Будь со мной. Ознакомительный фрагмент

Игра называлась "Пуговички". Мужчинам выдавались толстые рукавицы, их задача состояла в том, чтобы попытаться расстегнуть как можно больше пуговиц на одежде своих партнерш. Яна Владимировна — добренькая наша — решила облегчить задачу мужской половины и вместо рукавиц раздала им по паре вязанных перчаток. Когда объявили "старт", я зажмурилась, дыша через раз. Похоже, не только я задержала дыхание — свидетели всего этого действа наблюдали за нами, не проронив ни слова. Отчаянно потея и обдавая меня алкогольными парами, Виктор Леонидович честно боролся с крохотными пуговичками на одолженном у Людмилы Николаевны вязанном кардигане. Максим Георгиевич же в этот момент с кажущейся легкостью управлялся с пуговицами на полупрозрачной блузке Елены Вячеславовны, которая в подобной ситуации чувствовала себя вполне комфортно — судя по ее соблазнительной позе и играющей на губах улыбке. В итоге мы проиграли, чему я была несказанно рада — мой кардиган был расстегнут едва ли наполовину, в то время как Елена Вячеславовна без стеснения щеголяла в распахнутой до талии блузке.

В следующем конкурсе я участвовать отказалась — довольно с меня на сегодня стрессов. Потягивала минералку и наблюдала за веселящимися коллегами. В такие минуты мне жутко не хватало моего Пашки. Его милой улыбки, надежных рук.

— Ну что, еще один конкурс и расходимся по домам? — предложила Яна Владимировна в районе десяти вечера и, промочив горло, объявила: — Кис-брысь-мяу!

Объявление было принято восторженными возгласами.

Хм. Игра мне была незнакома. Судя по названию, похоже на что-то детское, связанное с животными. К тому же, по словам Яны Владимировны, участвовать должны были все, без исключения. И я встала из-за стола, в надежде немного размяться и подурачиться.

По условиям конкурса, мы все должны были рассесться на выставленные в ряд стулья, что мы и сделали, Яна Владимировна встала к нам лицом, а за нее спряталась наша неугомонная Елена Вячеславовна, повернувшись ко всем участникам спиной. Яна Владимировна протянула руку и, указав на меня пальцем, спросила:

— Кис?

— Брысь! — последовал незамедлительный ответ Елены Вячеславовны.

Я непонимающе огляделась — большинство участников чего-то ждали, лишь Максим Георгиевич, закинув ногу на ногу, с ленивой ухмылкой поигрывал связкой ключей, даже не пытаясь скрыть, что ему здесь скучно.

После небольшой заминки ведущая показала на Максима Георгиевича, который даже головы не поднял, и вновь спросила:

— Кис?

— Брысь, — уже с долей сомнения произнесла Елена Вячеславовна.

Следующим, на кого упал выбор Яны Владимировны, был встрепенувшийся Роман Игоревич.

— Кис?

— Мяяяяу, — протянула Елена Вячеславовна, без каких-либо подсказок — похоже, я единственная, кто не играл в эту игру — подошла к столу, где лежали какие-то карточки, взяла одну и, прочитав там что-то, с предвкушающей улыбочкой развернулась к нам, где навстречу ей вставал предовольнейший Роман Игоревич. При виде него она скривилась, но, взяв себя в руки, подошла и быстро, совсем легонько укусила нашего физрука за нос. Все рассмеялись, а я наклонилась к сидящей рядом Инне Эдуардовне, прошептав:

— А что там, в карточках? Задания какие-то?

— Да, — так же шепотом ответила мне подруга. — Если ответ участника "Мяу", что означает "да", то он выбирает одну из карточек — на каждой из них написано что-то вроде "поцеловать в щечку" или "укусить за нос" — выполняет это по отношению к тому, на кого указывает пальцем ведущий.

— Ааа...

Следующим вызвался участвовать Виктор Леонидович. В итоге он станцевал медленный танец с секретаршей Ольгой Михайловной, а Роман Игоревич — пожал руку директору (повезло, однако). Последним за заданием вышел Максим Георгиевич — и был встречен громкими аплодисментами.

— Кис? — спросила его Яна Владимировна, показав пальцем на отчаянно машущую ей Елену Вячеславовну.

— Брысь, — ответил директор.

— Кис? — на этот раз перст ведущей указывал на Виктора Леонидовича, с трудом держащегося на ногах.

— Брысь! — вновь отрезал Максим Георгиевич.

— Кис, господин директор? — теперь настала очередь Инны Эдуардовны.

— Брысь! — последовал ответ.

Инна облегченно выдохнула, я с улыбкой похлопала ее по руке. Еще бы! Неизвестно ведь, что за задание вытянит директор. Хорошо, если "пожать руку" или "обняться".

Сощурившись, Яна Владимировна указала было на Ольгу Михайловну, но, внезапно передумав, перевела палец прямо на меня и, проигнорировав мои округлившиеся от испуга глаза, повторила свой дурацкий вопрос:

— Кис, Максим Георгиевич?

— Мяу! — как-то раздраженно бросил он, быстро взял карточку и, прочитав задание, стремительно развернулся. Увидев, кого выбрали ему в жертву, он как-то странно усмехнулся, преодолел разделяющие нас несколько шагов и... впился поцелуем в мои губы. Я покачнулась от неожиданности, затем попыталась отстраниться, но его руки уже обхватили меня за поясницу и притянули к себе. Не успела я решить как действовать дальше, поцелуй этот — такой внезапный и слишком волнующий, чтобы я смогла его забыть — прекратился. Тяжело дыша, Максим Георгиевич подождал, пока я открою глаза и только тогда с явным сожалением выпустил из своих объятий. Чертов искуситель!

Я была так возмущена, что совершенно забыла дышать. Когда воздуха в легких практически не осталось, я глубоко вдохнула и, развернувшись на каблуках, выбежала из зала.

* * *

Я сидела в столовой и ковыряла вилкой в салате, когда ко мне подсела Инна.

— Ты как? — заглянула она мне в глаза.

— Тебе сказать правду или промолчать?

— Лучше правду, — выбрала она.

— Чувствую себя предательницей.

— Ну ты даешь! — удивилась подруга. — Что за извращенное мышление! Ты можешь чувствовать себя обманутой, униженной, но никак не предательницей. Ты-то тут причем? Это тебя поцеловали, а не наоборот.

— Так в том-то и дело, Инна, что униженной я себя не чувствую, — прошептала я, еще ниже опуская голову.

— Нееет! Он действительно так божественно целуется, как говорят? Ну и повезло же тебе, подруга!

— Это как посмотреть, — уныло произнесла я. — Несмотря на явное умение Максима Георгиевича умопомрачительно целоваться, я бы предпочла, чтобы этого поцелуя не было. И вообще больше не хочу его видеть! Но не уходить же из-за этого из школы. Я так привязалась к моим непоседам...

— Даже не думай об этом! — испугалась Инна. — Увольняться из-за какой-то дурацкой игры? Тебе нужно забыть обо всем этом и жить дальше. Как будто ничего и не было. И я знаю, что тебе поможет!

— Текила? — попыталась пошутить я, отодвигая тарелку с раскуроченным салатом. Аппетита не было.

— Нет. Мы займемся шопингом! Знаешь, как это промывает мозги — получше всякой водки. Голова проясняется, мысли собираются в кучу. Поверь моему опыту. И... — Она сделала предостерегающий жест. — Я плачу. Отдашь, когда сможешь. Когда твой Паша наконец-то, — добавила она сквозь зубы, — возьмет на себя роль мужчины.

— Нет, Инн, я так не могу. — Я намеренно пропустила мимо ушей ее последние слова. — Ну... неудобно как-то.

— Неудобно на потолке спать — одеяло спадает. Значит, решено! Завтра утром отправляемся по магазинам! Отговорки не принимаются.

ГЛАВА 3

Последующие две с половиной недели я провела в абсолютнейшем цейтноте.

Близился Осенний бал, который было решено — не без участия директора — провести в стиле ретро. И один из выходных мы с Инной Эдуардовной проторчали на распродаже уцененной винтажной одежды. С пол дня мы рылись в ворохе пропахших нафталином тряпок с усердием, которому мог позавидовать любой золотодобытчик. В итоге Инна выбрала себе длинное черное платье с разрезом, до колена приоткрывавшим правую ногу, а к нему — длинные, чуть выше локтя, черные перчатки и сумочку в тон. Я же остановила свой выбор также на черном платье, без рукавов, с пышной юбкой, доходящей до середины икры. В комплекте к нему шла повязка для волос. Я немного подумала и купила еще сумочку, сплошь расшитую черными пайетками, на короткой серебристой цепочке — давно о такой мечтала. Волосы я собиралась начесать и уложить на затылке в стиле Бриджит Бардо.

Помимо праздничной программы, состоящей из песен, танцев и прочего в этом же духе, также планировалось провести конкурс красоты. Я была единственной, кто проголосовал против подобной дискриминации. Красота, по моему глубокому убеждению, понятие субъективное и зачастую несправедливое. Ну кто дал право кому-либо решать, что красиво, а что — нет? Понапридумывали себе каноны красоты — причем в разные эпохи они были свои — и выдают это за истину в последней инстанции. Бред!

Бедные старшеклассницы морили себя голодом, шили вечерние наряды, выдумывали оригинальный номера, штудировали энциклопедии — борьба им предстояла нешуточная. Наталья Дмитриевна заявила, что послаблений никому не будет. Конкурс должен пройти на самом высоком уровне. В жюри были приглашены настоящие профессионалы: визажист, стилист-имиджмейкер, хореограф и — представьте себе — Максим Георгиевич. Честно говоря, не ожидала от него такого. Хотя откуда мне знать, на что может быть способен красивый мужчина в расцвете лет, сил и возможностей?

В честь праздника мы с моими первоклашками ставили мини-спектакль по книге Люси Мод Монтгомери "Энн из Зеленых крыш" о рыжеволосой девочке-сироте. Вместе с родителями шили костюмы, мастерили декорации. Я также задействовала некоторых учащихся из старших классов, которые должны были сыграть взрослых, а Петя Ермолаев, по обыкновению своему, отвечал за музыкальное сопровождение.

Я снова пела — так сказать, на разогреве, пока девушки-конкурсантки будут переодеваться и готовится к своим номерам. Инна Эдуардовна сама лично занялась подбором моего "репертуара". Песен было три: "Солнце" Ани Лорак, "It Must Have Been Love" Roxette и "October & April" The Rasmus ft. Anette Olzon, которую мы должны были спеть в дуэте с Костей Любимцевым из 11 "Б". На одной из последних репетиций я не без паники заметила странные взгляды, которые украдкой бросал на меня Костя, его попытки перевести разговор на личную тему, невзначай дотронувшаяся до меня рука. Черт. Только это мне не хватало!

Я предупредила Инну, что это первый и последний раз, когда я выступаю в дуэте с кем-то из учеников. Под действием гормонов можно натворить таких глупостей — мама, не горюй! А если он начнет за мной ухаживать? Или захочет чего-то большего?

Не к месту вспомнился поцелуй директора, и я покраснела, отгоняя от себя непрошеные мысли. Занятая подготовкой к празднику, я совершенно забыла о том прецеденте. Максима Георгиевича я с тех пор видела редко. При встрече он лишь коротко кивал, изредка интересовался как дела и все. Похоже, для него тот поцелуй значил не больше, чем комариный укус. Мысль эта почему-то причиняла боль. Но разобраться в своих чувствах было не так просто. И я забила: и на Максима Георгиевича, и на свои чувства. Подумаю об этом потом. Или вовсе не буду думать.

* * *

И вот этот день наступил!

Учащиеся 10 и 11-х классов боролись за звание "Самой красивой девушки 2013 года" в украшенном для такого случая актовом зале, а на третьем этаже на импровизированной сцене ждали своей очереди мои спиногрызы. Чтобы ничего не пропустить из спектакля, я после каждого выступления бросала микрофон Инне и бежала к своим, чтобы поддержать их, ободрить, подшить, если что-то оторвалось, проследить все ли в порядке с декорациями, на месте ли диджей. Под конец я так вымоталась, что песню с Костей пела, едва не падая от усталости. Словно заметив мое состояние, Костя в какой-то момент нежно подхватил меня за талию, и теперь мы пели практически в обнимку, щека к щеке. И ведь нельзя вырваться или огреть чем-нибудь тяжелым. Ну Костик. Ну зараза.

На последних аккордах ловлю взгляд Максима Георгиевича и цепенею: глаза директора — странно сощуренные и настороженные — не отрываясь, наблюдали за нами. Он следил за каждым нашим движением и не мог не заметить, с какой бережностью Костя держал меня в своих объятиях, как дрожала его рука, когда он убирал непослушный локон с моего лица. Черт. Ну и что все это значит? Он ревнует? В самом деле?

Ну и плевать! Он мне не муж. И не возлюбленный. И нечего тут Отелло изображать! Моя личная жизнь его вообще не касается. Мало ли кто оказывает мне знаки внимания. Какое ему дело до этого? И да, играть чувствами подростка низко, но не я первая начала.

Действительно не понимаю, что на меня тогда нашло. Но дальше я действовала вопреки всем своим принципам, на зло — всему миру.

Я вздернула голову, гордо встретила взгляд Максима Георгиевича и, повернувшись к Косте, улыбнулась ему, взяла за руку. Глаза Кости расширились. Взгляд его медленно опустился на мои губы. Мы коротко поклонились и, провожаемые громкими овациями, прошли за кулисы.

Я резко выдохнула, попыталась освободить руку, но Костя почему-то не отпускал. Он затащил меня в какую-то каморку и, едва я повернулась к нему, чтобы узнать в чем дело, как оказалась прижатой к стене. Губы его неумолимо приближались. Я вскрикнула, уперлась в него кулаками и сделала попытку оттолкнуть, но желание удесятерило силы молодого человека.

— Костя, черт возьми! — я уже не заботилась о приличиях. — Ты соображаешь, что делаешь?! Я учитель, а ты подросток. Чуешь разницу? По сравнению с тобой я тетка старая. Отпусти меня. И мы забудем о случившемся, словно ничего и не было.

— Я люблю вас, Александра Юрьевна, — отстранившись, твердо произнес он. — Какой к черту возраст?

Он говорил вполне осознанно. Я даже призадумалась.

— Есть одно "но", дружок. — Я демонстративно вздохнула. — Я люблю другого.

— Вы замужем? — удивился Костя.

— Я помолвлена. И очень люблю своего жениха. А свадьба — лишь вопрос времени.

Костя сделал шаг назад.

— Простите меня. Я думал, что... — Он умолк, виновато опустив голову.

— Нет, это ты прости меня. Я вселила в тебя надежду, когда... в общем, мы оба были не правы. Давай забудем об этом и постараемся жить дальше. Хорошо?

Он кивнул и открыл дверь, пропуская меня вперед.

Мир сошел с ума!

Или я чего-то не понимаю?

Всего один день — и столько неприятностей!

И вот опять! Не успела я выйти из чертовой каморки, как передо мной предстал Максим Георгиевич — собственной персоной. При виде меня директор сглотнул, черты его разгладились, в голубых глазах я прочла облегчение.

— Александра Юрьевна... — шагнул он мне навстречу.

Но тут из-за моей спины появился Костя. Под тяжелым взглядом Максима Георгиевича тот стушевался, смущенно опустил глаза. На скулах директора заходили желваки, ноздри нервно затрепетали.

Но почему? Ведь ничего же не было! Чем я заслужила подобное отношение?

— Вас искала Инна Эдуардовна, Константин. — Голос директора был жестким, напряженным. Он едва сдерживался.

Когда мы остались вдвоем, он какое-то время пристально наблюдал за мной, затем развернулся и направился к выходу.

— Максим Георгиевич, — дрожащим голосом позвала я.