| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Сейчас не... — ага, кажется, до него всё-таки дошло — 'чо мне надо'.
— Слышишь ты, выкидыш? Понял, о чём толкую? Даю двадцать минут!
— Я... не...
— Всё, что ты взял у девчонки, будет здесь не позже, чем через двадцать минут! Усёк? — эта немного затянувшаяся дискуссия уже начинает утомлять меня.
— Сразу... трудно...
— А кому сейчас легко? Бегом давай, засранец!
— Но... пацаны...
Хрясть — пляска кулака... Хрясть — горячий коктейль из крови и соплей фонтаном хлещет из разбитого носа оболтуса, заливая ему щёки, рот, подбородок.
Кураж!!! Я Бог?!
* * *
Парень не сдерживает слёз. Стоит, понурившись, всхлипывает, зажимая разбитый нос пальцами. А главное — наглости-то как не бывало! Пуф-ф-ф! Теперь-то мальчик, конечно, присмирел, притух, боится даже обмочиться. Вроде и рад бы напустить под ноги, но... Тело его разбирает мелкая дрожь. Волчонку неуютно в такой опасной компании и, наверняка, стало страшно, действительно страшно... По настоящему стрёмно, как никогда ещё во всей его маленькой, тухлой жизни. (В руке моей — мобильник: кто знает, куда я позвоню, кто за мной стоит?) Навряд ли он может чувствовать себя в безопасности, разве лишь в окружении своей стаи. Но вот ведь в чём суть: шалопаи-приятели разлетелись, разбежались кто куда. Одни — просаживать удачно свалившийся куш в игровых залах, другие — жрать пиво. Вправду сказать, много ль шпане для пацанского счастья надо?
Ну а пока что сама злодейка-судьба, роковым образом обретаясь в моём не слишком добром лице, нежданно преподнесла этому сопляку трудноразрешимую задачу. И решений на выбор — всего ничего: вернуть Пингвинке украденное, или же умудриться каким-то чудесным образом созвать дружков, чтобы разделаться со мной. Но ведь и это чревато? Дилемма!
Я рискую, конечно, но не слишком. Ведь сейчас я — Серый Волк, матёрый и седой. Рваные шрамы на шее уже налились гранатовым соком. И я опасен. Очень...
Хрясть — загляни-ка в глубину трёх моих смертей...
Хрясть — теперь это Моя самка, и я за неё в ответе...
Хрясть — вались на спину и скули...
В драке, как правило, побеждает не сильный, а тот, кто не боится умирать — отчаянный. Иного можно ловким ударом свалить с ног, но даже опрокинутый тот зубами будет грызть своих обидчиков. Пока не доберётся до каждой гнилой печёнки или... или же не погибнет...
* * *
Лифт не работал. Мы медленно спускались вниз короткими маршами панельной многоэтажки. Он семенил, на пару ступенек опережая меня, и временами тревожно оглядывался, а я пас его Дрожащую Светлость, многозначительно шествуя позади — Серый Волк и сопливый Рождественский Гусь. Одному из нас это нисхождение казалось воистину бесконечным...
Гулко ухнула дверь парадного, выпуская нас в промозглый серый ноябрь.
'Курочки' нетерпеливо ожидали развязки неприятной истории, устроившись аппетитными попами в сиденьях машины, припаркованной мною под старым тополем на автостоянке во дворе.
— П...шёл! — ботинок оставил грязный след на джинсах чуть ниже сутулой спины.
А я ведь был вполне великодушен тогда с этим волчонком: лишил его даже шанса на ошибку, одним презрительным пинком наставив на верный путь:
Unus quisque fantum juris habet, quantum potentia valet...
* * *
Всего полчаса спустя в тесном салоне моей серебристой 'Джетты' собралась на разбор весьма необычная тусовка. Справа от меня — надувшая щёки дура Алёнка нервно похлопывает красивыми ресницами, позади в уютном уголочке притаился зареванный Пингвинчик. Два щенка, один битый, другой пока нет, вжались в серое велюровое кресло за моей спиной:
— Вот, — три пятёрки и кучка мелочи — горкой на ладони. — Всё, что смогли...
— Пацаны наши, блин, всё уже в аппараты слили, — подобострастно добавил Гусь, печально шмыгнув разбитым носом. — А здесь, покудова, половина.
— Да и Алёна пусть выкладывает, мы ж ей дольняк отслюнявили сразу. Пускай тоже отдаёт. Это ж она, в натуре, подружку свою на бабло развела!
—
* * *
* ???, — хрясть!
Глава III
ВЕЛИКАЯ ПУСТЫНЯ
Позади, за сотни долгих километров, остались мокнуть останки языческого Карфагена , щедро омываемые густыми, тёплыми течениями Средиземного моря. Давно уже скрылись позади и уютные песчаные пляжи, сплошь утыканные густыми зарослями тростниковых зонтиков, и сочные прелести полуобнажённых европейских купальщиц. Позади — богатые бары и спасительные кондиционеры роскошных многозвёздных отелей. Позади — настежь открытые небу мраморные бассейны, походящие в сумерках на очи мифических дэвов и до краёв переполненные прохладной лазурной водой.
Распрощались мы и с весьма почитаемым в среде правоверных Кайрованом (четыре посещения местных святынь приравниваются хаджу в саму Мекку!) Поклонились старинным мечетям и стройным бело-голубым минаретам, охраняющим их. Улыбнулись проковылявшей мимо группке седобородых старичков-аксакалов. Помахали напоследок руками важному, надутому осознанием власти полицейскому, подозрительно наблюдающему из будочки за нами, разноцветною толпою ощетинившихся фотокамерами пришельцев. Простились и с рынками, и шатрами-лавками, с восточным избытком переполненными экзотическим товаром, и с их владельцами — сладчайше-приветливыми, но прижимистыми в торге туземцами.
Восседая на камышовых подстилках у порогов своих заведений, неторопливо потягивая зелёный чай — пиалу за пиалой, днями напролёт выуживали они из толпы своих потенциальных покупателей. Иногда невозмутимые на вид торговцы внезапно вскакивали и окликали некоторых прохожих — достойнейших, широко улыбаясь, часто-часто кланялись им в пояс, почтительно полусогнув колени:
— Мархаба! Киф аль халь?
— Шукран, ля бэс!
— Киф аль саха?
— Куллю тамам! Ана зариб, ма ассаляма...
* * *
Промелькнули и исчезли за взбитой колёсами стеной пыли огромные стаи длинноногих фламинго , нежно розовеющих на обширнейших морских отмелях в лучах восходящего Ра. Там же, за низко лежащим горизонтом, скрылись с глаз полупустые рыбацкие поселки: странные на вид, молчаливые, опутанные тяжёлыми паутинами стонущих на ветру сетей. Затерялись в желтоватой пыли дорог и драгоценные оливковые рощи, и хитросплетения кактусовых оград, надёжных стражей нерушимых крестьянских границ.
Придорожные достарханы повсюду, где бы мы ни останавливались на отдых, неизменно приветливо встречали нас сладковатым дымком кальянов и терпким ароматом крепчайшего арабского кофе. Каждый раз, нежданно обретённый рай всецело поглощал наши разгорячённые впечатлениями души, ублажал непривычной, но вкусной пищей голодные желудки, требуя взамен лишь одного — денег, денег и ещё раз денег...
По пути на Юг мы завернули в небольшое местечко, носящее гордое (даже благородное) название Эль Джамм. Микроскопический городок, щедро одаренный некогда с высочайшего повеления императора гигантским каменным амфитеатром (как говорят, в награду за счастливое детство, проведённое августейшим здесь).
Древняя колыбель римского цезаря охотно приняла от нас в знак признательности немалую толику звонких динаров, а затем неожиданно захлопнула за нами свои крепкие врата и вскоре совсем уже успела позабыть о нашем существовании.
По обе стороны широкого асфальтного шоссе ровными рядами потянулись бесконечные плантации приземистых деревьев. Высаженные трудолюбивыми феллахами в пяти-шести метрах друг от друга, с годами растения прочно вцепились в сухую каменистую почву своими крепкими, узловатыми корнями. Миндаль дозревал — время сбора его ещё не подошло, а густые заросли диких опунций , плотно окружавшие встреченные нами по пути сады, сплошь уже были увешаны фиолетово-спелыми, сладкими, колючими плодами. Но вот и обширные сады постепенно изошли на нет. Буйство жизни на глазах увядало, ссыхалось, тускнело — впереди начинались суровые владения пустыни.
Сахара. Живое, бескрайнее море... нет, скорее, безбрежный океан, доверху наполненный чистейшим, тончайшим золотым песком. Гигантские гребни барханов, степенно уходящие волнами за далёкий ослепительный горизонт. Дикие стада верблюдов, словно тени давно позабытых африканских богов бороздящие песчаные просторы в поисках редкой съедобной колючки. Рыжие пятнышки вечно голодных малюток фенеков — пустынных лисиц, изредка промелькивающие средь хаотических нагромождений усталых и пыльных бурунов...
Сахара — цитадель берберской цивилизации. Царство воинов-туарегов — нищих странников и бунтарей. Сахара — сердце Магриба , раскалённая душа арабской Африки...
Глава IV
ДЕНЬ МОЕГО РОЖДЕНИЯ
— Да чо ты гонишь, бля, придурок?! — притворно-оскорблёно, на самой высокой ноте, что сумела взять, заверещала с ходу Сисястая Дура Алёнка. Завыла в голос, напоминая собою скандальную базарную бабку.
— Ну, ведь ты ж сама Ваде говорила! — огрызнулся было один из воров-неудачников.
— Что, подруга, забыла уже? — тут же подлил масла в огонь другой.
— Заткнись! Сука, баран обдолбанный! И ты варежку свою прикрой лучше, пудель... — прорвало Алёну. — Тоже мне, нашли себе подружку!
— Вадя! Ну, скажи ты, как на самом-то деле было!
— Да заткнётесь вы, уроды? — вне себя от ярости вновь возопила Сисястая Дура.
— Ага-ага! Щас, Алёночка, щас! Помнишь? 'Приведу, мол, лохушку одну, дурочку'. Ага! Типа 'чайку с ней попью, а вы, пацаны, из сумочки иёной бабло и...' — щенок инстинктивно прикрыл ладонью разбитую в кровь сопатку. — Чесслово, в натуре! Дяденька, не надо меня больше по лицу... Ну, пожалуйста!
— Вот оно как? Честный вор, говоришь, да? И тебе, сучонок, я должен верить, а Алёне нет? А с какой такой стати?
— Мамой клянусь, вот те крест на пузо! Век воли не видать! — гнёт, выгибает свои жёлтые пальцы воришка. — Да... Да вы и сами у неё спросите...
— А по ху-ху часом не хо...?! — какой-то мерзкий, чёрненький червячок сомнения шевельнулся тем временем уже где-то в глубине моей подкорки. — Ты, падло, курочку-то мою не трожь. Я, вишь ли, её по ходу топчу! Сам разберусь, кому верить, а кому, сука, нет!
— Да не слушай ты этого пришибка! Бля-я... — продолжала завывать Сисястая Дура. — Лажа всё это, шняга голимая! Я просто не дала ему, вот он и гонит! Бля-я... Какая шняа-а-ага...
* * *
Алёнка появилась на моём горизонте недавно, с полгода назад, и, как водится, совершенно случайно. А разве в жизни бывает как-то ещё, по-другому? У вас, бывало? Стройная фигурка, голосующая с обочины окружной дороги. На вид вроде прикольная девчонка: круглая попа туго обтянута потёртой джинсой. Как-то сразу бросились в глаза и высокая её грудь приятного размера, и тёмные длинные волосы. Фея Моргана — сладкий мираж на тёплом колдовском ветру!
Дождь... снова проливной дождь! Везёт как утопленнику. Я уже порядком подзабыл, как выглядит настоящее, ласковое солнышко! Отчего-то, когда я знакомлюсь с девицами, с неба всегда льёт как из ведра. Прикольно было б узнать мнение старикашки Фрейда, — каким таким интересным образом влияют атмосферные осадки на состояние моего грешного либидо ?
Короче, фея заинтересовала меня, и я притормозил:
— Вас подвезти, девушка?
— Да! Подбросьте, пожалуйста! Только денег у меня... ни копеечки...
— Хм... а что, я так похож на таксиста, милая дама? — улыбнулось ей моё потревоженное либидо. — Не парьтесь, право, мадемуазель, да ещё и по такому пустяковому поводу. Садитесь! И приказывайте, куда ехать...
Мило, но откровенно бессмысленно, мы 'тёрли' с нею всю дорогу — так, банальный разговор ни о чём. Не забыли, конечно же, обменяться парочкой дежурных комплиментов. Потом ещё... Оглядели друг друга и даже прощупались на взаимный интерес, затеяв игру во 'что, где, когда'. Однако особого азарта продолжить это случайное приключение в тот раз не возникло. Я, во всяком случае, непреодолимой потребности не ощутил. А она? Не знаю. Ну, не бросило нас на волну, так частенько случается. Что тут попишешь? Договорились встретиться как-нибудь в другой раз, если вдруг возникнет настроение. Тем более что этим вечером она, с её слов, была занята, да и я, честно признать, тоже...
Наконец, вроде подъехали... Пришлось мне остановиться у небольшого перекрёстка: за ним начинался какой-то тёмный, неумытый, откровенно неуютный квартал:
— Ну что? До встречи, красавица!
— Пока, пока! Бог даст, свидимся... — кривенько улыбнулась она на прощание. — А тебя как разыскать, дружок, если вдруг что?
Я набросал ей огрызком карандаша свой телефонный номер, так, На Всякий Случай, на обороте измятого конфетного фантика. Потом выпустил девушку из машины в ночь, и на какое-то время совсем забыл об Алёнином существовании...
* * *
Мне необходимо было сменить обстановку. Немедленно. Уж очень с большим трудом переношу я концерты вульгарно голосящих баб. Черепушка раскалилась добела из-за продолжающегося Алёнкиного поросячьего визга, а мозг... и подавно готов был разорваться на клочки, наотрез отказываясь исполнять свои функции в столь губительной для него атмосфере:
— Всё, блин, хорош! А ну-ка, заткнулись все! Так, вы оба, топайте за мной. Быстро, ну! — пацаны отперли изнутри заднюю дверцу и начали деловито-быстренько выгружаться.
— И ты тоже, малыш, поди-ка с нами, — поманил я уже почти пришедшего в себя Пингвинчика. — Пошли, пошли, не куксись. Не бойся, я ж с тобой!
Затем ласково протянул ей ладонь, а она смущённо вложила в неё свою горячую ладошку. Приободряюще чуть сжал свои пальцы, и она незаметно ответила мне тем же.
— Алён, погоди меня здесь, — та зло поджала пухлые губки, картинно откинулась в сиденье и быстро-быстро запыхтела сигареткой. — Я сам должен во всём разобраться...
* * *
Прошло чуть больше недели со дня нашей первой, случайной встречи, как Алёнка вдруг внезапно объявилась: позвонила мне в один прекрасный вечер, а я зачем-то ей ответил... Судя по всему, Алёне было скучно. Она так и выразилась по телефону: 'Мне как бы одиноко...' — и, очевидно потому, тут же напросилась на свиданку. Захотелось поколесить со мной по вечернему городу, пообщаться, может, выпить слегка, а может... может, и перепихнуться по ходу — это уж, как карта в колоде желаний, простите за каламбур, ляжет...
Заглянув по пути в цветочный ларёк, я необыкновенно щедро для себя рассчитался с продавщицей за поспешно сунутый мне ею внушительный букет артериально-кровавых роз. Потом поднялся в квартиру переодеться. Прихватил с собой заветную бутылочку 'Martini Bianco', пару высоких стеклянных бокалов, сунул в карман новую, хрустящую упаковку 'King Size и... сломя голову помчался на встречу — наивный и добрый, как солнечный зайчик...
* * *
Вчетвером, ленивым, прогулочным шагом, мы вырулили к стоящей поодаль телефонной будке. Остановились, напряжённо помолчали с минуту. Собственно, я то и не напрягался вовсе, а с удовольствием выкурил очередную сигарету. Затем хитро прищурился (вылитый дедушка Ленин) и продолжил свой, слегка авантюрный, но беспроигрышный по сути блиц. Благо, что козыри всё ещё оставались у меня, а карта так и пёрла из рукавов. Да и какая карта — сплошные тузы, и среди них ни одной разнесчастной фосочки !
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
