— Не смей кричать, — от полотняной рубашки мужчина оторвал полоску ткани и обмотал измученную руку жертвы. — Переживешь. Ты можешь. А теперь смотри, — и он отправил палец в рот, — часть целого. Я укажу дорогу. Учти, единственный раз! Так что, если упадешь в обморок, пеняй на себя. Видишь впереди деревья. До них ступай смело. А дальше, оторви палку и по большим меткам следуй до заброшенной деревни. Там и переночуешь. Ну, а за ночью, на рассвете, ориентир — черный дом. Болота там не такие топкие, только почва дрожит. Понял? Тогда ступай, и уясни, за лесом через холмы — мимо жилых мест, прямиком до замка. Не послушаешься, пожалеешь. Пошел вон.

Мальчик побежал. Остановиться и просить помощи у... убийцы нельзя. А бежать следует быстро, прямо по кочкам до далеких деревьев, что машут приветливо и радостно. Им неизвестно, что такое страх.

— Эй, грязная тварь! Слышишь? — Позвал издалека незнакомец, и ребенок обернулся, потому что опасался погони. — Жизнь твоя изменилась теперь. Навсегда. И слышишь, я знаю, что ты девчонка, — громкий смех разрезал тишину. — У герцогини нет сыновей. Тебя зовут... — и убийца перешел на шепот, но жертва точно расслышала свое имя.

Ноги погружались в грязь почти по колено, но нужно было ползти от одного островка до другого, потому что промедление грозит опасностью. Несчастное существо не плакало, а только дрожало от усталости. Закат неуклонно приближался, а болоту нет ни конца, ни края. Нет края, как и смерти. И снова в ход шел Бог, у которого дитя просило помощи. И снова молитвы заканчивались ничем. И снова...

Лес вывел несчастную, переодетую в мальчика наследницу, не к тому месту, или она зашла вообще слишком далеко от меток. Болото закончилось, но ни заброшенной деревни, ни черного дома не появилось среди безликих деревьев.

Сев на землю, девочка поежилась и втянула голову в худые плечи, а ноги прижала к груди, чтобы хоть немного согреться, да так и забылась коротким сном, ставшим полукошмаром и полубредом. Она отчетливо видела над собой лицо убийцы, которое улыбалось и глазами, и нежными, с теплой кровью в уголках, губами. Лицо склонялось ближе, рассматривало ужас ребенка, а потом начинало откусывать от беспомощного тела по кусочку.

Девочка открыла глаза. Голоса. Он не требовал не выходить к людям. Но и не говорил, что за болотом нет брошенной деревни.

— Помогите! — крик вышел слабым и едва живым. — Помогите!

СиАвали проснулась оттого, что дом дрогнул, как от выстрела пушек, приветствующих гостей. Она поднялась на кровати и подумала, что, вероятно, уже поздний час, если в комнате темно, но вдруг поняла, что за окном просто сгустились тучи и усилился бесконечный дождь. Внутренний двор пустовал и, скорее всего, купцы уже в охотничьем зале, где принимают желанных, но безродных посланцев.

Позолоченный гребень расчесал непослушные волосы. СиАвали взяла зеркальце и с пристрастием рассмотрела себя: хороша — старшей сестре никогда не стать такой же. Белая кожа, тонкие черты, солнечные глаза. Женщина без помощи слуг натянула теплые чулки и надела поверх рубахи просторное платье с крестообразными завязками по бокам. Не слишком ли поздно спускаться к обеду? Скорее всего, нет, чем да.

Черепаховая заколка помогла убрать волосы под сетку. Покусанные специально губы стали вишневого цвета. Внешность непременно произведет впечатление, не стоит сомневаться.

— Пригласите их, — СиАвали направила мальчика-пажа за купцами, а сама расположилась в старом кресле с меховым покрывалом. Комната, выбранная для приема, отличалась особым удобством, так как не претендовала на роскошь, а лишь отвечала претензиям герцогинь: шелком обитые стены, лепнина на слегка потрескавшемся потолке с желтым подтеками от влаги, мозаичные окна, угловые диваны, кресла вокруг низкого круглого столика. Вот и все. Никаких излишеств.

— Купцы ждут разрешения, — слуга сунул нос в дверь. — Впустить?

Небрежный кивок и заинтересованный взгляд.

Он вошел последним и сам закрыл дверь, на которой еще вчера два горячих тела занимались любовью.

— Надеюсь, мой поверенный, проследил за тем, чтобы разместить гостей. — Возбужденные зрачки расширились, когда воин-провожатый сделал шаг вперед и низко поклонился.

— Госпожа СиАвали простит меня за дерзость, но встреча с вами — огромная честь для меня. — Плащ раскрылся, и рука на мгновение коснулась груди. — Купцы боялись идти через деревни, слишком беден и голоден народ после неурожая.

— И взяли тебя...

— Я только шел рядом, чтобы быстрее добраться до города. Герцогство Авали весьма обширно. А плутать без толку — слишком большая роскошь.

— Ах, время! — Мягкие губки жеманно надулись. — Странники и мудрецы, одиночки-бойцы. Ты из прежних, честных и верных?

— Нет, госпожа, — мужчина покосился на смиренных и почтительных купцов, мнущихся у входа. — Я посланец из граничного Авали королевства Иноя.

— Сложно называть королем разоренного графа, — хозяйка благожелательно указала гостям на кресла и поманила воина к себе поближе. — Надеюсь, сиятельный Фарун не имеет претензий и не шлет нам предупреждения о войне?

— Фарун чтит сестер, которым удается держаться в столь тяжелые времена, но беспокоит его один пустяк, что не дает спать всему государству...

СиАвали застучала пальчиками по деревянному подлокотнику и не дала мужчине закончить.

— Возможно, разговор предназначен лишь для моих ушей, — вздох и кивок на лишних свидетелей принес короткое молчание и топотание дождя о железные водоотводы.

— Все ли подарки целы? — СиАвали требовательно осмотрела купцов, словно они спрятали под складками одежды лучшие дары, а те утвердительно закивали и вдруг начали перечислять предметы их большого обоза. Женщина же не слушала, а все смотрела на воина, продолжавшего кутаться в плащ, скрывавший его с ног до головы: мужчина не снял капюшона, складки одеяния с темными пятнами рисунков плавно перетекали в круги ковра, словно являясь продолжением именно этой комнаты. Все, что досталось хозяйке, — лицо с темными кругами под усталыми глазами, скорбными морщинками у уголков тонких губ и мощным щетинистым подбородком.

СиАвали хотелось слышать воина снова, но слова его не предназначались для ушей простолюдинов. Не для этих людей человек Фаруна и самого короля прибыл к герцогиням...

Наконец женщина благодарно кивнула купцам и приказала им уйти, как следовало сделать еще по прибытии подарков. А когда дверь закрылась, быстро встала, чтобы сразу шагнуть навстречу воину, продолжавшему не шевелиться. Она обошла его кругом, разглядывая каждую картинку на плаще, и вновь встретилась с яркими глазами, которые недобро сощурились.

— Госпоже интересен плащ, а не его хозяин? — Осведомился гость.

— Как вас зовут? — Женщина нежно улыбнулась, словно не расслышала агрессии в голосе воина.

— Виктин, если госпоже угодно меня называть.

— Наши имена — наши тайны. Сейчас вы стали частью моего "я", и мне хорошо известно, что хотели видеть в вас родители: честного рыцаря, защитника, жертвенного мужчину, который ищет в мире справедливость. — СиАвали пригласила гостя пойти за собой. — Фарун отправил к нам лазутчика с ясным сердцем, а сам решил узнать, насколько герцогство ослабло после голода и болезни? Признайтесь, Виктин — честный человек? Виктин — праведник?

— Нет, госпожа, — мужчина шагнул в узкий коридор за гобеленом и взял в руку поданный женщиной зажженный факел. — Граф лишь исполнил поручение короля, который обеспокоен набегами с территории герцогства.

— Обеспокоен? — Впереди идущая СиАвали стала подниматься по винтовой лестнице. — Когда я увидела вас, то сразу поняла, что мистерик прибыл вовремя — когда уже ничего не сделаешь. Сейчас я докажу вам... Не отставайте! — Ножки в тяжелых башмаках с серебряными вставками издавали почти идеальный такт, похожий на сегодняшний дождь. — Приготовьтесь, Виктин. Вы скоро станете частью нашего горя. — И СиАвали толкнула дверь, за которой начиналась тьма. — По бокам факелы, зажигайте смелее... Это дело...

Сперва тусклый свет озарил лишь часть круглой комнаты башни, но по мере неспешность переросла в чрезмерность, и воин, который хотел войти внутрь, остановился на полушаге.

— Я даже не попросила вас показать письмо об аресте меня и моей сестры, хотя обе мы ждали кары короля. Любуйтесь, — голос хозяйки дрогнул. — Вот что ожидает все наши измученные земли по милости Божьей.

Стена напротив зашевелилась: сначала Виктин увидел лишь очертания человекоподобного существа, прикованного цепями и ошейником в нескольких сантиметрах от пола к торчащим из кладки балкам. Это, конечно, когда-то был человек, но его словно покорежили и видоизменили по меркам множества зверей. Острые когти полоснули камни, кожистый череп с остатками волос сверкнул голубоватыми венами, выдающаяся вперед челюсть щелкнула рядом острых и несомненно испробовавших крови зубов. У существа за спиной трепыхнулись крылья... У существа... Стена закопошилась продолжением кошмара и обнажила остальных разъяренных пленников, которые ругались на непонятном языке и рвались из плена.

А СиАвали выше подняла факел и указала на потолок, где шевелились летучие мыши и миллионы насекомых.

— Вы видели что-нибудь подобное, мистерик Виктин? — Спросила она с бледным сарказмом. — У вас встают волосы дыбом? Онемели... Мы погибаем, мы превращаемся и меняемся каждую минуту, пытаясь быть лучше. Но бог сделал так, что изменения пожирают нашу землю вместе с нами... Понимаете? И вас, и меня, и Фаруна, и короля ждет справедливая казнь. А эти люди, — и СиАвали указала на тварей, -скоро умрут от голода, и вряд ли еще что-то произойдет сегодня. — голубые глаза чуть потемнели, следя за молчаливым изумлением и ужасом гостя, узнать которого не стоило особого труда — ведь слухи бегут быстрее путника, которому приказано свержение и казнь герцогинь. Что же, судья-мистерик прибыл.

— Ваши грехи породили болезнь, — Виктин стал гасить огонь один за другим и легонько подтолкнул хозяйку к выходу. — Похоже, дела герцогства куда хуже, чем я предполагал. — Добавил он и внезапно крепко сжал в наставшей темноте руку СиАвали. — Простите меня, — шепот вышел почти невесомым, а привкус крови во рту подтвердил реальность увиденного.

— Проще подавлять восстания, — решительно заявила женщина и ответила на рукопожатие. — Скажите, что случилось по пути сюда? Вы выглядели решительным, убежденным судией. — Они медленно спускались по ступенькам и шли по переходам, специально проложенным под землей.

— Дети.

Первая секунда после темноты подтвердила, что ужасы ночи реальнее стен замка. Ноги Виктина отказались идти дальше. А низкая скамья выглядела вполне приемлемым местом для отдыха рядом с бесконечным книжным шкафом. Изумительно, что здесь не прячут такие драгоценные творения от посторонних глаз?

СиАвали кивнула понимающе, легким облаком опустилась на колени перед мистериком и поцеловала протянутую ей руку с крупной печаткой защитных символов.

— Отец, вы поможете нам? — Вопрос или просьба прозвучали в тишине, теперь было неважно, потому что прибывший господний воин кивнул утвердительно.

— Я должен поговорить с вашей старшей сестрой,— добавил он твердо, а пока объясните то, что понимаете сами.

* * *

Каелль видел кружение радуг перед глазами и не мог отделаться от ежевичного вкуса вина, что пропитало воздух, одежду, всю мебель, угощенье и... мерзкого гобби, который махал на юношу белоснежным кружевным платком.

— Что ты видел? — Похотливые глазки быстро заморгали, став сперва зелеными, а затем красными.

— Она вплыла в комнату на облаке, в волосах — шмели, в руке — красная змея. Купцы лопнули, как мыльные пузыри, и плавали в воздухе. — Каелль попытался избавиться от грома в ушах и замотал головой. — У меня кружится голова, мерзавец. У нее кружились над головой насекомые и жалили ее лицо, но... — глаза юноши раскрылись еще сильнее. — Я помню! Во всем виноват плащ... Плащ говорил.

— Плащ? — Гобби вспрыгнул на стол и сбросил тарелку на пол вместе с остатками жаркого коротким, но мощным хвостом. — Ты уверен?

— Да, у плаща была сила управлять всеми нами: и тобой, и мной, и СиАвали. — Крепкие пальцы вцепились в узкий воротничок мелкого искусителя. — Что ты сделал? — Прошипели белые губы. — Я весь горю.

— Потерпи, — гобби избавился от настойчивого душителя и ударил того по щеке довольно крупной ладонью. — Не надо было пить. Не спутал бы карт.

— Больно, — юношу скрутило и вырвало на пол, левая рука потянула к себе скатерть, чтобы утереть лицо, а настырный помощник вдруг поскользнулся и упал, смешавшись с едой и вином в подобие натюрморта.

— Урод! — Завопил он, спрыгивая вниз и отряхиваясь. — Пьяница деревенский... Я заплатил почти состояние за новую ткань. И вот, чем меня отблагодарил нерадивый хозяин. — Брызги соуса расплескались вокруг, когда малявка отряхнулся. — Давай, приходи в себя да пошевеливай мозгами, пока наша добыча не ушла...

Каелль смутно понимал, о чем долдонит помощник, но освободиться от наваждения никак не удавалось. Мысли потекли совсем в другую сторону. Перед глазами предстало сведенное судорогой страсти лицо СиАвали, которая громко вскрикнула и обмякла в его руках, а потом вдруг явилось помещение скотобойни, на которой Каелль провел все детство. Теплая кровь свиньи в корявой железной кружке казалась верхом вкуса и жажды. Убийство — настоящей и единственной жизнью. Юноша отчетливо помнил, как впервые испытал первое желание и первый укол невозможности осуществления задуманного. Отец внес мешок через задние двери и приказал закрыть их на засов, плотно притворить выход во двор и стоять на месте, пока не закончится ритуал.

Каелль исполнил повеления. Он видел, как летит на черный от крови пол веревка, как из холщового плена огромные руки тянут трепещущего подростка, практически одногодку подмастерья мясника. Как бесполезное сопротивление вдруг становится покорностью...

Сладкая истома разлилась по телу Каелля, который поднялся и посмотрел на недовольно мельтешащего у стола гобби.

— Что еще нам надо? — Спросил юноша, наполняясь решимостью довести дело до конца. — Ты уверен, что это плащ? — Вопрос на говорящее молчание вышел абсурдным, Каелль сплюнул и вздохнул: — Сколько же еще вещей мы должны собрать?..

— Не так уж много, — гобби погладил Каелля по руке и преданно прижался к ноге, ластясь, словно помойный кот. — Чу-то-чку, — два пальца показали нечто крошечное. — И тогда все изменится.

— Ты давно обещаешь, — юноша направился к дверям, но внезапно обернулся, словно боялся неожиданного удара со спины. — В последний раз... — предупредил он злобно.

— В предпоследний, — возразила маленькая хитрющая скотинка и показала язык перед тем, как нырнуть под тень ближайшего шкафа. — Они в библиотеке, — возвестил голос из щели.

Каелль так и знал: любовница неспроста задержала купцов — дело в человеке с загорелым лицом, от которого пахло неприятностями. Крадучись, почти на мысочках подойдя к углу, за которым начинались старые залы библиотек, юноша остановился на несколько мгновений и выглянул, чтобы лучше разглядеть до того только слышимых собеседников. Они не шептались, но разговаривали тихо и очень неразборчиво, так что пришлось приложить немало усилий, чтобы вникнуть в суть, которая, впрочем, не раскрыла Каеллю ничего нового. Напасть? Болезнь? Гибель? Патетические изречения, если вся твоя жизнь изменилась с принятием истинного существования, неподвластного какому-то божеству, а тем более человеку с рыцарскими намерениями и в плаще, необходимом гобби.