Роман "Домик для бабы Ани"

Петровна покачала головой:

— Ой, что-то ты мудришь-сочиняешь. Троюродный внучатый племянник — это как? Где родители-то твои живут?

— Ну, прям вам всё расскажи... Детдомовский я.

— Честно?.. А откуда ты? Откуда знаешь про баб Аню?

— Сейчас я живу в Новосибирске. Детдом — в Боровске. А про баб Аню мне один человек рассказал, когда я маленький был, лет восемь мне было. Он пришел в детдом и сказал, что когда я вырасту, я должен найти Анну Семёновну Рощину, она должна на какой-то станции жить. А как станция называется, он забыл. Ну а больше он и сам ничего не знал, родня-то дальняя. Хотел в передачу "Жди меня" обратиться, да сам нашел, через разные инстанции.

— Но ты пробовал хоть узнать что-нибудь про родителей, а? У руководства детдомом?

— Да, спрашивал несколько раз. И когда покидал детдом, у меня был долгий серьёзный разговор с директором, Иваном Николаевичем Сахно. Я опять спросил, кто были мои родители и почему от меня отказались. "Не отказались, — сказал Сахно, — не отказались. Я не имею права тебе говорить, но твоих родителей нет в живых".

Наступила неловкая пауза. Баб Аня и Петровна смотрели на Рыжего.

— И что, в общежитии живешь?

— Раньше жил. Сейчас однокомнатную квартиру снимаю.

— Женат он, — вмешалась баб Аня.

— Да? — Удивилась Петровна. — А где же жена?

Тут уж баб Аня дала все пояснения насчет жены и заставила Рыжего еще раз показать фотографию. Петровна долго рассматривала фото, приговаривая, что девушка кого-то ей напоминает.

— Да, баб Ань? Немного Лизу Боярскую. Или нет, эту, из сериала про Мишку Япончика... Хотя тоже нет... Какие, баб Ань, мы с вами фильмы-то в последнее время смотрели?

— Ах, я не запоминаю, все они одинаковые, и артисты все на одно лицо.

— Но всё-же она мне кого-то напоминает...

После стопочки с наливкой лица женщин порозо-вели, баб Аня машинально заглядывала в свою — не появилась ли там случайно еще наливка, такая она была вкусная, но просить стеснялась, хотя предложи Рыжий женщинам еще выпить — они б не отказались. Рыжий тем временем порылся в холодильнике, достал какие-то свертки и переложил на другую полку. За окном раздалось нетерпеливое мяуканье Саввы. Рыжий открыл баночку "Вискаса", наложил в кошачью плошку и вышел с ней на веранду. Запустив Савву и убедившись, что кот с жадностью стал есть это заморское явство, вышел на улицу и сел на крыльцо. Окно в кухню находилось близко от крыльца, и было хорошо слышно, о чем говорят баб Аня и Петровна.

— Участковый-то приходил? — спросила Петровна. — Не боишься с ним ночевать? Вдруг вор или преступник, скрывается в деревне от правосудия. Деньги-то у Вас хорошо спрятаны? Баб Аню после наливки разморило и клонило в сон. Она отвечала односложно, глаза ее закрывались.

— Пойдете завтра торговать? — спросила Петровна.

Но вопрос баб Аня уже не слышала. Откинувшись на спинку стула, засыпая за столом, она пыталась сохранить равновесие.

— Ну-ну, — пришла на помощь Петровна. — Давайте я вам помогу лечь.

Она попыталась ухватить баб Аню за талию, но покачнулась сама и пробормотала сама себе:

— Ну вот, напилась.

Зашел Рыжий, отвел баб Аню в комнату и заботливо уложил ее в постель.При этом он улыбался и качал головой:

— Не думал я, что наливка окажет такое действие.

Выключив свет в комнате бабы Ани, он сказал:

— Ирина Петровна, давайте я и вас провожу. Поздно уже, мне будет спокойней, если я буду знать, что с вами все в порядке.

— Да кому я здесь нужна? Я ж не молодая, да и в деревне все друг друга знают.

Но ей было приятно это предложение Рыжего и она охотно, взяв его под руку и осторожно в темноте ступая по земле, разрешила проводить себя до дома.

Жила Ирина Петровна в десяти минутах ходьбы от баб Ани, на этой же улице Луговой, только на другой стороне. Дом у Липатовых был большой и современный, из белого и красного кирпича, с большой террасой, широкими окнами, балконом, с канализацией, заканчивающейся вдали от дома, в хорошо закрытой яме на краю большого сада. В дом была проведена холодная вода, а в кухне стоял большой французский водонагреватель, так что условия проживания в семье Липатовых были, по мерке деревенских, просто сказочные. Их считали очень богатыми людьми, чуть ли не "новыми русскими", хотя знали, что Сергей Андреевич Липатов не продавал ни цветные металлы, ни землю, ни что-то еще, что раньше принадлежало народу. Был он хватким и хозяйственным, с дипломом инженера сельхозинститута, до перестройки работавший главным агрономом тогда еще совхоза "Рябинкино". В тяжелые для совхоза 90-е после развала совхоза и всего хозяйства вообще, когда люди уезжали в города на заработки и насовсем, семья Липатовых, благодаря небольшой финансовой помощи родственника, проживающего в Новосибирске, потихоньку встала на ноги, основав аграрное предприятие по выращиванию овощей, а позднее и молочную ферму. Липатов не пил, был трудолюбив и строг, требовал дисциплины. Но самое главное — он любил землю. В отличие от жены Ирины, родившейся и выросшей в городе, Сергей Андреевич родился в сибирской глубинке, хорошо знал деревенский уклад и хозяйство и честно, еще до свадьбы, предупредил невесту, что не хочет просить распределения в город, а хочет жить и работать в деревне. Юная Ирина, студентка экономического факультета, сначала ультимативно заявила, что в этом случае она не пойдет за него замуж, хоть его и сильно любит, пусть женится на "деревенщине". Так прошел почти год — оба измучились в состоянии невозможности жить друг без друга и в то же время отстаивающие свои принципы. Сергей стоял на своем, втайне уж решившись и про себя согласившись на Иринины требования, как вдруг она не выдержала, сказала, что ладно, она согласна, она поедет в деревню, но тогда он увидит, какая она станет деревенская замухрышка. На пятом курсе поженились и поехали по распределению сразу в Рябинкино, где и осели. В то время Рябинкино был довольно большой совхоз и было много молодёжи. Статную красавицу сразу заприметили. Много пришлось пережить Липатовым, но семья не распалась, а с годами, да с рождением двоих детей — сына и дочери — пришел покой и чувство уверенности друг в друге. Ирина рядом с Сергеем была как за каменной стеной и ни разу не пожалела, что вышла за него замуж. Достаток в дом пришел довольно скоро после начала их трудовой деятельности в совхозе. Сергей не был экономным в домашнем хозяйстве и Ирина, будучи в то время первой модницей на селе и занимающая должность главного бухгалтера совхоза, имела всё, что она хотела. В отпуска они ездили и в большие города к родственникам, и на море, были в Прибалтике, на различных курортах — везде вместе. По молодости ревновали друг друга и даже короткие командировки Сергея или курсы повышения квалификации или другие отъезды из дома, связанные с работой, даже ненадолго, вызывали бурный гнев супруги.

Время летело, закончилась "перестройка", выросли дети, родились внуки, а Липатовы оставались молоды душой и земля, с которой они связали свою судьбу, словно питала их, и давала силы и энергию для приближения преклонных лет.

...Молодая луна едва освещала дорогу и хотя улица была освещена, встречающиеся ямки и колдобины на дороге не давали идти быстро и Ирина Петровна, чуть ли не повиснув на руке Рыжего, еще находясь под влиянием вишнёвой наливки, хохотала иногда безпричинно, приговаривая: "Сюда не ступай, тут ямка! Ну у нас и дороги! Вот и сидят летом все в темноте по домам — чтобы ноги не сломать"!

Дойдя до дома, Петровна позвонила в электрический звонок, встроенный в столбик металлической ограды над почтовым ящиком. Откуда-то из-за ограды, из глубины двора, послышался голос мужа: "Ира, ты? Открыто".

— Да я не одна, я с кавалером! — весело и громко закричала Петровна. Она первой вошла во двор. Рыжий остался скромно стоять по другую сторону ограды.

— Что еще за кавалер? Разве ты не у баб Ани была?

— У неё, у неё. Вот, знакомься: будет жить у баб Ани, Сашей зовут.

Подошел муж. Крепко пожал Александру руку.

— Сергей Андреевич, — представился он.

— Добрый вечер, — произнес Рыжий, — Александр. Да я, пожалуй, пойду, а то баб Аня там одна. Я зайду в следующий раз. До свидания.

И он словно растворился в темноте.

Баб Аня открыла глаза и поначалу не поняла, почему она спит одетая, хотя в комнате жарко. Дверь в кухню была прикрыта. Напротив кровати, над дверью, часы показывали без двадцати семь. Она села и сосредоточилась. Брови при этом у неё слегка сдвинулись, но вид был растерянный и довольно жалкий. Посидев так минут пять и придя в себя, старушка потихоньку встала, переоделась в чистый халатик и почему-то на цыпочках осторожно подошла к двери. Чуть приоткрыв дверь, она увидела чайник, стоящий на плите и кастрюльку, накрытую крышкой. Из кастрюльки потихоньку шел пар выкипающей жидкости и на всю кухню вкусно пахло варившимся мясом. Рыжего не было. И только когда она вышла во двор, в уборную, с крыльца увидела Александра в конце огорода в джинсах и по пояс голого.

Закрывшись в уборной и сходив по малой нужде, баб Аня тихонько приоткрыла завешанную деревянной рейкой и только ей одной известную дырочку в задней стене уборной и стала наблюдать за Рыжим. Александр стоял, слегка навалившись на забор и что-то записывал в блокноте. Время от времени он оглядывал огород, колодец и снова что-то писал. На шее у него висел фотоаппарат и он иногда делал снимки, переходя с одного участка огорода на другой.

Баб Ане наконец надоело подсматривать и она, чтобы привлечь его внимание, выходя, с шумом хлопнула дверью и повернула вертушку. Рыжий увидел её и радостно поспешил навстречу:

— Доброе утро! Как спали?

— Да как-то спала, не помню, вроде хорошо. Я уж давно ничего крепче кваса не пила, так твоя наливка и свалила меня. Пойду умоюсь. Ты там что варишь-то?

— Варю борщ к обеду. Но я еще не завтракал, вас жду. Пойдемте.

— А что фотографируешь?

— Да кое-что для проекта, потом покажу.

Баб Аня смотрела на Рыжего снизу вверх, на его загорелое тренированное тело, хорошо обозначенные мускулы и вдруг спросила:

— Ты это што, занимаешься этим, как его... — она никак не могла вспомнить слово "бодибилдинг". — Мускулы делаешь?

Рыжий засмеялся:

— Нет, ничем таким я не занимаюсь, нет времени. Но играю в баскетбол и волейбол, могу немного в тенис, немного плаваю — так, всего понемногу.

Завтрак прошел весело и непринужденно. Рыжий спрашивал баб Аню про деревню, про соседей, его интересовало всё: кто как живет, чем занимается, откуда у людей деньги или почему их нет, кто представляет местную власть, кому принадлежит магазин, кто начальник вокзала, как давно построена водонапорная башня, как можно попасть в город и прочее.

Когда завтрак подходил к концу, он принес свой цифровой фотоаппарат и попросил разрешения "сфоткать" баб Аню.

— Ой, ну что ты, такую старуху. Да не фотогенична я, всегда страшилкой выхожу на карточках-то.

— Всё-равно вы и сейчас красивая, вон на фотографиях на стене видно, какой были красавицей, ну просто слегка постарели. Что делать, все люди стареют.

Он быстро сделал пару снимков, дал баб Ане посмотреть и успокоил её:

— Если плохо будете получаться — сразу буду стирать и все дела.

После завтрака баб Аня занялась заправкой своей кровати, и пока Рыжий доваривал борщ, пошла в огород нарвать зелени.

Утро было очень тёплым и солнечным. На фоне сочной зелени около забора со стороны улицы своей яркой окраской выделялись несколько рябин. Рябины росли повсюду в деревне, и в центре, и на окраине. На участке баб Ани тоже росли несколько рябин: и старые и молодые. В сентябре она собирала ягоды, делала из них настойку и лечилась "от давления".

Баб Аня нарвала лук, укроп, петрушку, отнесла всё на кухню Рыжему, постояла около него, посмотрела, как он варит борщ и, надев поверх халатика клеёнчатый фартук, опять вышла в огород. Нужно было прополоть грядки с морковкой и редькой, полить огурцы. Рыжий вынес ей кепку "Адидас", надел на голову и ушел в дом.

На улице было тихо. Соседи, слева забором граничившие с баб Аней — молодая пара тридцати с небольшим и двумя детишками — уехали к родителям в райцентр, обещали быть дней через десять, к началу школы. Справа начинался луг, заросший травой и тянувшийся до самого лесочка. Дорога, проходившая мимо дома баб Ани, проходила по кромке этого лесочка и заканчивалась у заброшенной сторожки.

Напротив дома, по другую сторону Луговой, стояли еще три дома. В одном жила бабушка Смирнова, в другом — родственники бывшего председателя совхоза, люди пожилые и необщительные и в крайнем — чета тувинцев Андалаевых.

Сначала прополка шла быстро, но минут через двадцать спина баб Ани начала уставать, она всё чаще отдыхала и наконец присела на стоящую под яблоней табуретку. Кто такой этот парень? Откуда? Почему она его нисколечко не боится, почему ей вдруг так хорошо и спокойно? Она начала перебирать в памяти давно забытых людей, уже и фамилии некоторых не могла вспомнить. Чей же родственник мог быть Рыжий? Или это розыгрыш какой: представился студентом, всё вынюхает, выследит, обчистит — и поминай как звали!. Баб Аня неспокойно заёрзала на табурете, но тут вышел сначала Савва, а потом Александр. На нем была рубашка с коротким рукавом, светлые джинсы в обтяжку, черные солнцезащитные очки — те самые, в которых баб Аня вчера шла от вокзала, и рюкзак на плечах. Голова его была непокрыта и рыжие, слегка волнистые волосы немного торчали в разные стороны.

Старушка смотрела вопросительно.

— Борщ готов. Я пойду в правление, а оттуда поеду в райцентр. Если не успею к обеду — ешьте, меня не ждите.

— А кепку? Кепку-то возьми — запаришься, жара будет, голову напечет.

— Не напечет, — беззаботно ответил Рыжий и зашагал к калитке. Еще пару минут баб Аня видела, как он быстрым энергичным шагом пересек Луговую и затем повернул направо к центру.

К трем часам баб Аня проголодалась, а Рыжего все не было, хотя автобус из райцентра, находившегося на расстоянии двадцати пяти километров, проходил в районе двух часов. Устав от прополки и поливки, запарившись на солнце, она сняла фартук и кепку и зашла в дом. На веранде было попрохладней, единственное небольшое окошко пропускало мало солнечного света. Она умылась, обратив внимание на то, что возле рукомойника висели теперь уже два одинаковых, но разного цвета полотенца: розовое и голубое. Полотенца были не её. Таких дорогих она не покупала, да и вообще она ничего давно не покупала, пользовалась запасом, купленным еще во времена дефицита в СССР. В кухне стол был уже накрыт на две персоны. Две плоские тарелки, на них стояли две миски для супа, ложки и вилки лежали рядом, тонко нарезанный черный хлеб был накрыт льняной большой салфеткой. Рядом стояла глубокая тарелка, накрытая другой, но плоской. Баб Аня приподняла верхнюю тарелку — в нижней лежало нарезанное тонкими пластинками мясо. Еще на овальной тарелочке были красиво уложены кружочки колбаски и сыра. И завершали сервировку стола магазинная баночка сметаны и черный молотый перец. Всё это было от вчерашнего похода Рыжего в магазин. Налив себе тарелочку борща, баб Аня сначала осторожно отхлебнула чуток из ложки. Борщ был восхитительный. Она добавила сметанки, макнула кусочек хлеба и, не останавливаясь, одним махом съела и борщ, и два кусочка мяса. Она вспотела и устала. Нужно было немножко полежать, отдохнуть. Да и ноги болели.