Патрушев и заряжающий Шумило позже клялись, что борта линкора у кормы раздуло от взрыва ('Ну, как лягушку надули через соломинку'). Может быть, так оно и случилось, но свидетелями только эти двое и были: они глядели в тот момент на второй линкор, а большинство и в рубке, и на палубе смотрело на результаты действия носового гранатомета. Как бы то ни было, обшивка продержалась крайне недолго. Она разлетелась крупными кусками вплоть до ватерлинии. Воды Черного моря хлынули потоком в трюм. Вот это заметили уже все.

Нижние чины на палубе заорали 'Ура!'. Трюмные люки поддержали матросскими голосами. Сигнальщик Мягонький сорвал с себя бескозырку с явным намерением подбросить ее вверх, но, видимо, опасаясь, что головной убор может потеряться, стал просто размахивать им, сопровождая это действие воплем:

— Утопи-и-и-ли-и-и!!!

Командир хотел было отдать команду: 'Всем вниз!', но передумал. В ней не было нужды.

Нельзя сказать, чтобы дерзкое нападение оставили без внимания. Обстрел русских позиций мгновенно прекратился, артиллеристы перебежали к другому борту и стали поспешно заряжать и наводить орудия. Но было уже поздно. До ближайшего корабля противника было около трех морских миль, когда борта эскадры союзников окрасились белыми дымами. Семаков позволил себе злорадную ухмылку: ядра легли с позорным недолетом.

— Лотки дополнить до пяти гранат! А потом разрешаю подняться наверх и поглядеть.

Подносчики работали с невиданной скоростью. Все боялись опоздать и упустить зрелище. Однако опасения оказались беспочвенными.

Громадный линкор садился кормой. Рядом с ним полыхал пожар на жертве носового гранатомета. Комментарии так и сыпались:

— Не жилец... эка он воду глотает...

— Это что ж, брат, ты его с одной гранаты?

— Нет, с двух, но вторая, значит, была зря. Корма-то уже пошла на щепочки...

— ...а первый знатно горит.

— Смоленая палуба, как не гореть. Опять же мачты сшибло к разэтакой и растакой...

В разговоры вмешался начарт:

— Это, братцы, нам всем повезло, хорошо легла граната.

В ответ на правильное (в общем-то) замечание лейтенанта матрос Плесов пробормотал:

— Зубастому, похоже, удача ворожит.

Сказано было очень тихо, услышали только рядом стоящие, но очень скоро эта похвала командиру, разносимая шепотом, стала известны всем нижним чинам. И оспорить ее никто не пытался.

В рубке же говорили об ином:

— Михаил Григорьевич, они, как мне кажется, с якорей снимаются.

— Точно так и есть, Владимир Николаевич, и сдается мне, что повторная атака может стать опасной. Уж на сей раз готовность у них будет на ять. Пойдут в галфвинд, опять же.

— А если дистанцию побольше?

— Не успеем... разве что приказать комендорам бить по одной цели. И тут же разворот.

Семаков задумался на кратчайшее мгновение — и принял решение.

— Подносчики в трюм! Находиться в готовности! Право на борт! Курс ост-зюйд-ост!

Рулевой немедленно выполнил команду. 'Морской дракон' шел параллельно фронту вражеской эскадры. На лаге стрелка подрагивала возле отметки '25'.

— А теперь на восемь румбов к норду!

Корабль послушно лег на новый курс. Командир двинул рычаги. Двигатели зашумели чуть громче.

Старший артиллерист, в свою очередь, принялся раздавать команды:

— Комендоры — к гранатометам! Целиться по одной цели, на которую укажу. Более пяти гранат на орудие не тратить!

Когда до ближайшего корабля союзников оставалось чуть более двадцати пяти кабельтовых, обстановка сделалась предельно ясной. Два корабля отстали и, судя по всему, пытались спасти тех, кто выжил на попавших под обстрел линкорах. Остальные двинулись фронтом на обидчика.

Семаков подумал мимоходом, что при достаточном сближении он бы на месте командующего эскадрой повернул по ветру. Такой маневр мог пройти быстро и давал возможность для хорошего бортового залпа. И тут же командир решил: нет, рисковать нельзя. Последовал взгляд на лейтенанта Мешкова. Тот понял отлично и загремел:

— Комендоры, целиться по крайнему справа! Пали, братцы!

Про себя князь отметил: дистанция очень уж велика, возможны промахи и потому считал отдельно взрывы и отдельно — характерный лязг затворов. Картина складывалась не вполне радостная:

— Одна не взорвалась... вторая тоже... третьей влепил, фок-мачты уже нет, четвертая опять впустую... пятая есть, уже ни одной мачты не уцелело... шестая все так же мимо... седьмая есть, и дымит изрядно... восьмая мимо... девятая... десятая точно грохнула.

Он еще считал, а движки зашумели по-иному: корабль снова заложил поворот. Вдогон летели ядра — и не долетали.

— Гори-и-и-ит! — пропел Мягонький. Голос сигнальщика не отвечал оперным требованиям, но почему-то в тот момент никто не посчитал его противным.

— Кроев, боеприпасы!

— Ш'сят осьмь всего осталось, вашбродь, из них десять больших! — последовал ответ из трюма.

— Еще бы одну атаку, Владимир Николаевич, а? — вкрадчиво поинтересовался мичман.

Ответ был дан самым мрачным тоном:

— Не успеем.

— Куда?

— На нашу стоянку. Все видели, какой курс те взяли?

— На ост... как мне показалось.

— Верно, господа, на ост. То есть по направлению к Балаклаве.

— Думаете, займут Балаклавскую бухту, Владимир Николаевич?

— Или Камышовую. Нам надо опередить, не то заметят маневр входа в грот. Но, похоже, мы нашим солдатикам все же помогли.

Это было правдой. Очень многие в русском войске видели вспышки взрывов, а уж слышали их просто все. Уход вражеской эскадры тоже не остался незамеченным.

Двое молодых и самоуверенных лиценциатов из группы теоретиков с азартом трудились над задачей блокировки влияния негополя. Они были твердо убеждены, что задача поддастся решению. В конечном счете ребята оказались правы (теоретически).

Результат был доложен на очередном собрании группы высокопочтенного Сарата.

— ...таким образом, предлагаемый подход дает основы для решения задачи устранения негаторского воздействия. Его достоинством мы считаем полную универсальность. Наш метод подходит для любого индивида. Однако следует признать, что для реализации его требуется соответствующий кристалл с высочайшей плотностью полей. Иначе говоря, алмаз...

Говоря это, докладчик осторожничал. Он знал что фианиты, вероятно, могут заменить алмазы, но уверен в этом не был — впрочем, как и прочие присутствующие.

— ...и еще одним недостатком изложенного подхода является необходимость подгонки структуры заклинаний под индивидуальные особенности телосложения негатора.

Все собрание без труда сделало вывод: в отсутствие самого негатора практическая реализация теоретических построений совершенно невозможна.

— Кто желает выступить? — спросил председательствующий, уже видя, что желающих будет мало, если таковые вообще найдутся. — Никто? Тогда скажу я. Для начала считаю долгом поблагодарить достопочтенных Линара и Ратхина за отличную работу...

На лице обоих лиценциатов расцвели сдержанные улыбки.

— ...также думаю, что нет нужды продолжать цепь их рассуждений. Уверен, что вы все, господа, уже это сделали. Согласен с вами: в условиях Маэры нельзя практически реализовать изложенный метод.

Никто не запросил дальнейших разъяснений.

В тиши Балаклавской бухты разразилась гроза. Ее устроил на военном совете адмирал Гамелен.

Продолжая аналогию, можно сказать, что сперва обстановка была просто предгрозовой. Сверкали не молнии, а зарницы, а гром был чуть слышен. Это было вполне объяснимо, ибо для начала адмирал потребовал факты. Обзор со стороны французского флагмана был неплох, но недостаточен.

Гамелен внимательно выслушал рассказы ответственных и понимающих дело очевидцев. Выступало трое командиров кораблей: двое англичан, один француз. Турок на совещание не пригласили: во-первых, среди англичан и французов ни Турция как морская держава, ни турецкие моряки не котировались; во-вторых, почему-то ни один корабль Османской империи до сих пор не пострадал от атак загадочного русского.

Факты смотрелись удручающе. Наглый корабль крошечного водоизмещения налетел, сжег два корабля и взорвал третий, после чего безнаказанного удрал.

И тут гроза ударила во всем блеске и громе. Адмирал Гамелен обвинил командиров погибших кораблей (впрочем, они при этом сами не спаслись) в некомпетентности и нерешительности. Иначе говоря, покойные действовали слишком медленно и к тому же неправильно.

Закончилась же обвинительная речь следующим пассажем:

— ...а хуже всего прозвучавшая сейчас мысль: нам решительно нечего противопоставить противнику! Что на это скажете?

Адмирал обвел кают-компанию своего флагмана бешеным взглядом. Почему-то ему показалось, что коммодор Фрэнсис Скотт усмехается. Это было прекрасным поводом для разноса.

— Вот вы, месье Скотт! Вы улыбаетесь, как будто знаете нечто умное. Сделайте милость, доведите вашу мудрость до сведения нас всех!

Капитан 'Одина' метнул короткий взгляд на своего адмирала. Тот, казалось, обратился в статую. Брать слово Скотту не хотелось, но...

— Джентльмены, обращаю внимание на некоторые обстоятельства атаки русского корабля. Первое: из-за тумана он был поздно замечен. У нас просто не было времени сниматься с якорей, поднимать пары, ставить паруса. Именно это было причиной запоздания в маневрах. Второе: растянутость нашего фронта, что позволило русскому атаковать один фланг, не опасаясь ядер с противоположного. Третье: русский капитан, имея все условия для повторения атаки, отказался от нее и ушел на зюйд. Отсюда следуют выводы...

— Мистер Скотт, вы изложили факты. Выводы могут сделать и без вас, — прервал адмирал Дандас ледяным тоном.

— Отчего же, месье адмирал, — вдруг пустился на защиту чужого капитана Гамелен, — мысли коммодора Скотта могут представлять интерес. Прошу вас продолжить, месье Скотт.

— Благодарю, сэр. Так вот, по первому факту: в будущем надлежит всеми силами стараться избегать внезапного нападения. Для этого рекомендую ставить малые корабли дозором, то есть мористее якорной стоянки основной части эскадры. Расстояние: не менее мили. Сигнал тревоги передавать фальшфейерами. Также предлагаю использовать заградительный огонь. Пусть мы потратим впустую заряды и ядра, но это обойдется дешевле потопленных кораблей.

Часть командиров кивнула с одобрительным видом.

— ...второй вывод: коль русский корабль имеет преимущество в скорости и маневренности, его надо лишить этого перевеса. Расположившись в бухте, мы уменьшим его шансы на успешную атаку...

На этот раз ответом слушателей были не только кивки, но и одобрительные замечания, сделанные вполголоса.

— ...что же до третьего изложенного факта, то я исхожу из моего опыта боестолкновений именно с этим русским. Каждый раз он, имея все условия для повторной атаки, отказывался от нее. Наиболее вероятной причиной этого полагаю осторожность его командира. Тем более, печальный опыт у него есть: в прошлом бою его корабль получил повреждения и простоял по этой причине в ремонте не менее двух недель. Но также могу предположить еще одно объяснение: боезапас на этом корабле весьма ограничен. Если в ходе боя удастся уменьшить скорость хода этого корабля, то при растраченном боезапасе он может стать легкой добычей. Предлагаю держать под полными парами хотя бы один корабль эскадры из самых быстроходных. Шансы, признаю, невелики, но упускать даже такие не стоит.

Никаких возражений не было.

— И еще одно предложение: любой корабль нуждается в базе. Русскому требуется пополнять запасы топлива, каким бы оно ни было; то же относится и к боеприпасам. Предлагаю организовать нападение прямо у пирса...

На этот раз шум аудитории носил скорее удивленный, чем поддерживающий характер.

— ...для чего попросить помощи у турецкой разведки. Те имеют некоторые возможности в Крыму, как вы знаете.

Последовал еще один обмен взглядами.

— Кто еще желает высказаться?

На этот раз обсуждение было куда оживленнее. Предлагали, в частности, применять против русского бомбы с укороченными трубками, чтобы те взрывались в воздухе и давали таким образом шанс поразить заведомо тонкую обшивку противника осколками. Предложение одобрили. Прозвучало требование усилить вахты сигнальщиков. И это тоже прошло.

Под конец слово взял адмирал Брюи.

— Господа, — произнес он веско, — у Франции скоро будет средство борьбы с этой русской новинкой.

Последовала эффектная пауза. Собственно, оратор в ней не нуждался: слушали его и так внимательно. Англичане чуть поморщились: более чем прозрачный намек на техническую отсталость Королевского флота был крайне неприятен.

Фразы вылетали из французского адмирала, как тяжелые снаряды из пушечных жерл:

— В Тулоне строятся три корабля, закованные в стальную броню. Их бортовой обшивке толщиной сто десять миллиметров нипочем ядра. Также у них будет стальная палуба. Ее нельзя разбить или поджечь. Нужно лишь потребовать от наших славных кораблестроителей не оставлять ничего горючего наверху. В частности, представляются излишними мачты и парусное вооружение. Вооружены эти корабли будут бомбическими орудиями Пексана...

И снова английские капитаны позволили себе легкое выражение неудовольствия. Эти артиллерийские системы стояли и на английских кораблях, но создал их французский инженер.

— ...так что предлагаю по окончании постройки этих кораблей запросить их перевод в Черное море. Отмечу, что и для береговых батарей они будут грозным противником.

Гамелен одобрительно кивнул. Идея выглядела стоящей.

Адмирал Дандас с очевидностью испытывал недобрые чувства к выскочке Скотту, но высказать их вслух не стал. Анализ и предложения этого безродного капитана и вправду выглядели толковыми.

Расчет Семакова оправдался: 'Морской дракон' успел проскочить на стоянку незамеченным. Матроса Мягонького отрядили подняться и 'поглядеть, как там оно вокруг'. Острое зрение сигнальщика не помогло: он никого не увидел. В оправдание ему следует заметить, что посторонних и в самом деле не было.

Сигнальщик чуть слышно свистнул в колодец входа. Оттуда быстро поднялся весь экипаж. Матросы, подчиняясь тихому рычанию унтеров, старались шуметь как можно меньше. Они вместе со всеми офицерами направились в Севастополь. Исключением стал командир: он решил навестить дракона в его пещере, рассудив, что рапорт Нахимову может и подождать минут пятнадцать.

В пещере дракон был не один, а в компании с Тифором. Тот нарочно не включал полную мощность светильника, опасаясь демаскировки, но даже при тусклом освещении была заметна озабоченность на лице у рыжего магистра.

После надлежащих приветствий Тифор начал объяснять:

— Владимир Николаевич, мы получили от своих личные письма, а также материалы и указания с просьбой сделать сложный расчет, в котором мне любезно согласился помочь Таррот Гарринович.