Скорпион

Эх, Наталья Евгеньевна, Наталья Евгеньевна! Зачем вам было вмешиваться в дело по которому плохо спит по ночам Семен Израилевич, дело, задуманное природой отношений, самим провидением... а после и вам не известно чем оно выйдет. Но что сделано, то сделано, и пусть о том скорбит неудачник. Потерпи еще пару недель и все было бы кончено. Ан нет, Наталья Евгеньевна не выдержала внутреннего брожения, и сообщила страждущей об открытии нового диагностического центра с современным оборудованием и опытными врачами, пока мало известном и труднодоступном широкой публике из-за своей малой пропускной способности. Но если надо, то сердобольная Наталья Евгеньевна бралась все устроить в лучшем виде.

И устроила.

Через некоторое время коридорами института поползли слухи — диагноз не утешителен, но установлен — системная волчанка. Вероятность излечения малая, но надо надеяться. Требуется переливание крови в больших объемах.

Институт замер в ожидании конца. По вечерам шуршание страниц справочников и энциклопедий наполнял дома сотрудников. Каждый сам старался убедиться, что дело безнадежное.

Через неделю о редчайшем заболевании, о котором у врачей было не много познаний, сотрудники института знали все до мельчайших подробностей. Все пришли к выводу, что больная обречена.

Отдавая дань должному, директор потребовал, в просительной форме, от сотрудников сдать кровь для гибнущей. Кто мог, тот выделил свои двести грамм, первоначально наполнив их своими обидами, горечью, проклятиями.

Сдали. Забыли. Закружились в бесконечности дел.

Через два месяца в вестибюль института вошла полная женщина, с лицом опухшим, словно от укуса шмеля.

Впоследствии говорили, что за ней двигался членистомерзкий хвост, приподнятый и вытянутый к голове, на котором горел ярким светом коготок с готовым к впрыскиванию ядом.

На проходной ее задержали, требуя пропуск.

— Спишь на службе, Матрена. Видно, возраст над тобой давлеет, — услышала в ответ оторопевшая вахтер. — Ну-ка подай мне ключ от кабинета главного бухгалтера.

Бледная Матрена смотрела на незнакомое лицо, говорившее столь знакомым каждому работнику голосом. Она отдала ключ, не веря своим глазам, сомневаясь в правильности поступка.

— И журнал опозданий , сюда...

Тут уж Матрена перестала сомневаться, кто перед ней, по отдельным ляпам, как художник, воссоздавая образ прежнего главного бухгалтера.

Через пятнадцать минут весь институт обмер с полуоткрытыми ртами и расширенными глазами. Внутри гулял холодок страха.

"Finita la commedia, — сказал италоязычный молодой специалист в процессе написания заявления на увольнение, — если он возвращается, то я исчезаю, как без воздуха жить? "Кто он? — спросили у него. — Скорпион!"

"Мы же сданную кровь свою так заговорили, что она никак не могла пойти на пользу. Где же справедливость?" — кряхтели своими мозгами старослужащие.

"Я болезнью Боткина болел. Специально утаил и кровь сдал, чтобы никакого сбоя не произошло. И вот тебе на..." — взгруснул начальник отдела "Сетей и подстанций" не пользующийся благорасположением главного бухгалтера.

Семен Израилевич на своей далекой благославенной земле почувствовал боль в сердце, первый раз за последние месяцы, и ужаснулся своему возрасту напомнившему о себе.

Сердце мяло и сдавливало, как будто в него давило каблуками множество людей. " Может быть на родине что-нибудь не хорошее случилось, — подумал он, вспомнив предыдущие негоразды. — Но я же не могу быть козлом отпущения за кого-то всю жизнь", — и стал массажировать грудь, пытаясь унять боль.

— Мама, я ухожу из института, увольняюсь, — сообщила Марина безапеляционно. — Тут такая не здоровая плотность воздуха и проклятия носятся над головой, словно молнии Зевса. Мне по нраву спокойная жизнь, а не постоянная колотнеча с придурью.

— Погоди, доченька. Я их в неделю утихомирю. Будут, как шелковые ходить по струнке и здравицы кричать в нашу сторону. Я им кишки-то повыпущу, всю зарплату на лекарства переводить будут. Обрадовались ироды, что молодая девочка мать подменила... временно.

— Не уговаривай, мама, пустое.

Как и обещала Элеонора Ильинична, уже через неделю весь институт дрожал от предчувствия крупных и мелких неприятностей. Дверь кабинета главного бухгалтера старались обходить и, вообще, без крайней необходимости к ней не приближаться. Но это не спасало положение.

Уже на следующее утро она стояла на дверях института словно надсмотрщик за скотом, поступающим через турникет на разделку в цех мясокомбината. Глаза главного бухгалтера алчно блестели, руки чесались. Она чувствовала жертву, и жертва, то есть , сотрудники института потупив взгляд ясно ощущали близкую вероятность расправы. Они ускоряли шаг, цокая каблуками по граниту ступенек. Она скрипела зубами, высекая искры. Вахтер держал руку на огнетушителе, висевшем на пожарном стенде, и был начеку.

Элеонора Ильинична искрами своих глаз встречала сотрудников и заставляла их стелиться ковром с чувством вины.

Чувство постоянной вины возбуждало у сотрудников ненависть к примелькавшимся картинам повседневного труда.

Торжественно ухмыляющийся взгляд бухгалтера говорил о том, что скоро начнутся веселенькие денечки, о которых служащие уже стали забывать. Ее лоснившееся, не естественно поправившееся после болезни лицо, не позволяло никому сомневаться в противном.

Ровно в восемь часов она закрыла журнал опозданий, и опершись на стол обеими руками, приняла позу вытянувшегося бульдога, у которого перед носом водили куском мяса. Вместо мяса перед глазами Элеоноры Ильиничны возникла запыхавшаяся Наталья Евгеньевна: пот ручейками струился у висков, глаза виновато потуплены.

— Нет, Наталья Евгеньевна, так не пойдет. Какой мы с вами будем пример показывать остальным, если сами не способны дисциплину выдержать.

Наталья Евгеньевна виновато смотрела в пустой угол вестибюля: "Неужели премию урежет? Помнит же ведь, что я ее от смерти спасла, и свои деньги при оформлении в диагностический центр заплатила; а после требовать возврата, как-то не удобно, ведь человек таял на глазах."

— Как человек, я понимаю, что всякое помешать может на работу во время попасть, но как руководитель, упустить нарушение дисциплины — нет. Другие не поймут и неприменут позлословить. Так что, как я вас ни уважаю, но наказание нельзя отменять; посоветуемся с директором, учтем все "за" и " против". Помниться мне, и в прошлом году у вас было опоздание. Вот и сейчас. Еще одна такая задержка и меры могут быть намного строже. И я не спасу...

Спустя три недели, получая выписку по зарплате и квартальной премии, Наталья Евгеньевна с негодованием обнаружила, что ее премия удержана на пятьдесят процентов. "Вот же зараза членистоногая! И угораздило же меня ей помочь во время болезни — сейчас бы уже и думать о ней забыли... Неужели, за помощь, хочет меня с института выжить, за то, что я ее слабость в критической ситуации видела", — подумала добродушная Наталья Евгеньевна, не выдающая веры в подобное коварство.

Еще через неделю ее вызвал директор.

Особо не маскируясь и без всякой затейливой казуистики он сказал:

— Наталья Евгеньевна, мы вами крайне озабочены. У вас хромает дисциплина. В отделе вами не довольны, утрачены профессиональные навыки и уровень самостоятельности в работе уперся в тупик. Я бы посоветовал вам не дожидаться выявления последующих производственных несоответствий и подать заявление на увольнение. Мы с удовольствием уволим вас с записью "По собственному желанию..." Мой вам совет: не испытывайте судьбу, и не дожидайтесь момента, при котором подобную запись вам уже не получить. Ведь согласитесь: "По собственному..." или " служебное не соответствие..." — разница очень даже существенная.

Ошарашенная Наталья Евгеньевна, не готовая к такому повороту событий, всплакнула не сдержавшись. Выйдя от директора она решительно шагнула в кабинет главного бухгалтера.

— Ничего, любушка, не растраивайся, — Элеонора Ильинична изобразила сочувствие на лице. — Как человек, я тебя понимаю, но как руководитель — ничем не могу помочь. Заходи вечером ко мне домой, чаек попьем, посплетничаем...

— Скорпион...

— Воздух, мне воздуху дайте, — кричал задыхаясь во сне Семен Израилевич. — Жить невозможно при таких делах. Рассыптесь в прах происки сатаны и дайте жизнь мне скоротать.

"Живи, как есть, — пришел ответ со стороны сгущающихся на горизонте над ночным морем туч. — Грома не будет, как и дождя; и облегчения не жди..."

___________________________