Три маски греха

Урес командовал охраной серебряных караванов уже четыре года. Его наметанный глаз моментально определял, представляет ли опасность встретившийся на пути человек. Высокую данмерку с пристегнутым к поясу мечом в драгоценных ножнах вряд ли можно было расценивать как потенциальную угрозу, а удобных мест для засады в этой части тракта не было. Поэтому Урес жестом приказал лучникам опустить оружие и, спешившись, пошел рядом с первой повозкой. Останавливать караван он не стал.

Окинув взглядом фигуру незнакомки, Урес оценил ее стройные ноги, обтянутые черной кожей, по-мальчишески узкие бедра и аккуратную высокую грудь.

— Вы заблудились, госпожа?

— Разве я похожа на даму в беде? — вопросом на вопрос ответила эльфийка.

— Определенно нет, — улыбнулся Урес. — Но вы так уверенно шли нам навстречу, что я подумал, что вы чего-то от нас хотите.

— А вот тут вы абсолютно правы.

— И чем же я могу вам помочь?

— Компанией.

— Это только после того, как я сдам груз, — засмеялся страж. — Если вы не против прогулки до самого Даггерфолла, то, пожалуй, после я составлю вам компанию.

— Вот и отлично, — кивнула эльфийка. — Мы едем с вами.

— Мы? — опешил Урес. Он вдруг почувствовал себя ребенком, которого сверстники поймали на слове.

— Со мной спутник, — сказала незнакомка. — Но не волнуйтесь, он мне не компания, если вы понимаете, о чем я.

* * *

Оэра наблюдала за караваном с самого рассвета. Он двигался по расписанию, четко и быстро. В Пределе по-другому нельзя: если ты зазеваешься, сразу же сыщется целая толпа охочих до твоего состояния недоброжелателей. И уж тем более в этих краях нельзя мешкать, если твой груз составляет пятнадцать ящиков, доверху забитых серебряными слитками. Охрана каравана Оэру не заметила. Она могла подолгу держаться в тени, если того требовали обстоятельства. На этот раз ей приказали быть особенно осторожной. Легион не мог позволить добыче уйти.

Разведчица слегка удивилась, когда караванщики взяли с собой двух бродячих наемников. Вероятно, решили, что два дополнительных клинка не будут лишними — решила Оэра. Впрочем, какая разница? Стоит им добраться до Рагнвальда, как количество охранников перестанет иметь значение.

* * *

Когда караван остановился на ночной привал, до Рагнвальда оставался всего один дневной переход. Место Урес выбрал удобное — в долине под защитой двух отвесных скал. Поблизости протекала неглубокая горная речушка, и Снорр, с которого к вечеру практически спали оковы похмелья, наловил к ужину мелкой рыбешки. Сидя у своего костра, он поглощал ее в гордом одиночестве: Арифель решила составить компанию Уресу и его парням. За стаканом разбавленного пива выяснилось, что серебро принадлежит торговцу по имени Дильфис. Он выкупал его у Серебряной Крови и втридорога сбывал на рынках Даггерфолла и Вэйреста.

— Много платит? — поинтересовалась Арифель, прикидывая, не сменить ли после дела со жрецом Кинарет род занятий.

— На жизнь хватает, — Урес с усмешкой позвенел поясным кошелечком. — Годка три еще поезжу с обозами, а потом осяду. Куплю ферму, найду жену и в жизнь не возьму в руки боевого топора.

— Это ты только так думаешь, — сказал один из охранников, здоровенный норд с белой бородищей и изборожденным морщинами лицом. — Я двадцать лет назад давал такой же зарок, ан нет, все еще при деле.

— Тебя просто женщины не любят, — отшутился командир.

— Ха, да я в твои года имел любую, на кого взгляд падет!

— Во сне после шестой кружки, — заржал третий караванщик.

— Да катись ты! — старик отвесил товарищу подзатыльник. — У тебя-то сколько баб было?

— У тебя столько волос в бороде нет, — последовал новый взрыв смеха. Арифель для вежливости выдавила из себя улыбку и легонько тронула Уреса за плечо.

— Есть, что обсудить.

— Валяй, — кивнул северянин.

— Не здесь. Пройдемся к речке.

— Ну, если ты настаиваешь...

Они встали и направились прочь от костра. Позади кто-то непристойно присвистнул.

— Рагнвальд, — сказала Арифель, когда они отошли от шумной компании. — Что ты о нем знаешь?

— Каждый раз проезжаем мимо без лишних проблем. Раньше, бывало, нежить шалила, теперь и ее нет. Говорят, Довакин постарался.

— Когда ты последний раз его видел?

— Недели три назад, — припомнил Урес. — А почему ты спрашиваешь? Стоит этот Рагнвальд, как стоял, да и все.

— Есть некие подозрения, — девушка присела на корточки и опустила ладонь в потоки студеной воды, — что скоро эти руины перестанут считаться безопасными. Пожалуйста, будь повнимательнее, когда завтра будем его проезжать.

1.6. Слова III

Еще одна дилемма, не дающая мне покоя — что хуже: смерть или унижение. Природой во мне заложена горячая любовь к жизни, но как мыслящее существо я не могу сбросить со счетов понятие гордости. Когда они терзают меня, страдает не только плоть, и в этом я нахожу главное их преимущество. Рано или поздно пленник сдастся — считают они. И с каждым днем мучители все ближе и ближе к правде. Я снова хочу быть гордым, иметь силу, мощь. Разве это не достойная награда за единожды склоненную голову и клятву верности?

Нет!

Новые шаги! На этот раз посетитель пришел в одиночку. Он стар, он слаб, он шаркает ногами по полу. Они придумали какую-то особенную пытку? Или, напротив, снизошли до моего положения?

Приоткрываю глаз. Он входит в камеру.

— Здравствуй, дитя.

1.7. Откровения Арифели Хлаалу. Часть I

Эльфийка шла по длинному темному коридору, освещенному только грибами-гнилушками. Она была полностью обнажена, но рука ее крепко сжимала рукоять Эпитафии. Понятия о времени, месте и мотивации испарились, осталось только любопытство, смешанное с опаской. Арифель отдавала себе отчет в том, что находится во сне, но реальность вокруг нее казалась удивительно осязаемой и живой. Девушка провела лезвием Эпитафии по руке и почувствовала вполне земную боль. Она застряла в собственном сновидении, но при этом мыслила и совершала осознанные поступки. Что же делать дальше?

— Вопрос. Это первое понимание, — произнес красивый сильный баритон. Стены коридора рассыпались серым прахом, и Арифель очутилась в круглом зале с высокими потолками. Стены зеленоватого камня перемежались металлическими щитами причудливой формы. На каждом из щитов была выгравирована руна Айем. Сама Арифель стояла на невысоком подиуме, освещенном сверху ярким белым лучом.

— Кто ты? — эльфийка выставила меч перед собой.

— Об этом ты могла бы догадаться и сама.

— Рука Альмалексии? Хозяин Эпитафии?

— Возможно, — незнакомец появился из-за одной из колонн. Это был данмер. Из одежды он носил только просторный белый балахон. Лицо эльфа представляло собой сплошное месиво из рубцов. Один глаз вытек — пустую глазницу перечеркивал косой шрам — нос сломан, губы разорваны. Арифель застыла на месте, держа клинок на вытянутой руке.

— Зачем я здесь? — прошептала девушка.

— Тебе не нравится Высокая Капелла? — данмер заковылял вокруг возвышения, припадая на левую ногу. — Когда-то я считал это место самым красивым из всех, что есть в Нирне. Тогда меня еще согревал Ее свет. Теперь, как видишь, оно не способно впечатлять. Хочешь знать, почему я тебя позвал? Ответ прост: ты нужна мне.

— И снова вопрос, зачем.

— Ты держишь в руке меч, — Рука остановился и уставился на Арифель единственным глазом, — а он связывает мою сущность с тленной землей.

— Ты живешь в Эпитафии?

— И да, и нет. Мою душу не пленяли и не вселяли в меч, если ты об этом. Но я не ведаю покоя, когда Эпитафия не насыщается кровью.

— Но... как? Кто сделал с тобой такое? — эльфийка опустила меч острием в пол.

— Та, которой ты поклоняешься, смертная, — Рука жестоко усмехнулся, сквозь ошметки губ показались зубы, точнее клыки, острые, словно у дикой кошки. — У нас теперь одно проклятье. У нас — и Эпитафии.

— Госпожа? — дыханье Арифель словно прервалось. Только теперь она осознала, что такой клинок, как Эпитафия, не мог попасть к ней по счастливому случаю. Она вошла в игру даэдрической принцессы. Но в каком качестве?

— Боэтия, — мягко поправил данмер. — Хоть я и пал в самые бездны тьмы и страданий, я никогда не назову Госпожой никого кроме Леди Альмалексии.

— Она мертва, — возразила Арифель.

— Только не здесь, — Рука дотронулся до груди. — Итак, ты задала свои вопросы. Наступает мой черед. Мне нужно, чтобы ты была предельно откровенна. Трижды я спрошу, и трижды ты ответишь, а потом вернешься в Нирн. Устраивает?

— Есть ли у меня выбор?

— Есть. Я отпущу тебя, но ты поклянешься выбросить Эпитафию.

— Я буду отвечать, — девушка прижала клинок к груди.

— Ни капли не сомневался. Мой первый вопрос: ты продолжишь убивать? Кормить меня кровью своих жертв?

— Да, — уверенно ответила Арифель.

— Ты жестока и решительна. Мне это нравится. Но скажи: кому суждено было стать твоей первой жертвой среди разумных существ? Мне нужны все подробности.

— Гоблины считаются?

— У них есть разум, если ты не догадывалась, — Рука постучал пальцем по бритому черепу. — Некогда подземелья Морнхолда служили пристанищем для целой армии гоблинов. Легендарные времена, легендарные деяния. Я расскажу тебе эту историю, но после. Сначала поделись своей.

— Он был страшный. Даже не страшный, а, скорее, неприятный, — Арифель вспомнила большеголовое приземистое существо, вооруженное ржавым топором дровосека. — Выходил каждый вечер на виноградники, пугал работников, нападал на овец. Меня наняли, чтобы я убила его. Так и сказали — выследи и убей, а взамен дали двадцать септимов. Гоблина пришлось выслеживать. Он словно почуял опасность и перестал показываться на виноградниках до заката солнца. Я начала караулить его ночью и однажды мне повезло. Сидя в засаде, я увидела, как гоблин крадется вдоль жердей, на которые навивали виноград.

— Ты убила его тихо?

— Не получилось, — эльфийка покачала головой. — В темноте я промазала, стрела угодила гоблину в бедро, а он заверещал и упал на землю. Пошла его добить, но он сумел уползти и затеряться в посадках. Я стала искать его.

— И почувствовала азарт охоты, верно? — в голосе Руки зазвучало возбуждение.

— Наверное, нет. Тогда еще нет. В первую очередь я боялась. Поэтому торопилась поскорее отыскать и убить, желательно из лука, не подходя ближе, чем на удар его топора. И снова не получилось. По правде говоря, я чуть не споткнулась об него. Гоблин лежал тихо, думая усыпить мою бдительность. Я наступила ему на руку. Он снова закричал, и я завизжала вместе с ним. А потом пырнула его своим мечом — скорее наудачу, чем выверено. Гоблин продолжил орать, а я начала наносить все новые удары. Била его, пока он не затих окончательно. Меня сразу же вырвало прямо на его труп и мутило весь следующий день...

— Достаточно, — остановил девушку данмер. — Я узнал все, что хотел. Теперь я готов задать тебе последний на сегодня вопрос: если вокруг тебя не будет жертв, напоишь ли Эпитафию своей кровью?

— Ты спрашиваешь, покончу ли я с собой ради насыщения твоего голода? Нет.

— Достаточно просто обагрить лезвие. Это можно сделать, не убивая себя.

— Я сделаю это, — после полуминутного колебания ответила Арифель.

— Хорошо, — кивнул Рука. — Первые три ответа радуют. Ты вольна идти, но скоро мы встретимся вновь. Мы будем делиться друг с другом тайнами и секретами. Я помогу тебе, а ты — мне. Вместе мы чего-нибудь достигнем, верь мне.

— Я верю Госпоже, — ответила девушка.

— Зря, — пожал плечами данмер. — Но ты мне все равно нравишься. До скорой встречи, сестра.

Пол под ногами Арифели завертелся. Она почувствовала, как отрывается от тверди. Нагое тело девушки растворилось в потоках слепящего света. Белое пламя поглотило мираж Высокой Капеллы, и последним, что эльфийка увидела прежде чем пробудиться, было изуродованное лицо бывшего Руки. Вампир улыбался.

Арифель вскочила на ноги. Возвращение в Нирн оказалось довольно болезненным. Кутаясь в подбитый мехом плащ, служивший ей одеялом, девушка добежала до речушки и извергла в нее все содержимое желудка. Прополоскала рот и уселась на камнях, сжимая рукоять Эпитафии. Оружие было теплым, и Арифели казалось, будто оно пульсирует. Так могло бы биться сердце небольшого животного.

— Госпожа, — еле слышно позвала Арифель. Но Боэтия не снизошла до ответа. Вместо нее девушку окликнул Снорр.

— Собирайся, малая. Через четверть часа трогаемся!

1.7. Слова IV

Мой новый собеседник значительно приятнее прошлых. Не знаю, кто как, а я больше люблю вести беседы и внимать мудрости, чем слушать угрозы и сжимать зубы в тщетных попытках удержаться от крика боли. Он называет меня 'дитя', и это смешно. Будь я свободен и горд, непременно оценил бы шутку. Но унижение, неволя и долгие размышления ломают мировосприятие. И я признаю чужую правоту: по сути я дитя. Напротив меня сидит существо более высокое и зрелое, чем я. Разница в прожитых годах не может играть роли. Я старше — нет, не так — я древнее, но его разум взрослее. И это главное. И это заставляет меня злиться.

— Должен ли я согласиться на их условия? — вопрошаю я.

— Нет. Как не служу на них и я, — отвечает мудрец.

— Тебя привели, чтобы ты говорил со мной. И ты выполняешь то, чего от тебя хотят.

— Только потому, что этого требует моя совесть. И моя вера.

— И только?

Он долго думает.

— Нет. Еще и потому, что во мне остался грех тщеславия.

1.9. Бойня

Главные врата Рагнвальда примостились у подножья высокой горы. Сам город был вытесан в толще камня и потому при жизни Отара считался одной из самых неприступных твердынь Скайрима. Глядя на серебряный караван, неспешной живой лентой тянувшийся вдоль склона горы, Оэра считала секунды. По ее расчетам, головная повозка обоза могла достигнуть засады не позднее девятнадцатой минуты. Тогда Айбар начнет действовать. И она придет ему на помощь.

Пятнадцать минут. Первая секунда, вторая, третья. Оэра сняла с пояса боевой топор орочьей работы. Цепляясь левой рукой за выступающие камни, воительница начала спускаться со своего наблюдательного пункта. Семнадцать минут. Легион уже наготове.

* * *

После ночной беседы с Рукой Арифель чувствовала себя совершенно разбитой. Он словно высосал из девушки всю энергию, напитал свою вампирическую сущность не только оленьей кровью, но и эмоциями, воспоминаниями девушки. Титаническая громада наружных построек Рагнвальда, к которым караван приближался с неумолимой размеренностью, только усугубляла состояние наемницы. Вдобавок ее грызло дурное предчувствие. Древний город драконопоклонников явно таил в себе некую угрозу, скрытую под вуалью забвения и тления. Полукруглые арки, с которых скалились в устрашающих гримасах пустоглазые нордские идолы, нависли над трактом подобно колоссальным ребрам. Ветер, проникавший в узкие бойницы, выдолбленные прямо в горе, издавал леденящий душу присвист. А меж колонн, наполовину скрывавших центральный портал города, горели сложенные в высокие конусы костры. Маданах не соврал: город был населен.