обиженный сразу сник и обиды более не выражал, прилегши посреди тротуара.

По улице процокотала телега с прерывисто неравномерным звучанием.

— Одной подковы не хватает, — сказал народный умелец из толпы и "закусил удила" от важности знания дела.

— Левой, задней. — добавил, по-видимому, музыкант.

— На улице Головотяпкина, дом семь, вчера на двери для личного счастья подкову приколотили. ...Зажимистые. Должно быть в ночь коня разбули..., — добавил мещанин в кепке с козырьком на глазах и почесал за ухом. Прилипшая к уху лапша свалилась в пыль тротуара и затерялась.

"Богаты наши люди на смекалку!" — подумал народ и возгордился сам

за себя.

* * *

"Пишу правду, а лезет бред какой-то...С таким рылом на пьедестал не влезть! — раздосадовано оценил Гетман свою работу. — Голова одно замышляет, а руки — противное всякому разуму творят. Все как в жизни, и нет никакого прорыва наверх. Видно, и фараоны по той же причине не рукописи строчили, а чужими руками камни в кучи стаскивали: такова доля патриарша — ни так-то просто от пирамид оторваться".

— Ну, что ж! Деваться некуда — придется мавзолей сооружать, то есть,

пьедестал, — уже вслух подумал Гетман. — Но такой, чтобы ни то, что тол—

па, но и самая мощная техника зубы скалить не посмела... А то взяли моду — памятники валять.

Украинские жмурки

"Не все коту масленица, " — сказал невзрачный господин с тремя желтыми

зубами во рту, и понес заявление к окошку конторы.

В окошке виднелись фрагменты разрисованной девицы, сексуально-сочного содержания.

Губная помада ее губ обильно впиталась вставленной в рот сигаретой. От девицы исходил пыл жар-птицы.

"Вскочить бы на такую кобылицу, да понестись по нашей украинской степи", — подумал господин с чувством недостижимой мечты.

Господина звали — Пряткин.

" Очередь больше не занимать! Обед!" — пронзительно крикнула девица, привстав на стременах. Грива ее взыграла волнами.

Господин очнулся от приятных мыслей и улыбнулся тремя зубами в поисках расположения : "Всей очереди — я один, " — и протянул заявление.

Девица глазами впилась в написанное. При этом господину Пряткину показалось, что она громко похлопала ушами.

Ему почудилось это несколько раз подряд.

Чтобы больше ничего не казалось, он поступил мудро — отвернул взгляд в стену.

— Радуйтесь! Ваше заявление принято, — рявкнула девица из окошка, — вас ждут. Бегите в приемную — пока не передумала... И сунула ему в руку его же заявление, но с ее отметиной.

В приемной на столе сидела мышь и грызла сухари. Их хруст вызвал у господина проснувшийся аппетит.

Аппетит можно было удовлетворить только с помощью аванса, а аванс получить — только в обмен на заявление.

На заявлении образовалось пятно, так как руки просителя вспотели.

Двери распахнулись, и в них появилась огромная черная борода, лежащая поверх объемистого пуза...

"Карабас Барабас" протянул руку, на которой вместо пальцев торчали сосиски, и молча взял заявление для прочтения.

— С правилами аттракциона ознакомлены?

— Да, конечно...

— Распишитесь здесь... А здесь за то что добровольно...

Костюм и адвокат для составления завещания — за счет организаторов, то есть за наш...

Прошу помнить, что вы несете ответственность... — в ложах могут быть депутаты и члены правительства. ...А если повезет — то и сам Гетман.

— Обычно, мне не везет, — сказал господин и заерзал в кресле...

— Если иному не везет, то рядом кому-то обязательно должно подфартить, —

сказал "Карабас Барабас" и обращаясь к мыши прорычал, — Пошла прочь, тварь ненасытная!

Вот, например, вашей семье..., — и издал звук, характерный при выходе газиков из желудка.

В воздухе запахло колбасным фаршем с чесноком.

— Правда, значит, — подытожил "Карабас Барабас" свой вывод.

— Хорошая мысль, если ее не застолбить — тут же убежит, — "Карабас Барабас" потрошил свою густую бороду, потупив взгляд. — Я к тому, что вас я из уважения, вы мне сразу понравились: видно человека воспитанного и образованного издали — пропускаю вне очереди. Знаете ли, у нас очередь на три-четыре месяца, а я вас сразу... и в дамки. Поэтому, я претендую на пять процентов от доли вашей семьи. ...Всего пять!?

— Как, и здесь коррупция? В таком ... странном месте, — воскликнул господин.

— Сами понимаете, семья, дети. Вполне объяснимо... Я же здесь всего служащий. Учредители бывают только на трибунах и звонят по телефону.

"Украинские жмурки" — законно это или не законно?

Затмят они испанскую корриду или же по иному вылезут? Интересно было бы узнать: испанский президент посещает корриду? Опять же. Сам или с супругой?...

Придворный юрист — консультант, он же толкователь Конституции страны, он же старший звездочет, по фамилии матери — Сканер, ответил на все эти заковыристые вопросы так:

— Э... , ... м -м, вполне...., гм...

— Что означают эти ваши междометия? — прямо в лоб спросил Гетман.

— ...Все что угодно, особенно, если они будут вашими. То есть, вполне, вполне, достаточно...

— С ваших слов, я понял, что конституция позволяет...

На что толкователь государственных премудростей ответил:

— Э...э, ..м -м, вполне, ...гм...

* * *

Денег на бензин, однако, не дали, а подходящей машины в окрестностях Каховки не нашлось. Обещанный самолет то ли заблудился в пути, то ли порезали на металлолом, то ли кто-то иную свою нужду на него наложил, а только все звезды сошлись на воле.

Вола запрягли в телегу, на телегу набросали мешки с солью, а на мешки посадили Ваню с Катей — им все равно в каких условиях быть — лишь бы вместе; и государственному заказу польза... Правда, в последние месяцы

о нем как-то не вспоминали.

...Но, приказ дан. Деньги уплачены — выполни долг.

Так сказал Ване и Кате их начальник и, отряхнув полы брюк от пыли, пошел домой есть свой украинский борщ.

" Вол, так, вол, — сказали Иван с Катей вслух, — зато в столице побываем и Премьер-министру соль привезем. Он, поди, о ней и забыл ? Ищет-ищет, где заказывал — найти не может. А тут вол прямо под окна : на -те, пожалуйста. Забытое вами, доставили. "

Каховские мальчишки напрасно смеялись — ни прошло и двух недель, как воз с солью въехал в древний город.

...Зато их не коснулось в дороге подорожание бензина, отключение электроэнергии и все те сто двадцать бестолковых законов, которые были приняты парламентом за это время. Их даже не коснулся дождь, который накануне облил столицу с головы до ног и наломал веток полные проспекты.

Где живет Премьер-министр они не знали, но вол пер так уверенно вперед, не обращая внимание на светофоры. Что они полностью доверились ему.

Животина не подвела ,чувствуя, по-видимому, цель сверхестественным образом.

Были попытки задержать телегу с правительственным грузом органами автоинспекции, но слишком долго раскрытые от невидали такой рты не позволяли этого сделать.

" Напрасно вы вола прогнали", — сказал вахтер с густыми усами, похоже, бывший полковник, Кате и Ивану.

Вахтер не знал, как называется это животное; историю о госзаказе рассказала ему Катя, упомянув и про вола.

Вол повел рогами, подтверждая, что так оно и есть.

— Заедьте за угол, да свалите вашу соль в канаву — тот премьер, которому вы ее везли, уж который месяц из заграницы не возвращается. А там соли — хоть завались! На его место другого поставили. Так что, возвращайтесь восвояси и можете смело сбрехать, что миссия окончена победой, — открыл глаза на жизнь швейцар и чмокнул губами, символизируя дубль "пусто".

Вол всхрапнул с досады от даром выполненной работы и оставил объмис—

тый след на тротуаре, в знак своего неудовольствия.

Пойдет, Катя, культурную жизнь изведаем , — сказал Иван после того как соль была свалена в канаву, а вол определен на стоянку возле забора.

У Кати глаза горели так, то она готова была вобрать весь духовный мир большого города без всякой подсказки.

— Где тут культурой разжиться можно? — спросили они у первого встречного-поперечного .

Грустный господин мрачно ответил:

— Хлопайте в ладоши. Вам повезло, я , господин Пряткин, даю сегодня представление в Украинских жмурках. Такое, больше нигде не увидите, были б только ваши деньги.

— Наши деньги каждый день в телевизоре показывают, — остроумно ответил Иван, и вынув из оттопыренного кармана огурец с треском откусил его.

Огурец прокапал на штанину...

Вот какие необыкновенные люди живут в столице, — сказала восторженно Катя, обнимая Ивана за талию от предчувствия праздника.

Иван тут же возбудился, но строго прогнал дурные мысли из головы.

Погода стояла теплая и счастье витало вокруг , несмотря на жуткую безобразность жизни.

Как они могли сочетаться вместе? — Видно создатель знал, что делать . Слепить подобное с подобным — каждый сможет. А вот совместить несовместимое — это уж божий удел, он то Олимп и высвечивает.

— Чем объяснить такую низкую прибыльность при таких ...серьезных затратах? — наполнился храбростью обреченного господин Пряткин.

" Истории известны подобные "подвиги" курицы перед тем, как попасть в суп, " — подумал "Карабас Барабас". Он проводил инструктажи седьмой месяц и знал, как за несколько часов до представления тихие становятся дерзкими, у спокойных прорезается буйный нрав, интеллигенты нарываются на драку... Одним словом, предчувствие смерти делает человека непредсказуемо опасным. Хотя иные особи, идя на заклание, особого расстройства не испытывают, и даже, пугающая радость горит в их глазах...

— Вам радоваться бы надо, сбор сегодня велик, как никогда, — попробовала обрадовать господина Пряткина декольтированная девица из кассы.

— Для вас может быть и велик, но моя доля прибыли, которую вручат семье

после аттракциона, не по затратам мала...

— Затраты действительно не малые... Должен вам открыть некоторые тайны, ...как человеку порядочному, ...который не успеет ничего лишнего выболтать. Не подумайте только, что мы скрываем истинную цифру прибыли, чтобы снизить доход акционеров, как это делают сейчас все финансовые группы. Уж, слишком щекотливое у нас направление, потому вы имеете дело с воистину честными людьми. ...Готов мамой присягнуть, — "Карабас Барабас" скосил глаза к небу: то ли пытаясь заручиться поддержкой мамы, то ли страхуясь от возможной угрозы свыше.

— Но, как же все же, такая скромная сумма, несравнимая с потерей моей семьи... Я уже начинаю думать...

— Нет, нет! Только ни о чем не думайте. Это отвлечет вас от главного...

К вашим потерям мы обязательно вернемся, а пока, я ознакомлю вас с

нашими расходами, чтобы вы убедились, что имеете дело с честным партнером...

— Итак, если позволите, начну с рекламы — забирает огромную кучу денег...

Но без нее никак нельзя — она двигает народ на трибуны, — "Карабас Барабас привычно копался в своей дремучей бороде, проверяя вся ли отрасль на месте. — Опять же, пять бесплатных мест выделяется — это наш вам подарок. Двадцать — для членов правительства и членов их семей. Столько же положено депутатам парламента, двадцать пять — криминальным "авторите— там", а попоросту — бандюкам.

— Позвольте!! Шестьдесят пять мест, ...дорогостоящих билетов на уникальный аттракцион — черт знает кому!... — вскипел слюной Пряткин.

— Па...апрошу без оскорблений!! — Загасил взрыв ярости "Карабас Барабас". — Это все уважаемые люди, сделавшие все, включая невозможное и даже маловоображаемое, что бы наш аттракцион заработал, получил признание. ... Представьте себе наше положение, между двух полюсов — ни каждый сможет, да по натянутой нитке...

— Сдается мне, что это один и тот же полюс, только многоликий он у нас до невероятности.

— Вы опять дерзить, я смотрю. А я на вас положился, как на порядочного...

Надо же было все это выговаривать до инструктажа и подписания контракта— это вам и адвокат скажет, — и "Карабас Барабас" кивнул в сторону чернявого типа с мрачностью характера во внешнем виде.

— Да, — сказал тип, — теперь это выглядит гадко по отношению к нам , вашим компаньонам, и оскорбляет власть, которая официально разрешила и создала условия ... А если вы препятствия возводите — то на их устранение есть милиция... Еще из своей же доли и штраф уплатит ... посмертно. ...Даже смешно, как-то, ...взрослый, и не понимает, когда с ним по доброму .

— Опять же, может так случиться, что сам Гетман заглянет "на огонек" для него специальная ложа на двадцать пять персон...

— ...Как?! И тоже бесплатно?! — вскричал резким дисконтом Пряткин от которого заложило в ушах...

— Что же вы думали, Гетман или его свита деньги платить станут?! Да он

закроет это мероприятие и плакали ваши денежки... — "Карабас Барабас" поковырял указательным пальцем в ухе, затем похлопал по нему ладонями. —

И не визжите так. Видите, в ушах звон застрял.

Декольтированная девица тоже захлопала ладонями по ушам, а затем запрыгала на одной ноге склонив голову набок, пытаясь выгнать оттуда звон.

— Как вы убедились сами, наши расходы огромны, но необходимы. Прибавьте реконструкцию, содержание стадиона, обслуживание и прочей всячины вагон и тележка. ...Удивительно, что в результате еще и плюс выходит. Не зря у нас тут целая рота экономистов сидит...Опять же всех их накормить надо.

— Скажу вам чистосердечно: если бы вы годика так через два на арену вышли, а наши планы бы в жизнь превратились, то все б заметно энергичней выглядело. ...Из комментаторской кабины народный артист вещал бы страсти по всей стране, а возможно, и за рубеж. При росте интереса к нашему

аттракциону, второй ярус просто обязан облагородить наш стадион.

Инфраструктура облепит наше заведение, вроде скульптурного ансамбля времен "барроко".

* * *

— Ваня, что ты такой задумчивый; и грустью от тебя прет несносно.

Водки бы выпил, что ли... А то только настроение изводишь в печаль и никакого от этого проку житейского нет, — Катя шмыгнула носом от неудовольствия.

— Да. Все в порядке, Катюха, , ответил по культурному Ваня, — просто писака тут один со своим пером в душу лезет. Того гляди и к нам в постель заберется. Уже совсем близко осталось...

— В постели — это хорошо. А то все на соломе, да на соломе.

Это не беда. Я уж подумала, что голова у тебя закружилась от запаха французских духов, который распространяется из-под мышек тутошних столичных дамочек. Не бери дурного в голову, а грязного в рот. Пусть пишет, если ему не тошно. Все равно, я с его книгой в туалет схожу — и вся ее судьба, — и она, захватисто обняв Ивана за шею, потащила его грусть разгонять.

— Пошли походим по мраморным коридорам государственной власти. Когда еще доведется? Вон, какой хоромистый дворец у нас на пути возник. Давай, его обследуем для собственного удовольствия. Момент удобный: видишь, охранник побежал за угол малую нужду справить...

И они мигом скользнули в массивную дверь...

"Гаденький ты наш !.." — расцвела сладострастной улыбкой Катя, увидев, как на государственный мрамор служебного назначения ляпают знакомые до боли комки дерьма, а следом пролилась и лужица. Родной и знакомый сердцу запах она признала бы всегда и везде:

— Это же надо! Прямо на чистое!...

Волу об этом ничего не было известно, так как он щипал травку у забора, где был определен на стоянку; ... и куда деваются отходы съеденного, его совершенно не интересовало.

— Здесь, наверно, и Гетман ходит, — сказала убедительно Катя и прикрыла испражнения газетой.

Очень умный на вид мужчина, в галстуке и в очках, недовольно поерзав носом, сказал: " Вот народец пошел. Вонь распустили в государственных учреждениях. Если кто чего-нибудь не упрет или гадости какие не наделает, так без этого и жизни нет.

Ведь, только что шел — ничего этого не было," — и он приподнял газетку, оценивая произошедшие изменения.

— Это не я, — отвечал Иван, увидев на себя устремленный взгляд.

— Я вас и не обвиняю, — ответил очкарик с задумчивым видом. — Вы не той

комплекции будете. ... Это либо спикера работа, либо как минимум

председателя аграрного комитета — им такое под силу.

— Пойдем отсюда поскорее, — защебетала Катя в ухо своему дружку, — а то он и впрямь вычислит, что это творенье нашего вола — Сокира.

Вол же в это время, ничего не подозревая о своих деяниях, пытался губами

ухватить травку на ранее объеденном участке.

Имя "Сокира" он получил обглодав сапоги спящего тракториста.

Проснувшийся после тракторист хотел сказать много разных слов волу, но все они застряли у него в горле от переизбытка чувств, тем и подавился.

И только много позже сказал: " У....у, сокира!.."

Откуда у тракториста взялось это слово, никто не знал. Может быть, в газете вычитал? ...А оно запало.

* * *

От родственников на аттракцион Пряткина пришли: теща, мама тещи, прибывшая на стадион на носилках и с помощью посторонней помощи, усаженная в кресло, и тещина сестра. Жена присутствовать наотрез отказалась и детей не пустила. ...Хотя, женское любопытство распирало через край, а детей, вообще, пришлось высечь.

Теща была совершенно убеждена, что ее зять, Пряткин, обязан ей всем в жизни... В том числе и собственной жизнью. А в денежном выражении она определила сумму так: вечный, несмываемый долг...

Теща сильно переживала, что рядом с ней, на бесплатно забронированных местах находятся двое молодых людей, неведомо на каких законных основаниях сюда попавших. ...И все думала: как бы с них истребовать

стоимость билетов, если у них нет правильного ответа на право льготы.

Ровно в пять по стадиону пронесся трепетный шелест — в правительствен—

ной ложе показались Гетман с супругой.

Репродукторы выдали звуки государственного гимна: "...Еще не умерла последняя надежда..."

Остальных слов гимна не знал никто.

Все встали со скрипом в сердце и нежеланием в душе. Представители уголовного мира тоже привстали. Они уважали гимн.

— Гляди, Катерина, Гетману закусывать на подносе поднесли.

Интересно, что ему там накрыли?

Господин Пряткин в это время торжественно сидел в позолоченном кресле в центре стадиона у свисающей с ветки дерева петли.

Он видел только синее небо над собой и редкие барашковые пряди туч.

Под звуки Государственного гимна со стороны хозяйственных пристроек заголосили два козла, доказывая всем, что слова гимна им известны.

Козлы принадлежали сторожу Пантелеймону. Он же выполнял обязанности дворника, он же с помощью козлов "стриг" траву на газонах и стадионе. Козлы выполняли свою работу с удовольствием. Теперь же они забавлялись от души, подпевая бравурным аккордам гимна.

Козлы очень не любили бухгалтера Варвару Семеновну, толстую даму неопределенной возрастной категории. Она списывала на бригаду рабочих уход за газонами и полем, в то время, как единственный аппарат для подрезания травы стоял покрашенным героем в кладовке. Он не мог стричь траву — в нем не было двигателя. Всю работу выполняли козлы.

Толстая Варвара Семеновна списывала на них много разных деликатесов, которые можно было обнаружить у нее дома на столе за ужином.

Козлы не знали всего этого. Потому их презрение к ней не было полноценным.

Гетман склонился ниже поручней ложи и там "хряпнул" рюмку водки, не привлекая внимания всей страны.

Глаза его повеселели.

" Ну, где там ?! ..." — сказал он, оправдываясь перед женой.

Жена сделала вид, что занята делом...

* * *

По стадиону побежали лучиками юные гимнастки с лентами.

Следом за ними на палках с лошадиными головами поскакали дети, лихо размахивая деревянными саблями.

По стадиону неслась песня о счастливой жизни, за которую не жалко и умереть. В ней очень хвалили Гетмана.

Гетман "хряпнул" вторую рюмку тем же способом.

Жизнь, действительно, заметно повеселела.

Супруга улыбалась губами. Глаза ее говорили: "И такая мерзость..., ни с кем..., вообще хоть .... Где деньги?... Задушила б гадину своими руками...

Эх, мама, мама... Плевать я хотела на всю эту сволочь... А пошло оно все к... Топтать, топтать... ...

На стадион выехали мотоциклисты со знаменами и святыми хоругвиями.

Следом вышел батюшка с кадилом и большим крестом.

Господин Пряткин по-прежнему сидел в своем позолоченном кресле в центре стадиона и неотрывно смотрел на небо.

О том, что выражала его мысль, узнают будущие поколения, получив отраженный от тысяч Галактик обратный сигнал.

Кони неслись галопом в пыльном хороводе. Трубы играли "Подъем !"

Гетмана сзади аккуратно с осторожностью поддерживал охранник.

В правой руке, склонившись, протекала рюмка. В левой — охапка закуски с подноса.

"Пора!..."— сказала супруга и лицо ее передернуло нервом.

"Пора, — сказала теща, — выяснить, как эти птенцы бесплатно рядом со мной оказались".

"Пора..." — пели трубы.

"Пора уносить ноги..." — настойчиво сказала жена министра финансов. Она отличалась особой скромностью, потому что знала всему меру...

"Пора ... урожай с полей вывозить, воду рабочим подвозить, отчет по результатам труда выставить, а вола все нет и нет, — чесал слипшиеся волосы председатель колхоза. — Опять же, Катя и Ваня — руки в горячую пору не лишние. — Мать их..., трудодней лишу... Скотина, она и есть скотина.

В это самое время во двор правления стало забредать коровье стадо.

"Опять пастух по бабам побег! — вскрикнул председатель. — Но почему сперматозоидные страсти всегда впереди мозгов бегут?! Да, когда же это местами поменяется?!"

Он смачно харкнул и попал прямо в глаз входящей жене, торопившейся с обедом.

Та, без размаха влепила ему оплеуху, зацепив нос, глаз и ухо.

"Юшка" с председателя закапала по столу и перекреслила отчет по уборочной.

"Ну, Колька, ...мать твою, пастух бабьего племени..., прибью живьем..., ремни нарежу..., зад в крестах..." — И он вспомнил всю родословную Колькиного рода, вплоть до внучатых племянников.

Особенно выделил бабку Ероху, со стороны матери..., и ту роту..., что якобы во время войны ей в родственники записалась. А потом пришли немцы. Потом они ушли. А все, что после них осталось — мы, а больше всего он, председатель, теперь кормить обязан.

Птьфу!

Жена все это выслушала, "газанула", что было сил, и хлопнула дверью.

Аппетит был испорчен до невозможности, и пришлось открыть все окна, включить все вентиляторы и махать газетами вместе с секретаршей, чтобы вернуть прошлую атмосферу.

* * *

Атмосфера на стадионе наполнилась страстью дикого разгула.

Гетман, поддерживаемый охранником, с мнимой серьезностью, помахивал приветливо рукой.

Так ему казалось.

На самом деле, приподнятую руку с зажатыми в ней винегретом, сыром,

салатом из кальмаров, и все это перемазанное кетчупом, специями, раздав—

ленными дольками апельсина, шевелил все тот же охранник.

Вторая рука мертвой хваткой сжимала рюмку.

" Сводите его в туалет, и морду обмойте с мылом. А лучше клизмой почистить надо бы !..." — скомандовала по гетмански жена и губы ее расплылись к трибунам...

* * *

Моя жена, я ласково называю ее "моя ведьма", сегодня снова поскандалила. Вопрос все тот же, все прежний: почему мало денег и почему я так несчастлива.

Не надо быть мудрецом, чтобы предположить, что деньги не сделают ее счастливой, а счастье лучше поискать в себе.

...Зато сегодня у меня больше времени подумать о жизни.

... Ну, почему у нас денег меньше, чем у всех? Ну, почему счастье живет ни там, где лазим мы?

...И почему, я, сидя в той же лодке, совершенно так не считаю?

Я хочу найти себе такую "ведьму", чтобы она с усмешкой встречала как отсутствие денег, так и их присутствие. И счастье не ждала или гонялась бы за ним, а лелеяла его в каждом солнечном лучике.

* * *

Господин Пряткин очнулся от грез. Он не слышал рева трибун, не видел, что Гетман в ложе отсутствовал, а его супруга присутствовала. Он выделил из всего царящего вокруг него волнения только глаза тещи; поднялся и быстро посеменил к эшафоту.

Барабаны забили дробь. Кони ускорили свой бег по стадиону. Женщины замерли. У кого-то громко заурчало в желудке.

Пряткин окинул взглядом жизнь и наткнувшись снова на горящие глаза тещи, с излишней поспешностью полез в петлю.

"Посмотрим. Что там. ...а то все пугают, пугают. ...Может быть и письмишко черкну оттуда. Если ручка найдется и почта работает исправно..."

* * *

Я бросил использованный носовой платок на фотографию вицепремьера по энергетике.

Она продолжала мило улыбаться. Финансовые возможности ее кошелька это позволяли. В настоящее время она вела очень прогрессивную политику и не допускала оттока финансовых средств из топливо— энергетического сектора...

В свое время она очень хорошо погрела руки на таком оттоке и теперь всячески препятствовала, чтобы еще кто-то повторил ее успех.

В ее положении была огромная двусмысленность, с одной стороны: она действовала во благо разрушения плохих намерений вредных людей, а с другой — она была первой из этих людей.

Государственным мужам, с сеном в голове, трудно было разобраться, как же все же поступить...

Наказать вице-премьера во имя справедливости, либо воздержаться, ради дальнейшей пользы ?

* * *

Вол вставил один рог в обнаженную дыру в заборе и стал расширять ее. Это занятие ему очень нравилось.

По другую сторону забора подвыпивший гражданин напряженно размышлял, чтобы это могло быть: отросток, явно бесовского происхождения двигался изменяя свои размеры, издавая специфические звуки потуг.

Неверующий в бога гражданин перекрестился.

Явление напротив, лишь увеличилось в размерах.

Гражданин дрожащей рукой пощупал свою голову, повернулся и быстро пошел прочь.

* * *

Тело господина Пряткина уложили на носилки, доктор зафиксировал изменение его состояния, после чего, торжественно пронесли по стадиону под рев трибун.

Когда все свершилось, теща сказала:

— Ваш рассказ, голубчики, неубедителен. Единственный свидетель быть свидетелем не может. Прошу оплатить присутствие на льготных местах.

Это относилось к Кате и Ване.

Положение спасла мама тещи; она заголосила:

— Ларочка, ты уверена, что доктор правильно констатировал состояние? А вдруг он схалтурил?

Ларочка, я к тебе обращаюсь !

Этого оказалось достаточным, чтобы след влюбленной пары простыл, оставив после себя воловий запах перемешанный легким степным запахом, взамен.

Послушай, ...а, Вань? — взволновалась Катя, — так они нас всех скоро перевешают...

Иван на секунду представил себя на подставочке, под деревом с петлей на шее под одобряющие возгласы трибун. И ему стало страшно стыдно за себя и за всех, за то что было... Страх бессилия вызывал стыд позора. Жизнь предстала мерзкой и отвратительной; душе захотелось вечного покоя.

И в свое жалкое оправдание Иван сказал: " А может, действительно, там лучше...?!"

"Либо мы вешаем, либо нас вешают, — так, кажется, наш вождь говорил. И мы с ним всегда согласные. Нам только вешать позволь, чтобы безнаказанно...", — молвил какой -то умник рядом. ... И многие молча согласились.

* * *

Как-то Ивану в школе на уроке рисования задали на дом тему:"Что такое жизнь и как ты ее понимаешь?"

Ваня нарисовал солнце, дом, детей, животных, маму, папу.... Всех с растянутыми до ушей ртами.

Отец порвал рисунок и обрывки для убедительности подбросил вверх. Обрывки, хлопьями кружась, легли на пол.

Ваня опечалился — за рисунок предполагалось получить оценку.

— Не огорчайся, сынок, — сказал отец, — смотри сюда и вникай в правду

жизни.

Отец нарисовал человека, ползущего на четвереньках. К одной его ноге было привязано ведро с водой, а к другой — шестнадцатипудовая гиря. Спереди стояло полное ведро с помоями, которое он должен бал толкать головой впереди себя.

Сзади шел погонщик, на голове которого было написано — "судьба".

Если вода с ведра проливалась — "судьба" длинным шестом ударяла ползущего по спине. Если проливались помои, то тут же подбегала жена (она была изображена с перекошенным лицом и капающей пеной с открытого рта), и начинала громко визжать. На это указывал скрипичный ключ и высокие ноты разбрызганные кругом.

Папа в молодости обучался музыке. Он хорошо пел.

Теперь его драли за волосы, пинали в бока, царапали лицо и обрызгивали пеной со рта, за то, что он позволил помоям пролиться на паркет.

На следующий день папу вызвала в школу учительница рисования. Он вернулся со школы печально задумчивый. После очень долгого молчания он сказал: " Жизнь — дерьмо, а мы в нем гребемся в поисках злата. За правду, сынок, всегда получишь двойку. А будешь врать — тройка обеспечена, а то и четверка, ...если с изюминкой; а если врать убедительно и с нахрапом — пятерка без всякого сомнения. ...Хоть и дурак дураком по природе."

Отец походил из угла в угол, как будто в поисках чего-то и сказал: " А ну-ка, дай-ка, сынок, свой рисунок, ...то есть мой, недоделанный."

Спустя немного времени, Иван заглянул через плечо отца. На "их" рисунке, рядом с ползущим человеком, появилась карета, запряженная тройкой разудалых коней, несущихся вперед. Их гривы развивались, копыта высекали искры. В карете ехал очень строгий человек, задравший нос выше бровей.

... Впереди, двигавшихся ожидала ужасная пропасть с остроконечными камнями.

У Вани по спине побежали мурашки:

— Папа, ты хочешь сказать, что тот, который на карете, разобьется быстрее, чем этот с ведром ?

— Конечно. Ты же видишь с какой скоростью его жизнь несет.

Тот, который с ведром, будет еще с нетерпением спрашивать у прохожих: далеко ли до бездны; а то и пытаться подтащить ее к себе.

— Папа, — возразил сын, — так не бывает в жизни. Тот, кто богат, тот больше счастлив, и жизнь у него длинная и счастливая...

— Глуп ты еще сынок, по возрасту. Ну, не расстраивайся: подрастешь — поумнеешь, — обнадежил отец.

Конечно, счастливую жизнь прожить каждый хочет, только гирю с ноги убрать и подняться из грязи — дело судьбоносное, непредугаданное. И не часами счастливое время измеряется, а иными единицами. Тут как во сне: заснул — проснулся, время вышло. А постный день может тянуться бесконечно долго...

И иной год — за десять счесть можно, а жизнь — за грош...

Тогда Иван не поверил отцу...

* * *

В подвале нашего дома стоит двигатель коммунизма. Это не шутка — так оно и есть. Не верящие могут заткнуть уши. Во время строительства нашего дома в подвалах затерялся и забылся трактор. Кинулись его, когда дом сверстался уже до пятого этажа.

Чтобы избежать неприятности момента, трактор был списан со счетов общества, как пострадавший в битве за улучшение благосостояния народа.

Возникла даже идея наградить, замурованный в подвалах трактор, орденом, а тракториста почетной грамотой.

Но тракториста разыскали в лечебном заведении, ведущем борьбу с алкоголизмом, и идея скончалась без лишнего шума в тиши кабинетов с кожаными диванами.

...В тех же закоулках расположился и коммунизм, готовый принять в свои объятия, обезумевших от счастья познать внеземную благодать народы.

* * *

Выбор выборов.

Приближались очередные выборы.

Гетман жалостно глядел на голодный народ и решительно предложил жене накормить страдальцев.

Жена страстно желала накормить народ своего мужа, но женские дела отобрали свободное место в голове, и она забыла сварить обед народу.

Народ молча сглотнул слюну, не зная обязанностей жена Гетмана.

Жена клятвенно заверила себя, что на следующей неделе, поближе к выборам нового Гетмана, сварит суп для народа. ...Если вовремя подвезут кости для бульона.

Кости предполагалось подвезти кошачьи, так как крупные рогатые и без рогатые животные вымерли в условиях кризиса мысли.

Гетману очень не хотелось идти на встречу с пенсионерами. Но не идти он не мог. Обязывал не только регламент, а главное, количество этих жалких, скандальных, сварливых, измочаленных жизнью, обездоленных людей, проживающих в государстве.

"Они государству ничего не должны — чего же они еще хотят? " — так рассуждал Гетман в то время, когда его советники готовили многозначительную речь. Речь не давала ответов ни на один из наболевших вопросов, но должна была поразить аудиторию своей замысловатой мудростью, и начиналась она так:

"Я не могу рассчитывать на тех к кому обращены мои слова, что им понятна станет суть бессмысленно расставленных предметов..."

...Но перед Гетманом собрались не романтичные юнцы и даже не люди живущие перспективой, а народ, ценой убийственных усилий поднявший из руин то, что нынешние сквозь пальцы уронили...

...Мужчина, в морщинах с весеннюю борозду и угадываемыми нарушениями памяти обратился к Гетману с вопросом:

" Будьте так добры пан-Гетман, напомните-ка нам, какие меры вы обещали принять по выходу страны из кризиса и следования ее, то есть всех нас, по пути развития и прогресса пять лет назад? ...И благодаря ли этим мерам мы сейчас оказались в нашем нынешнем положении, или же потому, что эти меры приняты не были?

Гетман почесал тело ниже спины и уверенно ответил:

— Вы же тоже, наверное, давали обещания, например, вышей жене, улучшить кое-какие показатели. И что же, есть результат? Я рекомендую вам, искать причину в жене — пусть чувствует себя виноватой.

С иной стороны, вы можете ругать синоптиков, но портит, портит-то показатели сама природа... А что с нее взять?

* * *

...В этом доме живет моя жена. Этот дом найти очень просто.

Представьте себе пирамиду из кастрюль разного размера.

Как бы вы ее составили?

Если вы увидите пирамиду, в основании которой расположена самая мелкая кастрюлька, а далее следуют в полном хаосе все остальные — то, это дом моей жены.

Если вы откроете кухонный шкаф, и на вашу голову свалится кофемолка, мясорубка или просто пакет соли — то знайте, вы в доме моей жены.

Если вы нечаянно обраните носовой платок, галстук или кулек с семечками в коридоре уходя, а зайдя через неделю застанете пропажу на прежнем месте, знайте, что в этом доме вы были неделю назад и хозяйка за это время не поменялась.

Я прослушал праздничную речь (она была произнесена в День независимости) кандидата в Гетманы и был растроган глубиной поднятых проблем и смелостью предлагаемых решений.

Я поделился своими впечатлениями с женой, на что она предложила сравнить сегодняшнюю речь с речью пятилетней давности, накануне предыдущих выборов.

Мне стало стыдно за свою наивную неосмотрительность, и я сник в своем заблуждении.

Если у меня спросят за кого я буду голосовать на выборах — я скажу, не задумываясь: за свою жену. ...Потому что, когда я у нее спрашиваю: упадет ли мне на голову что-либо, если я открою дверку шкафа?

...И она всегда отвечает честно : " Да, упадет".

"Ну, почему же обязательно должно упасть?" — спрашиваю я.

"Если 30 лет на голову из шкафа обязательно что-то падало, то почему оно же не должно упасть на 31год?"...

Мне стыдно за свою наивность, мне стыдно за свою страну.

Я решил не ходить на выборы: может быть, если не открывать створку шкафа из него ничего и не выпадет?...

* * *

— Ну, что, сукины дети, последнее пропили ?! — так приветствовал

Гетман Больной Совет, собравшийся для одобрения благих намерений главы державы.

Очередной юбилей ознаменовавший десятилетие независимости прогрохотал с помпой и оставил в головах шумный треск от выпитого.

— Утерли нос кой-кому, — и Гетман вытер руку о штаны.

На руке находилась влага, прокапавшая с гетманского носа. Белоснежный платок оставался нетронутым в кармане пиджака из экономии.

Министр экономики держался за голову, не зная, что быстрее развалится—

его дело или голова. Мечты его сводились к одному, как бы побыстрее

перейти на новую должность и избавиться от головной боли.

Члены Большого Совета облепили его телами, не давая осесть наземь.

... Никто из них не хотел поменяться с ним местами.

* * *

Жизнь тети Груши заключалась в общении. Поэтому, никого не удивило,

когда рабочие прорубили окно ее спальни, преобразовав его во входные с улицы двери. Так зародилось кафе "Под грушей".

Объемистые груши над дверью, напоминающие тела натурщиц времен итальянского Ренессанса, появились позже.

Дети заглядывались на них, воображая невесть что. Это "невесть что"

изобразил пьяница и развратник Колька по кличке "Слон", у которого на такие проделки руки стояли...

Так зарождалась экономика страны, которой правил Гетман.

Тетя Груша прошла за короткий исторический срок рэкет, угрозы, пьяные драки, потери, страхи, разорения, превращения мебели в рухлядь по три раза на год; наглого вида типов, вернувшихся с хорошей добычей, и столь же наглых лысых типов, только жаждущих о такой добыче...

Рядом с тетей Грушей соседствовали те, кто не прорубил в свою спальню двери с улицы.

Они в душе презирали тетю Грушу, но регулярно ходили к ней одалживать деньги. Возвращать одолженные деньги было трудно, и потому они не торопились возвращаться.

После очередного своего разорения тетя Груша стала одалживать деньги под залог.

Ее стали презирать в душе больше, но отток средств, стал меньше.

Министр экономики знал тетю Грушу лично, поскольку неоднократно оказывался утром в ее постели, совершенно не помня, каким образом это происходило. ... Но понял твердо, что законы экономики, терзавшие хозяйство тети Груши, надо уважать и стараться не повторять. ...Хотя бы больше трех раз. И в поздние вечера откровений, он приглашал ее на должность управляющей, твердо уясняя себе во хмелю, что за одного битого двух небитых дают.

Однако, очередное утреннее пробуждение под тетиным пуховым одеялом и полное отсутствие воспоминаний о проведенном накануне вечере, не позволяло свершиться обещанному.

Ды...к вот одна из причин, почему экономика страны не стала экономной.

... Не слышу ответа прогундосил Гетман ехидно.

Члены Высшего Совета зашуршали по карманам.

— ...О чем разговор, еще не здохли, ... то есть не вмерла...

Еще теплитца водка в грелках.

А как же, ...чтоб мы сала не нашли, ... — засуетились кругом.

— Ну, а если еще не все просрали, тогда на повестке два вопроса: первый— экономика, и второй — опохмелиться. Экономика лежит в крестах, и что с ней делать — шут ее знает...

— Не опохмелившись, ни за что не подымим, — подал версию советник Гетмана.

— Эт... точно, — закивали все толкаясь животами.

— Поступило предложение начать со второго вопроса. ... Если возражений нет, прошу официантов подать подносы, — и Гетман указательным пальцем лихо убрал соплю из-под носа.

— Вот это государственный подход, — сказал министр экономики, хотя по состоянию дел, не смел права на голос. Да и голос выдавал непорядок в механизме.

— Согласно правилам воспитания характера и психики ребенка, ему не след указывать на бесконечные промахи, а находить возможность хвалить вопреки смыслу, дабы в нем положительные эмоции преобладали над негативными, — так после третьей рюмки провозгласил министр образования, и все подивились какой он умный.

— Эта экономика меня совсем задрала, — всхлипывал в углу министр экономики. — Я ее в одну сторону тащу. А она копытами в другую загребает.

Ему сочувственно поддакивали и обещали помочь, но под столом крутили дульки, что бы ни дай бог, на этой должности следующим не очутиться...

Жаловаться на время было не совсем разумно. Это категория важная, но совершенно бессовестная... К тому же любой физик мог бы подтвердить: говно плывет, а золото тонет, что полностью соответствует и жизненной реальности.

* * *

— Экономика — экономикой, а жить то надо, — сказала жена министра экономики, взгромоздясь на шофера своего мужа.

Она очень уважала своего мужа, но с шофером ей больше нравилось возиться. Да и толку от него было больше...

Шофер с содроганием думал во время акта, что произойдет с ним, если министр узнает... А ведь обязательно наврут... или глупая случайность подножку поставит.

...И он дрожал мелкой дрожью, приводя тем самым жену министра экономики в сексуальный трепет.

Жена, в отличие от шофера, была абсолютно спокойна, совершая свой проступок. ... так как знала. Каким органом можно было бы воздействовать на мужа, что бы заткнуть ему рот, честь, достоинство и гордость. Этот орган был язык. ... А у него уши. В которые она вложила бы при случае все гадости и мерзости, подтасовки, предательства, злоупотребления, воровство, халатность, низость которые он совершал, находясь на столь ответственном посту.

Результат требовали свыше — а его дело ответ держать. Так что, никакие оправдания, в случае чего... никак... Так что мелкую зыбь шофера жена воспринимала, как неистовство желания. Она не замечала, что с нее пот лил струями, а бледный партнер озяб от мыслей.

* * *

Ну, какой Гетман не хочет, чтобы его народ жил хорошо?!

Каждый.

Но не каждый знает, как этого достичь.

Темный народец думает, что это просто. А поди, попробуй, ляг на мое место. ...Раздерут-растянут в разные стороны, голову запудрят так, что мозги паром изойдут. Не живешь, а только и ждешь, что где-то, что-то обвалится. И к тому же, все в голове держать надо: кто, кого, куда, откуда.

А запишешь что, так настырные журналисты тут же в своих блокнотиках отметят, а если как найдут эту же путерянную бумажку — вот тебе и улика. А что зне запишешь сразу, не сделаешь пометку, так оно из головы сразу же в осадок и выпадает. Тужишься -тужишься, а вспомнить ничего не можешь, даже о чем, вообще, записано было. Вот оно странное свойство головы...

Кругом одни недоброжелатели. Я их жму, они пищат, но гадят. ...Гадят и пищат. Как тут быть, чтоб все умолкло...

...Такие мысли бились в голове у Гетмана не находя выхода, как муха, попавшая между окон.

Экономика, треск вокруг, сельское хозяйство, воры, коррупция, финансы, долги, теневая экономика, черная магия, организованные преступники, дурацкие законы и "не склеивающиеся" Указы, подхалимы, ночные кошмары — все смешалось, спуталось, изовралось.

В тиши кабинета Гетман думал о смерти. ...О том времени, когда ему придется оставить власть другому. И то, и другое равноценно...

* * *

Смерть равняет царя с нищим и восстанавливает высшую справедливость на земле. Она не слушает доводов, не льстится деньгами, не размягчается вином.

...Но, обелиски неимоверных размеров по своей стоимости, предназначались для взора нищих духом и разумом — чтоб не помышляли о равенстве даже после смерти. Это — завораживающая игра живых и мертвых. Но всегда победит в ней — ....

* * *

Катя не думала о смерти, а верила в любовь.

Гетман отлюбил свое и думал о вечности, ...как бы в ней запечатлеться.

Он очень хотел быть любимым своим народом. Но народ смотрел волком на дела гетманские и тем вносил смуту в его душу и чувство сомнения в правильности своих дел. Но по иному Гетман делать не умел, хотя очень хотел. Но учиться было не у кого, да и поздно, да и мысль уже не та...

Дела были откровенно плохи. Он чувствовал это, знал, но верить в это было очень обидно.

Гетману очень не нравился тот народ, который ему достался. Последующие поколения могли бы полюбить его покрепче. ...Только надо этим поколениям, о себе чем ни будь напомнить, ...тогда.

Он знал, что терять ему в жизни ни так много , как многие думают, и решил врезаться в вечность таким монолитом, чтобы никто и никогда даже в мыслях не посмел бы попробоавть осквернить... Это должно было быть что-то такое, чтобы потомки могли видеть и помнить и замирать в трепетном волнении...

Он решил не говорить об этой своей тайне даже жене. Ведь женщина что — осмеет, разболтает, а как только отвернешься — наровит всякую идею себе прибрать.

Проект Обелиска было поручено разработать в великой тайне мастеру своего дела, осужденному на вечное заключение в тюрьму, за преступление перед законом, которое в ту пору иным законом было отменено, как преступление. Но заключенному мастеру об этом специально забыли сказать.

Ему стали подавать в одиночную камеру сосиски и требовали ускорения работ.

Время пугало Гетмана. Тиканье настенных часов, отбивающих секунды, истощало его нервы.

Мастеру были даны строгие параметры изделия.

Обелиск не должен был покориться динамиту, заложенному под его основание. Прямой выстрел гаубицы обязан был убедить организаторов в бесполезности их затеи, не говоря уже о простом тросе привязанном одним концом к танку, другим — к изделию.

Изделие никоим образом не должно было быть извлекаемо из земли и не переворачиваемо.

Заключенный мастер, получив задание, стал курить одну сигарету за другой, нервно втыкая окурки в стол. Стол перекосился от неравномерности втыканий; мастер бледнел лицом и молчал.

Подумали было, что с ним случился припадок от разбега мыслей, но трогать не стали — пусть сам выбирается, куда влип.

На пятый день раздумий мастер явил проект. Ничего нового для планеты Земля он не изобрел. На плане была изображена сто метровая египетская пирамида, закопанная на глубину 90 метров в землю. На плоскости ее вершины, доступной зрению были выбиты массивные ворота. Надпись на них гласила:

"Народ замри, пахан внутри"

Ворота были закрыты. Отверстие под ключ имелось.

Первым заговорил советник Гетмана:

— Ну, и где?!...

На что мастер ответил: "Уберите конвой, они ценность идеи обронить могут, курвы."

— Ну, так все же? — продолжил советник.

— Уберите всех, только с Гетманом буду говорить, — выставил условие мастер.

В другое время, за такие речи, догнивать бы ему в карцере все свои годы, но случай был уж очень деликатный: заказ задан и результат спросят.

Дело справили так: заключенного мастера доставили к Гетману, отскоблив предварительно металлической щеткой. ...В целях дезинфекции, а заодно и острастки в случае провала.

Мастер был со своим чертежом. Гетман с охраной, с заткнутыми ватой ушами и зоркими глазами.

Показывай, чего ты там напридумывал, — не очень любезно начал Гетман, понимая каверзность задания.

— Вот, — и мастер ткнул ему бумагу.

Гетман долго тер лоб, поднял глаза : — Ну, ... и что ?!

— То, что просили...

— Где, ...я сам-то?!

— В том-то весь и фокус, — гордясь своей выдумке, зарделся мастер, — тебя, дядя, внутри не будет.

— Ну, так, ...а как? — обиделся даже Гетман, сгустив брови тучей.

— Как-как, в том то и дело, что никак. Ворота есть? — Есть! Дырка для ключа есть? — Есть. ...А тебя там нет. И ключа нет. А дверь — бутафорская. Они кинутся открывать, чтоб тебя наружу выбросить. И все. ...Копец. Никаких возможностей.

Заключенный долго смотрел на непонимающего Гетмана. Затем

осмелел : — Я могу быть свободным, дядя?

— Да, можешь, — размышляя, сказал Гетман, — быть свободным внутри камеры...

Из совершенно глупой, идея Гетману начинала нравиться: взорвать не смогут, выкопать — ни каких бюджетных денег не хватит.

Он наглухо закрасил ручкой надпись на двери монумента про народ и пахана, и надписал: "Скорби народ, лик Гетмана внутри — тебя слышит".

Своя надпись ему очень понравилась. Он даже жене хотел похвастаться, но ...поборол себя.

* * *

Интуиция подсказывает: пора заканчивать "портрет", пока жена Гетмана все это не прочла.

...Но вот же жизнь устроена: только задумаешь что-либо разумное, тут же препятствие на пути возникнет.

Вот и теперь... Ни ручки под рукой, ни листка бумаги.

Так что не обессудьте, но если захотите узнать, чем все это завершилось, и есть ли, вообще, всему этому конец, то ступайте по тенистой улице в самый низ. Как упретесь на развилке в дом буквой "П", зайдите во двор. Отыщите в нем подъезд со сломанной дверью, и как войдете в него — сразу направо дверь.

В комнате, окном во двор, на стене шилом описан путь к финалу.

Можете, дополнить немного от себя — это не возбраняется, но так, чтоб и другим хватило...

Если будете идти — прихватите свечу, так как лампочка в патроне перегоревшая, а комната затемнена снаружи деревьями.

Да не звоните по — напрасному — звонок не работает, дверь открыта...

Финал финала

На днях я получил письмо от Федора Лесченко, номинатора одного из литературных конкурсов. В письме он писал: " ...Прошу простить за несвоевременность ответа. Позвольте мне сначала обсудить вашу работу с моим товарищем из жури. Откровенно, меня несколько смутила форма. Впрочем, не буду ничего говорить пока. Дайте мне еще несколько дней..."

Я не знал, кто такой Федор Лесченко и в каком именно конкурсе он собирался меня представлять. Сколько-то времени назад, я действительно отправил свою работу на подвернувшиеся под руку конкурсы. Но кому я отправил ее, и куда — в записях не осталось, а в голове — стерлось.

Я решил поступить, как древний мудрец: скромно промолчать, надеясь на то, что время все расставит по местам.

Через неделю поздно вечером зазвонил телефон необычной для себя трелью.

Мое сердце сжалось, и внутри заиграло волнение. Не знаю почему, но мне подумалось, что звонит Федор Лесченко...

Металлический мужской голос уведомил меня в приказном порядке: "Сейчас с вами будет разговаривать Первая Леди страны — Альбуцида Никаноровна ".

Оттенок моего волнения сменил ориентацию с упоительной на удручающую.

— Я готова все простить, если ты сотрешь отовсюду свое писание...

— Здравствуйте мадам,... пани,...леди, — потерянным голосом невежливо перебил я; и внутри похолодело ощутимее...

— Я подлецам руки не подаю и здоровья не желаю. А твое здоровье,...— далее, как мне показалось, прозвучало какое-то оскорбительное слово, но я его плохо расслышал, — находится полностью в твоих руках.

Держи его покрепче...

Короткие гудки долго резали мне слух. Пока рука не сообразила повесить трубку. От соприкосновения с холодным из трубки пошел пар и жизнь заиграла фаготом... Мне стало жаль свое здоровье. Ведь оно у меня одно.

Через несколько дней я получил письмо. Первая мысль была: повеситься сразу — не читая, или то же, но прочтя.

Письмо оказалось от Федора Лесченко. Вот что я прочел в нем: " ...К сожалению, должен отказать в номинации вашей работы. Мои сомнения (я писал вам) касались в основном формы вашей повести. Подобная форма требует точности, чуть ли не геометрического подхода. Я немного пообсуждал эту вещь со своим товарищем, потому как некоторые мысли показались мне просто замечательны. Даже не мысли, а сливы формы и содержания — в некоторых местах светит такая органика, что я просто был в восхищении.

Однако в целом, случилась амбивалентность. То есть, нет на самом деле четкого видения, как это говорят, идеи или стержня вещи...

Я перечитал письмо несколько раз, находясь в восторженном состоянии идиота... В состоянии, которое не имеет ни какого-либо смысла, ни продуманных границ, ни хоть каких-нибудь сереньких перспектив. ...Один глупый первобытный восторг.

Мне страшно захотелось ответить что-нибудь приятное Лесченко...

Я хотел написать ему о том, что:

— у меня есть несколько произведений, которые имеют стержень и все необходимое, соответствовало бы тем стандартам, о которых шла речь. ...Но вряд ли, они когда-нибудь увидят свет;

— ...потому, что когда-то я пришел к выводу, что жизнь иррациональна; что она не имеет четких границ, смысла, поступков, действий;

— ...что время и пространство соединены какими-то странными неуловимыми нитями, которые растворяются при прикосновении к ним;

— что логика — это падчерица глупости, ограниченная временными, моральными, материальными и еще бог знает какими границами;

Я хотел сказать ему о том, что:

— со времен очень и очень давних человек хотел соединить время, пространство и смысл одним каркасом...;

— музыка, искусство, человеческая мысль во все времена пытались добиться того же.

— ...Затем, все это вырвалось на свободу, и утратив невинность, стало терять формы, очертания, смысл и много чего еще... И вдруг, что-то стало получаться...

...Это стало воздействовать на психику, тонус, жизненную энергию человека, не имея при этом ярко выраженной темы, структуры, смысла... И снова, и снова возникают желания загнать все это в жесткий каркас, связать единой формулой. И тогда по ней легко определить: что можно, что — нельзя; где настоящее искусство, а где — так, непонятно что...

Кто видел у начинающих импрессионистов стержень, фабулу, сюжет?

Даже сейчас из десяти рецензентов — семь, а может — 9,3... не увидят ни смысла, ни того, что должно увидеть. А остальные увидят суть — каждый в своем ракурсе.

...И все они, по-своему, правы.

Я хотел сказать, что:

— какого черта что-либо говорить, если слова несут относительный смысл, а не абсолютный;

— оболочка иной тематики не обязана иметь явных границ. Границы должны лишь "тонко" улавливаться при определенном настроении или не улавливаться вообще, и уходить далеко в "никуда".

— ...только вино пятнадцатилетней выдержки дает двойной букет (это технологическое условие). ...Сделайте глоток. Он обозначит вкус вина, его аромат. А через секунд пять-шесть орган осязания чудесным образом осязает нарастающей волной совсем иной вкус и аромат. Впервые это вызывает замешательство: явь это или мираж, жил или не жил ?!... Описанию это подлежит очень и очень условно.

* * *

В это время во двор въехала телега, запряженная волом и мои мысли испарились в мерцании дальних придальних звезд, опустошив, то место, где они зародились...

Я подумал: " Сон... Это который?!... А потом разоружился перед Вселенной: А собственно, какая разница?!"

Я явно слышал стук колес телеги по асфальту и храпы взмокшего вола.

Парень и девушка полулежали на сене, устелившим дно телеги. Они приветливо махнули мне рукой и уверенно зашли в подъезд.

Раздался стук в дверь и, конечно же, они явились на пороге.

— Нам бы только переночевать. Нам больше негде...

— Черт с вами, достали-таки, — несколько резко сказал я, пропуская их в комнаты.

На голове у девушки царской диадемой вилась соломенная нить.

— А ну, ущипни меня, — обратился я к ней.

Она ущипнула.

— Сильнее, — сказал я.

Она ущипнула сильнее.

— Чудной, вы, какой-то, — улыбнулась она уставшими глазами, — пишите, пишите, а когда с реальностью сталкиваетесь — думаете, что это сон.

Раздалась уже знакомая мне непрерывная трель звонка.

— Не берите трубку! Это Первая Леди... я не готов.. — истерично крикнул я, слыша свой испуганный голос со стороны.

Трель неистовствовала.

Иван по простоте своей не выдержал и поднял трубку.

Он долго, что-то слушал и соображал:

— Нет, это не он. Это Иван, — ответил он абоненту. — Послушайте-ка и меня, дамочка: да, если бы не он, то как бы мы с вами вообще когда-нибудь соединились? А так, смотришь, и обогатим друг друга чем...

Его похоже не дослушали, так как он аккуратно положил трубку.

— Вы не расстраивайтесь, мы только переночуем и утром рано-рано...

— Да ладно, валяйте,... чего там. ...На кухне вода, в спальне — диван, в туалете — туалет... А дома вас, действительно, председатель заждался...

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Слов нет, ...одни мысли.

Время — не деньги. Время — вне их. Обуздавший время, становится бессмертным во времени и пространстве и находится вне земных законов общества.

Накопивший денег вдоволь, может херить законы общества, но не всегда успешно, но перед временем и пространством — он жалкий урод, не оставляющий никаких координат в их измерении...

конец