— Понимаете, он должен пройти это. Когда из тюрьмы убегают, беглеца ловят и сажают обратно, прибавляя срок. Так? Если бы журналист это осознал, вся его жизнь сразу изменилась бы... То есть, я так думаю.

— Мда, сумасшедший день.

Помолчали.

— Нам с вами еще повезло, — сказал Алик Магеррамов.

— В чем это? — насторожился бизнесмен.

— Я сейчас видел академика. Он меня, честно говоря, напугал. Их семейка, по-моему, отключилась совсем. Они теперь в свите короля. Удивляюсь, у кого-то мозги переключились совсем, у кого-то вообще не включились. Имановы стали невменяемыми, а семейка скандалистки Шафиги ведет себя так, будто ничего не происходит.

Гасан Гасанович покачал головой.

— Значит, мы все, по-твоему, отбываем срок? Хм, странная идея. У меня бизнес, семья, пятеро детей. Я всю жизнь вкалывал, как ишак, я сам добился всего. Сам. Никто мне не помогал... Ну, кроме Всевышнего, разумеется, — поправился бизнесмен. — И теперь ты, сопляк, хочешь внушить мне, что вся моя жизнь — тюрьма? Ну ладно, я старый, но ты-то молодой. Как же ты жить будешь с такими мыслями?

— Здесь есть, над чем подумать, — сказал Алик Магеррамов.

— Вот-вот. Кстати, как насчет тебя? Ты вот все выспрашиваешь, а кем ты сам был в прошлой жизни?

— Пока не очень разобрался. Но я был правильным и хорошим, борцом за правду, так сказать.

— Вот видишь, выходит, что и тебя наказали. Ты такой хороший — а снова в тюрьме и, прости меня, инвалид.

— Значит, есть за что.

— Нет, мой мальчик, ты меня не убедил. Все дело в отсутствии веры. Не верит ни во что молодежь. Морочат детям головы всякими экзотическими теориями, забивают головы. Какая еще прошлая жизнь? Пусть у них там, в Индии, будет прошлая жизнь, на здоровье, а нам это не подходит. Мы другие и вера у нас другая.

Парень молча смотрел себе под ноги и, кажется, думал о своем.

— Ладно, иди. У меня тут кое-какие дела остались... Гм-гм. Если еще что узнаешь — информируй.

Охранник поднял глаза.

— А вам зачем? Вы же не верите.

— Мне интересно, — сердито сказал Гасан Гасанович.

— Просто я думаю, если бы люди верили во все это, то старались бы жить по-человечески, как надо.

— Я всю жизнь прожил как надо.

— Конечно, извините, я пойду.

Алик Магеррамов поднялся.

— Я всегда жил как надо! — упрямо повторил Гасан Гасанович. — Все стараются выжить. И я не лучше и не хуже других!

Нармина ждала в условленном месте. Тетушкам она сказала, что уезжает в город по делам и вернется вечером или же завтра. Тетушки были даже рады, потому что необходимость следить за племянницей утомляла их и лишала покоя. Им хотелось иметь возможность спокойно подремать в знойный полдень, понежить на солнышке свои старые кости, посмотреть любимый сериал, без спешки вспомнить прошлое за вечерним чаем на веранде, когда вокруг электрической лампочки кружатся огромные мотыльки. А вместо этого приходилось целыми днями держать ухо востро. А как без этого? Отвечай потом перед ее родителями.

Ей было немного неловко за свое вранье. Но по другому она не смогла бы сбежать от строгих теток. А ей было очень нужно уйти. Просто необходимо. Ей было нужно увидеться снова с этим парнем. Она чувствовала, что и ему это необходимо.

Нармина увидела Алика издалека. Он шел, сильно прихрамывая, здоровался со знакомыми, смеялся. Сейчас он почти не был похож на того мерзкого типа, столкнувшего ее тетушку на рельсы. Этого Алика она просто не могла представить в подобной ситуации. И тем не менее, это был он.

— Странно все это, — вслух подумала девушка, — очень странно.

— Извини, я опоздал, — сказал Алик. — Сторожить чужое имущество — нелегкое дело.

— Платят хотя бы хорошо?

— Нормально. А где тетушки?

— Кстати, о тетушках. Я сказала, что уезжаю в Баку по делам, поэтому уйдем отсюда куда-нибудь, чтобы соседи не насплетничали. Весь наш поселок уже здесь.

Алик засмеялся.

— Тяжелая у тебя доля. Какой же это отдых?

— Выхода нет. В городе нас восемь человек в двух комнатах. Хочется иногда вырваться на воздух. А тетки у меня хорошие, просто они живут прошлым.

— Прошлым? — переспросил Алик, и по лицу его пробежала тень.

Нара внимательно посмотрела на него.

— Прошлым. Многие люди живут прошлым, даже молодые. Ты не замечал?

— З-замечал, — сказал Алик Магеррамов.

Он повел свою девушку на элитный пляж. Он мог себе это позволить, потому что Талят Мамедович щедро платил за верность. А Алик был верен хозяину.

Ободранные зонтики и бунгало остались за высокой каменной стеной. А здесь был совсем другой мир, в котором Нармина чувствовала себя неуютно.

— Расслабься, — сказал Алик, — смотри на это с юмором.

Они сели за столик на открытой площадке, уставленной цветами, среди которых пестрели разноцветные прожектора светомузыки. Официант поздоровался с Аликом за руку, поклонился его спутнице, и через полминуты на столе был чай, мороженое, орешки, печенье, вазочки с различным вареньем и пирожные.

— Ты здесь часто бываешь, — заметила Нармина.

— Нет, только когда надо кого-нибудь за... надо кому-нибудь понравиться.

— Ты хотел сказать "заклеить"? — Нармина поморщилась и придвинула к себе мороженное. — Ну давай, действуй, а я пока поем.

— Сегодня не получится.

— Опять "сегодня"? Что это за "сегодня" такое?

— Ерунда.

— Значит — секрет.

— Если расскажу, все равно не поверишь. Хотя у меня язык чешется тебе рассказать, ты не поверишь, поэтому лучше помолчу.

— Поверю, если не будешь врать.

— Сегодня я врать не могу, — сказал Алик Магеррамов, сделав удар на первом слове.

Нармина отложила ложку, подперла голову рукой и приготовилась слушать.

— Тогда рассказывай.

— Ладно. Сама просила. — Алик придвинулся к ней поближе. — Понимаешь ли, в чем дело... Только заранее предупреждаю, что смеяться нельзя. Будешь улыбаться — уйду. Так вот, вчера ночью над нашим поселком летало НЛО. А когда оно улетело, появилось привидение. Оно сообщило, что мы все стали участниками какого-то эксперимента. Сегодня нам на один день возвращена память о прошлой жизни. Зачем и кому это нужно, оно не объяснило. Никто, конечно, не поверил, а с утра начали происходить странные вещи. Очень странные. Мы все перестали быть самими собой. Некоторые пытались уехать — не получилось. Эксперимент, понимаешь? Например, ты можешь приехать к нам и уехать, а вот я не смогу сегодня побывать у тебя. Меня не выпустят, потому что я объект эксперимента. Ты мне веришь?

— Да, — серьезно сказала Нармина.

— Правда?

— Я поняла. Я все поняла. Значит завтра ты снова станешь тем мерзким типом со станции. А то, что сегодня, — это просто эксперимент.

— Ну, что-то вроде этого...

— И ничего нельзя сделать?

— То есть?

— Нельзя, чтобы ты и завтра был таким, как сегодня? Какая разница, прошлая жизнь или настоящая. Это же был ты, значит, ты можешь быть человеком.

— Не знаю, не знаю. Боюсь, что завтра я все забуду.

— А если я тебе напомню?

— Завтра ты будешь обходить меня за километр. Я действительно мерзкий тип. Не понимаю, почему я такой, что я такого натворил, что меня наказали. Если в прошлой жизни я был хорошим и честным, то в этой все должно было быть не так.

— Скажи, ты родился здоровым?

— Да, а что?

— В благополучной семье? У тебя было трудное детство? У тебя родители не наркоманы?

— Естественно, не наркоманы. Не понимаю, что за вопросы?

— Вот видишь. Ты родился здоровым и нормальном, в хорошей семье, не голодал, милостыню не просил. Значит, ни о каком наказании речь не идет. У тебя были и есть все возможности для того, чтобы быть человеком. Никто тебя не наказывал, ты сам себя наказал.

— Интересно, зачем же тогда я все это делаю, по-твоему? Зачем я мотаюсь, пью, лезу в мерзкие истории? Я что, ненормальный?

— Тебе виднее. Но вот, что думаю я. То, что ты накопил хорошего, не может пропасть или уменьшиться. Оно остается. Ты и сейчас такой же хороший парень, просто тормоза у тебя слабее, чем в прошлый раз, или ты подсознательно боишься быть хорошим. Но ты можешь в любой момент все это прекратить.

— Почему ты так думаешь? Ты же меня совсем не знаешь.

— Уже немного знаю.

Алик откинулся на спинку кресла и склонил голову набок. Черт его знает, может она и права, подумал он. Может быть, он действительно может измениться, просто перестанет быть плохим — и все. Должно быть, это не так трудно, как кажется. Надо только захотеть. Вот-вот, а захочется ли ему изменений, когда наступит завтра.

— Хочешь, пойдем к нам? — предложил он. — Сама увидишь, что происходит. Меня ты вычислила, теперь мне интересно, что ты скажешь об остальных.

У Нармины в сумке запищал телефон.

— Извини, — сказала она. — Да. Да, папа... Тетя Сара?.. Нет, наверное, не успею зайти домой, я хочу вернуться сегодня на дачу... Ага... Ага.... Не надо, я сама им позвоню. Пока. Не скучайте. В среду приеду. — Она завершила переговоры, забросила телефон в сумку и сказала немного сконфуженно: — Они не заслуживают вранья.

— Ну и сказала бы им правду. В чем проблема?

— Вот родишься в следующий раз женщиной, тогда поймешь.

В поселке царила тишина. Воздух шевелился от зноя. Апшеронский полдень. В это время не только люди и собаки, но даже ящерицы и скорпионы стараются укрыться в тени.

Алик и Нармина перешли железнодорожное полотно, держась за руки. Мимо, подняв в воздух горячую пыль, прогрохотала вереница бетономешалок и КАМАЗов. Когда пыль осела, они увидели возле супермаркета небольшую толпу.

— Там что-то интересное, — обрадовался Алик и поволок девушку за собой.

У магазина шел митинг. В самом центре толпы размахивал руками усатый мужчина в пиджаке и галстуке. Загорелая лысина лоснилась от пота.

— Так я и думал, — сказал Алик.

— Кто это?

— Это наш политик Агабек Улубейли.

Нармина пожала плечами. Это имя ни о чем ей не говорило.

— О, он известная личность. Красавчик, а?

Улубейли промокнул лицо и шею платком и, взмахнув белой тряпицей, выкрикнул:

— И поэтому, братья и сестры, я призываю вас: не верьте провокаторам, верьте честным патриотам! Это — провокация, устроенная моими политическими противниками, которые хотят помешать мне защищать интересы народа. Это привидение — не просто привидение, а враг демократии!

Люди слушали кто с интересом, кто с сочувствием, кто-то смеялся, щелкая семечки, кто-то ворчал и крутил пальцем у виска. Но люди не расходились. В толпе Алик заметил короля. Его сопровождала свита — семейка Имановых в полном составе, десяток соседей с дальних дач, с которыми Алик не был знаком, а также двоюродный братец Рафик с приятелями. Последние получали от происходящего удовольствие, завершая каждую фразу политика бурными аплодисментами и криками "свобода" и "власти — в отставку". Но сам король был очень серьезен. Суровый взгляд скользил по лицам собравшихся, будто выискивая мятежников и предателей. Алик аж похолодел, когда взгляд правителя скользнул по нему.

— Смотри, вон наш король, — сообщил он Нармине на ухо.

— Да это же попрошайка с пляжа, — удивилась девушка.

— То-то и оно. Был королем — стал попрошайкой. Интересно, да? А за ним высокого мужчину видишь? Это академик Иманов. Он и его семейка свихнулись окончательно. Представь, король посватался к их красотке Зарочке, и они согласились!

— Какой ужас, — сказала Нармина. — Надеюсь, свадьба не сегодня?

— Сегодня.

— Господи, ведь когда она проснется в потели с грязным стариком... Это будет ужасно. Надо как-то этому помешать.

— Зачем? Она это заслужила. Извини меня, конечно, но эта дура Зара Иманова с кем только рядом не просыпалась.

— И с тобой тоже?

— А что?

— Ничего. — Нармина отвернулась, чтобы Алик не заметил выражения ее лица.

Алик ухмыльнулся. "Ревнует", — подумал он удовлетворенно.

Улубейли закончил речь и неожиданно для всех объявил:

— А теперь я вам спою, — и резво вскочил на ящик из-под лимонада..

От неожиданности люди оторопели. Никто даже не хихикнул.

Политик оттянул узел галстука, прочистил горло и... запел.

У Улубейли не было ни слуха, ни голоса, и пел он черт знает что. Сцена была столь драматичной, что Алику и в голову не пришло засмеяться. Он всей кожей ощутил тот ужас, который, наверное, испытывает сейчас этот человек, не имея возможности подавить свое прошлое. Это читалось на побагровевшем лице политика и в его обезумевшем взгляде. Но не многие поняли это, люди смеялись, тыкали в него пальцем и стыдили. Свита короля прямо лежала от смеха. Сквозь грубое гоготанье Алик различал звонкий смех Зары. Рафик с приятелями старательно снимали происходящее на телефоны.

— Мне это не нравится, — сказала Нармина. — Давай уйдем.

— Да, сейчас пойдем.

Алик протолкнулся сквозь качающихся от смеха людей, схватил Улубейли за руку и стащил с ящика.

— Идемте, дядя, я провожу вас домой.

Улубейли продолжал петь, но глаза политика наполнились благодарностью.

Алик взял поющего и пританцовывающего человека под руку и стал выбираться из толпы. Тут дорогу преградил Рафик.

— Куда это ты уводишь нашего певца? — поинтересовался двоюродный брат. — Его величество хочет еще повеселиться.

— Отойди, — злобно сказал Алик Магеррамов, и брат действительно посторонился.

Во дворе дачи Улубейли никого не было, однако открытая дверь дома говорила о том, что там кто-то есть.

— Хозяйка! — крикнул Алик, заглянув внутрь. — Севда ханум!

Он усадил обессилевшего политика на стул, оставил возле него Нармину и вошел в дом, сняв на пороге свои сандалии.

В доме были закрыты все ставни, видимо, поэтому было прохладно. Уютно тикали большие настенные часы. Алик заглянул на кухню, в гостиную. Никого. Тогда он решил подняться на второй этаж, хотя это и было не очень удобно. Вдруг хозяйки нет дома. Черт знает, что о нем могут подумать. Но оставлять без присмотра беднягу политика тоже нельзя

Охранник 9-й дачи постучал в одну из дверей. Дверь со скрипом приоткрылась. Он предупредительно покашлял, подождал немного, просунул голову в щель и окаменел. С большой кровати, стоявшей напротив окна, на него неподвижно смотрели двое. Их широко раскрытые глаза сверкали в полумраке. Это были жена и телохранитель политика.

Алик не мог пошевелиться, хотя понимал, что в подобной ситуации лучше сделать вид, что тебя здесь вообще не было. Тем временем Севда слезла с кровати, набросила халат и быстро пошла к нему. Алик отпрянул от двери, попятился и чуть не перелетел через перила на первый этаж. Жена Улубейли успела ухватить его за майку и вернуть в вертикальное положение.

Женщина молча смотрела на него. Алик не выдержал паузы и пробормотал:

— Я никому не скажу, честное слово.

— Я хочу объяснить тебе все, — проговорила Севда ханум, хотя, конечно же, не обязана была ничего объяснять этому мальчишке. И не стала бы, если бы не ночное происшествие. — Мы любили друг друга, но он был бедным крестьянином, и мои родители выгнали его сватов. А потом подельщик моего отца увез меня и сделал своей женой. Жак не решился вступиться, и с тех пор мы с ним больше не виделись. И когда я встретила его сегодня, я... Боже, что я говорю...