(Весь) Матриархат

Шадер

Когда Ллос тащила свой народ под эти темные тяжелые своды в изгнание, тысячи и тысячи лет назад, то вряд ли она могла знать о том, как же здесь будет красиво.

Что в темноте пещер тоже есть яркие, сочные краски, что там, где нет листьев и шепота качающихся крон деревьев, мелодию и ритм задают пятнистые шляпки грибов и волны мха. Что ручейки подземных вод собираются в прозрачные озера, рисующие бесконечно живую и жизнерадостную вязь теней на сводах пещер.

Если бы Ллос знала об этом, то лопнула бы от злости.

Но сказка девственных пещер заканчивается там, где появляется дыхание Паучьей Королевы. И вот хищными тварями из Бездны выползают города дроу, отравляя почву и воду озер, высасывая соки из земли, убивая и порабощая всех, кто не принадлежит к их расе. За тысячи и тысячи лет пещеры умоют кровью и оглушат криками жертв, покрыв густыми тенетами. Каждый город, как смертельная болезнь, как приговор. Но ты ведь здесь свой, правда?

Небит-Даг. Черная гора. От храма Ллос из центра до окраин змеятся, извиваются, сплетаясь телами, улицы. Утлые лачуги простолюдинов грязными портовыми шлюхами лижут заборы-сапоги резиденциям Великих Домов. Безумными огнями всех оттенков плесени горят уличные фонари, не гаснущие даже для того, чтобы можно было замечать смену суток. Сотни чужих домов и закрытых дверей.

Что ты здесь ищешь?

Тебя кто-то ждет?

Услышь песню камня на своде пещеры.

Мы родились вместе. Ты и я. Когда живешь миллионы лет, то считаешь время не мгновениями — годами. Мы росли вместе: ты тянулась вверх, а я стремился вниз. Мы связаны древними узами, мы суженые, обвенчанные водой, что стекает по моему телу и преодолевая пропасть между нами попадает на твое тело. Я ждал, когда ты вырастешь и мы сможем быть вместе. Когда наши тела сольются в единое целое и ничто больше не сможет нас разлучить. А пока год за годом, год за годом только вода, которая наращивает наши тела, передает через бездну мои поцелуи и высекает эхо твоих слов. Я всегда отдаю, ты всегда получаешь год за годом, пока мы не станем одним целым. Но недавно сюда пришли странные черные муравьи и я перестал слышать твой голос из темноты. Загорелись огни, развеяли мрак и я увидел других. Они тоже были из камня и тянулись башнями-шпилями вверх, но среди них не было тебя. Я горевал, я оплакивал, но моя вода больше не приближала меня к тебе и я устал. Раз ты не можешь подняться ко мне, то мне незачем оставаться тут. Одно мгновение и мы будем вместе. Навсегда. Я иду, любимая.

Шадеру приснилось, что его мир взорвался и разлетелся на мелкие кусочки, сон был настолько реальным, что когда он проснулся и приложил руку к лицу, то обнаружил там мелкую каменную крошку. Наскоро запалив оставленный вчера хозяйкой светильник, дроу огляделся. За спиной ровная стена, перед ним ровное каменное тело гигантского сталактита, который проломил крышу дома и заблокировал единственный выход.

— В любой еде может быть отрава, — усмехнулся Шадер и подошёл ближе, чтобы погладить камень. Мелькнула и пропала дурная мысль о том, что если бы он вчера должным образом отреагировал на призывный взгляд хозяйки вместо того, чтобы сразу пихать ей в руки за ночлег все монеты, что у него были, то проснулся бы он сейчас совсем в другой комнате. Паучья королева, что ли, решила ему отомстить за глупую скромность столь экстравагантным способом? Как теперь выбираться отсюда?

Сдвинуть с места каменную глыбу Шадеру, разумеется, было не под силу. Запасного выхода, окна или люка в полу в комнате не было. Только грубо сработанная из ножки гриба-жныря кровать, то ли тумба, то ли табуретка из того же гриба, да пару вбитых в камень стен штыря, на одном из которых болтался его старенький плащ пивафри. Пролом в хлипкой крыше из всё того же жныря был намертво запечатан проклятым сталактитом. Невозможно, чтобы такое оглушительно громкое и невероятно разрушительное происшествие осталось без внимания хозяев этого дома, да и чего уж говорить, жителей всех соседних домой в этом бедняцком квартале.

— Эй! Эй, кто-нибудь, — что есть мочи завопил замурованный дроу.

— Ты там живой, что ли? — сердито поинтересовался чей-то голос по ту сторону сталактита.

— Пока да, — тихо буркнул себе под нос Шадер и снова что есть мочи завопил, — вытащите меня отсюда!

— Вытащи, какой быстрый, — сердитый голос стал откровенно злым и раздраженным, — пока придут рабочие, пока разберут стену, платить им еще чем-то надо.

— Я заплачу, — отчаянно соврал Шадер, — только вытащите.

Сердитое ворчание снаружи стало неразборчивым, а потом и вовсе стихло.

Несчастный узник заметался по комнате, хотя метаться здесь было очень не просто. Три шага в одну сторону и столько же обратно. Минуты ползли медленнее сытого рофа по пастбищу. Чтобы хоть как-то унять подступающую панику, Шадер принялся пересчитывать щербинки на сталактите, водя по нему кончиками пальцев. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь. Как семь Великих домов Небит-Дага. Та, что была первой и самой глубокой — ненавистный Дом Эвир, следом за ним сразу же Сойорн, в стороне Кеил-Ра и Д'араунд, снова вниз и там Рибизи, а шестого почти нет, даже проклятый камень знает, что его почти нет. Ззириндин. И самый мелкий, ненужный и незаметный Тахтамыш. Дроу прикрыл глаза и коснулся лбом камня. Безумная, глупая и давно забытая история. Забытая всеми, но не им. Когда-то он был вторым сыном шестого дома. Не самая завидная участь и не самая счастливая судьба. Но он был доволен. Если не обращать слишком много внимания на злые игры сестер, безразличие взрослых, мать, от которой он видел только побои, то жилось маленькому десятилетнему дроу неплохо. Он даже умудрился подружиться с таким же как он мальчиком, сыном простолюдина. Вместе они убегали из-под опеки сестер, чтобы облазить вдоль и поперек все окрестности города. Их, правда, всегда находили, а потом пороли так, что лежать можно было только на животе. И они лежали вместе, смеялись и плакали и снова убегали. А однажды Шадер спрятался так хорошо, что нашли только того мальчишку и уволокли домой. Он так обрадовался нежданной свободе, что убежал еще дальше и прятался еще дольше, а когда надумал вернуться, то возвращаться уже было некуда.

Для поднятия Дома по иерархической лестнице надо уничтожить вышестоящий. Это запрещено, поэтому делается с постоянной регулярностью. Главное не оставлять свидетелей. Рабы не могут быть свидетелями, поэтому они вместе с дроу-простолюдинами без колебаний переходят на службу к Дому-победителю. Но в этот раз все пошло не так. Дом Ззириндин остался. Обескровленный, наполовину опустевший, но все же существующий. А Шадера Ззириндина больше не было. Под его именем похоронили того мальчишку.

Очередной грохот вырвал дроу из оцепенения. Вскрыли его темницу простым и незамысловатым образом — выломали стену. Никакой дорогостоящей магии и мрачных ритуалов — два крупных гнолла и две кувалды. И тут же его крошечное узилище наполнилось облаком каменной пыли, смрадом давно немытых тел песьеголовцев и хмурым взглядом хозяйки дома.

— Вытащила. Плати.

Шадер страдальчески поднял глаза на рослую и очень крупную женщину дроу, одетую в такой же пивафри из серого паучьего шелка, как у него. Назвать её хотя бы симпатичной язык не поворачивался. Такое ощущение, что сталактит проломил не только крышу дома, но и лицо его хозяйки. Если бы он разглядел её вчера, точно бы не польстился бы на такое страшилище, даже если бы она сама ему заплатила.

— Сожалею, — Шадер старался говорить как можно мягче. Так собственные слова казались ему дипломатичнее, — но мне нечем платить. Вчера я отдал Вам все монеты, которые у меня были.

— Иблис, — совсем неженственно ругнулась хозяйка, — ты обманул меня!

Гноллы, выглядывающие у неё из-за спины исключительно потому, что четверо живых в эту клетушку просто не поместились бы, злорадно захихикали. Предвкушают расправу, грязные комки шерсти.

— Нет, нет, что Вы, — испуганно замахал руками дроу, — это монет у меня больше нет, но я готов отдать всё, что угодно...

— И что же? — перебила его хозяйка, — свой драный пивафри, портки, пустую сумку или сразу тащить тебя на алтарь к жрицам, оборванец?

На алтарь к жрицам Шадеру было никак нельзя. Он планировал заглянуть в глаза пауку на ритуальном кинжале как можно позже. Что делать, когда подкупить нечем, запугать нельзя, а торговаться поздно? Только хныкать и умолять, чем он и занялся, опустившись на колени и медленно подползая к ногам хозяйки.

— Заклинаю, госпожа, смилуйтесь.

Взывать к милости женщины-дроу можно только в состоянии крайнего отчаяния. Шадер это понимал, особо ни на что не надеялся, но продолжал упорно ползти вперед.

— Пошли вон, — коротко приказала хозяйка двум гноллам за своей спиной. Рабы немедленно повиновались, но не без скупо выраженного разочарования сквозь сжатые клыки на лающем гнолльем наречии. Опять вся потеха досталась одной хозяйке.

— Все, что угодно, говоришь.

Тон, с которым она это произнесла, Шадеру совсем не понравился, но он лишь глубже втянул голову в плечи и приготовился терпеть боль.

— Раздевайся.

Дрожь родилась где-то на затылке, пробежала по его хребту и поселилась в пальцах, которыми он кое-как распутал завязки на рукавах, расстегнул ворот рубахи и стянул её через голову.

— Поторапливайся, мы не в борделе, — одернула его хозяйка, которая сама за это время не сняла даже плаща, — снимай барахло и стели его на кровать. Здесь грязнее, чем в ямах рабов.

Шадер торопливо исполнил указание, однако решив, что исподнее стелить все же не стоит. Засунув его комком куда-то в угол, он уселся на постель, сгорбившись и не поднимая глаз на хозяйку. То, что отличает мужчину от женщины, пребывало в таком же вялом и унылом настроении. И Шадер то робко надеялся, что из-за этого ничего не получится, то боялся, что неудовлетворенная женщина все же исполнит свою угрозу и потащит его на алтарь Ллос.

— Жалкий слизняк, ты настолько слаб, что тебя не употребить? На что ты вообще годен, убогий? Вся болтливость Шадера куда-то делась. Вместо связных оправданий, дельных предложений и блестящих идей он только промычал что-то невразумительное про вот-вот сейчас и уже почти.

— Всё приходится делать самой. На, пей!

Хозяйка достала из своего шейного кошелька маленький флакончик, откинула крышку и, сделав шаг вперед, вцепилась в шею дроу, запрокидывая его голову назад и насильно вливая содержимое флакона ему в рот. Жидкость оказалась неожиданно безвкусной и пока поперхнувшийся Шадер прокашливался, эта алхимическая дрянь добралась, наконец, до цели.

— Другое дело, — довольно кивнула хозяйка, придирчиво осматривая результат работы зелья, оценивая стать и размер, — не Большой Сталагмит, конечно, но сойдет. Брык.

Опрокинув своего незадачливого постояльца на спину, женщина задрала юбки и уселась сверху. Шадер зажмурился и отвернулся, считая мгновения, прислушиваясь к хриплому дыханию над собой. Значительный вес крупной хозяйки вжимал его в кровать, раздавливая и размазывая в грязь. Он уже не верил, что этот монстр хоть когда-то насытится и оставит его в покое. Она увлеченно скакала, продолжая его оскорблять, потом слова превратились в стоны, а затем в яростный победный рык.

— О, Ллос, теперь убирайся, и чтоб ноги твоей на пороге моего дома больше не было.

Больше и не будет, подумал Шадер, глядя в спину уходящей женщины.

Элл

О, Великая Тьма, склоняю пред тобой колени! Ты Матерь всего сущего и Начало всех начал! Осени своей благодатью детей твоих. Не оставь их на растерзание жадным Богам! Прими их пороки, избавь их от слабостей! Мы, рожденные во тьме, во тьму же уйдем после смерти, и вся наша жизнь происходит во тьме.

Единственное, чего нельзя делать во тьме — торговать. Теперь я знаю, куда своим концом упирается в землю радуга — в базар Небит-Дага.

Красное мясо рофов в палатках мясников, статуэтки из обожженной оранжевой глины, желтый огонь в горнах кузниц, все оттенки зелени самоцветов в лавках ювелиров, голубые склянки алхимиков, синие шляпки грибов и фиолетовые переливы паучьего шелка.

— Рабы, отличные рабы!

— Загляни ко мне, красавица, у меня лучший шёлк в Небит-Даге.

— Эй, почем ножи?

У работорговца Сильерда голова шла кругом и в ушах звенело от переливчатого многоголосья. После тишины подземных переходов, через которые его торговый караван тащил свои медлительные повозки, шумный базар большого города изрядно действовал на нервы. Сильерд торчал здесь уже третий день, но до сих пор не мог распродать свой живой товар. Не иначе все аристократы из Великих Домов сговорились, чтобы обходить его палатки стороной. А у незнатной челяди ветер гуляет в карманах. Вот и удалось спихнуть только одного крепкого орка почти за бесценок (этот смердящий кожаный мешок больше сожрал и перепортил в дороге), да сменять хромого кобольда на несколько фляг питьевой воды.

Плотный и кряжистый дроу в костюме из грубо выделанной кожи, в нелепой шляпе с широкими полями, натянутой по самые глаза, обернулся и машинально пересчитал свой товар. Еще два кобольда (самка и самец), три гнолла и багбир. Да, еще Элл, его гордость, его живая витрина и самая большая драгоценность во всем караване. Цену за него Сильерд всегда произносил с особым чувством, как коллекционер, который хвастается своим шедевром. Когда-нибудь Элл озолотит его.

Хитрый торговец знал, как подать свой товар в лучшем свете. Высокий, статный дроу с клеймом раба на правом плече был обнажен до пояса, чтобы проходящие мимо женщины сразу могли оценить его рельефные мускулы и ровную чистую кожу без следов от плети. Хороший раб, послушный раб.

Элл сам, без подсказки хозяина не оставлял без внимания ни одну покупательницу. Кому-то кротко улыбался, перед кем-то выпячивал грудь и расправлял широкие плечи, а едва завидев жрицу Ллос, смиренно опускал глаза.

Одну из них работорговец заприметил еще издали, и когда она со своим вооруженным спутником и служанкой приблизилась к его шатрам и клеткам с рабами, он без промедлений склонился до земли, бормоча хвалебные приветствия в адрес превозносимой жрицы Ллос.

В белом плаще с кровавым подбоем легкой аристократической походкой под сень шатров вошла жестокая первая дочь четвертого дома жрица Зирит Д'араунд.

Диадема в форме паука нежно поддерживает пряди шелковых волос, широкий пояс охватывает тонкую талию поверх белоснежной мантии. На поясе змееголовая плеть, а с плеча на рабов хитро щурится всеми восемью глазами ручной паук. Она спокойна и даже весела.

Рядом с ней наставник воинов её дома, мастер оружия Валас Д'араунд, одетый по-походному во все черное. Доспех легкий, кожаный с рисунком благословенной паутины на груди. Рукоять и гарду короткого адамантового меча обвивает причудливая вязь сложного геометрического узора. Работа одного из лучших мастеров, без сомнений. Жизнь Элла стоит гораздо меньше, чем этот клинок. А Валас держится легко и непринужденно, переговариваясь с Зирит о новой зверушке в Гексастериуме, о вчерашних скачках на ящерах. В его взгляде та самая непоколебимая уверенность и чувство собственного превосходства, которое бывает только у воинов, не знающих поражений в боях. Мужчина-дроу, поднявшийся так высоко, как иным и в голову не придет даже мечтать.

— Я бы такое даже на корм ящерам не пустил, — презрительно изрекает он, обводя взглядом клетки, — ничего выдающегося.

Зирит прошла мимо подобострастно склоненного работорговца, наступив ему на пальцы простертых на земле рук и остановилась возле Элла. Грубо взяла раба за подбородок, пальцами разжала зубы, осматривая их. Потом придирчиво ощупала мышцы.

— Раб вне клетки и не на цепи, — задумчиво протянула жрица, впившись ладонью в гениталии Элла, оценивая размер, — это странно.

— Возможно, он слишком тупой, чтобы догадаться сбежать, — усмехнулся Валас, — или торгаш перестарался с воспитанием покорности. У меня огромные сомнения в качестве товара в этой убогой лавке. Пойдем дальше?

Зирит продолжала крепко держать раба за подбородок, встряхивая его голову каждый раз, когда Элл пытался опустить глаза. Не было в них безразличия сломленного человека. Более того, этот кусок мышиного помета имел наглость не дрожать перед ней, жрицей Ллос, в смертельном ужасе.

— Подожди, Валас. Сколько стоит этот раб?

Сильерд поднялся с колен, но спины не разогнул.

— Это очень хороший раб, госпожа, — торговец заискивающе выглядывал откуда-то из-под локтя Зирит, — он силен, ловок, натренирован. Хоть в армию, хоть домой...

Первая дочь четвертого дома выпустила из пальцев подбородок раба, раздраженно мотнула головой и Сильерд немедленно заткнулся.

— Я спросила сколько он стоит.

В глазах работорговца зажглись огоньки алчности, а кровь по жилам побежала быстрее. Он облизнул в миг пересохшие губы и неуверенно выдавил из себя:

— П-пятьсот монет золотом, госпожа.

— Порази тебя свет, сколько? — белоснежные брови жрицы Дома Д'араунд поползли вверх, — Ты слышал это, Валас?

— А дома-то что с ним делать? — наставник воинов едва сдерживал смех.

Маленькие глазки работорговца тревожно забегали по сторонам. Манера жриц рассчитываться за товар так, что ты им потом еще и должен останешься, была широко известна. Он легко может разориться, если вместо солидной прибыли за лучшего раба нарвется на чистый убыток.

— Он может т-таскать тяжести, быть личным охранником и... это...

— Сколько же он поднимает за такую цену? И кому он может понадобится в качестве охранника?

Черты лица Валаса стали жесткими. И нехороший холодок пробежал по спине работорговца. Он совсем сник и беспомощно посмотрел на произведение оружейного искусства, покоящееся в ножнах аристократа, потом перевел взгляд на змееголовую плетку на поясе жрицы. Шумно сглотнул и предпринял последнюю попытку если не остаться в выигрыше, то хотя бы не потерять всё.

— Он легко поднимает две полные бочки с водой, да и в другом хорошо, — он запнулся, но все же выдавил из себя, — госпожа не будет разочарована.

Валас рассерженно фыркнул.

— Зачем нам раб за пятьсот золотых, который будет таскать бочки как вшивый гнолл за пятьдесят?

— А почему он не сидит на цепи? — Зирит проигнорировала последнюю похвалу товара. И тут Сильерд словно обрел второе дыхание.

— Он невероятно предан и покорен, ни разу за два года даже не помыслил о побеге. Он отличный воин и несколько раз спас мне жизнь в походах на поверхность.

— Ах вот оно, в чем дело, — расхохотался Валас, — это как с рофом Зохом из детской сказки. Его ведут на рынок и продают. И как только он остается в загоне у новых хозяев без присмотра срабатывает ошейник-амулет и Зох телепортируется к прежнему хозяину и тот снова ведет его на рынок продавать. И так по кругу. Я прав?

— Н-нет, это не так!

У работорговца от ужаса сначала затряслись губы, потом голова и плечи. Но Валас уже не смотрел на него. Он подошел к Эллу и повторил маневр Зирит с гениталиями воина-носильщика бочек, только сжал гораздо сильнее, а потом отпустил.

— И откуда же твой хозяин знает, что ты хорош в постели?

Элл никак не выдал того, как ему было больно. И на провокацию аристократа не поддался. Сейчас, когда на карту поставлено слишком многое, такая вроде бы нечаянная оплошность, как заговорить в присутствии жрицы Ллос без её на это позволения, могла стоит ему жизни. Вместо него на вопрос ответил Сильерд. Он уже почти не заикался, но говорил все равно медленно и сбивчиво, тщательно подбирая слова.

— Господин, я выиграл этого раба в кости у одного из торговцев соседнего Аархдинита. А к нему, по его словам, он попал после того, как бывший Дом раба был уничтожен. Не знаю, насколько эта история правдива, но мечом раб владеет как настоящий воин. И женщинам очень нравится. Две простолюдинки из младших домов крепко поспорили из-за него, но ни у одной, ни у другой не оказалось при себе и пятидесяти монет. Только случайно проходивший мимо патруль спас меня и мой товар от позорной драки на глазах у всего базара. В тот момент я и решил, что одним только воинским искусством таланты моего раба не заканчиваются, и отдал его в местный бордель на обучение. Это стоило мне крупной суммы денег, и обучавшие его девушки заверили меня, что он настолько хорош, что клиентки выстраиваются к нему в очередь.

Зирит, все это время отстраненно поглаживающая паука на своем плече, вдруг рассмеялась.

— Обучать раба ублажать женщин для того, чтобы потом выставить за него неприличную цену и надеяться её получить — это так наивно. Таскаться с ним по поверхности, используя в качестве телохранителя, рискуя вложенными в него средствами и вовсе глупость. Два года это слишком долгий срок для продажи, ты успел привязаться к нему и обычный товар превратился в нечто большее. Признайся, ты уже не хочешь его продавать, ведь так? Как можно продать друга и соратника? Оттого и снял с него цепь и назначил цену, которую никто не будет платить.

Работорговец замер, боясь поверить в то, что он только что услышал.

Со времен основания первых городов жрицы Ллос пресекали каждую попытку освобождения рабов, приговаривая к смерти их хозяев, дерзнувших нарушить одно из незыблемых правил общества дроу. Раб должен умереть рабом. Иного просто быть не может.

И жрицы были настолько упорны и ревностны в соблюдении этого правила, что могли объявить попыткой освобождения и проступком, заслуживающим смерти, даже то, что рабов отправляли на рынок за покупками без надсмотрщика или одного из хозяев.

Сильерд, слушая рассказы о приговоренных, всегда потешался над их глупостью. Дроу убили из-за того, что он отпустил кобольда погулять. С ним никогда бы не случилось ничего подобного. Никогда. Ничего.

В улыбке жрицы промелькнула ехидная усмешка её богини.

— Твоё не правильное обращение с рабом могло подарить ему пустую надежду на освобождение. И теперь этот раб испорчен. Возможно, другие твои рабы тоже испорчены.

Он уже знал, что услышит это, но все равно грудь стиснуло до боли, выбивая дыхание. Широко открытым ртом Сильерд беззвучно выговаривал 'нет, нет, нет'.

— Ты совершил ошибку и будешь наказан!

Остатки самообладания покинули Сильерда и он рухнул к ногам Зирит, уливаясь слезами.

— Госпожа, пощадите, госпожа.

Первая дочь дома Д'араунд не обращала на его мольбы внимания. Её голос возвысился, как он возвышается к сводам храма во время службы.

— Именем Ллос я забираю весь твой товар, а этот раб будет принесен в жертву.

Сильерд завыл в голос, но не от горя за участь своего любимца, а от ужаса перед собственным грядущим наказанием.

— А тебе следует немедленно убраться из этого города и никогда больше здесь не появляться, — будничным тоном закончила Зирит.

Работорговец кинулся к ногам жрицы и, ухватив краешек её белой мантии принялся исступленно его целовать.

— Слава Ллос! Слава Ллос!

— Немедленно убраться, — нетерпеливо повторила жрица, отступив на шаг назад от распластавшегося перед ней неудачника. В третий раз повторять ей не пришлось. Сильерд буркнул: "Элл, теперь это твоя хозяйка", стремглав выскочил из-под навеса и умчался прочь, бросив не только рабов, но и все остальное свое имущество.

Элл опустился перед жрицей на одно колено и вытянул вперед руки. Жест сдачи в плен у воинов, жест признания мужчиной власти женщины над ним, а у рабов ритуал подчинения новому хозяину. Судьба жестоко обошлась с прежним, впрочем, как и со всеми хозяевами до него. Недаром говорят: "будь осторожен, и богиня дарует тебе долгую жизнь". А жизнь самого Элла и так была непривычно долгой для раба.

— Ксун, где цепь?

Служанка жрицы отделилась от клетки с рабами, словно вынырнув из небытия. Любой ассасин, наверное, позавидовал бы такой плотной пелене незаметности. Но Ксун некогда думать о пелене, ассасинах или о чём-то еще — она хорошая служанка. Неприметная, когда нужно и расторопная тоже, когда нужно. Другой служанки у первой дочери дома просто не может быть. Она неслышно подошла и подала своей госпоже черный кожаный ошейник с надписью "собственность дома Д'араунд" и длинной прочной цепью. Собственноручно застегнув его на шее раба, Зирит приблизилась к его уху, тихо шепнув:

— Будь умницей и тогда не только не попадешь на алтарь Ллос, но и продемонстрируешь все свои таланты.

Что первая дочь дома Д'араунд подразумевала под понятием "быть умницей", она Эллу не сообщила.

— Валас, проследи за тем, чтобы имущество Дома было доставлено в целости и сохранности.

— Да, моя госпожа, — склонил голову наставник воинов Дома, которого одним ловким движением руки превратили в погонщика рабов. Он играл в покорность гораздо дольше и искуснее любого верного слуги.

Элла жрица забрала с собой, ведя по базару на поводке, как и положено водить рабов. Он был почти на полголовы выше Зирит, но она легко нивелировала разницу в росте, намотав цепь на кулак у самого ошейника, заставляя раба семенить рядом, согнувшись в три погибели.

Резиденция Дома Д'араунд располагалась на окраине плотной городской застройки, успешно прячась от домов менее знатных и менее богатых дроу за высоченной стеной. С южной стороны владения Дома упирались в свод пещеры, и там стена превращалась в сплошной монолит, наглухо запечатывая жилища четвертого Дома. Пещеры в пещере с множеством прорытых шахт и тоннелей, выдолбленных прямо в толще гор.

Массивные ворота главного входа украшали барельефы с фигурами всех известных дроу живых существ. На верхней части створок располагались пауки, затем летучие мыши, каввеканы, ползуны, под ними редкие и экзотические ночные охотники, крикуны и почти у самого дна все расы рабов. Едва небольшая процессия пересекла ворота, Зирит передала поводок своего раба в руки своей служанки.

— Ксун, помой его, переодень и приведи ко мне.

— Да, моя госпожа, — девушка присела на одно колено и не поднимала склоненной головы, пока белый плащ Зирит не скрылся за дверью, ведущей со двора слуг на двор господ.

— Ну что, мечта всех борделей и аристократок, — едва хозяйка исчезла, Ксун мгновенно преобразилась, — пойдем, вымоем твои причиндалы. Да не молчи ты, как статуя у алтаря, никто из господ тебя здесь не услышит и не увидит. Не перед кем жилы рвать от усердия. Расслабься.

Служанка поводок отпустила, но ошейника не сняла. Элл продолжал молчать. От такой как Ксун, можно ожидать каких угодно провокаций, испытаний и всевозможных проверок. Она — глаза и уши своей госпожи. И сейчас как никогда нельзя оступиться. Не для того рожденный рабом столько долгих лет исправно пресмыкался и заискивал перед каждым ничтожеством, называвшим себя его хозяином. До кровавого пота упражнялся с оружием и пережил то, что ему довелось пережить в темных лабиринтах лучшего борделя дроу. Это не торгаш, не бездарный командующий горсткой рабов и не фригидная стерва, по недоразумению считающая себя высокорождённой, это жрица, которой может быть уготована судьба стать матроной. А ему, Эллу, хоть ненадолго, но консортом. Смело? Наивно? Самонадеянно? Исход у любой жизни один — смерть, но лично он предпочел бы умереть свободным в постели прекрасной и могущественной женщины, чем рабом в выгребной яме.

Не дождавшись от него ни слова, Ксун фыркнула, обиженно поджала губки и повела нового раба по узким, мощеным булыжником дорожкам к небольшому каменному строению, служившему слугам баней.

В стесненных пещерных условиях было сложно найти место абсолютно для всех. И если отдельная просторная купальня для господ существовала вопреки всем соображениям об экономии пространства, то слугам приходилось ютиться в крошечной бане, а рабов предполагалась мыть там же. Но не родился еще дроу, способный переступить через свою брезгливость и залезть в купальню после того, как в ней отмоют от многодневной грязи гнолла или орка. Поэтому рабов тут, если быть честными, не мыли. Животных, отдельные экземпляры которых стоили больше, чем все рабы в резиденции вместе взятые, регулярно мыли и чистили, а рабов нет. Если какой-нибудь раб начинал слишком уж сильно смердеть и раздражать этим окружающих, то проблема решалась просто — на алтаре Паучьей Королевы. Здесь почти все проблемы решались подобным образом. Но для личного раба первой дочери Дома нужно было сделать исключение. В это время суток баня пустовала, близилась вечерняя служба в домашнем храме Ллос, и все слуги были очень заняты.

Ксун привела Элла в небольшую комнату, полностью выложенную каменной плиткой цвета костей ящера. В центре возвышалась круглая купальня, в которую как будто из великого любопытства опустил свой длинный нос ручной насос. На стенах чадили вычурные лампадки. Их свет многократно отражался от гладкой поверхности плитки, создавая в помещении неповторимое освещение. В углу на длинной вешалке болтались мягкие полотенца терракотового оттенка. Теплая, уютная комната.

— Вода горячая, не спрашивай откуда, всё равно не поймешь, — Ксун ногой накачивала воду в купальню, — раздевайся. Да не притворяйся, что тебе язык отрезали, иначе как бы ты демонстрировал потенциальным покупательницам свои невиданные таланты. Может, и мне чего продемонстрируешь? А то с хозяйского стола одни объедки падают, на главные блюда даже облизнуться не дают.

Служанка игриво повела плечиком, позволив лямке своего легкого платья сползти вниз. Её взгляд стал масляным, а движения тягучими, как черная вода озера Г'хэлдлин.

Элл распустил завязки на своих штанах, крутанул бедрами, чтобы они упали вниз и, выйдя из получившегося комка, легко запрыгнул в купальню. Теплая вода дарила ни с чем не сравнимое удовольствие. А за любое удовольствие нужно платить. Но перед этим все же желательно поторговаться. Раб лег головой на борт и раскинул руки в стороны, обняв одной рукой склонившуюся к нему Ксун.

— Послушай, я здесь новенький, ваших обычаев и устоев не знаю. Вот я сейчас позволю тебе поиграть со мной, а завтра наша госпожа и близко меня к себе не подпустит. В какой очередности вы обычно пользуетесь своими мужчинами?

— Ты что, ломаться вздумал? — тон Ксун оставался игривым, — Цену себе набиваешь? Я для тебя недостаточно хороша?

Служанка легкой пружинистой походкой направилась к полочкам справа от купальни и вернулась с куском мыла в руках.

— Напрасно стараешься, госпоже ты очень быстро наскучишь, как и все её другие игрушки. А потом в соответствии с нашими устоями, — девушка язвительно передразнила Элла, не прекращая при этом намыливать его мускулистые плечи, — тебя сначала изуродуют, а потом просто убьют. Ну, или не просто.

От обычного намыливания Ксун быстро перешла к легкому массажу шеи и головы, запуская нежные пальчики в белую шевелюру раба. Сколько привилегий и почестей разом свалилась на какое-то ничтожество. А стоило всего-то заломить за него на базаре слишком высокую цену. Однако же жаль пускать на мясо столь добротно сложенное тело. Ополоснув его из ковша, служанка скомандовала:

— Вылезай, садись на край, будем нижнюю половину отмывать.

Элл медленно, будто сонный поднялся, повернулся, а потом быстро схватил девушку и затащил к себе в воду. Разумеется, она истошно завизжала от неожиданности и принялась вырываться, но довольно быстро успокоилась, так как этот огромный как орк раб не пытался свернуть ей шею, сломать руки или навредить любым другим способом. А всего лишь легонько укусил её за острое ушко и прошептал:

— Глупо пугать смертью раба. Мне все равно, как долго я проживу, когда стану свободным. А я стану свободным и никто не сможет мне помешать!

Ксун снова дернулась, но Элл только глубже опустил её в воду, крепко прижав к своей широкой груди. — Можешь считать, что смотришь на единственное исключение из всех правил. Вот только мне не хочется слишком долго смотреть на тебя, если это не приближает меня к моей цели.

Вырваться из его мертвой хватки казалось невозможным. Ксун отчаянно замолотила его кулаками по спине, но раб не обратил на это внимания, а утопил её уже по самый нос. Вырываясь из последних сил, служанка плотно сжала губы, чтобы не наглотаться воды.

— Вот если бы мы на какое-то время стали союзниками. Информация за информацию, услуга за услугу, то ты могла бы вдоволь насладится и моими талантами и своей жизнью. Решай сейчас.

Ксун ничего не оставалось кроме как согласно закивать, и раб наконец-то позволил ей сделать глоток воздуха.

— Тебе нечего предложить мне, грязное животное!

Остаток фразы утонул в теплой воде купальни и Элл держал девушку так, пока она снова не закивала головой.

— Ты пожалеешь, что связался со мной! Ты не переживешь эту службу в храме!

Элл оборвал её приступ гнева, заткнув ей рот поцелуем. Ткань платья свободно струилась в воде, мешая пробраться сквозь волны к бедрам девушки. Это изрядно раздражало, ведь приходилось еще и держать Ксун одной рукой, чтобы не вырвалась или не выцарапала ему глаза. Поцелуй всё длится и вот её руки уже бессильно соскальзывают с его намыленной спины. Теперь можно спокойно задрать её платье и усадить к себе на колени. Пока она не опомнилась, он силой насаживает её на себя, удовлетворенно слушая протяжный стон. Нет, борьба на этом не закончена, она только начинается. Движения двух тел становятся созвучными, входя в ритм и рождая мелодию из стонов, шлепков и плеска воды. Кому-то потом долго придется вытирать все эти лужи. Потом, а сейчас дай мне ещё. Ещё, я сказала. Вот так. Послушный раб. Элл намотал длинные мокрые волосы Ксун на свой кулак, оттягивая их вниз, и с диким рыком впиваясь ей зубами в шею. Осторожно, не оставляй следов. Да, ты можешь быть нежным, когда захочешь. Еще чуть-чуть. Сейчас.

Судорога волной прошла по телу девушки. Она еще пару раз всхлипнула и затихла у него на плече.

— А говоришь, что мне нечего тебе предложить, — осторожно заметил Элл, вынимая Ксун из воды и усаживая её на борт купальни.

— Посмотрим, что из этого может выйти. В любом случае, я ничего не потеряю. Раб всегда лишь только раб и ничего больше. А теперь, вымой себя сам, а мне нужно переодеться в сухое и принести тебе одежду.

— Как пожелаете, госпожа, — смиренно промолвил Элл, опустив глаза.

— О, катись в ямы демонов, исключение, — служанка плеснула в лицо раба водой, встала и вышла из бани, игриво подмигнув Эллу и грациозно покачав бедрами.

Спустя некоторое время, чисто вымытый и одетый в новую рубашку и штаны из домотканого полотна, сетуя на то, что обуви ему по-прежнему не полагалось, Элл в сопровождении Ксун явился к дверям покоев Зирит Д'араунд.

— У тебя будет всего час, потом госпожа отправится на службу в храм, — служанка без лишний церемоний открыла дверь и легонько подтолкнула раба в спину, — в качестве аванса маленький совет. Госпожа отличается от многих жриц Ллос, она не любит пассивных мужчин.

Элл успел только кивнуть, как Ксун исчезла, словно растворилась в темноте коридора. Ну что ж, вот он и дома.

Высокородная дроу, жрица Ллос, наследница Дома и одна из немногих высших жриц в городе, обладала экстравагантными покоями. Десять комнат в восточном крыле резиденции позволяли развернутся воображению, но одна из них особенно притягивала внимание. Да, это спальня.

— Госпожа любит белый цвет, — тихо шепнул сам себе Элл.

Взору рожденного в неволе предстало царство вечного снега глубоко под землей. Словно горы и скалы обернули свои снежные шпили внутрь, чтобы подарить покоям Зирит все оттенки сияния чистого льда и хрупкость утреннего инея.

Зеркальные плиты пола украшали огромные мохнатые шкуры хищников, такие же белые, как ажурные занавески на стрельчатых окнах. Королевское ложе в центре комнаты, насмехающееся своими размерами над здравым смыслом, было убрано балдахином из нанизанных на нити бусин горного хрусталя. Освещали комнату шары, свободно парящие в воздухе, а зеркала в причудливых кованых оправах занимали почти все свободное пространство стен. Никакой функциональности, только холодная элегантность серебра, разбавленная белым снегом.

Обнаженное, совершенное тело Зирит, едва прикрытое полупрозрачным полотном из паучьего шелка, нежилось на кровати. Вездесущие служанки, такие же молчаливые, как предметы мебели медленно и размеренно выполняли свою работу. Одна сосредоточено подшивала тесьму на ритуальном наряде жрицы, а другая выставляла рядом с кроватью из шкатулки баночки и флакончики из разноцветного стекла. В таких торговцы продают знатным дамам ароматические масла. В этом черно-белом безмолвии было всего одно яркое пятно. У кровати Зирит, в кандалах, в таком же как у Элла ошейнике сидела рыжеволосая эльфийка. Её белую кожу покрывала роспись кровавых полос, а чуть в стороне лежала змееголовая плетка жрицы.

— Госпожа, — Элл опустился на одно колено и замер в ожидании.

Пленница встрепенулась, сверкнув взглядом из-под спутанных огненных прядей. От этого движения зазвенели её цепи и окончательно разбудили Зирит.

— Оставьте нас.

Служанки, верно истолковав приказ, поспешно удалились, оставив Элла в спальне с двумя женщинами.

— Что прикажет моя госпожа?

Зирит небрежным жестом осадила Элла, она смотрела на рыжеволосую бестию в цепях.

— Танец Пламени, неужели ты всерьез считаешь, что я не заставлю тебя молить о пощаде?

Снова свирепый взгляд из-под копны волос и больше ничего.

— Жаль, что твое разрисованное тело не увидят твои сородичи. Кто-нибудь из этих светлых напыщенных глупцов видел тебя обнаженной? Хотя о чем я спрашиваю, им всем плевать на твое тело, они давно вычеркнули тебя из числа живых и сейчас молятся за спасение твоей чистой, невинной души. Я знаю, что там, под светом солнца, остался твой воздыхатель. Ах, любовь, высокие отношения, томные взгляды, витиеватые письма, украдкой переданные через верных подруг и друзей. Да, конечно же, он ждал вашей свадьбы, чтобы стать твоим единственным на всю жизнь. Два девственника, чем вы собирались заниматься в первую брачную ночь? Стихи друг другу читать? А какая тяжелая судьба его теперь ждет. Всю бесконечную жизнь носить траур по возлюбленной, замученной на алтаре мерзкой паучьей богини. Он поклялся, что не взглянет больше ни на одну женщину. Про мужчин в клятве ничего не сказано, так что еще не все потеряно.

Худенькие светлые плечики вздрогнули, но с искусанных в кровь губ опять не слетело ни единого слова.

— Ах, он не такой? Конечно же, не такой. Терпел до свадьбы и будет терпеть до конца своих дней. Одна сплошная, бесконечная мука неудовлетворенного желания. И после этого нас, дроу, называют жестокими. Но к тебе я буду милосердна и сделаю прощальный подарок, чтобы в Бездне было, что вспомнить кроме своей скучной жизни.

Зирит подняла с пола плетку и удобно устроилась на белых подушках на своей кровати в ожидании представления.

— Раб, я приказываю тебе удовлетворить похоть этой девицы. Сначала раздвинь её ноги и вылижи там, как следует. Подарок должен быть приятным.

— Как прикажете, госпожа.

Элл поднялся на ноги и уже второй раз за день снял с себя всю одежду. Ему определенно нравилось такое рабство. Картинно поиграв мускулами он медленно приблизился к закованной в цепи эльфийке. Она в цепях, он в цепях, но есть, знаете ли, такой небольшой нюанс, маленький штрих к будущему полотну боли и крови. Сейчас господином будет он.

— Ungwale la oira. Nuru latya sinya cuile, — рыжая бестия с ненавистью выплюнула эти слова, пытаясь лягнуть приближающегося к ней дроу.

— Пытка не вечна. Смерть открывает новую жизнь, — перевела Зирит, — не отвлекайся, раб. Ты ничего не добьешься этими выспренними тирадами, Танец Пламени. Я прикажу рабу, и он заткнет тебе рот кляпом.

Элл легко поймал точеную белую ножку, снова пытавшуюся лягнуть его, и положил к себе на плечо, а вторую ножку на второе плечо, подхватил девушку под спину и притянул к себе.

— Не бойся меня, я не кусаюсь, — дроу не удержался от усмешки, — хотя нет, бойся. Вдруг понравится. А это ведь для тебя хуже смерти, не правда ли?

Разрисованное ударами змееголовой плети тело Танца Пламени благодарно отзывалось на изощренную ласку дроу. Эльфийки с поверхности может быть и хозяйки своему разуму, но при полном отсутствии опыта, даже самые сильные духом не могут противостоять зову инстинктов, которые гораздо древнее вражды светлых и темных. Боль, смешанная с наслаждением, многократно усиливает последнее. Мгновение до взрыва.

Под руками Элла слово два тела — черное и белое. Он пьет сок одного и чувствует привкус другого. Ощущает присутствие почти иллюзорное, немного магическое второй женщины. Он слышит её дыхание оттуда, с высот необъятного ложа. Она молчит, не отдает приказов, не наказывает и не поощряет, но и без этого понятна её роль в процессе.

Жаль, он не может отвлечься от украшенного жесткими рыжими завитками лона пленницы, не может увидеть, чем занята госпожа.

То другое, белое тело уже бьет крупная дрожь. Еще мгновение промедления и у обезумевшей эльфийки хватит сил отшвырнуть от себя мужчину-дроу и самой прекратить эту невыносимую пытку, но Зирит опережает её.

— Возьми её! Сейчас же!

Раб повинуется молча. Сминая, раздавливая, терзая и мучая. Он чувствует запах крови, смешанный с запахом его пота. Этот аромат не в силах повторить самый искусный парфюмер, его нужно чувствовать на своих губах. Эльфийка что-то зло шепчет сквозь сжатые зубы, потом еще, уже громче, выше и истеричнее. И вот всё заканчивается криком. Пронзительным, долгим.

Элл устало отпускает её и оборачивается к кровати госпожи. Она довольна представлением?

— Я не ослышалась, ты кричала, Танец Пламени?

— Будь ты проклята, мерзкое отродье! — тяжело дыша выговаривает пленная эльфийка. Запястья стерты в кровь кандалами, на белой коже испарина, наверное, соленый пот, попадая в ранки, заставляет их гореть. Она сдвигает колени, стараясь скрыть от взора жрицы как семя, смешанное с девственной кровью вытекает из её лона.

— Я хотела наказать тебя, но вижу, что тебе понравилось, маленькая рыжая потаскушка.

Изможденная эльфийка взвивается, мотая головой и натягивая цепи кандалов, чуть ли не вырывая их из стены.

— Нет предела твоей низости. Весь ваш поганый паучий род будет уничтожен, ты слышишь? Грядет война и ваши бастионы падут, утопая в крови!

Зирит рассмеялась.

— Пока в крови утопаешь только ты. Ты хочешь еще? Хочешь этого раба?

Жрица подошла к Эллу и положила ему руки на плечи, покрытые такой же испариной, какая была на эльфийке.

— Посмотри, какой самец. Какая сила, какая мощь! Ты только что извивалась под ним моля о пощаде.

Танец Пламени снова дернулась, на этот раз в сторону Элла и заверещала на своем эльфийском наречии, которое на слух напоминало разгневанный птичий клекот. Зирит же лишь усмехнулась в ответ.

— Ты хочешь отомстить? Ты, чья жизнь оборвется уже через несколько минут? На что ты надеешься?

И снова на эльфийском наречии. Уже без перевода понятно, что это отборная брать. Рыжая бестия теряет остатки самообладания.

— Я помогу тебе.

Молчание. Длинные рыжие реснички трепещут, весь гнев обратился в шок.

— Но для этого мне нужно кое-что сделать с твоим телом.

Жрица подходит к ней с легкой полуулыбкой на тонких губах, пара неразборчивых слов и несколько пассов руками. Видимые только ей одной из присутствующих здесь нити магического контроля начинают опутывать эльфийку с ног до головы, сплетаясь узлом на её промежности. Еще одно движение и по нитям пробегают всполохи, а Танец Пламени начинает корчиться и стонать, прижав ладони к низу живота.

— Убери руки, я не вижу, — одергивает её Зирит и делает в воздухе пощечину, от которой руки эльфийки разлетаются в стороны. Её клитор увеличивается и вытягивается вверх, преобразуясь в мужской половой орган. Твердый, слегка вздрагивающий от возбуждения.

— А теперь отплати ему той же монетой, — Зирит отступает назад и обращается к Эллу, — Раб, разворачивайся к ней задом. Вы меняетесь ролями.

— Нет! — истошно кричит эльфийка.

Элл в замешательстве взирает на то, что раньше было женщиной, не решаясь ни исполнить приказ, ни сбежать отсюда немедленно. Позор или верная смерть? Теперь этот невозможный выбор предстоит сделать ему. Какая тонкая ирония. Вполне в духе превозносимой Ллос. Он испуганно косится на Зирит, ожидая удар плети на своей спине, приказа убираться вон или чего угодно другого. Мгновения летят в Бездну. Решения нет.

— Ну что же ты? Куда вдруг подевалась вся твоя жажда мести?

Танец пламени поджимает искусанные в кровь губы.

— Пощади. Я не вынесу этого.

— Пощадите, моя госпожа!

Эльфийка низко склоняет голову, надтреснутым голосом повторяя:

— Пощадите, моя госпожа.

Зирит дважды хлопает в ладоши и в открывшиеся двери вбегают служанки. Одна бросается к одеянию госпожи, другая к эльфийке, а третья грубо и бесцеремонно выставляет Элла за дверь.

— Что там было? Ты словно из Чертогов Ллос вернулся, — кажется, обеспокоенность в голосе Ксун искренняя.

— Не ... не могу сказать.

— Идем, покажу, где спят рабы. Скоро начнется служба, на которую тебя все-таки не пригласили.

Диллин

Карагэл Кеил-Ра — семьдесят килограмм гниющего мяса, амбиций и желчных речей. Их было больше, этих килограмм, но после неудачного магического эксперимента, который изуродовал тело мага, мясо и кожа с его костей постепенно отваливаются струпьями и язвами, а иногда и небольшими кусками. Отчего дорогие мантии, пропитанные гноем и смердящие хуже дыхания гоблина, приходится стирать ежедневно. А еще бинтовать дважды в день измученную плоть, а если перетянешь бинт или нечаянно надавишь на болячку, то тут же получишь удар тяжелого посоха. Готовишь, убираешь и бегаешь с поручениями, разумеется, тоже ты. Еще двадцать лет назад, когда наставник покидал пределы магической академии Эрелдрин, было не так тяжко, как теперь. От этого невыносимого запаха, даже членистоногие любимцы студентов обходят эти комнаты стороной. Но сегодня в тяжелой работе и не менее тяжелой зубрежке магического искусства намечается разнообразие: специально для того, чтобы обсудить тонкости защиты от ядов придет Асхат Сойорн, член Совета Эрелдрина и третий после его главы.

— Диллин, где моя мантия? — хриплый голос еще живого трупа из его кабинета, — долго мне ждать?

Самый несчастный из всех учеников магов отчаянно не понимал, для чего вообще этому гнилому куску мяса наряжаться перед этим выскочкой — Асхатом Сойорном? Подумаешь первый сын второго дома, подумаешь фактически именно он руководит Эрелдином, но ведь маг-то он посредственной. Сам же Карагэл чуть ли не каждый день потешался над его промахами и ошибками.

— Бегу, господин, уже все готово!

О, если бы ему можно было заходить в комнату учителя с закрытыми глазами и не видеть этой тошнотворной картины. Корка струпьев и язв была настолько толстой, что казалось только она и прикрывает желтые кости мага. Брррр, к этому зрелищу невозможно привыкнуть. Слава Ллос, Карагэл не в том состоянии, чтобы домогаться своих учеников, как это делают некоторые с позволения сказать преподаватели.

Учитель не поблагодарил его. Он никогда не благодарил за то, что оплачивал деньгами или услугами. Более того, он считал, что нахальный, ленивый и дерзкий мальчишка получал от него, от Карагэла Кеил-Ра, не сравнимо больше, чем отдавал. Без такого замечательного наставника, он бы давно закончил свою жизнь на алтаре Ллос, как другие, нищие и бесполезные простолюдины. Да он должен от благодарности языком вылизывать каждую язвочку на теле своего покровителя. А он морду воротит, морщит брезгливо свой длинный нос и кривит тонкие губы.

Все процедуры прошли как обычно молча, изредка прерываясь окриками наставника и глухими ударами посоха по затылку и другим частям тела ученика. И вот, когда Диллин все еще упрямо навинчивал кольцо на перемотанный бинтами палец наставника, из коридора апартаментов гниющего Кеил-Ра послышался голос того самого выскочки Асхата Сойорна.

— Карагэл, друг мой, да продлит Ллос своей милостью твои дни.

— Асхат, ты почтил своим присутствием моё скромное жилище, — напрягая свои слабые голосовые связки, прошелестел наставник, умудрившись вложить в эту короткую фразу столько подобострастия, что Диллина снова затошнило.

— Недотёпа, вечно ты копаешься, — этот тихий шелест уже был обращен к нему. Карагэл выхватил свою руку, оставив в кулаке ученика дорогой перстень с мощными защитными чарами и, с трудом переваливаясь с одной гнилой ноги на другую, заковылял на встречу к своему гостю.

Сначала они обсудят своих коллег по Эрелдрину, не забыв густо полить ядом и сквернословием каждого, потом после 'легкого ужина' из пяти блюд дойдет очередь и до цели визита.

Умотанный подачей блюд Диллин, неграциозно плюхнулся на кресло рядом с дверью в кабинет наставника. Место было давно присиженное и прислушанное, удобное в том числе тем, что дроу мог в любой момент вскочить и сделать вид, что просто мимо проходил. На этот раз разговор затянулся и выглядел совсем уж отстраненным. Как Диллин не пытался разобраться, зачем его высокоумнейшее тщеславие изволил нагрянуть с визитом, так ничего и не понял.

Кольцо медленно перекатывалось меж фалангами его пальцев, поблескивая разноцветными огоньками драгоценного камня. Пройдя несколько циклов туда и обратно, перстень незаметно скрылся в полах потрепанной мантии. Уголки губ ученика слегка дернулись в улыбке.

— Диллин, мальчик мой, поди сюда.

Надо же. 'Мальчик мой'. Сколько нежности и ласки в голосе, а ведь за более чем двадцать лет обучения его так называли всего несколько раз и ничем хорошим это для него не заканчивалось.

Асхат Сойорн встретил испуганного Диллина тепло и приветливо, что только сильнее испортило ему настроение.

Этот статный дроу в алой мантии, соперничающей по красоте и богатству с консортами первых домов, чьи пальцы едва сгибались под тяжестью нанизанных перстней, а широкую шею украшал шитый золотом кошелек, выглядел в их пропитанной смрадом гноя комнате как пятно солнца на адамантине.

— Юноша, твой наставник всячески рекомендовал тебя мне, нахваливая твою исполнительность и умение держать язык за зубами. Я признаться не хотел обременять его просьбами по столь мелкому поводу, но он милостиво передал тебя мне во временное распоряжение. Ты ведь не откажешь в услуге другу своего покровителя?

'Ах ты сын иблиса и фригидной жрицы' думал Диллин, но в глаза смотрел со страхом, как полагалось, 'как же мне отказаться, когда ты же меня под любым предлогом спровадишь к алтарю? И явно не для того, чтобы отмывать его от жертвенной крови'.

— Да, магистр.

Асхат коротко кивнул. На какой-то миг в его глазах мелькнула лукавая искорка, но тотчас же пропала.

— Нужно проследить за двумя женщинами, узнать о чем они говорят, чем занимаются, когда остаются одни, куда ходят, с кем встречаются.

Асхат извлек из шейного кошелька две искусно сделанные миниатюры и положил на стол перед Диллином. Одна миниатюра из темного камня с красными прожилками, другая изумрудно-зеленая. На них барельефы портретов этих двух женщин. У обеих в волосах диадемы с изображениями любимцев Ллос, обе явно аристократки и похожи, будто сестры. Резчик по камню поскромничал с деталями или намеренно не изобразил ничего, что могло бы пролить свет на личность этих прекрасных женщин.

— Не пытайся вспомнить, врят ли ты видел их когда-нибудь. Это Джиханна Д'араунд и Назира Сойорн.

Видеть — не видел, но кое-что слышал. Назира первая дочь второго дома и сестра Асхата. Высшая жрица Ллос, тут без сюрпризов, а вот Джиханна крайне необычная женщина дроу. Начать хотя бы с того, что она не жрица, а генерал. Не понятно, как матрона в свое время допустила, чтобы в четвертом доме было на одну жрицу меньше, чем могло бы быть, но зато дом получил великолепного воина и не менее блистательного полководца. А еще говорили, что Джиханна настолько развратна, что не пропускает ни одного аристократа, и таскает к себе в постель даже простолюдинов. Оказаться бы рядом в тот момент, когда она выбирает очередную жертву. Ну хотя бы разок.

— Магистр, я готов. Позвольте лишь один вопрос. Женщин двое и что мне делать, если они разделяться?

— Тогда твоей целью станет Джиханна.

Голос Асхата понемногу терял столь несвойственную ему благожелательность, обретая деловые интонации.

— Свои сообщения будешь отправлять с посыльным. Вот с этим. Его зовут Дзирт.

Магистр достал откуда-то из-под стола клетку с маленьким летучим крысенышем. Этот отвратительный кровопийца, встревоженный тем, что его клетку вытащили из темноты на свет, противно пискнул и, расправив кожистые крылья, закачался на жердочке.

— Обе госпожи сейчас присутствуют на скачках каввеканов, если поспешишь, то успеешь застать их выходящими из ворот Гексастериума. И последнее. Если эти женщины обнаружат твое пристальное внимание, то постарайся уйти из жизни сам, как можно быстрее. Иначе или они или я будем убивать тебя настолько медленно и мучительно, что ты тысячу раз пожалеешь о том, что не успел сбежать в чертоги Ллос без нашего в этом участия.

Диллин невольно покачнулся, пытаясь ухватиться за косяк двери.

— Да, магистр. Я могу идти?

Дождавшись утвердительного кивка и плотно сжав губы, чтобы сквозь них ненароком не просочилось проклятие, дроу подхватил клетку с крысенышем и покинул помещение, согнувшись пополам и отворив себе дверь собственным задом. Прийти в себя он смог только оказавшись за пределами стен Эрелдина, жадно вдохнув благодатной темноты с примесью грибного аромата. Его источали растущие неподалеку в роще гигантские грибы жныри. Повеситься что ли на одном из них?

— Как думаешь, а Дзирт?

Диллин достал из клетки посыльного и немилосердно сжал его тощее тельце, как будто старался выжать из него всю кровь вместе с жизнью. Несчастный звереныш жалобно запищал.

— Слушай меня, кожистой мешочек с дерьмом, если из-за твоего писка меня обнаружат, то будь уверен, что я успею оторвать твою башку раньше, чем ты успеешь пикнуть во второй раз. Ты меня понял?

В ответ мышонок не издал ни звука, только смотрел своими умильными глазками-бусинками прямо в пылающие гневом красные глаза Диллина.

— Будем считать, что да, — вздохнул дроу и засунул навязанного ему посыльного к себе за пазуху.

Такая роскошь, как собственный ездовой ящер или паланкин с четверкой рабов ему были недоступны, поэтому весь путь от академии до Гексастериума предстояло преодолеть пешком. Прохладный пещерный воздух остудил голову и позволил взглянуть на ситуацию под иным углом. Если представить. Просто представить, что ему удастся выполнить это задание и выжить после него, то можно будет робко понадеяться сбежать от Карагэла в услужение к Асхату. А это значит прощайте грязные бинты и вонючие пеленки навсегда. Кончено, если Асхат когда-нибудь не доиграется со своими магическими экспериментами и не превратится в кое-что похуже.

Бесшумной тенью скользя по грязным переулкам кварталов простолюдинов и загодя обходя резиденции Великих Домов стороной, Диллин вынырнул на освещенную и сильно оживленную в это время рыночную площадь. Как-то некстати вспомнился перстень, что случайно закатился к нему в карман. Интересно, как быстро магистр вспомнит про него и вспомнит ли вообще. Покупал он его в одной из ювелирных лавок не далее, как несколько дней назад и студент даже помнил в какой именно. Нет, продавать драгоценность пока рано. Во-первых магистр может спросить про перстень и тогда можно будет его вернуть со словами, что нашел под кроватью во время уборки, а во-вторых магические артефакты просто так в руки не падают. Возможно эта вещица еще послужит самому Диллину. Осталось только узнать, чем конкретно её зарядили. Стены Гексастериума с немым укором поднимались сразу за торговыми палатками и времени до окончания скачек каввеканов оставалось не так много. Но было бы величайшей глупостью иметь оружие или инструмент защиты в руках и ничего не знать об этом и Диллин решительно завернул к порогу ювелирной лавки мастера Цахика.

Наверное, матушка Диллина грешила с аристократами. Потому что когда он распускал волосы, его удлиненное лицо с тонкими чертами, прямой нос, ровно очерченные губы придавали ему лоск высокородности. Гибкий и легкий, будто воздушный, он резко отличался от своих кряжистых и нескладных братьев-солдат и работяги-отца. Вот только потрепанная ученическая мантия портила все впечатление. И едва он появился на пороге лавки, как мастер-ювелир Цахик уже знал, кто перед ним и даже успел не слишком любезно поджать губы.

— Приветствую, юноша. Как здоровье твоего наставника? Доволен ли господин Кеил-Ра его перстнем?

От внимания Диллина эта презрительная складка губ не ушла. И без того заготовленная красочная речь на волнах негодования полилась особенно легко и непринужденно.

— Доволен? И ты смеешь спрашивать доволен ли магистр твоим с позволения сказать артефактом! Это неслыханно! Великий дом Кеил-Ра в лице достопочтенного магистра Карагэла оказал тебе небывалую честь, обратив внимание на твои поделки, а ты столь самонадеянно решил нажиться на этом, подсунув явную фальшивку! Да ты хоть знаешь, какие свойства демонстрирует этот перстень вместо заявленных! Магистр Карагэл разочарован, чрезвычайно разочарован, я бы даже сказал, что он в бешенстве! И если бы не прискорбный недуг, так некстати приковавший достопочтенного магистра к постели, он был лично пришел сюда и спалил бы всю твою лавку вместе с твоими побрякушками, а тебя самого превратил в помет гоблина!

Диллин разошелся уже не вполне понимая, что он говорит, с наслаждением выплескивая на голову ни в чем не повинного торговца весь свой гнев, ярость и всю досаду от свалившегося на голову Асхата Сойорна с его подковерными интригами. Он вопил, угрожал и расписывал в красках все возможные кары, которые только могут постичь Цахика.

— У тебя остался только один шанс сохранить столь важного клиента и свою деловую репутацию. Немедленно выдай полную магическую карту на это кольцо. И может быть часть побочных эффектов невероятными усилиями Великого Магистра Карагэла Кеил-Ра удастся превратить в полезные, — произнес слуга уже вполне ровным и спокойным голосом.

Если бы столь вдохновенную тираду произнесла жрица Ллос, то Цахик бы уже валялся на полу и молился. Но поскольку это был студент Эрелдина мужского пола, простолюдин и слуга, то эффект произнесенного в устной форме нагоняя заключался в том, что ювелирщик опешил и несколько раз попытался вклинить в цветастую брань Диллина свои 'мммм' и 'ээээээ'. Когда ученик Карагэла наконец закончил, он услышал в ответ.

— К-карта, сссейчас.

Ювелирщик скрылся во внутренних помещениях лавки, на ходу бормоча что то про, что совсем не обязательно орать и угрожать, что нет таким проблем, которые нельзя было бы решить мирно, что можно было просто сказать. Пока он ворчал и копался в своих бумагах первоначальный испуг прошел и ювелирщик начал соображать:

— Погоди, я же отдал господину Карагэлу Кеил-Ра этот свиток вместе с кольцом. А второго такого же у меня нет. На каждое проданное колечко такие хранить ни одного склада не хватит.

Цахик вернулся к Диллину, задумчиво потирая лоб.

— А что не так с кольцом? Защита от инфравидения там безупречна, я сам проверял. Никто не различит тебя в полной темноте, даже если будет смотреть на тебя в упор. Разве что с защитой от яда что-то не то. Так оставь, я посмотрю, что можно сделать. Совершенно бесплатно, а чуть позже сам принесу кольцо магистру.

По спине Диллина заструился холодный пот. Оставлять кольцо он не собирался ни при каких обстоятельствах. Впрочем, то за чем он пришел он уже услышал.

— Ты что же это, Цахик, сомневаешься в талантах и мастерстве магистра Карагэла?

Диллин уже набирал в грудь побольше воздуха, чтобы разразится новым потоком возмущенных слов, как ювелирщик его прервал.

— Нет, что ты, что ты. Просвещенность магистра в магическом искусстве достойна войти в легенду. Я ни словом, ни мыслью не мог в этом усомниться. Но зачем утруждать столь занятого дроу, да еще сраженного недугом, такими мелочами, когда я могу сам...

— Не ступай на эту скользкую тропу велеречивых оправданий, оступишься — не поднимешься. Если дело дойдет хотя бы до намеков о немощности любого рода, чрезвычайно оскорбительных для магистра, то здесь буду стоять не я, а отряд солдат третьего дома. Просто выдай мне нефрит, который необходим магистру для его очередного эксперимента и я уйду.

— Но. Но. Конечно, — ювелирщик сдался, понуро опустив голову и развернувшись в сторону подсобки.

Диллин напряженно высверливал взглядом спину Цахика, пока он рылся в своих запасах в поисках нужного камня. Едва нефрит оказался в цепких пальцах слуги, как он, не говоря больше ни слова, круто развернулся и вышел вон, догоняемый потоком заверений от ювелирщика в отменном качестве его товара и его личной преданности всему дому Кеил-Ра и магистру лично.

Диллин немедленно надел перстень и натянул рукав мантии как можно ниже, чтобы скрыть его. Мало ли ворья шатается по рынку, а вещица оказалась весьма полезной. Ох и попадет ему от магистра, вздумай тот еще раз заявиться в лавку Цахика за покупками. Въедливый ювелирщик обязательно заведет разговор о перстне, сокрушаясь, что не смог как следует вылизать гниющий зад якобы возмущенного Карагэла лично. Но, возможно, сам Диллин к тому моменту уже будет мертв и Карагэл уже не сможет слишком уж сильно ему навредить, поэтому сосредоточится сейчас нужно на другом.

Слуга наконец-то добрался до Гексастериума — арены в форме шестиугольника в центральной части Небит-Дага. Это была краса и гордость Дома Д'араунд и по совместительству любимое место для отдыха и развлечений почти всех аристократов города. Здесь регулярно проходили скачки каввеканов, бои уродливых летучих мышей, кровавые сражения между рабами и прочая, прочая, прочая. Именно четвертый дом в походах вглубь самых диких пещер и на поверхность добывал всех этих диковинных животных. И если в доме дроу есть тягловый ящер или редкая порода плотоядной летучей мыши, значит к этому в той или иной степени приложил руку четвертый дом.

Монументальное здание уходило ввысь, теряясь под вечным мраком свода пещеры. Многоярусные трибуны для зрителей были заботливо разделены на сектора по знатности и богатству, дабы челядь не путалась под ногами у знати. Не стоило даже мечтать попасть туда, где сидели Назира Сойорн и Джиханна Д'араунд. Единственный мизерный шанс проследить за двумя женщинами и послушать их разговоры — это увязаться за ними следом, когда они покинут пределы арены.

Диллин подошел к распахнутым настеж воротам Гексастериума как раз в тот момент, когда последний забег скачек закончился. И разукрашенный боевыми татуировками друэргар зычным голосом сообщал, что победил каввекан по кличке Черная Смола. Любой поверхностник брезгливо морщась сказал бы, что это лысая собака с мордой летучей мыши, но дроу высоко ценили этих животных за их острейших слух, позволяющий легко находить добычу в темных и запутанных ходах пещер, часто используя их на охоте.

Еще несколько мгновений и наружу хлынула толпа зрителей. В глазах у Диллина рябило от пестрых рисунков пивафри, уши закладывало от огромного количества одновременно произносимых речей, сливающихся в одну сумасшедшую какофонию. Паланкины, ездовые ящеры с кибитками, ездовые ящеры с наездниками, обрывки чужих ритуалов и помпезных поклонов. И где-то среди всей этой суеты, две женщины дроу без охраны и слуг, медленно пробирались через этот муравейник.

Еще ребенком Диллин часто приходил сюда, чтобы вблизи полюбоваться на настоящих аристократов. Богатство и власть украшают дроу лучше всех шелков и драгоценностей. Эти эльфы были сделаны словно из адамантина и были столь же прекрасны и смертельно опасны. Он представлял себя в этих роскошных нарядах, верхом на грациозных ящерах или надменно выглядывающим через приоткрытые шторки паланкина, а вокруг него суетиться челядь, ловя каждый его жест и стараясь предугадать любое желание. Уж он-то обласкал бы каждого кнутом. Нет ничего лучше, чем строго выдрессированные слуги.

Диллин подпрыгивал, вытягивая шею, и, что есть силы, толкался локтями, пытаясь протиснуться в каждую щель в людском потоке, дабы заглянуть в каждое лицо. В этой ситуации подобное поведение не могло казаться подозрительным. Мало ли кого он мог искать. Наконец он заметил издали оба объекта своей слежки. Хвала всем богам за Джиханной и Назирой не тянулся шлейф из охраны и слуг. Но это вовсе не означало, что поблизости не дежурят солдаты дома Д'араунд, поэтому не стоит совершать глупость и в открытую идти вслед за ними. Вот чуть позже, как бы между прочим, как бы просто проходя мимо.

Две женщины дроу удалились от шумных ворот Гексастериума и темнота тихих улочек почти проглотила их. Они выбрали ту тропу, которая петляя по небольшому пригорку уходила на восточную окраину, упираясь в край Ильтири-Мул, огромной пропасти. В этом районе жили простолюдины в маленьких двухэтажных домишках, сиротливо жмущихся друг к дружке.

Крайне странное место для прогулки выбрали дамы. Уж не замыслили ли сами чего противозаконного? Хотя нет, зачем мараться? Для всего противозаконного и опасного есть такие болваны, как Диллин. Натянув капюшон мантии по самый нос, он ссутулившись петлял походкой подвыпившего гуляки, старательно изображая одного из местных, возвращающегося к себе домой. Что, впрочем, было не так уж далеко от истины. Диллин вырос в таком же квартале, правда на окраине города. И сейчас эта прогулка в грязи унылых улиц среди ветхих лачуг была для него путешествием в его прошлое. Из которого он едва выбрался. И все годы, проведенные в академии, он видел во сне один и тот же кошмар — как его выгоняют и он возвращается обратно.

Назира Сойорн куталась в свой лиловый пивафри и все время тревожно оглядывалась по сторонам, не давая Диллину возможности подойти ближе, Джиханна напротив же была совершено спокойна. Она иногда наклонялась к своей спутнице и что-то говорила, но расслышать о чем именно идет беседа студент Эрелдина смог только добравшись до восточных руин за кварталом простолюдинов, где благородные дочери второго и четвертого домов сбавили шаг, а потом и вовсе ненадолго остановились. Когда-то давно здесь была резиденция дома Эвир, пока они не переехали в более престижный квартал. Местные разбили и растащили всё, до чего смогли дотянуться, оставив только уродливые остовы каменных стен, да статуи первых матрон дома, которые они не решились уничтожить или хотя бы повредить. Забытые даже своими потомками каменные матроны, тем не менее, продолжали внушать благоговейный ужас одним своим существованием. И у подножия статуй до сих пор слабо теплился магическим светом кристалл, выхватывая из мрака силуэты двух женщин.

— ... младенец прожил всего два дня, а потом его мать Тхал сама убила его, без ритуала, просто перерезала маленькое горлышко. Так сильно боялась, что об этом все узнают.

Расслышать интонации голоса Назиры было сложно, слова и те с трудом долетали до слуха притаившегося в стороне Диллина. Впору было завидовать каввеканам, способным идти за добычей по пещерам вслепую, ориентируясь на шорох её шагов и биение сердца.

— А почему нельзя было просто отрезать мальчику этот шестой палец?

— Можно было и отрезать, но память о том, что ребенок родился ущербным, с физическим дефектом ничем не вырезать.

Назира снова обернулась и вдруг замерла, смотря прямо на то место, где присел у обломка стены студент-шпион.

Диллина охватила паника. Неимоверным усилием воли он заставил себя превратиться в неподвижный монолит, даже перестав дышать. Кольцо, проклятое кольцо, работай. Карагэл отсыпал за тебя столько золота. Ну, давай же.

— Что случилось? — кажется, это был вопрос от Джиханны.

— Показалось, — дернула плечом Назира и повернулась обратно к своей спутнице, — Не знаю, насколько разумным было умертвлять того младенца, ведь в Доме Ззириндин по-прежнему не хватает сильных магов, да и жриц всего пять и нет ни одной Высшей.

— Да, — кивает женщина-воин, — Дом так и не оправился после последней атаки. Любое даже слабо подготовленное нападение грозит им полным разгромом. Не велика будет потеря, — даже издалека видно, как едко усмехается третья дочь четвертого дома.

— Я слышала, что они будут устранять недостаток магов, усыновляя талантливых студентов-простолюдинов из Эрелдина, — Назира складывает руки на груди и, поднимает голову так, что падает капюшон пивафри, обнажая диадему жрицы. Трудно поверить, что две знатные дамы явились сюда без охраны, чтобы засвидетельствовать своё почтение давно мертвым матронам и просто поболтать.

— Асхату понравился мой подарок? — Джиханна присоединяется к своей спутнице в праздном разглядывании скульптур.

— О, да, — громко восклицает наследница Дома Сойорн, — он был вне себя от радости. Это так романтично, выложить его имя на блюде из зубов и отрезанных вместе с кольцами пальцев его шпиона, украсив обоими глазами и прядями волос. Признавайся, ты испытываешь к нему нежные чувства?

— Нет, это всего лишь дань его упрямству. Должна же я была прислать десятый труп его шпиона как-то по-особенному.

И темноту озарил мелодичный перезвон женского смеха. А вот Диллину смеяться не хотелось вовсе. Значит он одиннадцатый. Интересно, а предыдущие десять тоже были студентами? Учились у Асхата или он так же одалживал их по старой дружбе у своих коллег? У них что такая форма взаиморасчетов? Захотел дать взятку за новую должность — отдай слугу на верную смерть? Или Карагэл в чем-то провинился и решил откупиться таким образом?

— Это хорошо, а то я уже собиралась ревновать, — тембр голоса Назиры меняется на более мягкий, даже ласковый, она протягивает руки к своей спутнице и они теряются под её широким пивафри.

— Напрасно, — отвечает Джиханна и подходит к жрице вплотную, хищно и даже немного агрессивно целуя её приоткрытые алые губы.

Диллин замирает в своем укрытии, увидеть что-то подобное он даже не надеялся. Так вот значит, как проводят свой досуг высшие жрицы Ллос. А он было сначала подумал, что Асхат несчастный влюбленный, безрезультатно добивающийся расположения третьей дочери четвертого дома. А тут такая соперница.

— Давай я провожу тебя, — с хриплым выдохом говорит Джиханна, с явной неохотой отстраняясь от Назиры.

— Нет, не надо. Ты забыла, почему мы скрываемся? Нас и так слишком часто видят вместе. Кто знает, что придет в голову тому же Асхату или твоей матери.

Джиханна прикрывает глаза, прижавшись лбом к щеке Назиры. Мгновения тянутся, а у вдыхающего и выдыхающего через раз Диллина уже тело начинает затекать в неудобной позе.

— Ты совсем не боишься бродить по городу одна?

Назира тонко смеется.

— Дорогая, в этом городе даже слабоумному не придет в голову нападать на жрицу Ллос. Это во-первых, а во-вторых я и сама прекрасно могу за себя постоять и мне для этого даже адамантином махать не надо.

Жрица снова ныряет руками под пивафри Джиханны.

— Осторожно, шипы отравлены.

Джиханна рукой отводит плащ в сторону и в тусклом свете кристаллов, горящих в основании статуи матроны, вспыхивает адамантин её шипованого цепа. Две тяжелые металлические головы цепа сложной грушевидной формы обильно утыканы острыми шипами и соединены между собой цепью через широкое кольцо в центре. Вальшарес — царица. Ходят слухи, что Джиханна убила оружейника, изготовившего это оружие, чтобы он никогда не смог повторить свой шедевр. Женщина-воин грубо притягивает жрицу к себе.

— Когда мы снова увидимся?

Назира кокетливо ведет плечиками и смещает бедро в сторону

— Грядет праздник в Доме Кеил-Ра по случаю окончания Эльгхал-Орб его седьмой дочерью Вирной. Там и увидимся, — Назира наклонила голову в символичном поклоне и ушла вглубь руин. Джиханна еще какое-то время смотрела ей вслед, а потом развернулась и пошла обратно в сторону Гексастериума.

Диллин, в точности следуя инструкциям от Сойорна, последовал за ней. Эх, не видать ему этого темного брильяна, как кончиков своих ушей. Зря только шпионов переводит. Слуга едва сдерживался, чтобы не захихикать, ехидно потирая руки. Он обязательно сделает это потом, дома, конечно если доберется до дома живым. Хороша Вальшарес, а хозяйка еще лучше. Теперь он иначе взглянул на объект своей слежки, невольно подмечая и благородную стать и соблазнительную округлость бедер. Не то, чтобы у него наблюдалась нехватка женского внимания — её просто не было. Один случайный эпизод с подружкой из квартала еще до академии, да потом со служанкой не в счет. А чтоб такая, как Джиханна, воинственная, неистовая, которая выпьет всю силу и оставит в счастливом изнеможении. О таких он до этого момента даже и мечтать не смел. От неё исходил какой-то особенный магнетизм, будоражащий кровь, которого и в помине не было у всех этих холодных и высокомерных последовательниц паучихи. А закаленное в многочасовых тренировках тело, послушное единому движению мысли, каким блаженством будет ласкать подобное совершенство.

Диллин неожиданно почувствовал, как от всех этих фантазий у него случилась эрекция. И полы мантии чуть ниже живота предательски оттопырились. Дроу инстинктивно попытался прижать столь некстати взбудораженное естество, но почувствовал себя совсем уж глупо. Нужно было срочно отвлечься, пока он окончательно не потерял чувство реальности и не выдал себя. Диллин живо и во всех красочных подробностях представил себе своего гниющего наставника голым, лежащим на его постели. С сочащимися гноем язвами и струпьями и феерическим зловонием, исходящим от него. Помогло.

Теперь на Джиханну Д'араунд, третью дочь четвертого дома, генерала и начальницу охраны дома он смотрел по-деловому, просто как на задание в учебнике.

Джиханна тем временем дошла до стены Гексастериума и, перемолвилась парой слов со стоящим у неприметной двери охранником. Тот живо отворил ту самую дверцу, пропустил высокородную даму внутрь, сам прошел следом за ней и запер дверь изнутри.

Диллин еще потоптался возне неё какое-то время, а затем уселся на широкую каменную скамью у ворот арены и достал пергамент и пишущие принадлежности. В среде простолюдинов умение писать и читать было большой редкостью. Диллин освоил его только оказавшись на обучении в академии. Тогда ему казалось, что один только этот факт ставит его на ступень выше всех бывших знакомых и собственной семьи, и вот она, наконец, счастливая, независимая и свободная жизнь, но в академии ему наглядно продемонстрировали, что это не так. Об него по-прежнему вытирали ноги все, кому было не лень.

Крысеныш-посыльный вел себя тихо совсем не потому, что испугался угроз Диллина, он просто уснул. И дроу, прицепив к брюшку летучего мыша крошечный тубус с сообщением, пришлось долго тормошить Дзирта, дергая за лапы и крылья. Когда он в очередной раз встряхнул его, то обратил внимание на клеймо на загривке посыльного. Глиф дома Д'араунд, обведенный в круг. Диллин чуть не выронил Дзирта. Что это? Это такая издевка от Асхата? Он там распинался в своем послании и оно сейчас улетит не к Сойорну, а напрямую к Джиханне? У студента живот скрутило от страха, как перед экзаменом. Нет, как перед последней пересдачей самого важного экзамена. Он выхватил послание из тубуса и порвал на мелкие клочки, а потом прикопал эти клочки в грязь рядом с дорогой.

Значит писать правду нельзя ни при каком варианте, куда бы не полетел в итоге крысеныш. А он-то самонадеянный болван уже было обрадовался, что все так просто и быстро. Так, врать и что-то сочинять совсем другое тоже не надо, иначе Асхат еще чего доброго решит, что ни за кем Диллин не следил. Значит обойдемся полуправдой и полувраньем. Напишем, что Джиханна ходила с Назирой в восточные руины, где они обсуждали Асхата и Джиханна тепло о нем отзывалась. И в следующий раз они увидятся на празднике в доме Кеил-Ра и всё.

Во второй раз упаковав послание, Диллин отправил Дзирта в путь. А сам, просидев на скамейке пока у него зад к ней не примерз, и так и не дождавшись когда Джиханна снова выйдет из Гексастериума, пошел домой. В конце концов с заданием он справился, а его ежедневных обязанностей никто не отменял. Карагэл там поди уже рвет и мечет, оставшись без очередной перевязки.

Вирна Кеил-Ра

Молодые и дерзкие, красивые и богатые, бесстрашные и очень испорченные, они неслись на ящерах галопом туда, где в черном вязком мраке застывшим черным зеркалом смотрит на свод пещеры озеро Нахт-Тоттер. Шептались по углам, разнося по умам сплетню о том, что в толще тихих вод завелось самое настоящее чудовище со ста головами, двадцатью пятью хвостами, миллионом глаз и десятью щупальцами. На конце каждого щупальца морда, в морде пасть, а в пасти острые, как кинжал зубы. Никто его не видел, никто про него ничего не знает, но все слышали и всем смерть, как любопытно. Изловить! Притащить! И рассмотреть! Кто первый? Я!

— Ги-ги-ги! Хаш, хаш!

Ящеры неслись по узким пещерным коридорам, сметая толстыми хвостами мелкие камешки. Стонала и ворочалась лежащая поперек шеи ящера живая приманка — кобольд. По условию игры можно было выбрать любого раба, но все, не сговариваясь, притащили кобольдов. Главным достоинством этих бесполезных уродцев был их маленький вес и размер. Кому охота возиться, допустим, с гноллом, когда все твои более смекалистые друзья налегке уже ускакали далеко вперед? Туда, где их ждала Потеха Года.

Разношерстная, однако, подобралась публика. Тут и сама умопомрачительно прекрасная Вирна Кеил-Ра и простые члены третьего дома обоих полов и непонятно за что считающие себя аристократами две сестры из Тахтамыш, даже парочка простолюдинов. А эти здесь откуда? Неважно.

Запахло свежей кровью. Одна из тахтамышек заложила ящера в слишком крутой вираж и размозжила об камень голову своей приманки. Придется скормить монстру мертвечину.

Самки переглядывались, заранее распределяя самцов. Ничто так не вредит дружбе, как ссора из-за плоти.

А вот и берег озера — пустой и унылый. Но ведь у нас все с собой.

Молодежь спешилась и стреножила ящеров. Кто-то бездумно развел костер, хвастаясь своими магическими навыками. Неважно. Когда достали галлюциногенные грибы, всё стало неважно. Под треск костра и шум разговоров разглядывали гладь древнего озера.

Почему ничего не происходит? Глупая затея. Так скучно или грибы перестали торкать?

Все дружно забрались в две лодки, прихватив с собой рабов. Лодки отошли от берега, смех затих. Теперь все слушали только плеск воды от ударов веслами, да стоны связанных рабов. Заткните их кто-нибудь! Вырежьте языки! А лучше сбросьте в воду, неужели зря притащили с собой?

В ожидании чуда две лодки вышли на середину озера. Один связанный раб пошел ко дну, за ним второй, но черная гладь в инфразрении не посветлела от облака горячей крови. Кто-то встрепенулся, показав рукой вдаль, но там ничего. Лодки облегчили еще на четыре тушки. Одному кобольду вспороли живот и опустили в воду, придерживая за вытянутые кишки. Теперь от крови тепло, но монстра по-прежнему нет.

Тяните раба обратно. Обглодал его кто-нибудь? Нет? Бросайте в воду!

Запах крови взбудоражил дроу в соседней лодке. У них будет больше. Раба разрезали от горла до причиндалов, поливая кровью одну из Тахтамыш. Как соблазнительно она выгибалась, растирая ладонями кровь по груди. Сидящие рядом стянули с окровавленной одежду, нарочито медленно вылизывая девичье тело. Остатки целомудренности утонули в черной воде озера Нахт-Тоттер.

Чудовище не появилось, но им и так было неплохо.

Игра крови и похоти.

Молодой дроу нарисовал пальчиком кровавые паучьи лапки на черной коже развратной дочери дома Кеил-Ра. Буду твоим холстом, мальчик, рисуй еще.

Одежда Вирны утонула, а может порвалась. Неважно. Дыхание совпало с другим дыханием. Вокруг так много тел. Горячих, молодых.

Они звали.

Они все в двух лодках, полных жертвенной крови рабов, сплетаясь в экстазе похоти обнаженными телами, звали чудовище. И оно пришло.

Живая легенда со всей силы ударила в днище лодки, пробивая слабенькие доски огромным рогом. Суденышко беспомощно хватало зияющим ртом-отверстием багровую от крови озерную воду.

Паника во всей её красе.

Крики, бессмысленная суета. В другой лодке пытались грести. Глупцы.

Еще один удар расколол лодку с умопомрачительной Кеил-Ра на две части. Вирна улетела в воду вместе со всеми.

На мгновение из пучины показалась серая уродливая морда чудовища, увенчанная мечом-рогом. Махнув плавником, оно снова нырнуло, готовясь к следующей атаке.

Почему никто не спасается? Все смеются? Никому не страшно?

Ясности в голове нет, спасибо галлюциногенным грибам.

Разлетелась на куски вторая лодка. Вот теперь узнаем, кто из нас сильный, быстрый и везучий.

Вирна закрыла глаза и прошептала короткую молитву Ллос, хватаясь за струившуюся в теле благословенную силу. Жрица должна взлететь вверх, оттолкнувшись ногами от уродливой морды. Вот сейчас, давай же!

Проклятые грибы решили поиздеваться над дочерью третьего дома, исказив заклинание. Сила, которая прокладывала Вирне дорогу в жизни не оставила её и сейчас, послушно подняв нагое девичье тело над водой. Вот только подвесила она молодую Кеил-Ра вверх ногами, заставив смотреть во все глаза на бурлящую озерную воду, где среди оставшихся дроу снова промелькнула уродливая морда судовища. Не насытилось плотью рабов? Решило взяться за господ?

Они кричали и звали на помощь. Шейла, девятая или девятнадцатая дочь седьмого дома тоже вспомнила, что может левитировать и попыталась сбежать в воздух, но чудовище безжалостно вернуло её обратно, мертвой хваткой вцепившись в ногу.

Радуйся, Шейла, теперь твои ножки станут длиннее. Ты ведь так этого хотела.

Вода бурлила. Аристократы хватались за простолюдинов, стирая социальные грани. Рай для любителей судачить о равноправии. Чудовище с одинаково громких хрустом пожирало богатых и бедных, воинов и жриц.

Ах, Герлинафейн, ты так любил рассуждать, что у тебя два лица: одно для Дома и родственников, другое для друзей и веселой жизни — теперь у тебя нет лица.

Белые пряди волос Вирны коснулись глади воды. Заклинание рассеялось через два удара сердца, успев оттащить жрицу в сторону от кровавого пиршества. Но теперь она снова в воде. Нужно плыть к берегу. Зачем? Неважно. Главное — плыть.

Пусть это представление досмотрит кто-то другой. Только бы не привлечь внимание чудовища.

Крики постепенно стихли, растворившись то ли в воде, то ли в черной высоте свода пещеры. Сила ушла.

Юная Кеил-Ра уже дважды целиком скрывалась под водой и выныривала обратно, а берег все так же далек. В какое-то мгновение все потеряло смысл. Только руки по привычке молотили по воде.

Прости меня, мама, я не могу переплыть это озеро.

* * *

— Вай мэ, красивый дроу.

— Самка. Брось самку, пусть сдохнет. Самка злая. Самка бьет Рина каждый день.

— Большой Нагаха ест дроу. Этот не понравился Нагахе. Отпустил.

— Плохая самка. Даже Нагаха не хочет есть.

— Нагаха не хочет, а Зелу пригодится.

— Им это не понравится. Зела и Рина снова будут бить.

Вирна пришла в себя. В зубах горький озерный ил, от усталости не ощущается ни ног, ни рук. А над ней склонились два гнолла с факелами в лапах. Одинаковые серо-зеленые песьи головы с бурыми загривками, выцветшие черные набедренные повязки и два клейма на плечах — "Собственность Дома Д"араунд".

Хвала Ллос, она не в желудке озерного монстра, а все остальное можно пережить.

Седьмая дочь третьего дома с трудом приподнялась на локтях, надсадно кашляя.

— Рабы! Где я?

— Ферма Ранд, — гнолл ткнул корявым пальцем с длинным когтем в клеймо на своем плече, — большие грибы.

— Ты кто? — спросил Вирну второй гнолл, — Ранд? Хозяйка?

Ферма грибов-жнырей четвертого дома, значит. А ящеров их веселая компания оставила на противоположной стороне озера. Вирна понимала, что на своих слабых и больных ногах она сейчас туда просто не дойдет, а значит нужно заставить рабов Д"араунд раздобыть ей транспорт.

— Слушайте меня, два мешка с дерьмом. Тащите сюда рофа с повозкой, да побыстрее! — распорядилась Вирна, стараясь сделать осипший от крика голос как можно более властным.

— Роф спит. Нельзя повозка, — ответил один из гноллов, а потом, не смущаясь присутствия обнаженной дроу, почесал своё хозяйство под набедренной повязкой. Насколько помнила юная Кеил-Ра, хозяйство там было немногим больше стандартной оснастки взрослого мужчины-дроу.

— Ранд? — повторил вопрос второй гнолл.

Хорошо д"араунды дрессируют своих рабов — на приказы чужаков гноллы внимания не обращают. Никогда еще Вирна не чувствовала себя так глупо. Жрице Ллос приходится что-то доказывать рабам! Шейный кошелек сейчас, наверное, где-то на дне озера, диадема жрицы и плеть в поклаже на ящере. От обыкновенной рабыни седьмую дочь третьего дома сейчас отличает только отсутствие клейма и золотые серьги в ушах.

— Сюда смотри, животное! — Вирна вынула одну сережку с рубином из уха и помахала ею перед гнольей мордой, — рабы не носят золото. Я твоя госпожа!

Гноллы послушно уставились на сережку.

— Это не Ранд, — как-то странно протянул один из них, — вот Ранд, — снова стукнул он себя по клейму на плече.

— Самка не Хозяйка. Самка чужая, — согласно кивнул второй.

— Нагаха, — рыкнул гнолл, ткнув пальцем в сторону озера, — Нагаха всегда голоден. За Нагахой не надо прибираться. Нет костей и плоти. Все съедает.

— Никто не будет искать Самку, — поддакнул ему первый и радостно ощерится, — Хорошо.

— Зел слышит зов плоти, — гнолл положил лапу поверх набедренной повязки, — Сначала плоть, потом Нагаха!

Проделки галлюциногенных грибов, не иначе. Шелудивый пес решил изнасиловать и убить её? В самом деле?

Вирна попыталась встать, но тело не слушалось. Дорого ей обошлось бегство от чудовища. Нагаха, как называли его гноллы, сейчас переваривает всех, кто мог помочь седьмой дочери третьего дома избежать позорной смерти.

Взывать молитвой к милости Ллос не слишком умно. Своенравная богиня едва ли стерпит жалобу своей жрицы на двух рабов. Вирне оставалось только уповать на свою Силу, которая совсем недавно почти её подвела.

Оба гнолла не спеша, как будто у себя в племени на празднике плодородия, отошли от самки, чтобы воткнуть горящие факелы в каменистую землю.

Вирна поднялась на ноги, ощущая невероятную боль в каждой мышце изможденного тела. Голова у дроу закружилась и гнольи спины слились перед глазами в одно серое-бурое пятно. Никогда еще седьмой дочери третьего дома не было так тяжело сконцентрироваться.

Самоуверенные песьеголовцы никуда не спешили. Слабая и безоружная дроу разве что закричать сможет.

Вирна смогла зачерпнуть Силы и преобразовать её в сгусток негативной энергии, который полетел прямо в гениталии не в меру похотливого гнолла.

Раб по-волчьи взвыл, схватившись руками за травмированное естество, но на ногах удержался. Второй не стал тратить время на долгое выговаривание слов на чужом языке и кинулся на проклятую черную ведьму, вцепившись когтистыми лапами в её запястья. Разницы в росте, весе и физической силы с лихвой хватило на то, чтобы уронить дроу на каменистый берег озера Нахт-Тоттер. Первый еще скулил и что-то рычал на своем языке, когда второй уже раздвигал мощными мохнатыми ногами слабые колени девушки. От смрада из пасти гнолла Вирну тянуло блевать, а прикосновения засаленной немытой шкуры к её коже было неприятно буквально физически. В нежное аристократическое лоно упирался мгновенно отвердевший половой орган презренного раба. Одно единственное движение и её драгоценное, холеное, обожаемое тело будет осквернено.

Вирна до скрежета стиснула зубы, чтобы не закричать. Она жрица Ллос — сильная, свирепая, бесстрашная.

Дроу, еще до этого яростно вырывающаяся, вдруг замерла под гноллом, смотря перед собой остекленевшим взглядом. Песьеголовец решил, что Самка сдалась. Плюнул на лапу и смазал слюной член. Когда Самка не слышит зова плоти внутри сухо и туго. Затем бережно, почти с благодарностью, вошел в неё.

Я плыву в черной воде озера. Вокруг меня только вода и камень. И тишина. Бесконечная, умиротворяющая тишина. Хочу быть шорохом крыльев летучей мыши, мелодией падающих капель, песчинкой на ладони. Я плыву в потоке силы. Я пью дар моей Богини. Я женщина и я прекрасна. Мое имя Вирна. Нет. Зирит Д"араунд. Всплеск Силы. Игра света и тени на черной коже.

Гнолл дорвался до вожделенной плоти, утолял многолетний голод, может быть в последний раз в своей жизни пытаясь оставить своё семя, дать жизнь, продолжить род. И звериное в нем взяло верх над разумным. Он ритмично двигался, тихо урча от удовольствия. Когда так долго ждешь, то многого не надо. Самка что-то бормотала, все громче и громче. Лучше бы просто рычала. Свет от факела рисует тени на лице дроу. Блики собираются на лбу в причудливую вязь, вспыхивая глифом Дома Д"араунд.

Гнолл замер, вынув покрытый смазкой орган из лона юной Кеил-Ра. На песьей морде отразился первобытный ужас.

— Хозяйка?

— Лапы прочь, вонючий раб! — истерично взвизгнула Вирна, давно плетей не получал?

Песьеголовец в ужасе отпрянул назад и тут же заскулил, хватаясь лапами за хлыст, обвивший горло. Удар по ногам заставил раба рухнуть на колени, и Вирна увидела нападавшего.

— Что-то я не припомню таких "хозяек" в четвертом доме, — звонко рассмеялся мужчина-дроу в походном костюме воина. Второй гнолл валялся неподалеку, опутанный ловчей сетью. Мучителя Вирны воин одной рукой держал на поводке, а второй рукой держал седьмую дочь третьего дома на прицеле арбалета.

Вирна села, подтянув колени к подбородку и обняв их руками. Иллюзия глифа Д"араунд на её лбу медленно растаяла.

— Убери оружие. Я Вирна Кеил-Ра.

— Ларраэн Д"араунд. Второй сын того самого дома, чьим глифом ты пугала раба, — представился воин, но арбалет не убрал, — Я, конечно, много чего слышал о жрицах Ллос, но раб-гнолл... Заранее прошу извинить мою бестактность, но позволь спросить. Неужели настолько скучно?

Вирна обожгла взглядом дерзкого Д"араунда. Прежде им не доводилось встречаться, и теперь одной Ллос ведомо, что от него можно ждать. Слишком уж вовремя он появился. Настолько вовремя, что возникают справедливые подозрения — а не Ларраэн ли организатор позорного эпизода с двумя гноллами?

— Язви больше. Скоро без языка останешься, — прошипела в ответ Вирна.

— Знаменитая благодарность жриц Ллос, — сказал Д"араунд и тяжко вздохнул, — Вот и спасай их после этого. Может, прикажешь мне убраться вон и оставить тебя с твоим любовником?

Ларраэн отпустил хлыст и хрипящий гнолл повалился на землю. В желтых глазах песьеголовца надолго поселился смертельный ужас.

— Откуда ты здесь взялся? — с вызовом спросила Вирна, снова пытаясь подняться на ноги. Сил за это время больше не стало.

— Рабы слышали крики со стороны озера, — Ларраэн убрал арбалет и протянул руку обессилевшей женщине, — твердили про какого-то Нагаху. Я приказал закрыть всех в загонах. Двоих не досчитались. Не переживай, здесь только я и мой ящер вон за тем валуном. Мои воины сейчас обыскивают ферму.

Вирна схватила протянутую руку и с трудом встала. Хорошо, что других свидетелей нет. Убить бы всех троих. Осталось только придумать как.

Жрица молча отвернулась от воина и нетвердой походкой отправилась к озеру. От холодный воды ломота в уставших ногах только усилилась. Прикусив кулак, чтобы не заплакать от бессилия, унижения и обиды, Вирна забралась в воду по пояс. А потом принялась остервенело промывать своё драгоценное лоно и оттирать руки и ноги. Не важно, что за спиной стоит Ларраэн и смотрит. Пока она не смоет с себя вонь от раба на берег не выйдет. Ллос, как же больно!

Воин снял теплый плащ и протянул его Вирне.

— Возьми, лишним не будет.

Жрица вышла на берег и забрала плащ. Пока она совершала омовение, Ларраэн успел связать лапы обоих гноллов цепями, хотя это казалось лишним. Раздавленные предчувствуем расправы гноллы, даже не думали сопротивляться.

— Не убивай их, — сказала юная Кеил-Ра, кивнув на песьеголовцев, — я покупаю обоих.

— Один раб твой. Я уважаю право мести. И, так уж и быть, отдам его бесплатно, — ответил Д"араунд, смотря на то, как жрица кутается в плащ, — а второго, извини, никак не могу.

Вирна мечтательно посмотрела на подарок щедрого Д"араунда. Сколько незабываемых часов ждет этого раба прежде, чем он отправится в Бездну. Затем перевела взгляд на второго гнолла. Д"араунд щедр, но не глуп. Даже второму сыну четвертого дома никто не поверит без доказательств.

— Ларраэн, сколько ты хочешь за молчание? — спросила Вирна. Вот так просто и без лишних намеков и недомолвок.

— Золото меня не интересует, — ответил воин, — в нужный момент ты окажешь мне услугу. Я сообщу, когда момент настанет.

— Хорошо, — кивнула Вирна, — тогда я забираю одного раба. Мне нужно на другой берег озера, там остались верховые ящеры.

— Неужели жрица Ллос обогнула половину озера Нахт-Тоттер пешком, да еще в неглиже? — с изрядной долей сарказма поинтересовался Ларраэн.

Словами не передать, как не хотелось жрице рассказывать подробности происшествия, по сравнению с которым её забавы с гноллом сущий пустяк. Две дочери седьмого дома, командир отряда воинов второго дома, два воина третьего дома, простолюдин с подружкой и восемь рабов. А в живых осталась одна Вирна и половина членов Дома Кеил-Ра в курсе, что поездка на озеро была её затеей. Хитрый Д"араунд понимал насколько Вирна сейчас от него зависит. Но только сейчас. В другой день она прошла бы мимо Ларраэна, не соизволив даже голову повернуть.

— Ты отвезешь меня к моим верховым ящерам, — как можно более жестко и непреклонно сказала жрица.

Ларраэн мало того, что остался на месте, так еще и руки на груди сложил. Вирна стояла и ждала, Д"араунд не шевелился.

Каков наглец! В открытую не подчинился приказу жрицы! Она его убьет, но перед этим так исхлещет змееголовой плеткой, что от мерзавца останется бесформенный кусок мяса.

— Озерное чудовище Нагаха, — недовольно процедила Вирна, — разбило мою лодку. До берега я добралась вплавь. Это всё.

— Делай, что хочешь и будь, что будет, — медленно проговорил Ларраэн, — именно по такому принципу живут все галлюциногенные грибы.

Жрица внимательно следила за малейшими изменениями в мимике воина. Поверил? Счел идиоткой? Что еще могло прийти ему в голову? Но на лице воина как будто на веки застыла маска скучающего недоверия.

— Хорошо, — безразлично пожал плечами Ларраэн, — давай найдем твоих ящеров.

Рабов пришлось взять с собой, поэтому быстрой скачки на ящере не получилось. Оба гнолла, привязанные за лапы цепью к седлу, бежали гуськом вслед за ящером. Ширина седла позволяла хрупкой Вирне сидеть перед Д"араундом и, пользуясь своим положением, жрица бесстыдно к нему липла, стараясь согреть промерзшее тело. Стылый пещерный воздух освежал лицо и мысли. А близость крепкого мужского тела настраивала на дружелюбный лад. Ларраэн правил ящером молча, не спрашивая дороги, и жрица, наконец, позволила себе расслабиться, наслаждаясь тишиной и покоем.

Прежнее желание немедленно убить наглого мерзавца постепенно отошло на дальний план. Второй сын четвертого дома это не так уж и плохо. Оказывать услугу собственному любовнику гораздо безопаснее, чем любому другому представителю конкурирующего дома.

Вирна отодвинулась назад, вжимаясь бедрами в Лаарраэна, ожидая почувствовать его естественную реакцию на это. Мужская сущность Д"араунда не подвела. Жрица еще немного покрутила бедрами, с наслаждением ощущая поднимающийся жар. Воин взял поводья в одну руку, чтобы другой обнять Вирну за талию и прижать к себе еще крепче.

— О ненасытности жриц Ллос впору слагать легенды, — шепнул воин в острое черное ушко своей спутницы, — но сейчас рядом слишком много свидетелей. Предлагаю продолжить знакомство позже, в более приятной обстановке.

Вирна обернулась на Ларраэна, как бы случайно задев губами его подбородок.

— Через два дня будет праздник в честь моего окончания Эльгхал-Орб. Там и встретимся.

— Хорошо, — ответил Ларраэн, мимолетным поцелуем коснувшись губ Вирны.

На темном берегу озера Нахт-Тоттер постепенно стали проявляться теплые силуэты ездовых ящеров. Их фигурки светились ровным бардовым оттенком. Оставшись без хозяев животные просто легли спать.

— Действительно ящеры, — весело проговорил воин, — целых восемь штук для тебя единственной. Не знал, что Дом Кеил-Ра живет в такой роскоши.

Вирна молча соскочила с седла и отправилась наощупь искать своего ящера. Где-то там в седельной сумке была запасная мантия, фляга с вином и бхут — вяленное мясо рофа. За её спиной вдруг ярко вспыхнул свет. Любопытный Д"араунд зажег один из факелов, позаимствованных у гноллов.

— Не будешь же ты рыться в моих вещах в моем присутствии? — жрица бросилась к воину, пытаясь отобрать и потушить факел. Была бы не так измождена, сделала бы это при помощи магии.

— Прошу прощения, — Ларраэн ловко перебросил факел в другую руку и поднял высоко над своей головой, — я всего лишь хочу помочь. Вирна даже подпрыгнула на месте, но до факела все равно не дотянулась.

— Благодарю, но дальше я справлюсь сама, — взвизгнула жрица, начиная раздражаться с прежней силой.

Ларраэн факел потушил, но перед этим успел заметить глиф дома Тахтамыш на загривке одного из ящеров.

— Хорошо-хорошо, я только оставлю свой подарок и сейчас же исчезну.

Тепловой спектр не передавал мимику, но Вирна была уверена, что наглый Д"араунд ухмыляется.

Раба-насильника второй сын четвертого дома привязал к крайнему ящеру, взобрался на своего скакуна и, наддав пятками ему в бока, отправился в обратный путь, увозя с собой второго гнолла.

А Вирна добралась до расстеленной возле потухшего костра лежанки. Все поиски, сборы и новое путешествие чуть позже, сейчас у неё не хватит сил даже на то, чтобы залезть в седло самостоятельно.