Тайны сыска. Дело гонца

— Я спрашиваю, вы были знакомы с Инной Стария? — поинтересовался дознаватель и достал из папки фото, которое затем протянул задержанному.

Тот мимолетно взглянул и практически тут же ответил:

— Нет.

И все бы ничего, но глаза парня на миг блеснули таким предвкушением так, что даже мне за стенкой стало как-то не по себе. Да к тому же во рту появилась горечь.

— Что вы делали в тот момент, когда погибшая направлялась в парк? — продолжал спокойно спрашивать Старший.

— А мне откуда знать. Может, гулял, может, на пляже загорал или дома геморрой насиживал, — усмехнулся, блеснув своими белыми зубами, и откинулся на спинку стула.

Горечь во рту пропала и я поняла, что мужчина ответил верно, истолковав вопрос по своему и поставив его таким ребром, что близко не подкопаешься. Хитёр мерзавец.

— Верне Дик, тогда ответьте мне, отчего вас вместе с Инной видели мило беседующих рядом, сидя на скамейке в Нойстком парке? — выдержки дознавателя можно было только позавидовать.

— Ну, видимо гулял. Заплутался я здесь в ваших южных дебрях, кругом один сплошной плавящийся асфальт, вот и бежал туда, где воздух был почище. А потом заблудился и сел спросить время и дорогу.

Горький привкус пропал окончательно, и я вздохнула на секунду с облегчением, внутренне радуясь, что можно пожить опять спокойно, не ощущая горечи во рту. Но лишь на миг, потому что потом вдруг поняла, что... Не врёт мужчина, не врёт. Юлит, выкручивается и явно выдаёт свою правду, покрывая совершенно иную, но и не врёт! А значит... расколоть его будет мало того, что не просто, так ещё придётся и освобождать из-под стражи, вновь отпуская на волю. А в том, что это и есть тот самый маньяк, что искал с самого утра наш отдел, я не сомневалась, ровно как и в том, что есть у него все шансы выйти чистым и сухим из воды. Тут и к гадалке не ходи! Вон как соловьем правду заливает.

— В таком случае, должно быть, и попала Инна в подвал гаража на Барской, находящейся всего в двух кварталах от вашей квартиры, сама, подвесилась и истыкала саму себя палочками живани-ши?

Я тихо присвистнула. Получается, этот Верне выбирал своих жертв, подсаживался к ним на лавочку, спрашивая время и дорогу, а после неизвестным мне способом заманивал в подвал, подвешивал и заставлял протыкать саму себя палочками живани-ши? Умно, что сказать... Очень умно! Но, палочка живани-ши призвана отбирать магическую силу, передавая её по своим каналам тому, кто хотел эту самую силу забрать себе. Тогда же для чего девушка протыкала палочкой саму себя? И как?

— Вы правильно подметили, — издевательски покивал головой Дик, — и умерла сама и палочкой воспользовалась тоже.

И снова ни капли лжи! Я уже начинала внутренне закипать от этого умельца лихо лавировать и играть словами. Таких порой обходят стороной больше, чем даже нас, Чувствующих (в частности сами мы, Чувствующие). От таких людей никогда не знаешь, чего ожидать, что они могут вывернуть в следующий момент и как одними только словами обратят ситуацию в свою пользу, выставив тебя дураком перед всеми.

Хотя в другой миг злость моя поутихла. Как бы то ни было, а маньяк нас не обманывал. Да, увёртывался от ответа и утаивал правду, однако и не врал. Поэтому...

Поэтому получался сущий сумбур! Ибо тогда Инна действительно проделала всё с собой сама, но с точки зрения логики и разума — это не возможно! В здравом-то уме так тем более. Хвостик догадки проскользнул мимо меня, быстро скрывшись за дверью и оставив меня растерянно хлопать глазами, продолжая размышлять в нужном направлении.

А допрос тем временем, похоже, переходил уже на второй круг. Старший показывал фото очередной девушки, спрашивал, знает ли маньяк её и по какой причине встречались в кафе они. А после пытался узнать, для чего её подвешивали за руки обнажённую на крюк к потолку и протыкали палочками живани-ши, которые, к слову, были не толще одного сантиметра, широки к низу и, словно игла, очень узки вверху. Проткнуть такой палочкой кожу ничего не стоит — ведь сперва человек её почти и не чувствует. Лишь после, когда палочка начнёт расширяться и действовать — охватит того дикая, ни с чем несравнимая, боль. Боль...

Ну, конечно же!

Выждав с минуту и выслушав очередной рассказ о том, как Верне Дик познакомился с новой жертвой, на этот раз в магазине домашних питомцев, а после, по доброте душевной, повёл ту в зоопарк (где, как оказалось, он работал надсмотрщиком), решив лично провести экскурсию и показать животных. Но что-то насторожило в этом рассказе меня, а именно тот факт, что Миру, очередную жертву этого сумасшедшего, сперва укусила змея, из-за чего та потеряла сознание, и Дику пришлось тащить её в медицинский пункт, по счастью располагавшемуся неподалёку. Ну не бред ли? Бред, кончено же бред! Ведь просто так змеи не выползают из своих вольеров и не кусают девушек, а мужчины, вместо того, чтобы вызвать скорую или позвать кого-то на помощь, не тащит её сам в госпиталь. Но именно этот 'бред' и послужил мне той последней деталью, не дающей увидеть всю картину целиком.

— А вам не кажется, что животные просто так из своих револьвером и клеток не выходят? — озвучил мои мысли следователь, сверля взглядом спокойного, словно удав, маньяка. А тот даже и ухом не повёл: усмехнулся и согласился, что надо бы провести инспекционную проверку этому зоопарку.

— Тогда как, по-вашему, змея выползла и укусила вашу спутницу? — процедил сквозь зубы дознаватель и я в этот момент не нашла более подходящей секунды для своего выступления.

— Элементарно, — прозвучал чужеродно голос мой в допросной. Две пары глаз как по команде уставились сверлящим взглядом на меня. И если Старший был озадачен и несколько озлоблен, то вот у маньяка был пугающий до дрожи интерес и какой-то непонятный огонек, искорка, на миг вспыхнувшая и тут же пропавшая, не позволяя разглядеть и понять её значения.

Дверь бесшумно закрылась, и под прицелом взглядом стало совсем неуютно, а чувство ощущения себя не в своей тарелке дало тут же о себе знать. Но я, напомнив мысленно цель такой самодеятельности, тут же взяла себя в руки и, представляя себя обычной хладнокровной дамочкой, спокойно прошла вглубь комнаты, не приближаясь к столу, а обходя его по периметру.

— Я, конечно, слышала о таком и даже имела честь видеть подобных людей, владеющих даром Гипнотизёра, который, хочу добавить, был слабо развит и не позволял распространять своё влияние лишь только на животных, из-за чего гипнотизёрам приходилось работать в зоопарках или же цирках. Надсмотрщиком, дрессировщиком — называйте его должность сами, как на то вам угодно. — Спокойно проговорила я, медленно приближаясь к столу уже с другой стороны комнаты. — Однако, перед нами совершенно иной экземпляр, необычный и в силу развитый, способный распространять своё влияние не только на беззащитных животных, но и девушек, с ещё не проснувшимся в них даром, — резко оказавшись совсем рядом с маньяком, облокотилась с громким хлопком ладоней о стол, ожесточив свой голос настолько, насколько могло только пробрать этого сумасшедшего горохового шута.

Работать со своим голосом я умела — это одно из основных умений, которым должен владеть в совершенстве дознаватель. Ведь именно от этого зависит, насколько быстро ты сможешь получить информацию, не прибегая ни к одному пыточному и насильственному методу (совершенно не уместных здесь, для маньяка, который получает наслаждение от боли).

Верне проняло и едва заметно тот дрогнул, продолжая держаться словно скала: не сдвигаемая и нерушимая.

— Что вы имеете в виду, — спросил меня Старший, пытаясь то ли привлечь к своей персоне внимание, то ли действительно понять, к чему клоню я.

В любом случае, я ответила, не поворачивая головы и продолжая смотреть прямо в глаза убийце семи невинных девушек.

— Я говорю о тех девушках, что ещё не успели пройти инициацию. А, следовательно, они ещё не обрели свою полную магическую силу и не потеряли её насовсем. Согласитесь, управлять такими намного проще, ещё легче, чем лищенцами, ведь магия в этих прекрасных сосудах не отторгает, а наоборот — принимает чужеродную магию с распростёртыми объятиями. С такими детьми можно делать всё, что угодно, особенно если окажутся в умелых руках кукловода, — с приторной улыбочкой произнесла я, продолжая следить за реакцией допрашиваемого.

— Вы так прекрасно говорите, леди. Ваши голос, ваши глаза, ваш ум! Я пекарен до глубины души великолепием вашим, — голосом змея искусителя прошипел Гипнотизёр, пристально смотря на меня своими тёмными с золотыми искорками глазами.

Какая ирония. Словно он на самом деле пытается загипнотизировать меня.

— Оставьте свои штучки, Верне Дик, — криво усмехнулась я, — эта птичка не была вам по зубам. И что? Теперь вы пойманы, нет смысла отпираться, ваша судьба и так уже предрешена. Бросьте, — вновь повторила я, видя, как собирается что-то маньяк сказать мне. — Ваша деятельность видна как на полотне. Что вы можете скрывать от нас? Ровным счётом ничего. Не так ли?

Глаза напротив зло блеснули, хотя лицо оставалось по-прежнему непринуждённым.

— Я всё ещё не понимаю, полковник, в чём моя вина, — процедил он сквозь зубы, смотря так же в ответ на меня.

— Вы загипнотизировали всех этих девушек, заставили их пойти с вами, раздеться, и дать добровольно себя подвесить к потолку. Не так ли? Так, можете даже не отвечать, я вижу это и по вашим глазам. Вот только минус в этой истории один — проткнуть при всём раскладе дел девушки сами себя не могли, поэтому не врите, Верне, не врите — доставляли боль девушкам вы. Конечно, получить магическую не окрепшую силу ещё в не прошедшем инициацию теле, было невозможно, она бы просто не усвоилась, рассеялась по воздуху, но вот доставить невыносимую боль жертве можно было.

— Вы так удивительно информированы на этот повод, лед...

— Не заговаривайте зубы мне, — жёстко оборвала я, отпрянув и опять отойдя от стола. — Это вы доводили до смерти девушек тех? Это вы протыкали их палочками живани-ши, чтобы с наслаждением после наблюдать, как обнажено, истекающее кровью тело бьётся в агонии, задыхается в собственных криках боли и крови? Ну же, отвечайте, или ваш подвешенный язык неожиданно обвис, сровнявшись с челюстью?

— Нет, не я.

— Вы, — скривилась от горечи я. — Это вы. Вы же заставили змею выползти и укусить девушку, потому что та была сильнее. Конечно же, вы не могли знать её уровень, но чувствовали, что сильна девушка, сильна. Но ваша жажда пересилила вас и заставила пойти на такой отчаянный шаг. Не так ли, Верне Дик, не так ли? — теперь издевательски протягивала слова я, делая вид, будто б мне доставляет удовольствие раскалывать этот орешек. Это ещё больше злило маньяка, бесило, выводило из равновесия. Тактика говорить 'правду' тут уже не срабатывала.

— Я не...

— Ложь, — вновь горечь и моё перекошено от этого неприятного вкуса во рту лицо.

— Ложь? — усмехнулся он. — Тогда какой в этом смысл? Зачем мне сидеть и наслаждать смертью каких-то там девиц?

От неожиданности заданного вопроса и капельки удивления я застыла на месте, вопросительно выгнув бровь. Впервые за весь разговор я кинула на дознавателя взгляд и, к счастью, не увидела более злости и раздражения, а лишь любопытство и интерес. То лик делу, то ли к моей персоне, то ли ко всему в целом.

— О, — удивлённо сложила губки в букве 'О', — детская травма, да? — мило оскалилась, смотря на умалишенного.

— Я здоров, — зло выкрикнул он, было дернувшись привстать. Но не тут-то было!

— Мы и не сомневались, — сухо произнесла, подойдя вновь к столу и сложив все фотографии в линию. — Травма, детская травма, что так долго копилась в вас. Обида, злость, отчаяние... они скапливались и лишь ещё больше разъедали ком обиды, пока, в конце концов, не вышли на новый уровень. На уровень разума. Скажите, что и это тоже не так? — позволила себе лёгкую усмешку на каменном, словно маске, лице.

Он и не сказал. Просто промолчал, отвернувшись от меня, от фотографий, и поняв, что отбрыкивать более бесполезно.

Зааплодировав мысленно себе за такую маленькую победу, я повернулась и гордо отрапортировав: 'Теперь он ваш', вышла, на негнущихся ногах пройдя в рабочий кабинет, где только смогла спокойно вздохнуть, перевести дух и для самой себя понять, что только что сотворила.

Ох, а ведь и влететь может! В первый же день за такое своеволие!

— Вот же... — тихо простонала я, отпускаясь на стул как подкошенная и закрывая горящее от смущения лицо руками.

Чувствую, мне еще аукнется это своенравие. Хотя, с другой стороны я же помогла. Ладно, нужно брать себя в руки. Ничего плохо не произошло.

− Валентай, тебя шеф вызывает, − крикнул мне кто−то, открыв на мгновение дверь.

'Мне хана!' − пришла единственная мысль. Видимо, сейчас попросят написать рапорт на увольнение.

Я опустила голову, сделала глубокий вдох и направилась в кабинет начальника. Тот выглядел совершенно спокойным, и это придало мне немного уверенности. В ответ меня смерили оценивающим взглядом, указав на стул. Я быстро села.

− Мне только что доложили о том, что произошло в допросной, − начал говорить начальник, и я едва удержалась, чтобы не втянуть голову в плечи. — Должен признать, ваша помощь оказалась неоценимой. Этот парень скользкий тип, но теперь у него просто нет шансов. Думаю,...

Он явно хотел сделать еще парочку комплиментов моей работе, но тут открылась дверь, и в помещение вошло новое действующее лицо. Должна признать, при первом взгляде на него, мне уже хотелось спрятаться под стол. Мужчине этому было лет под шестьдесят, может чуть меньше. Выше меня на две головы, черные волосы с сединой, которая уже занимала больше половины головы, квадратный подбородок, резкие скулы, карие глаза и шрам над правой бровью. Причем, весьма заметный. Одет в форму, значит коллега.

− Михей, какими судьбами? — поинтересовался босс, глядя на вновь прибывшего.

− У нас труп на свалке, − отрапортовал тот довольно басистым голосом, заставляющим вздрогнуть и тут же встать, вытянувшись по стойке 'смирно'. Вот уж кому надо было в том допросе участвовать.

− Опять? — вздохнул начальник. Судя по его тону, тема с трупами на свалке здесь является одной из наиболее 'актуальных'. Хм, и что с ними не так? Волнует большая смертность или же большая нераскрываемость подразделения? — Так, бери Валентайн и езжайте на место.

− Кого? — удивленно переспросил он.

− Позволь тебе представить — Валентай, − шеф указал на меня. — Она наша Чувствующая. И с этого дня твоя напарница.

Я еле удержала удивлённый возглас. Если начальник так и дальше будет сообщать мне новости, (а перевод в отдельные следаки уже нечто) то к концу года кто-то сильно рискует остаться без ещё одного нормального сотрудника!

Бросив короткий взгляд на Михэя, я непроизвольно вздрогнула.

'Мама моя дорогая!' − мысленно взмолила, понимая, что мы вряд ли сработаемся. И это только мягко сказано.