Не отдавай чужим меня взаймы.

— Шампанское.— Зачем-то говорю это, и ты киваешь, чуть улыбнувшись, тоже отпиваешь, потом кладешь голову на подушку.

Затихаем на минуту, думая каждый о своем. Хотя... чуть позже я понял, что тогда мы думали об одном и том же.

Я чувствовал твое прохладное тело рядом с собой, и сердце замирало сладко. И в тоже время в животе скручивало все... Это было почти больно.

— Я ведь люблю тебя, знаешь?— и исчезает воздух.

Существовавшие до этого сами по себе, нервы, страх, и любовь к тебе, мелкий, в эту секунду сплелись так сильно и крепко, образовав такой затянутый узел, что даже сейчас, по истечении двух лет, я его не могу расплести.

Эти слова ты прошептал, а я лежал, рвано выдыхая, боясь, что воздуха больше нет... боясь, что остановится сердце.

Жар бросился к щекам. Я еще смог кое-как поднести к губам горлышко бутылки, сделать большой глоток, а вот проглотить его нормально сил уже не было, я закашлялся.

Это дало возможность придти в себя.

— Знаю. Я твой близнец, ты не можешь меня не любить, — бурчу, передавая бутылку тебе, и ты тоже сделал нервный глоток.

Я почувствовал, да и просто знал, что у тебя нервы натянуты, так же как и у меня.

— Не тупи, Том... — утираешь влажные губы рукой, качаешь головой.— Ты все видишь и чувствуешь... И прекрасно понимаешь, что я говорю совсем о другом...

Как же у меня начало колотится сердце после этого! Мне казалось, что оно долбится так, что эти удары отдаются и в тебе. Закрываю глаза и даже так, кажется, что я вижу вертящийся потолок.

— Ты же понимаешь, что это бред, Билл? — тихонько говорю это, и вдруг чувствую, как твоя ладонь ложится на мою грудь. Туда, где так бешено, бьется сердце.

— Ты уверен? Почему, тогда, твое сердце бьется так, что при этом кровать вздрагивает?

Ты не улыбаешься, я знаю. Опершись на локоть, пристально всматриваешься в мое лицо, чуть лаская мою грудь пальцами, вжимаясь ими в кожу, и я открываю глаза, чувствуя, как продолжают гореть мои щеки, и как я... я начинаю возбуждаться.

Это злит, это бесит, это нелепо, глупо и неправильно... НЕПРАВИЛЬНО!!!

Ты — мой брат. И по-другому быть не должно. Не может быть по-другому...

В тусклом свете почти не вижу твоего лица.

— Билл... пожалуйста... не надо. Мы не имеем на это права, и оба это прекрасно понимаем. — А сердце так и продолжало бешено биться, не давая возможности показать, что я спокоен.

А еще мне просто до одури хотелось положить свою ладонь на твою руку и крепче прижать ее к себе.

— Ты должен найти кого-то, Билл. Обязательно. Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь получить от человека, которого ты любишь... — не знаю я, как у меня тогда хватило сил сказать это.

Говорил и умирал.

Несколько секунд тишины, в которые твои пальцы чуть сжали кожу на моей груди и замерли.

— Мне не нужен никто... Мне, кроме тебя, никто и никогда не был нужен... — слушаю твой шепот... не дыша, впитывая его всем своим существом, а потом, не выдерживаю и сажусь в постели, чувствуя как становится холодно там, где только что была твоя теплая ладошка.

ЧЕРТ!!! Билл! И я вдруг понимаю, почему у тебя никого не было.

— Билли... нет. Не нужно об этом... пожалуйста... — я чувствовал, что практически протрезвел от всего, что было сказано тобой, а еще... от теплой ладони на моей груди. — Так не должно быть, Билл. Не должно... Я в душ, прости...

Да, я убежал от тебя тогда. Убежал.

Может, я повел себя как трус, но я не мог по-другому. Не имел на ДРУГОЕ никакого права.

Когда я вернулся из ванной, тебя уже не было в моей постели.

И я почувствовал облегчение.

Наверное...

Потом все пошло своим чередом, поездки, записи, концерты, круговерть событий, и мы больше не возвращались к этому разговору. Но я перестал изображать из себя недотрогу для собственного брата, перестал стебаться и обижать тебя, и видел, что ты мне за это благодарен.

Мы не стали общаться меньше. Нет. Но ты больше не делал попыток к сближению, и я был этому рад.

А еще, иногда я иногда чувствовал на себе твой взгляд. Такой, каким ты никогда и ни на кого больше не смотрел. И от этого взгляда хотелось спрятаться, укрыться... так, что бы не мог больше твой взгляд проникать в мое сердце, заставляя его или останавливаться, или биться быстрее...

Понимал я прекрасно, что тебе нелегко. Только помочь не мог ни чем...

Я все так же снимал девчонок, но перестал этим бравировать, понимая, как тебе это неприятно.

А потом, после рождества, ты познакомился с Ларсом, который стал твоей новой любовью и твоим первым мужчиной.

Как я себя при этом чувствовал? Да просто к клубку из нервов, страха и любви, который незадолго до этого поселился в моей груди, примешался еще один компонент — ревность. Жгучая ревность.

Я заливал ее алкоголем, когда ты уходил к нему, и хорошо, что для этого у тебя было не так много возможностей и времени, и только поэтому я тогда не спился, наверное.

Ты познакомил меня с Ларсом, когда вы уже переспали. Он появился рядом с тобой на закрытой вечеринке, и вопреки всему, что я чувствовал и думал об этом человеке — он мне понравился. Высокий, стройный, со строгой короткой стрижкой, с красивыми темными глазами, ты познакомился с ним, когда я ездил на съемки рекламы гитар "Гибсон", на вечеринке у Хофмана. Ларс был там как организатор вечера, следил за своим персоналом, обслуживающим вечеринку. Потом, позже, Хофман драл на своей жопе волосы, когда выяснилось, откуда взялся этот Ларс. Мне нравилось, как он общается с тобой, нравилось, что он внимателен и нежен, насколько это возможно на людях.

Я невольно следил за вами весь вечер, чувствуя, как больно сжимается сердце в груди.

А еще, чуть позже, когда я не хило надрался, начал представлять, как он ласкает твое тело, как целует в губы... И от этого хотелось начать крушить все вокруг себя...

Ревность. Дикая, не правильная, не нужная... Она жила во мне, и процветала, сплетенная намертво с другими чувствами.

И я знал, что она поселилась там навсегда...

Иногда я ловил твой взгляд. И не мог понять , что в нем... Или просто не разрешал себе этого понять.

Вы не позволяли себе лишнего, но взгляды, в которых плескалась нежность, невозможно было не замечать, а еще, чуть позже, ты сам обнял его, и этого хватило для скандала. Среди присутствующих тогда все-таки оказалась крыса, вынесшая твои необычные отношения в глобальную сеть. Не было подтверждающих это фотодокументов, но нашему начальству от этого легче не стало. Да, ты добавил нашим продюсерам седых волос с появлением Ларса в твоей жизни, но Билл Каулитц оставался Биллом Каулитцем, и тебя невозможно было кем-то заменить или заставить отказаться от отношений. Был скандал, не без этого, Ротт и Хоффман просто бушевали первый месяц, когда все стало известно. Даже пытались запугивать Ларса. Только после этого ты закатил такую истерику, что наши ПРО, поняв, что тебя легче пристрелить, чем заставить танцевать под их дудку, сдались, приставив к тебе Саки. Он должен был быть рядом с тобой двадцать четыре часа в сутки, включая и то время, когда ты был с Ларсом. Ну не буквально, конечно.

Отвез — привез. Но даже так для меня было спокойнее почему-то.

Вот так ты, практически заявил миру, что ты есть швуль...

Как отреагировал мир? Мир и верил, и сомневался, но теперь, кроме словесной информации миру хотелось увидеть того, кто имел доступ к твоему телу. Но вы не давали такого шанса папарацци, не появляясь больше нигде вдвоем. И, в конце концов, этим и было заглажено то впечатление, которое произвели слухи о том, что Билл Каулитц — голубой. Нет фото, нет информации — и значит, потихоньку ажиотаж на этой почве притих. Даже начали появляться в Интернете предположения, что вся эта история была придумана специально для пиара, так сказать, и вообще: "... а был ли мальчик-то?"

А "мальчик" был. Был больше года. Часто приезжал туда, где мы гастролировали, и останавливался в одной гостинице с нами, а потом, ночью, ты уходил к нему. А я надирался, как свинья. Или до остервенения драл очередную фанатку, пока не падал без сил, и засыпал, думая о тебе.

Жалел ли я о том, что отказался от наших отношений?

Было смешанное чувство, и от него я не мог никуда деться.

Сердце кричало, что ты идиот, Том! ИДИОТ! Ты любишь его и, если захочешь, сможешь вернуть и любовь ...

А мозг крепко "пожимал" руку и поздравлял с тем, что я смог принять единственно правильное решение. При этом я всегда вспоминал мамины сурово сведенные брови...

И еще я видел твои счастливые глаза. Я радовался за тебя. Ты был счастлив. А я? Я просто жил, дышал, играл на сцене, захлебываясь адреналином, рядом с тобой, мелкий. И мое сердце билось чаще, когда ты был близко, когда в глаза мне смотрел... Но я сделал свой выбор. Именно такой, который и должен был сделать...

2008 год, 3-е сентября. Калифорния США. Бар при отеле (продолжение)

Меня начинало потихоньку трясти. Теперь мы вчетвером сидели за столиком и я, глядя на тебя и понимая, что на Эрика ты запал на все сто, просто тихо умирал, уже тогда предвидя, что ничего хорошего из этого не выйдет. Дэвид сидел рядом с тобой, а со мной рядом сидел Эрик. Мы болтали о всякой фигне, я старался держатся нормально, понимая, что этот засранец открыто флиртует с тобой, видя твой интерес. Я злился на Йоста, мне хотелось ему начистить морду за этого Эрика, только я прекрасно знал, что не сделаю этого. Возможно потом, наедине, я и выскажу все Про, но только не тут и не сейчас.

Может, я был бы спокойнее, если бы не видел, КАК этот Эрик иногда смотрит на меня...С*ка! Меня почти подкинуло, когда эта тварь провела пальцами по моему колену под столом, от неожиданности, я расплескал на себя коктейль.

— Черт! — подскочил, хватая салфетки со стола.

Эрик тоже тряс рукой.

— Тооом... Ты напился... — протянул ты, кивнул и улыбнулся.

— Похоже на то, — процедил я сквозь зубы, кинув злой взгляд на соседа.

— Бывает, — Эрик тоже встал — Пойдем, помогу отмываться.

Этот гад подтолкнул меня, коснувшись локтя.

Ну что же, окей. Может, это и к лучшему. Нужно расставить все точки над "i".

Я шел впереди, чувствуя, как эта с*ка сзади буравит мне спину взглядом. Зашел в уборную, оторвал одноразовое полотенце и, открыв кран, стал вытирать с футболки пролитый коктейль. Эрик мыл руки.

— В какие игры ты играешь? — не выдержал я.

Красивый, сволочь. Со вкусом одет и причесан. Черные глаза в обрамлении таких же черных ресниц. Четко очерченные чувственные губы и чуть впалые щеки, челка, спадающая на глаза. Ухоженные, но сильные руки.

— Ты нравишься мне. — Ответ и улыбка, хотя, наверное, скорее оскал ровных белых зубов.

— Я не педик, и ты мне не нравишься, — выкидываю мокрое полотенце.— Еще раз прикоснешься ко мне, я тебе руки поотрываю. Понял?

— Я тоже не педик, — этот гад загораживает мне дорогу, и я понимаю, что он немного выше меня. И старше. Ну, конечно старше, черт! Он же одноклассник Дэйва. Хотя я этого и не чувствовал вообще.

— Но иногда хочется разнообразия.

И скользящий взгляд по моей щеке, опускающийся по шею.

— Ищи разнообразия в другом месте, — цежу это сквозь зубы.

— Зачем же — в другом?... Я очень даже понравился твоему братишке.

— Я не посмотрю на то, что ты друг моего босса, Эрик, и на то, что ты старше... Я убью тебя за Билла, понял? Ты только обидь его... попробуй!

— Не кипятись, гитарист, — взгляд, вонзающийся в душу.— Я не думаю его обижать, а он, судя по всему, не прочь со мной провести ночь. Как думаешь?

Почти скриплю зубами.

— Не злись, парень... И я хочу, что бы ты знал — я сделаю все, чтобы однажды ты оказался в моей постели, — это было сказано шепотом, но так, что у меня мурашки пошли по спине от чувства холода и мерзости.

Его пальцы касаются моего подбородка. Отшвыриваю его руку.

— Не мечтай даже! И я тебя предупредил! — я почти вылетел из туалета. Хотелось рвать и метать. Вернулся за столик и попытался увести тебя из бара. Ага, счаззз! Так ты меня и послушал. И нужно было, ой, как нужно было сказать еще тогда, что Эрик не на тебя, малыш, запал, а на меня... Но я понимаю, что ты бы мне не поверил. Посчитав, что я просто хочу оттолкнуть вас друг от друга. Но я должен был тогда хотя бы попытаться! Должен был...

Ты переспал с ним в ту же ночь. И я не смог этому помешать. А потом, почти два месяца подряд, у тебя снова было сияние в глазах, и я знал, что ты на него запал окончательно и бесповоротно. Эта тварь появлялась в твоей жизни не очень часто. Но так, что ты на него подсел, мелкий. И я ничего с этим уже сделать не мог.

А потом грянул гром, когда ты, вернувшись от него однажды ночью, начал громить все в нашей квартире. Ты был зол, растерян, а еще — ты был под коксом... Я понял это почти сразу, стоило мне взглянуть в твои глаза.

— Билл! Нет! Остановись! — Я успел перехватить твою руку, когда ты собрался разбить кулаком стеклянный журнальный столик. Мне наплевать было на столик, я испугался за твою руку. Схватил тебя в охапку и прижал к себе.

— Что случилось, Билл? Что? — я почти шептал это на ухо, боясь отпустить тебя.

Ты дрожал так, что, даже прижимая тебя к себе, я понимал, что не могу, ни на капельку, унять в тебе эту дрожь.

— У него есть кто-то еще, Том, — это единственное, что я тогда смог из тебя вытащить.

Я ведь знал это. А ты меня не слушал. Не хотел верить этому...

Потом отпаивал тебя горячим чаем, успокаивал, и смог заставить забыться тяжелым сном.

Мне было страшно. А еще я был зол настолько, что меня эта злость разрывала изнутри.

Ты спал, а я сидел рядом, поджав под себя одну ногу, и смотрел на твое лицо, на выпирающие ключицы на голых плечах, и мне так хотелось обнять, прижать к себе, и не дать никому больше обижать тебя. Невыносимо болело сердце. Ты тот, кого я люблю всю жизнь, с самого рождения, как брата любил, как человека, нужного мне больше себя самого. Но это уже давно переросло в нечто большее.

Как бы я от этого не старался укрыться, уйти, убежать, это чувство не уходило, и не менялось. Хотя нет, менялось, оно становилось все взрослее, глубже. И в то же время я понимал, что не имеем мы права на эту любовь. Благодаря маме, это я понял еще тогда, когда не было этого "неправильного" чувства к тебе.

Утром, когда ты был в душе, я слинял по-тихому и поехал к Дэвиду. Мне нужен был телефон Эрика.

Конечно, я понимал, что, наверное, не имею права лезть во все это, но по-другому я просто не мог.

Дэвид офигел, когда я ворвался в его квартиру с утра пораньше. Я орал, размахивал руками, ругался так, как никогда не ругался раньше, я даже не представлял, какие познания в матерных оборотах храню в своих мозгах. По-моему этого и Про не предполагал, поэтому и смотрел на меня в полной прострации.

— Ты понимаешь, Том, что несешь ересь? По-твоему, я лично виноват в том, что Билл лег под него? Эрик попросил его с вами познакомить — и я познакомил, не более того! Разве я знал, что этот малолетний кретин втюрится в него?