Улыбка развоплощенного

Глава 2. Щупальце тьмы.

Среди темного елового леса, где земля покрыта густым зеленым ковром кисличника, потому что другие растения не выживают в такой чаще, пряталось особое место. Несколько замшелых коряг лежали возле абсолютно черного круга от костра. Видно было, что костер здесь разводят так часто, что растительность не успевает восстановиться. Сюда приходил один весьма могущественный человек, подолгу сидел, глядя в пламя костра, в котором ему виделись лица тех, кого он знал и любил когда-то. И сегодня среднего роста, коренастый господин с лысиной и сединой, мелькающей в остатках шевелюры, в кафтане, с вышитым на груди языком пламени явился сюда. Он уложил посредине черного круга вязанку хвороста, взмахнул рукой, и пламя постепенно начало разгораться. Невеселые мысли одолевали мага огня Опалуса. Казалось бы, одиночество должно быть для него привычным, но теплое пламя костра пробуждало воспоминание о покойной супруге и дочери. Девочку, оставшуюся без матери в 13 лет, он оставил под присмотром простых служанок, посвятив себя всецело магии. А ведь это переломный возраст. Теперь он жалел об этом. Шестнадцатилетняя девушка совершенно не интересовалась отцовским ремеслом.

— Не нужна мне твоя магия, ты целыми днями пропадаешь в Академии, ничего другого не видишь, а я хочу жить полной жизнью, иметь друзей, веселиться, а не запирать себя в пыльной библиотеке.

— Девочка моя, — пытался убедить ее отец. — Магия — великая вещь, она дает власть и могущество и может помогать людям.

— Никому я не желаю помогать, а власть и могущество оставь себе, отец, мы, молодые, хотим свободы и счастья!

— Я запру тебя на замок и заставлю учиться!

— Ну и пожалуйста, запирай, у меня все равно нет никаких способностей!

И действительно, сколько маг огня ни бился, дочь упорно не желала осваивать даже азов, хотя чувствовалось, что определенные способности у нее имелись. Наконец, отец махнул рукой и оставил ее в покое, надеясь, что все перемелется, и со временем ее удастся хотя бы удачно выдать замуж.

Видно, Опалусу гораздо ближе была его деятельность в Академии, чем воспитание даже любимой дочери.

А девушка, не спросившись отца, отправилась с компанией развеселой молодежи в Уланду и не вернулась обратно. Друзья ее в ответ на расспросы отца уверяли, что с ней все благополучно, просто девушке понравилась тамошняя жизнь. С тех пор о ней не было ни слуху, ни духу. Никакие магические усилия, никакие деньги, которые Опалус платил купцам, чтобы они разыскали дочь, ни к чему не привели. Лишь однажды один приезжий рассказал, что видел его дочь в Уланде, причем в весьма и весьма дурной компании и к тому же сильно пьяную. С тех пор маг огня заставлял себя не думать об этой заблудшей душе, еще более погрузившись в мир своей магии.

Сегодня костер почему-то горел не слишком ярко, сизый дым от сырого хвороста расходился рваными полосами, ел глаза, и магу привиделось лицо дочери, которую он не видел уже несколько лет. Что бы он ни отдал в этот момент, чтобы вернуть ее! Но это было лишь одно мгновение, костер разгорелся ярче, пламя загудело, и Опалус вновь вернулся к привычным мыслям о совершенствовании магии, о могуществе, которого он достигнет, пользуясь новыми, еще не опробованными никем путями.

Вдруг его внимание привлекла одна из коряг. На ней расположились в два ряда ярко-розовые выпуклые шарики с блестящей гладкой поверхностью. Нечасто приходилось встречать Опалусу эти удивительные создания природы. Рождаясь в виде маленьких комочков, они постепенно набухали, приобретали необычную окраску, а затем сливались, образуя самые причудливые формы. Сегодня рисунок, создаваемый ими, сложился в некое подобие наглой усмешки неизвестного существа. Холодок пробежал по спине Опалуса, чародею почудилось, что незнакомая сила приближается к его любимому месту. Это не был след одного из богов Триединства, он бы узнал его, хотя в последнее время не слишком жаловал своим посещением их храмы. Это не был след деревенской ведьмы, лесовика или зверя. Даже не будучи магом леса, Опалус прекрасно это понял. Мановением руки затушив костер, маг предпочел отправиться восвояси, не заметив, как с тяжелой еловой ветки вспорхнула маленькая желтоголовая птичка и полетела вслед.

Назавтра у декана факультета огня Альмаринской академии Триединства Опалуса ожидался особый день. Он наконец-то собрал все магические зелья для изготовления настоящего зомби. На его удачу накануне издох знаменитый на всю Академию пес Одуванчик. Большой, лохматый, белый с черными пятнами, он долгие годы неизменно лежал возле главного входа. Пес никогда не лаял, даже с места вставал нечасто, но студенты любили его и считали, что перед экзаменом надо непременно принести ему что-нибудь вкусненькое или почесать за ухом. И вот живой талисман скончался от старости. Из уважения к столь достойному животному садовник зарыл его под кустом возле пруда.

Зомбирование было под запретом не только в Академии, но и во всей Катахее, но что может удержать истинного ученого! Для науки Опалус не жалел никаких усилий, мало того, старался все субсидии, которые получал для дополнительной поддержки, пустить на новые волшебные средства, даже своих учеников не балуя денежными премиями. В мечтах он зомбировал совсем не собаку, но решил начать с малого, опасаясь огласки в случае, если эксперимент будет неудачным.

Конечно, на подобные дела Опалус не решился бы без должного покровительства. Во время нередких визитов в столицу, которые декан факультета огня, в отличие от многих магов Альмарино очень даже любил, он познакомился с могущественными вельможами. О, он оценили его хитрость, научную смелость и желание быть первым.

— Что ж, — говорил один из них, принимая Опалуса конфиденциально в своем загородном доме, — ваши изыскания сулят нам немалые барыши. На зомби уже есть перспективные заморские покупатели. Да и кристаллы дальновидения, которые, Вы, надеюсь, сможете усовершенствовать, не останутся без применения.

— Не сомневайтесь! — с жаром говорил Опалус. — Еще небольшие усилия...

— Однако, Ваше рвение небезопасно — с сомнением пожал плечами вельможа. — Если Вам не удастся действовать тайно, то... Вы понимаете, что играете с огнем?

— Играть с огнем — это моя профессия! — довольно сухо возразил маг. — Уж не думаете ли Вы, что магом огня я считаюсь только на бумаге?

— Нет, конечно, я так не думаю. — ответил высокородный покровитель. — И скажу Вам прямо, мои агенты достаточно хорошо изучили Ваши возможности. Но не забывайтесь, помните, что не судят только победителей.

— И все же я хотел бы определенных гарантий, — продолжал настаивать Опалус. — Причем не только вознаграждения, но и моей безопасности.

— О вознаграждении не беспокойтесь, — заверил его вельможа и как-то туманно добавил: — А вот насчет безопасности...

— Что-то Вы темните, Ваша Светлость... — нахмурился маг огня. — Без должных гарантий никакого результата Вы не получите. У меня найдутся и другие покровители.

— Не блефуйте, у нас в столице все взаимосвязано, — произнес вельможа, а затем, наклонившись к самому уху Опалуса, прошептал: — Я могу предложить Вам кое-что: в случае, если Ваши опыты по зомбированию станут известны, Вы можете рассчитывать на джеггов. Переждете там, может быть поднимете небольшой мятеж... А там разберемся.

— Какой мятеж?! — перепугался Опалус. — Какие джегги!? Да я в жизни не был в этих самых степях!

— Ничего страшного, это выход на самый крайний случай, — все с той же полунасмешливой интонацией сказал покровитель мага. — Знаете, там есть еще такой Шрам...

— Какой еще Шрам?! — пролепетал Опалус, понимая, однако, что ужасаться все-таки поздно, потому что он уже на крючке.

— Да не волнуйтесь Вы так, это всего лишь обходные варианты, я уверен, что у Вас все получится, — произнес вельможа, как видно, вовсе не собираясь заранее раскрывать все свои карты.

После столичных дискуссий Опалус всегда возвращался в Альмарино с двойственными чувствами. Он радовался полученным деньгам, которые ему давали в качестве авансов, гордился, что его все-таки ценят стоящие у власти, но и трепетал, понимая, что путь, на который он вступает, может привести как к успеху, так и к самому страшному провалу за всю его жизнь.

Настала полночь. Вооружившись лопатой, опрысканной заранее приготовленным снадобьем, маг отправился к пруду. Подсвечивая волшебным огоньком, он принялся старательно раскапывать могилу пса, стараясь ничего не повредить. Но как на грех, в это время на скамейке возле пруда устроился с любимым пивом известный на всю Академию бездельник Базальт. Он любовался луной и радовался начинающейся весне. И тут услышал необычные звуки. "Неужели тут кто-то ищет клад?" — подумал студент и подкрался поближе. Каково же было его изумление, когда осторожно развинув кусты, он увидел собственного декана с лопатой... Увлеченный раскопками, Опалус ничего не замечал, а Базальт, с которого сразу соскочил весь хмель, надумал проследить, что же будет дальше.

— Интересно, найдет ли декан клад? Вот будет, что рассказать друзьям, — подумал он. — А то они уже ворчат, что я на каждой пирушке рассказываю все одни и те же байки.

К изумлению Базальта, Опалус достал вовсе не кованный сундчок или кувшин, а труп пса и понес его в Академию.

— И зачем декану это понадобилось? — размышлял студент. — Он не маг леса, и даже не штормовик, анатомия — не его специальность, а для чего еще может быть нужна дохлая собака? А вдруг это что-то запретное? Придется доложить мастеру Малахитусу, я, конечно, не доносчик, но что-то мне не по себе.

Малахитус был готов беседовать с коллегами в любое время дня и ночи, ибо считал, что информация — страшная сила. Услышав доклад Базальта, ректор успокоил его:

— Друг мой, не надо волноваться, должно быть у мастера Опалуса созрели новые научные идеи. Идите-ка лучше отдохните, да смотрите, по Академии — ни словечка, а если проговоритесь, все отнесут на счет Вашей излишней любви к пиву!

Базальт убрался восвояси, сознавая, что его маленькая слабость и без того стала слишком известной. А Малахитус не стал ложиться спать, посидел некоторое время в раздумья, после чего решительными шагами направился прямо в кабинет Опалуса. Первое, на что он обратил внимание, это магическая защита двери. Это ректору очень не понравилось.

— Это неспроста, — подумал он и постучался. — Откройте коллега, это Малахитус!

В обычное время Опалус тут же открыл бы дверь. Он был не прочь поболтать, а уж подкалывать Малахитуса было его излюбленным занятием. Но сегодня декан факультета огня был явно не расположен толочь воду в ступе. Малахитус начал уже не стучаться, а молотить в дверь, а затем, не получив ответа, попросту взломал защиту заклинанием. Его возмущенному взору предстала жутковатая, хотя в чем-то и смешная картина. На полу в агрессивной позе стоял ... пес Одуванчик. Таким его еще никто не видел: из пасти стекала пена, глаза горели багровым огнем, а шерсть стояла дыбом, как будто ее смазали клеем.

— Что Вы сделали, Опалус! — закричал Малахитус вне себя от гнева. — Некромантия строго запрещена!

— И это говорите мне Вы, не создавший за последние несколько лет ни одного нового заклинания! — насмешливым тоном возразил Опалус. — Вы, погрязший в Ваших бумагах, отчетах и субсидиях, Вы, только и думающий об интригах в королевском Совете, смеете тут говорить о запретах в науке! Да Вам и не снилось такое достижение!

— Да без этих субсидий и отчетов у Вас не было бы средств на то, чтобы сотворить Ваше ужасное зомбирование! — Малахитус уже с трудом сдерживался. — Вот на что Вы тратите королевские деньги! Сейчас же уничтожьте Это, или завтра же доклад ляжет на стол королю!

— Нет, не уничтожу, а Вы сию же минуту покинете мой кабинет и вернетесь к своей любимой бюрократии. — холодно произнес маг огня, стараясь изо всех сил не выдавать, как он разгневан.

Однако ректор пропустил это заявление мимо ушей:

— Зачем Вам понадобилась эта нелепая злобная зверюга?! Как Вы вообще посмели сотворить подобное чудовище из бедного Одуванчика?!

— Это не чудовище, а мое лучшее достижение, первый шаг к созданию армии боевых псов — зомби! — в ярости выдал сам себя Опалус.

— Каких боевых псов?! — заорал Малахитус, который редко повышал голос до такой степени. — Так это не просто научный эксперимент?! Если это действительно некромантия, берегитесь!

В эту самую минуту в комнату огненным вихрем влетела Сердолика. То ли чародейку, любившую тоже поработать ночью, привлекли отчаянные вопли Малахитуса, то ли она просто каким-то образом почувствовала, что происходит что-то неладное, но ее появление для творения Опалуса оказалось роковым. Посреди комнаты с оглушительным треском разорвался огненный шар, запущенный разгневанной волшебницей. Мощное заклинание в мгновение ока уничтожило злосчастную собаку, так что от нее не осталось и следа. Огонь принялся расползаться по стенам. Малахитус выскочил за дверь, и остановился, с ужасом слушая грохот ломающегося оборудования, гудение пламени и вопли сражающихся в кабинете магов огня. Будучи магом леса, он не очень-то жаловал огненную стихию и не мог решить, каким образом ему вмешаться.

— О великий Геос! Какой кошмар! Они же разнесут всю Академию! — причитал он, не зная, что предпринять.

Наконец все стихло, и из обугленной двери выскочила растрепанная, покрытая сажей Сердолика:

— Сбежал, подлец, прямо через окно! Молот Титаниуса на его голову! Никогда не думала, что этот интриган посмеет повернуть магию против коллег!

— Почему Вы так о нем говорите, — удивился Малахитус, который хотя и был возмущен до глубины души, вовсе не хотел сразу списывать декана факультета огня в какие-то там злодеи.

— О, Вы слишком плохо его знаете, — тяжело дыша, проговорила Сердолика, — Вы наверное, даже не догадываетесь, что на последних выборах в Академии, когда Вас утверждали ректором, единственный черный шар положил именно он... Мало того, накануне выборов у нас с ним состоялась весьма странная беседа...

— Я давно обо всем догадался, но полагал, что он поступил так из-за обыкновенной человеческой слабости, называемой завистью. Но расскажите мне, о чем он говорил с Вами? — подался вперед Малахитус, заинтригованный словами чародейки. Казалось бы, надо поскорее отпустить даму и позволить ей привести себя в порядок, а, кроме того, занятся ликвидацией последствий пожара. Но происшествие на время лишило мага привычной любезности и выдержки.

Отдышавшись, Сердолика продолжила:

— Он всегда вечерами задерживается в кабинете. Как-то я проходила мимо, а он, как будто нарочно, приоткрыл дверь и завел разговор, скажем так, на весьма неожиданную тему. Столько пафоса вложил в речь о том, что руководство академии совсем выстарилось! Дескать, оно не имеет никаких новых идей, молодые маги бегут в Эйдалон-Бравир или даже в дальние земли на заработки, скоро совсем некому будет поддерживать волшебные науки в Альмарино! И мне все советовал подумать о кресле ректора. Намекал на свои столичные связи, которые могли бы... Но я не хочу вдаваться в эти грязные подробности.