8 Глава

— Когда ремонт думаете начать?! — перебил я его.

— По весне и начнем, только дверь входную сейчас заменим. В этом моя супруга права.

— И печь тоже, Петенька, а то дыма у нас иной раз полная горница. Не продохнуть.

— Вот и славно. На второе у вас что, Анастасия Никитична?

Попадья, словно очнувшись, посмотрела меня, ойкнула и снова, в третий раз, покраснела: — Извините меня, ради бога, я совсем из-за этих денег голову потеряла! Сейчас! Сейчас все принесу!

— Щедрой вы души человек вы человек, Сергей Александрович, но и хитрый. Вон как все повернули.

— А вы что думали? Это вы у нас без хитрости, поэтому щи пустые хлебаете.

— Нельзя меня этим попрекать! Как я буду людям в глаза смотреть....

— Петр Николаевич, а вы никогда не мечтали о том, как вас когда-нибудь посвятят в

архимандриты или там, в архиереи, и вы в кафедральном соборе, в золотой митре, выходите на амвон и осеняете собравшийся народ, а хор детей за вашей спиной поют ангельскими голосами: "Святый боже...". А вы весь из себя такой важный, толстый, с золотым крестом....

— Нет, Сергей Александрович, не об этом мечтать нужно, а об укреплении веры божьей в сердцах человеческих. Да и если честно сказать, мы с моей Настей простые люди и рассчитывали получить приход где-нибудь в большом селе, вот только вышло не по-нашему. Знаете, мне иногда представляется, как в жаркий летний день иду по пыльной дороге вместе с крестным ходом. Мужики впереди несут хоругви, а бабы — иконы, за ними мальчишки — певчие, а сзади пылит толпа. Певчие поют, а на лицах людей истинная радость разлита.... Ох! Не скоро это сбудется, если вообще сбудется.

При этих словах на лице священника проявилась затаенная тоска. У меня была мысль двинуть его наверх с помощью государя, но услышав эти слова, понял, что с его правдолюбием и честностью ему там делать нечего, а тут и матушка поставила на стол тарелки с жареной картошкой, тушеными и солеными овощами, тем самым прервав наш разговор.

— Кушайте, Сергей Александрович, на здоровье!

Перед тем как начать есть, я поинтересовался у священника:

— Сегодня, как я вижу, занятий в школе нет?

— Светлана Михайловна предупредила меня, что до конца этой неделе ее не будет. Болезнь сестры ее младшей затянулась, и она решила побыть с ней. Так что вы ее дома ищите.

— Так и сделаю.

Возвращаясь, домой из гостей, я вдруг вспомнил лихорадочные метания матушки по дому, невольно усмехнулся, и неожиданно вспомнил о вручении подарка, в прошлую субботу, человеку совершенно иного склада ума и мироощущения.

Рано утром, как обычно, я пришел на тренировку. Мастер, уже начавший разминку, кинул на меня обычный для него недовольный взгляд, который обозначал только одно: — Ты пришел вовремя, но мог бы прийти и раньше", но когда увидел, что я не стал раздеваться, а вместо этого направился к нему, нахмурился. Встав перед Окато, и чуть наклонив голову, я подал ему сверток на вытянутых руках.

— Мастер, примите этот подарок в качестве моего признания и уважения.

Он взял сверток в руки. Я поднял голову. Уже догадавшись, что ему поднесли, японец развернул сверток. Разорванная упаковка упала на мат. Стоило Окато взять меч, как сквозь его бесстрастность пробилось какое-то чувство, схожее с волнением.

— Откуда у вас этот меч?!

Вопрос прояснил значение его взгляда. Он видел этот меч не впервые и, скорее всего, знал когда-то его хозяина. Пришлось коротко рассказать ему все то, что мне удалось узнать от хозяина антикварного магазина об этом мече. Когда я закончил рассказывать историю этого меча, Окато какое-то время, молча, смотрел мимо меня неподвижным взглядом, а потом словно очнувшись, неуловимым движением выхватил клинок, пробежал глазами по лезвию, потом таким же быстрым и ловким движением вернул его в ножны.

— Не думал, что именно таким образом узнаю о смерти своего врага. Это определенно знак судьбы!

При этом в его словах и в тоне не было радости, а какая-то скрытая печаль. Внутренние чувства мастера за все время нашего знакомства мне так до конца и не удалось постичь, поэтому мысль, появившаяся у меня в голове, была самой простой: мастер сожалеет о том, что не сам убил этого гада. Естественно, комментировать его я слова не стал и ожидал продолжения. Окато склонил голову в коротком поклоне, затем сказал:

— Ценю и принимаю уважение, которое вы хотели выказать этим подарком, но не сам меч. Он будет отослан семье погибшего! — с этими словами он аккуратно положил оружие на край мата, после чего резко выпрямился и уже жестким, командным тоном приказал: — Начали разминку!

Наступил день вручения наград. Махрицкий, неоднократно ходивший за линию фронта, награжденный именным оружием за храбрость, волновался как мальчишка. Он никак не рассчитывал на появление государя, а когда узнал от меня, что тот с моей подачи прибудет в батальон на торжество, то высказался о моем мальчишеском легкомыслии в соответствующих словах. Немного и я волновался, так как это была моя прямая идея создать часть специальных сил. И сейчас она была близка к логическому завершению. Весть о том, что в батальон приезжает государь быстро распространилась среди личного состава, лихорадя от возбуждения не только награждаемых солдат, но и всех остальных. Большая часть солдат, молодых крепких парней, еще так и не поняли, в какой части им предстоит служить, именно поэтому подполковник решил устроить показательные выступления.

Царь неожиданно прибыл на праздник не только с сыном, но и двумя старшими дочерьми. Вначале были гимнастические упражнения, затем пошли поединки на ружьях со штыками и рубка на саблях. Казаки императорской конвойной сотни, не выдержав, попросили разрешение императора, приняв, таким образом, участие в выступлении, тем самым еще более подстегнули усердие солдат Махрицкого. Затем была демонстрация метание ножей и стрельба с завязанными глазами. Причем все это делалось на грани фола, без подстраховки. Молодые, здоровые, тренированные парни выкладывались в полную силу, чтобы только увидеть на лицах юных цариц одобрение, а на губах улыбку. А вот сын Николая II, в силу своего возраста, более живо и эмоционально реагировал на выступления солдат, чем его старшие сестры. Когда охотники разыграли сцену "снятие часового", которая проходила в полной тишине, царский наследник сидел и тихо наблюдал за профессиональными действиями людей, которые на фронте взяли не одного "языка", а потом одним из первых довольно захлопал в ладоши. Последним мы дали маленькое театрализованное представление под названием "русский часовой", где я выступил в главной роли. Сюжет был весьма прост: русский парень, часовой, стоит на посту, а к нему крадутся турки. Одетый в солдатскую форму, с винтовкой, я стоял и делал вид, что оглядываю окрестности. Спустя минуту, за моей спиной появились турки и, увидев часового, начинают осторожно подкрадываться ко мне. Все в красных мундирах и черных фесках, с приклеенными черными бородами и кривыми саблями. Перед тем как напасть, главный турок, показал жестом, проводя несколько раз рукой по горлу, что они сейчас русского будут резать. При этом жесте его солдаты начинают злобно ухмыляться, после чего они навалились на меня всей толпой и отобрали винтовку, после чего двое из солдат схватили меня за руки, а главный турок достал саблю, чтобы отрубить голову. Но не тут-то было! В следующий миг русский богатырь сталкивает двух турок, вцепившихся в его руки, лбами и они с криками падают на землю. Турецкий офицер, изображая испуг, отпрыгивает в сторону, но уже в следующую секунду тычет в меня саблей, как бы приказывая своим подчиненным схватить меня. Те кидаются ко мне и тут же валятся на землю, сбитые мощными ударами. Когда последний турецкий солдат падает на землю, на меня с саблей кидается офицер. Поднырнув под удар, я перехватываю кисть и выкручиваю ее так, что турок поневоле становиться на колени, после чего обрушиваю ему на голову мощный удар. Всю последнюю неделю мы с полной отдачей тренировали этот бой и, судя по восторженным выкрикам и аплодисментам, наши тренировки не прошли даром. В кульминации сцены, часовой подбирает винтовку и ведет побитых и унылых турок под конвоем в русский лагерь. Этим представлением мы закончили спортивную часть праздника, после чего перешли к торжественной его части. Медаль за отвагу, полученная из рук императора — это награда вдвойне! Впрочем, награда действительно оказалась двойной, причем она коснулась уже не отдельных солдат и офицеров, а всего батальона. Перед выстроенным личным составом государь еще раз поблагодарил людей за их ратный труд, после чего был зачитан указ, в котором говорилось, что батальон развертывается в полк, и при этом получает официальное название: Первый императорский полк особого назначения. И сразу над плацем прокатился мощный троекратный русский победный клич: — Ур-ра-а-а!!

После отъезда императора со свитой Махрицкий затащил меня на обед в офицерское собрание, и сидя за столом, поведал мне о своей мечте: о создании школы, где будут готовить особые отряды, специально для действий в тылу. Я с ним согласился и предложил включать в такие отряды снайперов. Тут же разгорелся спор, так как некоторые офицеры считали, что снайпер в окопе на фронте — это солдат, а в тылу врага получается нечто вроде разбойника. Мы вообще много спорили, но при этом не отстаивали тупо каждый свою позицию, а пытались понять друг друга, но самым главным для меня стало то, что все офицеры нового полка, как на подбор, оказались гибкими, умными людьми, имевшими свой взгляд на будущее российской армии. Поэтому возвращался я домой в приподнятом настроении, довольный и несколько расслабленный, думая о том, что сейчас таких офицеров два десятка, а через пару лет их будет двести или триста, а с такими людьми русская армия станет мощной, сильной и непобедимой.

Пребывая в состоянии легкой эйфории, что мне обычно не свойственно, я слишком поздно обратил внимание на маневр машины, которая резко вывернув из-за угла, осветила меня фарами, а затем замедлила ход. Мозг еще не успел оценить степень опасности, но наработанные навыки заставили тело напрячься, а руку резко нырнуть в карман пальто, нащупывая оружие, но, ни моя подготовка, ни моя реакция ничего не смогли сделать против двух стволов, направленных на меня из окон машины. Бесформенные фигуры убийц, бледные пятна лиц, только четко смотрелись при свете ближайшего фонаря отблески на вороненых стволах их револьверов. Бах! Бах! Громко прозвучало два выстрела, и огненная игла вонзилась мне в грудь. Может дикая боль, может инстинкты заставили меня отшатнуться в сторону. Бах! Бах! Меня что-то сильно и больно дернуло меня за плечо, но в эту секунду рука нащупала пистолет, и уже выдернул его из кармана, как раздался грохот сразу несколько выстрелов. Мой мозг не сразу сообразил, что эти звуки шли со стороны и только когда пули с громким треском стали впиваться в корпус автомобиля и с треском разбивать стекла, понял, что это стреляет моя охрана. Я видел, как один из убийц на заднем сиденье вскрикнул и, выронив оружие, бессильно упал на сиденье. Выпавший из руки пистолет с глухим звуком ударился о брусчатку. Взревел двигатель, и в этот момент мы оба выстрелили. Я и убийца, сидевший спереди. Я не увидел результата своего выстрела, так как в этот миг шофер рванул машину, и она с все нарастающей скоростью помчалась по улице. Ей вслед ударили новые выстрелы, и как видно одна из пуль все же нашла свою цель, так как машина уже в следующее мгновение вильнула, затем резко пошла влево и, выскочив на тротуар, радиатором уперлась в стену дома. Теперь, когда стрельба кончилась, стали слышны свистки и крики, которые неслись со всех сторон. Адреналин схлынул и боль, словно сидевшая где-то в засаде, выпрыгнула, став безжалостно рвать грудь и плечо. Накатила слабость. Начало слегка трясти. Осторожно опустил пистолет в карман и засунул руку под пальто. Ладонь сразу стала липкой. Я попытался скатать боль в маленький шарик, но при этом чуть не потерял сознание и упал бы, если бы меня не подхватили.

— Сергей Александрович, вы как?! — спросил меня чей-то голос откуда-то сбоку. Я с трудом повернул голову. Меня поддерживал какой-то рыжий парень.

— Хреново, — с трудом я вытолкнул из себя слово и почувствовал, что земля подо мной качнулась.

— Степан!! — заорали у меня под боком. — Тарантас быстрее давай!! Ляксандрыч тяжело ранен!!

Я попытался сфокусировать взгляд, но люди, стоящие вокруг меня неожиданно стали терять очертания и плыть, а ноги сделались ватными, но уже в следующее мгновение почувствовал, как меня ведут под руки, а затем усаживают в четыре руки в пролетку. Вокруг меня что-то происходило, были слышны различные звуки и голоса, но я не понимал ничего, так как все они звучали для меня отстраненно, глухо и невнятно, пробиваясь в мое сознание, словно через толстый слой ваты, которым обмотали мою голову. Сейчас все мои силы уходили на чисто инстинктивные попытки бороться с болью, но видно вышло плохо, так как после громкого крика: — Давай, родная!! — лошадь рванула вперед, тарантас дернулся, меня мотнуло назад, несмотря на поддерживающие меня руки.

От резкой встряски тела огонь дикой боли с такой силой обжог мое сознание, что оно, не выдержав, кинуло меня в темную пропасть беспамятства.