(Весь) Матриархат

От обычного намыливания Ксун быстро перешла к легкому массажу шеи и головы, запуская нежные пальчики в белую шевелюру раба. Сколько привилегий и почестей разом свалилась на какое-то ничтожество. А стоило всего-то заломить за него на базаре слишком высокую цену. Однако же жаль пускать на мясо столь добротно сложенное тело. Ополоснув его из ковша, служанка скомандовала:

— Вылезай, садись на край, будем нижнюю половину отмывать.

Элл медленно, будто сонный поднялся, повернулся, а потом быстро схватил девушку и затащил к себе в воду. Разумеется, она истошно завизжала от неожиданности и принялась вырываться, но довольно быстро успокоилась, так как этот огромный как орк раб не пытался свернуть ей шею, сломать руки или навредить любым другим способом. А всего лишь легонько укусил её за острое ушко и прошептал:

— Глупо пугать смертью раба. Мне все равно, как долго я проживу, когда стану свободным. А я стану свободным и никто не сможет мне помешать!

Ксун снова дернулась, но Элл только глубже опустил её в воду, крепко прижав к своей широкой груди. — Можешь считать, что смотришь на единственное исключение из всех правил. Вот только мне не хочется слишком долго смотреть на тебя, если это не приближает меня к моей цели.

Вырваться из его мертвой хватки казалось невозможным. Ксун отчаянно замолотила его кулаками по спине, но раб не обратил на это внимания, а утопил её уже по самый нос. Вырываясь из последних сил, служанка плотно сжала губы, чтобы не наглотаться воды.

— Вот если бы мы на какое-то время стали союзниками. Информация за информацию, услуга за услугу, то ты могла бы вдоволь насладится и моими талантами и своей жизнью. Решай сейчас.

Ксун ничего не оставалось кроме как согласно закивать, и раб наконец-то позволил ей сделать глоток воздуха.

— Тебе нечего предложить мне, грязное животное!

Остаток фразы утонул в теплой воде купальни и Элл держал девушку так, пока она снова не закивала головой.

— Ты пожалеешь, что связался со мной! Ты не переживешь эту службу в храме!

Элл оборвал её приступ гнева, заткнув ей рот поцелуем. Ткань платья свободно струилась в воде, мешая пробраться сквозь волны к бедрам девушки. Это изрядно раздражало, ведь приходилось еще и держать Ксун одной рукой, чтобы не вырвалась или не выцарапала ему глаза. Поцелуй всё длится и вот её руки уже бессильно соскальзывают с его намыленной спины. Теперь можно спокойно задрать её платье и усадить к себе на колени. Пока она не опомнилась, он силой насаживает её на себя, удовлетворенно слушая протяжный стон. Нет, борьба на этом не закончена, она только начинается. Движения двух тел становятся созвучными, входя в ритм и рождая мелодию из стонов, шлепков и плеска воды. Кому-то потом долго придется вытирать все эти лужи. Потом, а сейчас дай мне ещё. Ещё, я сказала. Вот так. Послушный раб. Элл намотал длинные мокрые волосы Ксун на свой кулак, оттягивая их вниз, и с диким рыком впиваясь ей зубами в шею. Осторожно, не оставляй следов. Да, ты можешь быть нежным, когда захочешь. Еще чуть-чуть. Сейчас.

Судорога волной прошла по телу девушки. Она еще пару раз всхлипнула и затихла у него на плече.

— А говоришь, что мне нечего тебе предложить, — осторожно заметил Элл, вынимая Ксун из воды и усаживая её на борт купальни.

— Посмотрим, что из этого может выйти. В любом случае, я ничего не потеряю. Раб всегда лишь только раб и ничего больше. А теперь, вымой себя сам, а мне нужно переодеться в сухое и принести тебе одежду.

— Как пожелаете, госпожа, — смиренно промолвил Элл, опустив глаза.

— О, катись в ямы демонов, исключение, — служанка плеснула в лицо раба водой, встала и вышла из бани, игриво подмигнув Эллу и грациозно покачав бедрами.

Спустя некоторое время, чисто вымытый и одетый в новую рубашку и штаны из домотканого полотна, сетуя на то, что обуви ему по-прежнему не полагалось, Элл в сопровождении Ксун явился к дверям покоев Зирит Д'араунд.

— У тебя будет всего час, потом госпожа отправится на службу в храм, — служанка без лишний церемоний открыла дверь и легонько подтолкнула раба в спину, — в качестве аванса маленький совет. Госпожа отличается от многих жриц Ллос, она не любит пассивных мужчин.

Элл успел только кивнуть, как Ксун исчезла, словно растворилась в темноте коридора. Ну что ж, вот он и дома.

Высокородная дроу, жрица Ллос, наследница Дома и одна из немногих высших жриц в городе, обладала экстравагантными покоями. Десять комнат в восточном крыле резиденции позволяли развернутся воображению, но одна из них особенно притягивала внимание. Да, это спальня.

— Госпожа любит белый цвет, — тихо шепнул сам себе Элл.

Взору рожденного в неволе предстало царство вечного снега глубоко под землей. Словно горы и скалы обернули свои снежные шпили внутрь, чтобы подарить покоям Зирит все оттенки сияния чистого льда и хрупкость утреннего инея.

Зеркальные плиты пола украшали огромные мохнатые шкуры хищников, такие же белые, как ажурные занавески на стрельчатых окнах. Королевское ложе в центре комнаты, насмехающееся своими размерами над здравым смыслом, было убрано балдахином из нанизанных на нити бусин горного хрусталя. Освещали комнату шары, свободно парящие в воздухе, а зеркала в причудливых кованых оправах занимали почти все свободное пространство стен. Никакой функциональности, только холодная элегантность серебра, разбавленная белым снегом.

Обнаженное, совершенное тело Зирит, едва прикрытое полупрозрачным полотном из паучьего шелка, нежилось на кровати. Вездесущие служанки, такие же молчаливые, как предметы мебели медленно и размеренно выполняли свою работу. Одна сосредоточено подшивала тесьму на ритуальном наряде жрицы, а другая выставляла рядом с кроватью из шкатулки баночки и флакончики из разноцветного стекла. В таких торговцы продают знатным дамам ароматические масла. В этом черно-белом безмолвии было всего одно яркое пятно. У кровати Зирит, в кандалах, в таком же как у Элла ошейнике сидела рыжеволосая эльфийка. Её белую кожу покрывала роспись кровавых полос, а чуть в стороне лежала змееголовая плетка жрицы.

— Госпожа, — Элл опустился на одно колено и замер в ожидании.

Пленница встрепенулась, сверкнув взглядом из-под спутанных огненных прядей. От этого движения зазвенели её цепи и окончательно разбудили Зирит.

— Оставьте нас.

Служанки, верно истолковав приказ, поспешно удалились, оставив Элла в спальне с двумя женщинами.

— Что прикажет моя госпожа?

Зирит небрежным жестом осадила Элла, она смотрела на рыжеволосую бестию в цепях.

— Танец Пламени, неужели ты всерьез считаешь, что я не заставлю тебя молить о пощаде?

Снова свирепый взгляд из-под копны волос и больше ничего.

— Жаль, что твое разрисованное тело не увидят твои сородичи. Кто-нибудь из этих светлых напыщенных глупцов видел тебя обнаженной? Хотя о чем я спрашиваю, им всем плевать на твое тело, они давно вычеркнули тебя из числа живых и сейчас молятся за спасение твоей чистой, невинной души. Я знаю, что там, под светом солнца, остался твой воздыхатель. Ах, любовь, высокие отношения, томные взгляды, витиеватые письма, украдкой переданные через верных подруг и друзей. Да, конечно же, он ждал вашей свадьбы, чтобы стать твоим единственным на всю жизнь. Два девственника, чем вы собирались заниматься в первую брачную ночь? Стихи друг другу читать? А какая тяжелая судьба его теперь ждет. Всю бесконечную жизнь носить траур по возлюбленной, замученной на алтаре мерзкой паучьей богини. Он поклялся, что не взглянет больше ни на одну женщину. Про мужчин в клятве ничего не сказано, так что еще не все потеряно.

Худенькие светлые плечики вздрогнули, но с искусанных в кровь губ опять не слетело ни единого слова.

— Ах, он не такой? Конечно же, не такой. Терпел до свадьбы и будет терпеть до конца своих дней. Одна сплошная, бесконечная мука неудовлетворенного желания. И после этого нас, дроу, называют жестокими. Но к тебе я буду милосердна и сделаю прощальный подарок, чтобы в Бездне было, что вспомнить кроме своей скучной жизни.

Зирит подняла с пола плетку и удобно устроилась на белых подушках на своей кровати в ожидании представления.

— Раб, я приказываю тебе удовлетворить похоть этой девицы. Сначала раздвинь её ноги и вылижи там, как следует. Подарок должен быть приятным.

— Как прикажете, госпожа.

Элл поднялся на ноги и уже второй раз за день снял с себя всю одежду. Ему определенно нравилось такое рабство. Картинно поиграв мускулами он медленно приблизился к закованной в цепи эльфийке. Она в цепях, он в цепях, но есть, знаете ли, такой небольшой нюанс, маленький штрих к будущему полотну боли и крови. Сейчас господином будет он.

— Ungwale la oira. Nuru latya sinya cuile, — рыжая бестия с ненавистью выплюнула эти слова, пытаясь лягнуть приближающегося к ней дроу.

— Пытка не вечна. Смерть открывает новую жизнь, — перевела Зирит, — не отвлекайся, раб. Ты ничего не добьешься этими выспренними тирадами, Танец Пламени. Я прикажу рабу, и он заткнет тебе рот кляпом.

Элл легко поймал точеную белую ножку, снова пытавшуюся лягнуть его, и положил к себе на плечо, а вторую ножку на второе плечо, подхватил девушку под спину и притянул к себе.

— Не бойся меня, я не кусаюсь, — дроу не удержался от усмешки, — хотя нет, бойся. Вдруг понравится. А это ведь для тебя хуже смерти, не правда ли?

Разрисованное ударами змееголовой плети тело Танца Пламени благодарно отзывалось на изощренную ласку дроу. Эльфийки с поверхности может быть и хозяйки своему разуму, но при полном отсутствии опыта, даже самые сильные духом не могут противостоять зову инстинктов, которые гораздо древнее вражды светлых и темных. Боль, смешанная с наслаждением, многократно усиливает последнее. Мгновение до взрыва.

Под руками Элла слово два тела — черное и белое. Он пьет сок одного и чувствует привкус другого. Ощущает присутствие почти иллюзорное, немного магическое второй женщины. Он слышит её дыхание оттуда, с высот необъятного ложа. Она молчит, не отдает приказов, не наказывает и не поощряет, но и без этого понятна её роль в процессе.

Жаль, он не может отвлечься от украшенного жесткими рыжими завитками лона пленницы, не может увидеть, чем занята госпожа.

То другое, белое тело уже бьет крупная дрожь. Еще мгновение промедления и у обезумевшей эльфийки хватит сил отшвырнуть от себя мужчину-дроу и самой прекратить эту невыносимую пытку, но Зирит опережает её.

— Возьми её! Сейчас же!

Раб повинуется молча. Сминая, раздавливая, терзая и мучая. Он чувствует запах крови, смешанный с запахом его пота. Этот аромат не в силах повторить самый искусный парфюмер, его нужно чувствовать на своих губах. Эльфийка что-то зло шепчет сквозь сжатые зубы, потом еще, уже громче, выше и истеричнее. И вот всё заканчивается криком. Пронзительным, долгим.

Элл устало отпускает её и оборачивается к кровати госпожи. Она довольна представлением?

— Я не ослышалась, ты кричала, Танец Пламени?

— Будь ты проклята, мерзкое отродье! — тяжело дыша выговаривает пленная эльфийка. Запястья стерты в кровь кандалами, на белой коже испарина, наверное, соленый пот, попадая в ранки, заставляет их гореть. Она сдвигает колени, стараясь скрыть от взора жрицы как семя, смешанное с девственной кровью вытекает из её лона.

— Я хотела наказать тебя, но вижу, что тебе понравилось, маленькая рыжая потаскушка.

Изможденная эльфийка взвивается, мотая головой и натягивая цепи кандалов, чуть ли не вырывая их из стены.

— Нет предела твоей низости. Весь ваш поганый паучий род будет уничтожен, ты слышишь? Грядет война и ваши бастионы падут, утопая в крови!

Зирит рассмеялась.

— Пока в крови утопаешь только ты. Ты хочешь еще? Хочешь этого раба?

Жрица подошла к Эллу и положила ему руки на плечи, покрытые такой же испариной, какая была на эльфийке.

— Посмотри, какой самец. Какая сила, какая мощь! Ты только что извивалась под ним моля о пощаде.

Танец Пламени снова дернулась, на этот раз в сторону Элла и заверещала на своем эльфийском наречии, которое на слух напоминало разгневанный птичий клекот. Зирит же лишь усмехнулась в ответ.

— Ты хочешь отомстить? Ты, чья жизнь оборвется уже через несколько минут? На что ты надеешься?

И снова на эльфийском наречии. Уже без перевода понятно, что это отборная брать. Рыжая бестия теряет остатки самообладания.

— Я помогу тебе.

Молчание. Длинные рыжие реснички трепещут, весь гнев обратился в шок.

— Но для этого мне нужно кое-что сделать с твоим телом.

Жрица подходит к ней с легкой полуулыбкой на тонких губах, пара неразборчивых слов и несколько пассов руками. Видимые только ей одной из присутствующих здесь нити магического контроля начинают опутывать эльфийку с ног до головы, сплетаясь узлом на её промежности. Еще одно движение и по нитям пробегают всполохи, а Танец Пламени начинает корчиться и стонать, прижав ладони к низу живота.

— Убери руки, я не вижу, — одергивает её Зирит и делает в воздухе пощечину, от которой руки эльфийки разлетаются в стороны. Её клитор увеличивается и вытягивается вверх, преобразуясь в мужской половой орган. Твердый, слегка вздрагивающий от возбуждения.

— А теперь отплати ему той же монетой, — Зирит отступает назад и обращается к Эллу, — Раб, разворачивайся к ней задом. Вы меняетесь ролями.

— Нет! — истошно кричит эльфийка.

Элл в замешательстве взирает на то, что раньше было женщиной, не решаясь ни исполнить приказ, ни сбежать отсюда немедленно. Позор или верная смерть? Теперь этот невозможный выбор предстоит сделать ему. Какая тонкая ирония. Вполне в духе превозносимой Ллос. Он испуганно косится на Зирит, ожидая удар плети на своей спине, приказа убираться вон или чего угодно другого. Мгновения летят в Бездну. Решения нет.

— Ну что же ты? Куда вдруг подевалась вся твоя жажда мести?

Танец пламени поджимает искусанные в кровь губы.

— Пощади. Я не вынесу этого.

— Пощадите, моя госпожа!

Эльфийка низко склоняет голову, надтреснутым голосом повторяя:

— Пощадите, моя госпожа.

Зирит дважды хлопает в ладоши и в открывшиеся двери вбегают служанки. Одна бросается к одеянию госпожи, другая к эльфийке, а третья грубо и бесцеремонно выставляет Элла за дверь.

— Что там было? Ты словно из Чертогов Ллос вернулся, — кажется, обеспокоенность в голосе Ксун искренняя.

— Не ... не могу сказать.

— Идем, покажу, где спят рабы. Скоро начнется служба, на которую тебя все-таки не пригласили.

Диллин

Карагэл Кеил-Ра — семьдесят килограмм гниющего мяса, амбиций и желчных речей. Их было больше, этих килограмм, но после неудачного магического эксперимента, который изуродовал тело мага, мясо и кожа с его костей постепенно отваливаются струпьями и язвами, а иногда и небольшими кусками. Отчего дорогие мантии, пропитанные гноем и смердящие хуже дыхания гоблина, приходится стирать ежедневно. А еще бинтовать дважды в день измученную плоть, а если перетянешь бинт или нечаянно надавишь на болячку, то тут же получишь удар тяжелого посоха. Готовишь, убираешь и бегаешь с поручениями, разумеется, тоже ты. Еще двадцать лет назад, когда наставник покидал пределы магической академии Эрелдрин, было не так тяжко, как теперь. От этого невыносимого запаха, даже членистоногие любимцы студентов обходят эти комнаты стороной. Но сегодня в тяжелой работе и не менее тяжелой зубрежке магического искусства намечается разнообразие: специально для того, чтобы обсудить тонкости защиты от ядов придет Асхат Сойорн, член Совета Эрелдрина и третий после его главы.