— А у меня есть выбор? Твоим именем я разберу эту станцию на запчасти, а потом буду развлекаться до следующего старта, и чем скорее разберу — тем скорее смогу отдаться безделью. Мне хочется побывать на Нике-2: я давно не гулял под открытым небом.

Они смерили друг друга взглядами. Декаурон сознательно обрубил невербальные каналы связи и теперь наслаждался простым созерцанием чужого лица, за которым нельзя прочесть мыслей и ощущений. Юэ нахмурилась, потом отвела сиреневые глаза и вяло взмахнула рукой.

— Я тебе не судья. Выполни свой долг, собери информацию, найди выживших — и твоя воля снова будет доминировать в этой звёздной системе.

— Выживших там не будет.

Декаурон закрыл глаза, откинулся на спинку скамьи. Сосны нежно шуршали за спиной: он знал точное расстояние до каждой иголки.

— Считай это моим официальным прогнозом. Системы жизнеобеспечения заглушены; людей мы встретим едва ли. В то же время, станция явно не была законсервирована в соответствии с правилами — а значит, можно ожидать микробиологического заражения. Я бы не хотел занести на ковчег пару мутировавших за тысячи лет штаммов или порцию плесневых спор, способных прорасти в активной зоне реактора, поглощая гамма-излучение.

— Я подготовлю двухступенчатый шлюз, мастер. Микробиологический контроль и контактная дезинфекция.

— Мне понадобятся штурмовики, Дану.

— Вы ожидаете встретить активное сопротивление?

— Нет. Я ведь прошу штурмовиков, а не "Ассал", приведённый к бою. Никогда не знаешь, что пригодится при дезинфекции.

* * *

Выйдя из дворца, Декаурон поморщился от яркого света: неоткалиброванное зрение с запозданием подстроилось к освещению его саркофага. Обслуживание тела давно закончилось, и теперь он плавал в густом розовом геле, свободный от инъекторов и дренажных трубок. Белое безмолвие и стерильная пустота: казалось, что за пределами отсека давно погибла вселенная. На самом деле, помещение было создано несколько дней назад — во время полёта саркофаг покоился в глубинах ковчега, надёжно укрытый от галактических лучей и почти невероятных аварий.

Декаурон напрягся, и мягкие руки автоматики тут же вытолкнули его вверх, сквозь прозрачную мембрану крышки. Тело слушалось превосходно, будто и не пролежало две с половиной тысячи лет в состоянии мнимой смерти — об этом позаботились Дану и миллиарды управляемых ей агентов-строителей, восстановивших органические ткани. Лёгкие вдохнули безвкусный воздух.

Вспомогательное ядро сознания отстроилось от реальности, вызывая в памяти вторичный интерфейс. Поверх примитивной геометрии саркофага лёг дополнительный слой восприятия, слабое подобие прежнего синтеза воли и ощущений. Декаурон попытался сменить текстуру стен, но опоздал — кто-то рассмеялся в его голове нежными колокольчиками, а вокруг начали распускаться цветы и проросла голографическая трава.

"Мастер, когда вы успели стать таким неуклюжим?"

Он всплыл над гелевым ложем, привыкая к чужому голосу, звучащему отголоском собственных мыслей, оттолкнулся от потолка и подлетел к невидимым контурам шлюза, подсвеченным в мнимой реальности интерфейса.

— Хочешь взглянуть на мою полную версию?

"Не искушайте меня. Признаюсь — это было бы познавательно."

Шлюз раскрылся четырьмя лепестками, и Декаурон, дождавшись выравнивания давления, выплыл в осевой тоннель обитаемой зоны ковчега. Белая труба, снабжённая четырьмя транспортными лентами, тянулась на сотню метров. Псевдогравитация отсутствовала: деградация мышечных и костных тканей обитателям не грозила, а потому усложнять конструкцию не стали, спрятав отсек с экипажем внутри основного корпуса.

Стены позади Декаурона покрывались фантастическими цветами самых нежных оттенков. На волне голографической живописи он подплыл к торцевому шлюзу, проник внутрь и попал в просторный отсек, из которого лучами расходились несколько тоннелей, ведущих в доступные для посещения зоны ковчега. Часть из них не использовалась никогда — у обслуживающих машин имелись свои пути — а часть он посетил пару раз просто из любопытства, пробравшись по узким норам сквозь технические отсеки. Основная часть "Стеклянного дворца" в принципе не была рассчитана на то, что внутрь неё когда-нибудь попадёт человек, и даже та, что всё же была рассчитана, оказалась тесным и неприветливым местом, созданным не для удовольствия, а просто на всякий случай.

В шлюзовой камере Декаурон облачился в экспедиционный скафандр. Тот мягко обнял тело внутренним коконом, подключился к его техническим интерфейсам, а потом собрал свой жёсткий каркас, за несколько секунд состыковав экзоскелет, агрегаты и оболочку. Мгновением позже мембраны шлюза впустили чьё-то стройное тело, влекущее за собой шлейф отливающих металлом фиолетовых волос. Юэ целеустремлённо заняла соседнюю нишу, дожидаясь, когда на ней соберут броню.

Позади глазных нервов Декаурона всплыло окно, запрошенное им с внешних сенсоров. Там, на фоне чёрной пустоты, торчал из условного низа освещённый прожекторами стыковочный блок с прилепившимся к нему "Аонбаром" — экспедиционным модулем, предназначенным для внутрисистемных перемещений.

"Аонбар" хранился в разобранном состоянии: набор блоков и подсистем, из которого, как из конструктора, собиралась оптимальная для решения текущей задачи конфигурация. Основа — силовой набор из нескольких металлокерамических балок и центральная ось, связующее звено между функциональными элементами. Модуль управления — снабжённая теплозащитой и обладающая аэродинамическим качеством дельтовидная капсула, пригодная для спасения экипажа и спуска в плотную атмосферу. Обитаемый модуль — небольшой тор, обёрнутый в толстый слой искусственной кожи, способной мгновенно затянуть пробоину от микрометеорита. Стыковочный узел, одновременно — грузовой трюм. Шесть нелепо раскинутых крыльев-ферм, давших приют сенсорным массивам, узлам связи и радиаторам. Бочкообразный реакторный отсек, окружённый поясом топливных баков, сверкающих изоляцией. Главный двигатель: толстый эллипсоид с рублеными краями, основная и восемь вспомогательных дюз. Теплоотводящие каналы, словно змеи, оплетали угловатый скелет. В такой конфигурации корабль мог свободно перемещаться в системе спутников Регента, либо отправиться к соседней планете. Последнее, впрочем, было малоосмысленно, поскольку челноков, способных не только совершить посадку, но и взлететь с поверхности небесного тела, "Аонбар" в этот раз лишили — как и многого другого оборудования, излишнего для текущей миссии.

Монтажные роботы, под контролем Дану, выполнили работу по сборке за восемьдесят стандартных часов.

"Моё тело восстанавливалось дольше. Впрочем, конь и должен быть примитивней всадника, иначе во всаднике не будет нужды."

Контрольная проверка скафандров отобразилась зелёным списком узлов. Вслед за ней началась контрольная проверка систем корабля — сначала средствами ковчега, потом — его собственным управляющим интеллектом, и наконец — первичными загрузочными модулями, совершенно тупыми, но абсолютно надёжными в силу принципиальной невозможности перезаписи. Когда мелькание разноцветных строчек подошло к концу, Декаурон занёс в лог проверки сигил полётной готовности. Второй занесла Дану: только теперь была позволена расстыковка.

— "Аонбар" готов, мастер.

— Не шалите без нас.

— Шалости подождут до вашего возвращения.

— Обещаешь?

— Я ветреная богиня, мастер, — невидимая улыбка растаяла имплантированным чувством тепла.

Короткая норка шлюза закончилась мощной диафрагмой. Следом за Декауроном внутри оказалась Юэ: две громоздкие фигуры заняли почти всё пространство, слегка соприкасаясь корпусами.

— Готова?

Он воспользовался самой примитивной и официозной формой связи из всех возможных, и лишь мгновением позже сообразил, что это первые слова, произнесённые вслух во всей звёздной системе за миллиарды лет её существования. Узкая белая труба с аварийными скафандрами в стойках казалась до странности нелепым местом для такого эпохального события.

— Даже не надейся, что я стану тебя утешать, — сварливо отозвался динамик шлема.

Автоматика изолировала ковчег и выпустила команду в опасный и безжизненный мир, окруживший хрупкую тесноту корабля. Здесь не пахло даже скудными пространствами "Стеклянного дворца": внутренняя поверхность отсеков вспухала мягкими белыми округлостями, оставляя ровно столько места, чтобы мог протиснуться человек в скафандре. Казалось, кто-то устроил внутри гнездо, набитое подушками, причём подушками живыми, подающимися перед гостем и растущими позади него. Адаптивное покрытие выполняло сразу несколько функций: служило средством аварийной герметизации, являлось противоперегрузочным ложем для тех, кто в аварийной ситуации оказался вне своего ложемента, а заодно скрывало под собой дополнительное оборудование и расходные материалы. Оно же впитывало и очищало от примесей воздух, эффективно и очень быстро стерилизуя всю атмосферу внутри обитаемого объёма.

Декаурон, напоминая самому себе чудовищную мышь, прополз через шлюзовую камеру, добрался до осевого колодца и зацепился за транспортную ленту, которая протащила его два десятка метров до модуля управления. Позади, второй мышью, шуршала Юэ.

"Хотя какая она мышь? Натуральная лиса, стерегущая мой хвост. Зато пушистая, в этом главная ценность лис."

Внутри головного модуля имелось немного свободного места — там, расположенные в два ряда, стояли пять закрытых саркофагов-ложементов, предназначенных для экипажа. Вокруг — всё та же мягкая внутренняя обшивка, наводящая тоску своей монотонностью. Технически управлять кораблём можно было из любого отсека, просто подключившись к его сети, но инструкции требовали, чтобы активный экипаж, по возможности, занимал предназначенные для этого места. Декаурон уважал инструкции: они составлялись много тысячелетий назад настоящими людьми и служили благословенным приветом из далёкого прошлого.

Тяжёлые створки разошлись в стороны и приняли его тело. Теперь экипаж защищали три слоя брони — личные скафандры, саркофаги и корпус самого корабля. В таких условиях необходимость в пригодной для дыхания атмосфере отпадала, и отсеки "Аонбара" наполнял аргон, исключающий возможность пожара.

"У нас нет дома, а живём мы в гробах. В начале жизни я бы ужаснулся такой перспективе, теперь — привык. Лишнее слетело, как шелуха, остался только я сам. Моя одежда — ковчег, моя собственность — информация в ячейках памяти, мои владения — вся галактика. Рад я этому, или нет?"

— Предстартовая готовность, мастер.

— Вижу.

Интерфейс корабля уже занял центральное место в его личной реальности. Отсек управления, саркофаг, скафандр — всё исчезло, оставив только виртуальную карту области космического пространства, в которой предстояло оперировать. Бесплотный Декаурон повис на окраине системы спутников газового гиганта, наблюдая схему предполагаемых эволюций. Им предстояло несколько витков, постепенно приближающих корабль к планете, и ещё несколько — чтобы уравнять параметры орбиты с орбитой "Вуали", в перицентре едва не цепляющей атмосферу, а в апоцентре убегающей от неё на многие тысячи километров. Орбита была опасна и неудобна для жизнедеятельности: проходя через радиационные пояса и вблизи внутреннего края колец, станция рисковала слишком многим, чтобы предполагать осмысленное размещение.

"И в то же время она слишком выверена, чтобы рассуждать о случайности. Мне даже немного интересно, что мы найдём. Немного."

Декаурон верифицировал свои полномочия и активировал первую команду программы полёта.

РАССТЫКОВКА

Мягкий толчок. Дану оттолкнула своё дитя, позволяя ему обрести свободу манёвра, и в дело тут же вступили двигатели ориентации, уводя "Аонбар" от корпуса ковчега и разворачивая его в стартовую позицию.

НАБОР ДИСТАНЦИИ

ПОЗИЦИОНИРОВАНИЕ

ГОТОВНОСТЬ К ЗАПУСКУ

Зелёные строчки, алый пунктир будущей траектории.

"Скачи же, мой конь, рождая огонь, сквозь холод и лёд — как ветер, вперёд."

ПУСК

Термоядерная энергия сорвала электроны с атомов водорода, превращая топливо в разогнанный пучок плазмы. Декаурон вновь обрёл вес: невидимое тело стало реальным, разрушив синестетический эффект интерфейса управления. Он продолжал следить за цифрами, на которые не оказывал уже никакого влияния, ради иллюзии контроля и самоуспокоения — контур управления кораблём услужливо подсовывал в фокус внимания параметры относительных скоростей, ускорения, температурного и магнитоплазменного режимов реактора, рисовал прогнозы по выполнению программы полёта — но взгляд Декаурона всё чаще останавливался на зелёной звёздочке, расстояние до которой становилось больше и больше.

"Аонбар" покидал орбиту "Стеклянного дворца".

Медленно, непрерывно, уверенно — прижимает к ложу растущее ускорение. Вот оно превысило откалиброванную колыбелью человечества норму, вот — достигло трёхкратной величины. Забытое ощущение веса щекочет нервы, принося странное наслаждение — словно голодный до жизни призрак вновь обретает плоть. Увеличивают мощность системы тела: вместе с активизацией режимов обмена повышаются энергопотребление и выделение тепла.

"Единственный параметр, который сейчас падает в наборе из одного корабля и двух людей — это количество топлива. Мы тратим универсальную валюту, чтобы жить быстрее и ярче."

Мысленно обернувшись, Декаурон посмотрел на ковчег. Повинуясь его желаниям, загрузилась ретроспектива старта. Сперва — стыковочный узел и участок корпуса, плавно уходящие назад. В поле зрения вползали фермы и мачты — временное хозяйство Дану. Потом и они становились щетинками на боку исполина, а на первый план выплывали целые функциональные модули. Изображение ковчега вращалось, пока "Аонбар" позиционировал себя на будущей траектории, и наконец "Стеклянный дворец" явился во всём своём древнем великолепии. Многокилометровый, сотканный из переплетения искусственных волокон и выращенных в вакууме балок, обёрнутый слоями квазиживых корпусов, собранный на базе отдельных блоков — цилиндрических, тороидальных, шарообразных форм, прикрытый лепестками сложенных щитов и сверкающими крыльями радиаторов, сенсорных массивов, фото— и радиосинтезирующих плоскостей. Вокруг оси ковчега уже выстраивались многосегментные цепочки-кольца — первая очередь заводов, предназначенных для развёртывания масштабной программы по добыче и преобразованию местных ресурсов, венцом которой станет исполинских размеров стартовый стол, чьи элементы распределятся по всей системе, от энергостанций на ближних орбитах звезды и до самого "Стеклянного дворца", заменив истраченные в ходе предыдущего броска разгонные ступени.

Искусственная жизнь, придуманная под светом других звёзд, рывками преодолевала холодную пустоту, чтобы снова и снова расцветать, бросая свои семена всё дальше и дальше. Жизнь повиновалась изначальному инстинкту, огранённому философией экзистенциализма и гносеологии и рафинированному бесконечной чередой испытаний. Декаурон являлся частью этих попыток, одним из миллионов созидателей и одним из триллионов наследников, иногда — почти богом, но всё ещё — человеком, и теперь, будучи локализован в собственном теле, покинув панцирь ковчега и навязчивую, но ласковую опёку Дану, он чувствовал себя до странности беззащитным. Это чувство, одна из жемчужин в драгоценном наследии человечности, пугало, но в то же время усиливало ощущение жизни. Декаурон не мог погибнуть от простой разгерметизации, как его далёкие предки. Ему не угрожала лучевая болезнь, а невесомость не вызывала атрофию мышц и не приводила к утрате кальция костной тканью — за неимением последнего в тех сверхпрочных деталях, которые давно заменили родной скелет. Немедленной гибелью угрожало прямое попадание достаточно крупного объекта непосредственно в саркофаг или падение корабля на Регент, но вероятность обоих событий отгораживала от единицы длинная цепочка нулей.