По праву крови. (общий файл)

— А, блин, ты не злой, и фиг с тобой.

Арвен опасливо отступил назад. То ли это мой неожиданный дурацкий стишок ему не понравился, то ли я рожей не вышла, но огромная псина не спешила радостно запрыгать вокруг меня, виляя хвостом. Ну и ладно, спасибо хоть больше не пытается меня сожрать. Кстати, насчет сожрать...

— А вот, интересно, что едят такие необычные собаки как ты?

Совершенно ясно, что слово "еда", в отличии от "хорошая собачка" этот пес понимал на все сто процентов. Причем, назначение холодильника, тоже не было для него тайной за семью печатями.

Мягкими, вызывающими суеверный ужас, прыжками Арвен выскользнул из спальни. Я нашла его на кухне, сидящим рядом с заветным белым шкафом, в однозначно приподнятом настроении. И едва поборола желание перекреститься. На ярко освещенной кухне "неотмирность" зверя просто бросалась в глаза. В нем было что-то от пантеры и что-то от волка, и эти несовместимые черты сливались в одно грациозно-текучее целое.

Медленно, стараясь не делать резких движений, я открыла холодильник, и достав купленный накануне кусок свинины, положила его на пол.

Мне показалось или псина посмотрела на меня со смесью удивления и брезгливости? Далее последовала серия возмущенных фырканий и мотаний головой.

— Что, без тарелки не едим?

Тихий рявк можно было понять только как "да".

С большим блюдом для торта дело пошло гораздо лучше. Кусок мяса исчез буквально за три минуты, а скорость пережевывания говорила о том, что два килограмма — это далеко не предел.

Пока Арвен рвал мясо внушающими уважение любой дикой кошке зубами, я лихорадочно обдумывала план депортации опасного животного с моей холостяцкой жилплощади. Судя по внешнему виду и поведению, милый песик в уходе уже не нуждался, а значит мог спокойно отправляться обратно к хозяину. О том, кто может оказаться в роли недовольного пропажей ценной экзотической живности владельца, думать почему-то не хотелось.

Аккуратно, все еще сохраняя дистанцию, я попробовала взять пса за удачно сбившийся с головы на шею бинт повязки, скатавшийся в толстый жгут. Напряженная настороженность буквально повисла в воздухе. Грациозное тело превратилось в мраморную глыбу, и каждый неслышный шаг упрямого животного, стоил мне напряжения всех мышц. Наконец, наша странная процессия оказалась в прихожей. Двойная входная дверь открылась с мягким лязгом замка и скрипом плохо смазанных петель. Широко распахнув ее, я как можно более дружелюбно, попыталась выдворить песика за порог. Но, порог словно стал запретной чертой. Нет, я-то его пересечь могла, а вот Арвен уперся всеми четырьмя лапами и застрял в проходе.

— Да шагай же! — мой выкрик мячиком гулкого эха поскакал вниз по ступеням.

И пес шагнул. Один короткий шаг, один длинный тяжелый взгляд, полный неясной угрозы, и вот он уже за порогом.

— Иди!— дверь в подъезд никогда не закрывалась, и я была уверенна, что он легко найдет дорогу домой.

Вопросительное "У-у-у" прозвучало как полноценный упрек.

— Иди домой! — тут мне не к месту вспомнился анекдот про мужика, который хотел избавиться от блох,— зверь с неподражаемой грацией скользнул обратно в квартиру.

Три повторных сеанса с уточнениями " к себе, к себе домой" и " к своему хозяину", окончательно убедили меня в том, что Арвен отныне считает мой дом— своим, а меня, судя по его полным презрения и скрытой насмешки взглядам, своей безмозглой хозяйкой.

Вообще, поведение зверюги, никаким кроме как странным, назвать было нельзя. Арвен бросал на меня полные злости и угрозы взгляды, пресекал все попытки его погладить, но не нападал и с точностью выполнял все отданные голосом приказы. А эти "говорящие" глаза заставляли меня почувствовать себя как минимум кошкой, посмевшей сунуться в миску с его едой. Но, с другой стороны, откуда мне знать, что является нормой для таких зверей? Одно я знала точно— ему не место в моей двухкомнатной квартире. Она слишком мала для него, слишком материальна. Я чувствовала, что это существо создано для стремительного бега, для сумерек и тумана, вересковых пустошей и необъятных диких степей, для мест все еще не оскверненных человеческим присутствием, и потому насквозь пропитанных дикой энергией земли, неба и свободного ветра. Оставалось всего ничего, сущий пустяк, право слово: донести эту высокую мысль до жуткой зверюги, удобно расположившейся на ковре посреди зала и упорно не желавшей подниматься.

После двадцати минут безрезультатных попыток растолкать неповоротливую махину, я плюнула, и решила посветить все оставшееся время бездарно потраченной пятницы, приведению квартиры в порядок.

Еще по-летнему теплый , сиреневый вечер застал меня на диване, перед выключенным телевизором и неподвижной черной тушей, растянувшегося на ковре пса. Мысли мои не отличались веселой розовостью порхающих бабочек. Нет, они словно стая злых, голодных ворон, задевающих крыльями клетку черепа, кружили вокруг фигуры утреннего чужака. Опасного чужака с клоком моих волос.

" А почему ты не допускаешь мысли, что он не сумеет ими воспользоваться?"— задала я сама себе бесподобный по наивности вопрос.

"Да потому, что я видела его глаза и на собственной шкуре почувствовала его способности."

Всему что я умела, я научилась сама, методом проб и ошибок. И до сегодняшнего дня считала себя единственной в своем роде. Не хилое самомнение, правда? И вот, теперь, когда у чужака есть прядь моих волос я за него и поплачусь.

" Проблемы, проблемы. У меня большие проблемы.Что же он собирается делать? Что делать?! "

Я нарезала по комнате злые быстрые круги, мягкий ворс ковра приглушал удары босых ног, но не злость клокотавшую внутри. В конце концов, я решила отправиться на кухню за очередной чашкой кофе с молоком. Если в растворимый кофе добавить молока и насыпать побольше сахара, его даже можно пить, знаете ли.

"Надо купить кофеварку!"— каркнула очередная злая ворона, но ее заклевали как несвоевременную.

Я стояла на кухне, держа кружку в руке, и вот, пальцы свело судорогой, рука дрогнула, скользкий квадратный бок наклонился под неправильным, во всех отношениях, углом, и обжигающе— горячая жидкость полилась на кожу.

"Черт, горячо-то как!"

Но жар не собирался проходить, он разрастался, постепенно охватывая всю поверхность кожи и заставляя меня корчится от боли.

Последняя четкая мысль, посетившая меня до того как я упала на прохладный кафельный пол кухни, была: "Началось!"

К сожалению, интуиция меня еще никогда не подводила, проблемы таки нашли мою з... голову.

Тело корчилось и горело от нестерпимого жара, выплавляющего из головы все желания кроме одного — желания выплеснуть боль в зверином вое. Но я держалась, не знаю почему, но держалась. Кости ломались с оглушающим скрежетом и я отстраненно понимала, что это мои кости, и мой хрип сыплется как песок по холодному полу. Это мои мышцы рвутся от невыносимого напряжения и срастаются снова, но не так, не так! Кости с лязганьем находят суставы и выстраивают новые конструкции под бурлящей массой плоти, образуя что-то новое, страшное... не меня!

И вот я снова могла двигаться, но двигаться как-то странно, как-то...да какая разница как!

Необычайно мощное, легкое и послушное тело несло меня к холодильнику, руки сильными плавными движениями вырывали из морозильника ледяную курицу, и совали ее прямо в рот.

"Такая маленькая!" Челюсти перемалывают хрупкие куриные косточки в муку, сырое твердое мясо радует своей удивительной сладостью. Только так и надо есть мясо. Сырым! Сырым!

Необычайно четким и ярким зрением я увидела знакомую фигуру в проеме двери. Пес. Он не ощущался как противник, разорвать его в клочья сейчас было бы детской забавой.

"Эти жалкие зубы? Кого ты пытаешься ими напугать?! ....а правда, кого?... Кто я? Я..."

Чужой голос ворвался как свежий ветер, и спутал все мысли в горящий веселой яростью ком.

" Приди ко мне, иди и я дам тебе знание. Приди, и я дам тебе силу! Приди, и будь со мной!"

Он ощущался как знакомый. Он был такой же как я, и я почти побежала на его зов, почти бросила текучую мощь тела в стремительный радостный бег навстречу этому голосу, но что-то заставило меня устоять. Что-то, забытое, но все же бывшее мной, сказало твердое "Нет".

Голос хлестнул ветром и стеклянными осколками былой доброты:

"Приди, приказываю тебе! Слушай меня! Иди ко мне!"

Эта новая я только хрипло рассмеялась в ответ. Смех рассыпался горячими подпрыгивающими угольками.

" Никто не смеет приказывать мне! Никто, слышишь?!" Мой крик летел по каналу зова тонкими железными шипами, сгустками лавы и огня. И когда он достиг цели, я почувствовала ужас и злость того, кто посмел приказывать мне, мне....

С обрывом связи чувство правильности всего происходящего исчезло наравне с веселой яростью. Знакомая боль снова скрутила тело. И снова кости ломались и становились на место, но теперь уже правильно. И плоть формировала знакомую и надежную — меня!

Последний образ, отпечатавшийся перед погружением в прохладную тьму, в моем усталом, но свободном мозгу— это фигура склонившегося надо мной человека, человека с чужим лицом и знакомыми темными глазами.

Глава 3.

...Рядом кто-то был. Я слышала дыхание, шелест одежды и мягкие шаги босых ног по ковру. Местонахождение моего тела ощущалось как "диван в зале". Само тело ощущалось избитым.

Веки были словно из камня, и откровенно не желали подниматься. Ох, не зря... Когда я все же, с величайшим трудом, раскрыла глаза, по ним безжалостно резанул дневной свет, эхом головной боли разлетевшийся по закоулкам черепа. Впрочем, свет тут же заслонила чья-то размытая фигура. Через десять секунд фигура, кстати сказать, весьма и весьма недурная, была опознана мной как "высокий темноволосый мужчина, предположительно знакомый".

Он присел около дивана, и его лицо оказалось на уровне моих глаз. Все что я могла сделать— это затаить дыхание, и не шевелясь любоваться этим странным лицом, щурясь от болезненно-яркого света. Потому, что таких лиц не бывает. Не бывает таких умных шоколадных глаз, горящих на бледной, цвета благородного мрамора, коже. И таких идеальных губ, кривящихся в странной усмешке. И уж точно не бывает таких изысканно-длинных, острых подбородков и совершенных "греческих" носов с тонкими ноздрями. Его лицо хотелось потрогать руками, для того чтобы убедиться в том, что это не холодная мраморная статуя, а живая плоть. Что я и сделала— протянула странно слабую руку и дотронулась до гладкой, бледной кожи его щеки. Похоже, щека не ожидала такого обращения. Незнакомец вздрогнул и вперил в меня удивленно-рассерженный взгляд горящих глаз. Моя рука тут же отдернулась и упала на диван.

Теперь он стоял, и молчаливо взирал на меня с высоты своего роста.

" Он тонок первой тонкостью ветвей, его глаза печально-бесполезны. Под крыльями распахнутых бровей— две бездны." — стихи моей любимой поэтессы удивительно точно подходили к моменту.

"Черт, опять меня потянуло на лирику. Плохой, плохо-о-ой знак."

Видимо, я должна была что-то сказать. И все на что я была способна, это :

— Как же я вчера напилась, если даже не помню как тебя зовут?— мой тихий, немного хриплый голос как будто сломал окружавшую нас скорлупу тишины.

— Нет, ты не напивалась вчера, а что, часто злоупотребляешь спиртным?— его голос глубокий и бархатный, напоминал шоколад. Горячий шоколад с корицей.

И мне неожиданно стало стыдно как школьнице, которую застукал за курением ее любимый учитель.

Железной волей подавив в себе детское желание оправдываться, я привела в движение задеревеневшие слабые мышцы, и села на диване. Мозг уже успел прийти в себя и незамедлительно подкинул мне здравую мысль, которую я и озвучила, уже гораздо более твердым голосом, и уверенным тоном:

— Если я вчера не напивалась, то почему я тебя в упор не узнаю? И что ты тут делаешь....в моей одежде?!

А одежда была действительно моя. Свободная (мне -не ему) белая футболка с Че Бурашкой, и старые джинсы, немного короткие для его длинных ног.

Ситуация становилась все более загадочной, но как не странно, не вызывала беспокойства. Я смотрела в эти умные глаза, и мне казалось, что вот сейчас, еще чуть-чуть, и я вспомню как его зовут.

— Ну надо же мне было что-то одеть, -мой первый вопрос он, усмехнувшись, проигнорировал,— я попал сюда без одежды.

— Ты что голым сюда приперся?!

— Ты сама меня принесла. — в интонации ощущался край злости и еще чего-то..

— Что значит принесла?!

— А ты не помнишь? -тщательно сдерживаемое раздражение, скрывавшееся под вежливо-безразличной маской, витало в воздухе, выплескивалось с каждым его выдохом, каждым словом.

Я не хотела злиться, нет правда, не хотела, но если и есть что-то более заразительное, чем вирусы гриппа и зевание, так это злость.

— А что я должна помнить?! Что?! Вчера я принесла домой сбитого машиной пса и ...— головная боль, дремавшая где-то в районе затылка, радостно встрепенулась, и разбуженная моим криком, теперь отбивала свой веселый ритм вместе с каждым ударом сердца.

Эта боль напомнила мне ту, другую, гораздо более страшную, и гораздо менее реальную. Страшный вечер и то, во что я не была готова поверить.

— ... и вчера твоя кровь окончательно проснулась.

Странный конец фразы, высказанный в не менее странном тоне.

— Что значит проснулась? Почему ты все время говоришь загадками?! Говори то, что хочешь сказать или убирайся! Нет, стоп, говори и убирайся! — никакие красивые глазки не стоили моих испорченных нервов. А может я просто боялась услышать правду... И как бы красив он не был, его наглое поведение выводило меня из себя.

Похоже, ему стоило больших трудов не взорваться. "Хорошо, это хорошо— значит не я одна тут не получаю удовольствия от общения."

— Твоя кровь проснулась,— он цедил слова через сжатые зубы, и черт побери, меня радовали его неудобства,— потому, что тебя пытались насильно призвать. Если ты настолько глупа, и не понимаешь что творишь, то возможно, тебе было лучше умереть при рождении. Что же касаемо моего пребывания в твоем жилище, то жилище моей княгини— мое жилище и я останусь тут, пока она его не покинет.

И если начало этой пафосной речуги меня взбесило, то конец поверг в тихое офигение. Ответов мне никто не дал, а вопросов только прибавилось. Внезапно я поняла, что обычная для меня игра в "вопрос-ответ" тут не пройдет. К этому парню требовался другой подход— более сдержанный.

Он сидел, нервно и зло вздрагивая всем своим большим телом, словно ожидая удара, и это казалось смутно знакомым...

"Ладно, мы пойдем другим путем."

Я медленно и со свистом выдохнула воздух.

— Хорошо, начнем с конца. Кто твоя княгиня и что она тут делает?

"Ах, черт, опять слишком много вопросов за раз. Система может повиснуть. "

На меня уставились два озера , полные тоски и удивления. Мне стало так его жалко, так жалко...

— Отвечай. Эти штучки не пройдут.

Я уже поняла, что ввязалась во что-то нестандартное, что мой собеседник из той же компашки что и темный незнакомец из автобуса...