Не отдавай чужим меня взаймы.

" Не отдавай чужим меня взаймы..."

От автора: События происходят в разные по времени отрезки, в связи с чем просьба — ВО ИЗБЕЖАНИЕ ПУТАННИЦЫ ОБРАЩАЙТЕ ВНИМАНИЕ НА ДАТЫ ИХ ОПИСАНИЯ

2009 год 14 февраля.

Что может быть нужнее и важнее, чем человек, которого ты любишь?

Наверное, понимание того, что этот человек любит тебя не меньше, и ты ему нужен так же сильно.

И пусть это та любовь, которую приходится скрывать, но для нас двоих, нет ничего важнее. И поэтому она только наша. Не напоказ.

Только ночь и луна, заглядывающая в наши окна, могут похвастаться тем, что видели нашу любовь, что чувствовали запах нашей страсти.

Эти присланные тобой белые лилии просто шепчут мне о том, что ты любишь меня, а может они шепчут те строчки, что ты мне прислал?

Я безумно скучаю, мелкий... Приезжай уже, а?

2008 год конец ноября.

— Почему ты меня не слышишь, Том? Почему ты не понимаешь?

Я смотрел в твои влажные глаза, и у меня разрывалось сердце.

— Он замечательный, понимаешь? Он хочет быть со мной! Зачем ты лезешь туда, куда тебя не просят, зачем?

Подхожу почти вплотную к тебе, даже не понимая толком, что делаю это.

— Билл, я твой брат, если ты еще помнишь об этом! Я. Твой. Брат. — Вцепляюсь в твои плечи, сжимаю их пальцами.

— Да, да, да, Том! Ты — брат! Но ты ВСЕГО лишь брат! ВСЕГО ЛИШЬ! — твой взгляд метался по моему лицу, и у меня заныло сердце.

— Всего лишь? — тихо повторил я за тобой, и ты, не спеша, кивнул.

— Прости, ты сам захотел этого, — так же тихо говоришь и, вырываясь из моих рук, отворачиваешься. — Пусти, мне больно.

Сглатываю, выдыхаю, и смотрю на свои руки. Даже не понимал, что делаю тебе больно, сильно сжимая твои худенькие плечи под тонкой футболкой.

— Билл, ты повелся на него только потому, что он похож на Ларса. — Нахожу силы сказать это, и ты снова резко разворачиваешься ко мне.

— На Ларса? — стискиваешь зубы, и белеют скулы.— Похож, ты прав. Но это лишь внешнее сходство, Том!

— Но ты повелся именно на ЭТО, Билл!

— Даже если и так, что из того, Том, что?

— Ты не понимаешь, не видишь, что он играет тобой? Не видишь, что ты у него не один? У него целая команда таких, как ты! Думаю, не зря он пацанов тренирует. И это не только мое мнение. Ты для него лишь очередной смазливый мальчишка, которого ему захотелось поиметь!

И почти отлетаю на кресло, от твоей пощечины. Прижимаю ладонь к горящей щеке, стараясь придти в себя, злости нет. Дикая обида, Знаю, что я сильнее тебя физически, и мог бы сейчас избить тебя до полусмерти. И уж ты тогда бы точно не пошел к Эрику...

Вижу, как ты тяжело дыша, смотришь на меня, сжимая кулаки.

— Прости, Том, я все равно буду с ним, хочется тебе этого или нет, понял? — почти шепчешь последнее слово, хватаешь курточку с постели и демонстративно хлопаешь дверью, выходя из спальни. Ты ушел все-таки. А я буду все ночь ворочаться, сходить с ума от этой ситуации.

И ждать тебя. Хотя и знаю, что до утра ты все равно не вернешься.

2 месяца назад. 2008 год, 3-е сентября. Калифорния, США. Бар при отеле.

— Том, Билл! Познакомьтесь, это — Эрик Раст, — ты оборачиваешься первым на зов Дэвида, я, не спеша, за тобой.

И почти вздрагиваю от осознания того, что вернулся мой персональный кошмар.

Но через пару секунд пьяный бред рассеивается, и я понимаю, что это не Ларс, а лишь очень похожий на него парень, такой же широкоплечий, стройный и высокий, со строгой стрижкой. Ошибся, выдыхаю облегченно.

— Мой друг и одноклассник, — Дейв просто сиял, держа под руку это самого Эрика, которого он был ниже почти на голову.

— Том, — первым протягиваю руку, и чувствую крепкое рукопожатие, и скользнувший по моим плечам и шее, почти похотливый взгляд, темных, скорее даже просто черных глаз, после того, как он снял очки и водрузил их себе на голову, прижав челку, поднятую наверх.

— Эрик. Мне очень приятно, — низкий, чуть хриплый голос, полуулыбка и взгляд, уверенного в себе самца. — Давно хотел познакомиться с подопечными Дэвида.

Не понял я этого взгляда, чего-то стало не по себе, списал на то, что я действительно не хило надрался за этот вечер. Мой взгляд зацепился за выглядывающую татуировку в вороте расстегнутой рубашки Эрика. Что-то похожее на колючую лиану, со скрученными, пожухлыми черными листьями, которая, поднималась на сильную шею, с выступающими венами. И почему-то, у меня пошли мурашки от этого рисунка.

— Билл, — чуть улыбнулся ты и тоже протянул руку.

Я невольно обратил внимание на большой перстень на среднем пальце протянутой тебе руки. Такой внушительный перстень, которым, если заехать по физиономии, то уж точно мало не покажется.

— Ну, вот и познакомились. Рад, честно.

— Чем занимаетесь, Эрик?— смотрю на нового знакомого и сомневаюсь, что сам смогу определить род занятий этого парня.

Эрик выглядел так, что ему можно было приписать многое. Интересно, что именно?

— Бывший мотогонщик. После аварии тренирую молодняк.

— Он замечательный гонщик, эти его мотоциклы... — Дэйва передернуло,— я их боюсь вообще, а он их просто боготворит.

— Дэйв, ты всегда всего боялся, — улыбнулся Эрик, мельком посмотрев на смеющегося Дэвида, а я, повернувшись к тебе, почти замираю, видя твои глаза. Вернее их выражение. Ты, не отрываясь, смотришь на Эрика, на его лицо, с трех дневной щетиной, стильно подправленной бритвой, и в твоем взгляде уже почти обожание.

Все. Пи*пец подкрался не заметно.

Это сходство Эрика с Ларсом бросилось в глаза не только мне. Я это понял, и мне стало страшно. Очень.

4 месяца назад. 2008 год, 6 июля, Рим, Италия.

Сижу на постели в твоем номере Римской гостиницы, мы полтора часа назад отыграли концерт, все было супер, а потом, когда еще были в гримерке, тебе позвонил Ларс, ты, молча, слушал его около минуты, а потом так же молча, швырнул трубу в стену и сжал виски ладонями.

А мне захотелось выть. Я знал, что он собирался тебя оставить, и теперь понял, что все-таки он сделал это.

И сейчас, сидя на постели, в твоем номере, смотрю на тебя, склонившегося к подоконнику, на который ты оперся руками. Голова опущена, и волосы, свободно свисая, касаются твоих рук.

Я знаю, насколько тебе плохо. Понимаю, что тебя предали, разбив сердце, а мое сердце разлетается от того, что не могу помочь тебе ничем.

Ты мне все рассказал, мелкий. Еще там, в гримерке, после того, как Георг с Густавом вышли из нее, и я был тебе очень благодарен за это. Ты доверился мне. И я не знаю, как ты смог после этого звонка еще улыбаться и давать автографы фанатам. Меня это почти убивало, я же понимал, что у тебя на душе. Мне хотелось схватить тебя в охапку, послав всех и все на х*й, дать тебе разреветься.

С*ка, какая же ты с*ка, Ларс. Мне хочется разбить твое красивое лицо, Ларс,

— Билл, ему же почти тридцать, ну ты сам его пойми, он же не педик, он — би, а значит, ему нужна семья и дети.

— Том, заткнись, Я все равно к нему поеду, он не может вот так все растоптать, — шипишь почти.

— Бл*дь, Билл! Не заткнусь! — злость нахлынула удушливой волной, вскакиваю и разворачиваю тебя к себе лицом.

Но ты все равно на меня не смотришь. Твои глаза прячет челка.

— Ты понимаешь, что это не могло продолжаться вечно? Понимаешь? Я не знаю, любил он тебя или нет, но сейчас это нужно оставить в прошлом и жить, понимаешь? Жить дальше! Ты не имеешь права так поступать со всеми нами! Не имеешь! Нам нужно нормально отыграть в Америке, пойми! У тебя, их, таких Ларсов, сотня еще будет, брат! Посмотри на меня! — последнее почти ору и только тогда ты медленно поднимаешь на меня глаза, полные боли, отчаяния и слез.

— Я его люблю, Том! Я! Понимаешь? Он ведь знает это! Знает! — так же почти кричишь, и я в порыве прижимаю тебя к себе. Ты начинаешь вздрагивать всем телом. Я знаю, что ты плачешь. Ты так ждал, когда он приедет, а он вот такое сотворил с тобой, гад.

— С*ка! С*ка! Откуда она взялась, Том? Откуда? — пытаешься бить меня ладонями по груди, вжимаясь лбом в мое плечо.

— Тихо, тихо, мелкий, не она, так другая, уж поверь. Просто, пришло время, понимаешь? Ты же не можешь родить ему, Билл, ну не можешь! — и улыбаюсь, и почти плачу, — ну пойми, родной! Пойми. Так жизнь устроена. И ты лет через десять захочешь своего ребенка завести, слышишь?

— Тварь! — сильно бьешь меня в грудь, но я только еще крепче прижимаю тебя к себе, понимая, что не меня ты так "обласкал".

— Все, родной, все. Все пройдет и успокоится. Станет легче. Только дай немного времени.

Тяжело дышишь и комкаешь пальцами футболку на моих предплечьях.

— Год, Том, мы вместе были год. Даже больше! Как может все пройти? КАК?

— Все будет хорошо. Тебя полмира хочет, мелкий, а ты убиваешься из-за того, кто тебя на бабу променял?

— Том, сука ты, Том, заткнись, а? — но это уже было сказано без злости, хотя и со стоном, а потом ты просто обнял меня за шею, прижавшись щекой к голове.

— Я не заткнусь, Билл. Ну, кто тебе скажет правду в лицо, а? Кто?

Нежное тепло родного тела и дыхание ветерком по виску.

— Я убью тебя когда-нибудь за эту правду, — всхлипываешь и шмыгаешь носом.

— Обязательно, когда-нибудь потом, — говорю и улыбаюсь сквозь слезы, понимая, что теперь ты не сорвешься, как ненормальный, и не рванешь в Германию посреди тура, показав всем вскинутый средний палец, наплевав на все и всех.

2008 год. 9 августа. Монреаль, Канада.

Гостиница, вечер.

— У меня нет времени! — ты пронесся мимо меня и Георга, чуть не налетев на людей, стоявших возле стойки ресепшен, и я, не понимая ничего, открыл рот.

— Не въехал... Чего это у него времени нет? — Смотрю на басиста, и вижу, что он отводит глаза. — А ну, колись, куда он собрался, пока меня не было?

Георг замялся и нахмурился.

— Бл*... вечно я получаюсь крайним!

У меня вдруг взмокла спина.

— Ларс?

Георг вздохнул и обреченно кивнул.

— Прилетел еще утром, прикинь...

— Бл*дь! — срываюсь с места и, через десять секунд вваливаюсь в твой номер.

— Билл! Ты не поедешь к нему! Я не пущу тебя! Господи, как ты не понимаешь, что он снова поиграет с тобой и вернется к жене? — выхватываю твою курточку из рук и швыряю ее через весь номер. Ты исподлобья смотришь на меня.

— Том! Какого черта? Том... Я и голый к нему уйду, лучше пусти... — качаешь головой.

— Бл*дь, Билл! Да ты же только успокаиваться начал! Да пошли же ты его подальше, наконец! Ну что же он так над тобой издевается, а? Билл, пожалуйста! Послушай ты меня, а?

Подскакиваешь и хватаешь меня за футболку на груди.

— Это ты меня послушай, Том... Не держи меня, не надо. Сам разберусь. Я тебя очень прошу — не мешай мне, пожалуйста... Ты меня знаешь. Я все равно своего добьюсь!

Я закрываю глаза и понимаю, что мне только останется тебя связать, чтобы ты не ушел.

— Мы просто поговорим. Я даже в номер к нему не пойду, понял?

Киваю почти обреченно, зная, что все равно ты не устоишь перед ним, и твои пальцы отпускают мою футболку.

— Все будет нормально, братик... — тихо говоришь ты, отходишь, поднимаешь отброшенную курточку, проходишь мимо меня и выходишь из номера.

"Нормально...". Не получилось нормально...

10 августа. Утро.

Сижу рядом с тобой. Ты просто бледный. Ты уже не белый как стена, каким был ночью.

До сих пор не понимаю, почему я вчера, после твоего ухода не вернулся в свой номер.

И, может быть, именно это и спасло тебе жизнь.

Я остался в номере, набухался, методично опустошая мини-бар, и заснул, свернувшись калачиком, на твоей постели.

А в три ночи проснулся от того, что в ванной комнате что-то с грохотом разбивалось о кафельный пол. Я вскочил, отметив, что уже почти протрезвел за несколько часов.

Влетел в ванную, уже зная, что происходит что-то очень плохое, и успел выхватить из твоей руки баночку с лекарствами, из которой ты себе в рот засыпал таблетки, держа наготове открытую бутылку с водкой.

На полу уже были разбиты какие-то склянки, и хорошо, что я заснул в кедах, иначе сейчас бы просто распорол себе ступни об осколки. Но все это до меня дошло уже позже.

— Билл!!! Нет!!! НЕТ, БИЛЛИ!!! Что ты делаешь, с*ка? Ох*ел!??

Все было как в кошмарном сне.

Я прекрасно понимал, что ты успел наглотаться таблеток, запил их водкой, и что времени нет звать кого-то на помощь, и нужно во что бы то ни стало вызвать у тебя рвоту.

Ты смотрел на меня, глаза не были заплаканы, они были сухими. И это пугало еще больше.

— С*ка... Бл*дь, я убью его... я убью его... — шептал я, в то же время, забирая бутылку, срывая с тебя куртку. Судорожно шарил по полкам в поисках стакана, набирал в него воду.

— Бл*... Том... х*ли ты делаешь в моем номере?... Откуда ты взялся? Вали, понял? Вали отсюда! Оставь меня в покое! Я не хочу... я не буду... я не хочу, без него ... — ты это скорее хрипел, чем говорил.

— Я свалю, Билл... обязательно... но не сейчас, не проси, слышишь? Не надо так, мелкий... Со мной — не надо... Пожалуйста... Ты нужен МНЕ, понимаешь?

— Да не нужен я тебе них*я! Не нужен! Я никому не нужен! — ты заехал мне по лицу, и я почувствовал вкус своей крови.

— Ну что ты несешь, Билл? — но я прекрасно знал, о чем ты говорил. Знал.

Ты пытался отбиваться, но плохо получалось. Я был сильнее и я был почти трезв, в отличие от тебя, поэтому и заставил стать на колени перед унитазом и вливал тебе в рот воду, стакан за стаканом.

Ты давился, кашлял, матюгался, отталкивал, кусался ... но пил.

— Пожалуйста... пей, пей родной, — я почти стонал, понимая, что по моему лицу катятся слезы.

Потом сам сунул тебе в рот два пальца, надавив на язык, и, наконец-то, тебя вывернуло...

Такого счастья я давно не испытывал, как в тот момент. А потом снова и снова заставлял тебя пить и снова два пальца и рвота. И так несколько раз, пока я не понял, что все обошлось, что я сделал все, что должен был сделать... Что смог...

До постели я тебя донес на руках, сил у тебя больше не осталось. Ты был мокрым, белым как стена, и дрожащим, а еще ты почти протрезвел.

— Том... прости, Том... — я раздевал тебя, снимая мокрую одежду, а ты, клацая зубами, просил у меня прощения.

— Все хорошо, мелкий... теперь все хорошо...

— Том... ты только не трогай Ларса... не надо... пожалуйста... — я укрывал тебя теплым одеялом, когда ты меня схватил за руку.— Пообещай, что не тронешь его, Том... пообещай... Он не виноват. Это я сам, дурак... Томочка... ну пожалуйста... Не уходи... не надо... побудь со мной. Не уходи... — я знаю, ты боялся, что я сорвусь, и тогда точно Ларсу несдобровать.

Меня колотило. Но не от холода. Это были нервы, и я понимал, что мне действительно сейчас нельзя никуда уходить.

Сам не знаю, что могу натворить... А ты не отпускал мою руку.

— Ляг со мной. Пожалуйста. — Твои измученные глаза умоляли, когда я присел рядом.

И я лег рядом с тобой. Снял с себя мокрый свитер, кеды, и лег за твоей спиной, и прижался к ней, чувствуя и твою дрожь и свою.

— Не молчи, Том... Пожалуйста... Отругай, обматери... только не молчи... — попросил ты через минуту тишины, а я действительно был в каком-то ступоре.

И выдохнув, еле проговорил:

— Спи, мелкий... Завтра. Поговорим завтра...

Не знаю я, сколько мы вот так пролежали молча, каждый со своими мыслями и чувствами, пытаясь придти в себя, перестать дрожать и хоть немного поспать, прекрасно понимая, как мы будем "замечательно" выглядеть завтра, после такой ночи.

Мне давно не было так плохо. Я ведь понимал, что Ларс не собирается возвращаться к тебе, и эта встреча только разбередит, начавшую затягиваться рану в твоем сердце.

Но никак подумать не мог, что все это приведет тебя, братишка, к мысли о самоубийстве. И, конечно, я уж точно бы тебя связал, если бы знал, что эта встреча приведет к ТАКОМУ.

Я ведь знаю, что ты действительно собрался покончить с собой. Баночка антидепрессантов, которые ты пил все это время, после ухода Ларса, была пуста, хотя еще вчера я сам брал из нее таблетку, чтобы ты выпил ее за завтраком, и она еще была почти полной.

Я был ужасно зол на Ларса. Мне хотелось удавить его собственными руками. Хотя и понимал, что по большому счету парень виноват только в том, что решил начать вести правильный, одобряемый обществом образ жизни. Захотел завести жену и ребенка.

Но на фига сейчас была нужна эта встреча? И что было бы, если я все-таки вернулся в своей номер, а не остался у тебя?

Мне было страшно. Да, я знаю, что Билл импульсивный, но никогда раньше у него не было попыток уйти из жизни, как бы хреново ему не было.

Дрожь постепенно утихла. Чуть успокоились нервы, своей грудью я чувствовал стук твоего сердца. И может, это дало возможность расслабиться. Ты рядом. Ты со мной. И с тобой ничего не случится... Не позволю.

Я так и заснул, обняв тебя.

Утром открыл глаза, чувствуя на себе пристальный взгляд.

Сидишь рядом, бледный, с темными кругами под глазами, и в упор смотришь на меня.

— Я не хочу, что бы ты рассказывал нашим, о том, что было ночью. — Вот так сразу, без лишних слов и приветствий.

— И тебе доброе утро, — сажусь в постели.

Близко. Очень близко твое лицо. Красные глаза и сухие губы.

— Какого черта ты вскочил? Как ты? — касаюсь твоего лба кончиками пальцев и понимаю, что у тебя жар.

— Давай-ка ты ложись обратно, Билл — смотрю на настенные часы.— Закажу завтрак. Горячего чая зеленого, тебе не помешает сейчас. — Ложись. Не скажу ничего, успокойся. У нас сегодня выходной, надеюсь, за этот день ты придешь в норму... А завтра посмотрим...

Ты слушаешься меня, в кои-то веки, ложишься в постель, но сейчас не чувствую от этого радости. Просто во всем этом безысходность какая-то, и это почти убивает.

Подхожу к телефону, звоню в бар, и оставляю заказ на завтрак.

Возвращаюсь, натягиваю свитер.

— Ты хочешь уйти? — паника в твоих глазах.

— И не мечтай даже... — бурчу, и краем глаза вижу, как улыбка коснулась твоих губ.

После завтрака, вернее после того, как поел я, в тебя было бы сейчас глупо что-то пихать после вчерашнего, стоял возле открытой двери на балкон и курил, чувствуя, как ты посматриваешь на меня. Я знаю, что ты чувствуешь вину передо мной, и знаешь сам, что не понятно, что бы было сейчас, не окажись меня ночью в твоем номере.

Держишь большую кружку с зеленым чаем и не спеша, пьешь, сидя в постели, опершись спиной о подушки.

— Откуда ты взялся здесь вчера? — наконец-то спрашиваешь, и я пожимаю плечами, не оборачиваясь.

— А я и не уходил, после того, как ты сдрыснул к своему Ларсу.

— Не уходил?— надо же, ты даже на грубость не реагируешь.

Пипец, прогресс. В другой раз в меня бы уже полетела или подушка или что потяжелее, с соответствующими комментариями, что ты не сдрыснул, а просто ушел.

— Не уходил ... Опустошил твой мини-бар и вырубился... — говорю так же, не оглядываясь, потом, помолчав c закрытыми глазами и чувствуя, как душа стонет, хрипло спрашиваю. — Ты спал с ним?

Сердце бьется через раз. Несколько секунд тишины, спиной чувствую, как ты сжался весь.

Тушу окурок и медленно поворачиваюсь.

Глаза в глаза — и ты киваешь.

— Может, объяснишь тогда, почему ты травануться решил? От невье*енной радости, что ли?

Опускаешь взгляд и сглатываешь.

— Он сказал, что это был наш самый последний секс...

— Бл*дь ... Билл! — я почти ору. — Ну, ты же знал, что он не хочет больше отношений! Ну, и на х*я ты на ЭТО повелся??

Смотришь куда-то в сторону, взгляд цепляет разные вещи, но я прекрасно понимаю, что ты смотришь на них и не видишь.

— Том, ты когда-нибудь любил? — вдруг спрашиваешь, и я замираю.— По-настоящему, Том ... так, что кажется, дышать не можешь...

Чувствую, как испарина появляется на висках.

Я люблю, парень. Люблю. Только тебе об этом знать не нужно. Совсем.

— Нет... ты бы первым это узнал... — отвечаю, не глядя на тебя, чувствуя дрожь в груди.

— Так вот, когда ты влюбишься, вот ТАК, то поймешь, почему я повелся... Поверь мне...

Пересыхает во рту. Я ревную... Как же я ревную... Глупо, неправильно, но не могу по-другому... Не получается

Ты знаешь обо мне все, Билл... кроме одного... я люблю. И люблю давно. Но надеюсь, что ты ЭТОГО не узнаешь никогда...

Чуть позже ты заснул, а я сидел, держа твою руку в своей, и смотрел на бледное лицо, лаская каждую черточку, каждую родинку взглядом, как теплыми подушечками пальцев...

2004 год. 11 мая, утро перед школой.

Просыпаюсь от того, что кто-то касается моего носа. Открываю глаза и вижу перед собой отчима, прижавшего к губам палец. Понимаю, что он хочет, что бы я молчал. Он делает жест, чтобы я пошел за ним и выходит. Черт. Смотрю на тебя. Ты опять ночью пришел ко мне в постель. А я и не помню этого. Ну что делать со всем ЭТИМ?

Я же обещал маме, что мы больше не будем спать вот так... Ну что я сделаю? Как доказать, что хоть нам и по пятнадцать, но все это на самом деле очень невинно.... И что самое интересное — приползаешь ко мне ты, а достается за это всегда мне.

Осторожно встаю, натягиваю треники и выхожу, видя, что ты спишь как младенец, чуть приоткрыв розовые губы.

На кухне мама. Одна. Гордон в это дело не вмешивается.

Вкусно пахнет жареной ветчиной, тостами, чем-то еще... Домом пахнет.

— Доброе утро... — бурчу под нос.

— Доброе, Томас. Присядь.

Тяжело вздыхаю и сажусь напротив мамы. Беру кусочек булки, откусываю, медленно пережевываю.

— Ну что мне с вами делать?

Пожимаю плечами. Глотаю булку. Застревает в горле, начинаю судорожно кашлять.

Мама вскакивает и наливает воды, дает выпить. Пью, все-таки глотаю и с облегчением выдыхаю.

— Блин... чуть не подавился... — смотрю на маму повлажневшими глазами.

Слезинка скатывается по щеке, и она ее вытирает.

— Том. Скажи мне правду...— вдруг просит мама, и я понимаю, о чем она.

— Мам, ну чего ты... Пойми, что нет ничего ТАКОГО в том, что мы иногда спим в одной постели. Билл приходит, и я только утром обнаруживаю его рядом с собой, спящим, понимаешь? У меня даже возможности его прогнать нету...

Я говорил то, что было на самом деле.

И я ведь не должен знать о том, что ты целовал меня ночью месяц назад, думая, что я сплю...

— Ну чего тебе с Биллом самой не поговорить, а? Потому, что я старший, да?— почти обиженно шмыгаю носом.— Он приходит, а я виноват, да?

— Может и поэтому, а может, я считаю тебя чуть серьезнее твоего брата... Том. Вам уже по пятнадцать лет. Вы уже давно выросли из того возраста, когда совместное пребывание в постели не вызывает какой-то озабоченности. Понимаешь?

— Мам! — почти кричу, чувствуя, как к глазам подбираются настоящие слезы, не от кашля. — Ну, понимаю я все прекрасно! И ты пойми! Ну не делаем мы ничего дурного! Не собирались и не собираемся никогда! И в мыслях такого не было!

Срываюсь с места, взлетаю на второй этаж, и просто вваливаюсь в свою спальню, сдергиваю с тебя одеяло, потом тебя, начинающего просыпаться, хватаю за руку и рывком стягиваю с постели на пол.

— Том! Нет! Ты чего, Том?— орешь спросонья.

— Вали с моей постели, понял? Давай, проваливай! И никогда больше не приходи ко мне ночью! — это я тоже кричу, и вижу твои непонимающие глаза, вижу, как ты растерян, и мне становится тебя жалко, до слез.

— Том! Ну что ты вытворяешь? — на крики прибегает мама, а я валюсь лицом в подушку и плачу навзрыд. За тебя обидно, за себя обидно. За то, что нас нигде не понимают. Даже дома.

— Не приходи ночью сюда больше! Не приходи, Билл!

Тогда, дома, это была последняя ночь, когда ты спал со мной в одной постели. И это был первый день моей клятвы самому себе, что никогда и никто больше не посмеет сказать о наших отношениях что-то плохое.

Потому, что я этого не допущу.

Да, нам было тогда по пятнадцать, и это были действительно чистые отношения братьев. Отношения и чувства.

Так было еще два года. Вернее полтора. Потому, что я понял, что люблю тебя далеко не братской любовью, еще до того, как нам исполнилось по семнадцать. И испугался. Я не был девственником, в отличие от тебя, и у меня уже тогда появились девочки. А осознание того, что я в тебя влюблен просто поразило меня.

Я просто понял, что иногда не могу оторвать от тебя взгляд. Что мне до умопомрачения хотелось тебя коснуться и поцеловать. Сначала это вызывало нервный смех, я это списывал на "недотрах", как говорил Георг, но когда странные желания и чувства не покидали меня и после обычного секса, с девчонкой, вот тогда-то до меня и дошло — Том Каулитц влюбился в брата. Это был полный пипец. Я не спал несколько ночей, не зная, что делать со всем этим.

И именно тогда я стал играть "грубого Тома". Жесткого, стебающегося над всем и вся. Порой даже жестокого, наверное. Я часто обижал тебя, ни за что, практически. Но так, мне идиоту, казалось, что я смогу справиться со своими чувствами. А я был просто растерян, просто до одури боялся, что ты поймешь, что я тебя люблю. За грубостью, я прятал истинные чувства к тебе, всегда помня тот разговор с мамой.

Меня просто колбасило, когда для фото сессий нужно было приобнять тебя, или даже просто касаться рукой, меня эти прикосновения словно током били, а ты думал, что мне противно... Но в один прекрасный момент ты перестал так реагировать на мои выходки, ты начал провоцировать меня — специально касаясь, обнимая, даже чмокая в щеку иногда. А я злился, вырывался, отпихивал, показывал, что мне противны эти бабские нежности. Я орал, ругался, а ты смеялся, и вместе с тобой смеялись и Георг с Густавом. Но я видел, что твои глаза не смеются, братик. Я это видел... Не хотел об этом думать. А еще я чувствовал, что ты знаешь, почему я так себя веду. И может, только поэтому ты и прощал мне такое поведение и отношение к себе. В этом ты был старше меня и мудрее...

А я ждал, что ты начнешь встречаться с девочками, и может, тогда, мне бы стало легче...

Но вот только, чем больше проходило времени, тем больше я убеждался в том, что девочки тебе не нужны вообще. Впрочем, как оказалось после нашего семнадцатого дня рождения, когда алкоголь развязал тебе язык, тебе и мальчики не нужны были...

Все. Кроме одного. Меня.

01 сентября 2006 года. Ночь.

Я сплю? Нет, не сплю. Это только так, кажется... Потолок, зараза, чего так крутится-то, а?

Бл*... Ну, и что мне на эту карусель смотреть до тех пор, пока не протрезвею? Оооооох...

День рождения... Не думал, что так может развести от шампанского...

Что? Что за шорох за дверью?

Поднимаю голову и одним глазом, чтобы не двоилось, в слабом свете ночника вижу, как тихонько открывается моя дверь и в нее просовывается задница в боксерах.

От удивления открывается и второй глаз.

— Билл? — вслед за задницей появляется весь братец, тянущий за собой одеяло по полу.

В другой руке — бутылка.

— Дрыхнешь? — негромко спрашиваешь, и я сажусь в постели.

— Ты ох*ел, Билл? На время смотришь вообще? — смотрю сам на часы и даже одним глазом вижу на них два расползающихся циферблата и 4 стрелочки. Ну и как теперь время узнать?

— Держи! — суешь мне в руки бутылку шампанского.

Потом берешь свое одеяло, расстилаешь его на полу, молча, старательно, а я так же молча, внимательно наблюдаю за твоей полуночной деятельностью. Секунды десять. Потом не выдерживаю.

— Х*ли ты мне тут поляну стелешь, мелкий?

— Дурак, это не поляна, — садишься на одеяло и аккуратно в него заворачиваешься со всех сторон.— Ты не пускаешь меня к себе в постель, и че? Я должен мерзнуть в одних трусах?

— Ты же не баба, чтобы я тебя к себе в постель пускал. — Хмыкаю, хотя что-то сжалось в груди в комок.

Отпиваю шампанского из горла, не сводя с тебя внимательных глаз... горькое, зараза... это оно сладким только сначала кажется, а потом такая гадость...

— Не баба... — слышу твое бурчание, и ты принимаешь протянутую тебе бутылку.

Тоже отпиваешь, кривишься...

— Как тебе день рождения?— поднимаешь на меня глаза.

— Нормально...— откидываю голову, глажу свое полное пузико. — Нажрался, напился... Жаль только, что не снял никого на ночь...

Твой выдох. Смешок. И вдох.

Не понял. Поднимаю голову. Смотришь куда-то в пол, натягивая на худенькое плечо, сползающее одеяло.

— Ты чего, Билл?

Удивленно поднимаешь на меня глаза.

— А чего?

— Вздыхаешь чего? — чуть медлишь, потом пожимаешь плечами, и опять они оголяются.

Что-то мягкой волной проходит по сердцу.

— Слушай... — отодвигаюсь к стене.— Кидай ты свою поляну, иди сюда. Замерзнешь, простынешь... на полу то... меня потом совесть, замучает, нах...

— Можно? — переспрашиваешь, не веря, что я тебе впервые, почти за два года, разрешаю лечь рядом с собой.

— Говорю, сюда иди... — чуть приподнимаюсь и протягиваю тебе руку.— Не хватало, чтобы простыл...

Все еще не веря, что я сам тебе это предложил, ты не спеша, встаешь, поглядывая на меня, а мне становится смешно, и я все сильнее улыбаюсь. Ты замечаешь эту улыбку и несмело присев на край моей кровати, исподлобья смотришь на меня.

— Ты прикалываешься, да?

Понимаю, что ты не веришь мне, после всех тех, подколов и стеба с моей стороны, на тему наших отношений.

Чуть приподнимаюсь и, обняв тебя одной рукой за шею, заставляю лечь со мной рядом, и моя рука так и остается лежащей у тебя под шеей. И убирать мне ее не хочется. Укрываю тебя своим одеялом и твои холодные колени касаются моего бедра.

— Бл*! Ты как лягушка, Билл! — вздрагиваю, но лишь сильнее притягиваю тебя к себе.

Приподнимаюсь и отпиваю шампанское, передаю тебе. Берешь бутылку и пристально смотришь на мой подбородок, потом проводишь по нему пальцами.

— Мооокрый... — нежно тянешь это и я, замерев от удовольствия, с бьющимся в висках сердцем, ощущаю это твое прикосновение к моему лицу.

— Шампанское.— Зачем-то говорю это, и ты киваешь, чуть улыбнувшись, тоже отпиваешь, потом кладешь голову на подушку.

Затихаем на минуту, думая каждый о своем. Хотя... чуть позже я понял, что тогда мы думали об одном и том же.

Я чувствовал твое прохладное тело рядом с собой, и сердце замирало сладко. И в тоже время в животе скручивало все... Это было почти больно.

— Я ведь люблю тебя, знаешь?— и исчезает воздух.

Существовавшие до этого сами по себе, нервы, страх, и любовь к тебе, мелкий, в эту секунду сплелись так сильно и крепко, образовав такой затянутый узел, что даже сейчас, по истечении двух лет, я его не могу расплести.

Эти слова ты прошептал, а я лежал, рвано выдыхая, боясь, что воздуха больше нет... боясь, что остановится сердце.

Жар бросился к щекам. Я еще смог кое-как поднести к губам горлышко бутылки, сделать большой глоток, а вот проглотить его нормально сил уже не было, я закашлялся.

Это дало возможность придти в себя.

— Знаю. Я твой близнец, ты не можешь меня не любить, — бурчу, передавая бутылку тебе, и ты тоже сделал нервный глоток.

Я почувствовал, да и просто знал, что у тебя нервы натянуты, так же как и у меня.

— Не тупи, Том... — утираешь влажные губы рукой, качаешь головой.— Ты все видишь и чувствуешь... И прекрасно понимаешь, что я говорю совсем о другом...

Как же у меня начало колотится сердце после этого! Мне казалось, что оно долбится так, что эти удары отдаются и в тебе. Закрываю глаза и даже так, кажется, что я вижу вертящийся потолок.

— Ты же понимаешь, что это бред, Билл? — тихонько говорю это, и вдруг чувствую, как твоя ладонь ложится на мою грудь. Туда, где так бешено, бьется сердце.

— Ты уверен? Почему, тогда, твое сердце бьется так, что при этом кровать вздрагивает?

Ты не улыбаешься, я знаю. Опершись на локоть, пристально всматриваешься в мое лицо, чуть лаская мою грудь пальцами, вжимаясь ими в кожу, и я открываю глаза, чувствуя, как продолжают гореть мои щеки, и как я... я начинаю возбуждаться.

Это злит, это бесит, это нелепо, глупо и неправильно... НЕПРАВИЛЬНО!!!

Ты — мой брат. И по-другому быть не должно. Не может быть по-другому...

В тусклом свете почти не вижу твоего лица.

— Билл... пожалуйста... не надо. Мы не имеем на это права, и оба это прекрасно понимаем. — А сердце так и продолжало бешено биться, не давая возможности показать, что я спокоен.

А еще мне просто до одури хотелось положить свою ладонь на твою руку и крепче прижать ее к себе.

— Ты должен найти кого-то, Билл. Обязательно. Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь получить от человека, которого ты любишь... — не знаю я, как у меня тогда хватило сил сказать это.

Говорил и умирал.

Несколько секунд тишины, в которые твои пальцы чуть сжали кожу на моей груди и замерли.

— Мне не нужен никто... Мне, кроме тебя, никто и никогда не был нужен... — слушаю твой шепот... не дыша, впитывая его всем своим существом, а потом, не выдерживаю и сажусь в постели, чувствуя как становится холодно там, где только что была твоя теплая ладошка.

ЧЕРТ!!! Билл! И я вдруг понимаю, почему у тебя никого не было.

— Билли... нет. Не нужно об этом... пожалуйста... — я чувствовал, что практически протрезвел от всего, что было сказано тобой, а еще... от теплой ладони на моей груди. — Так не должно быть, Билл. Не должно... Я в душ, прости...

Да, я убежал от тебя тогда. Убежал.

Может, я повел себя как трус, но я не мог по-другому. Не имел на ДРУГОЕ никакого права.

Когда я вернулся из ванной, тебя уже не было в моей постели.

И я почувствовал облегчение.

Наверное...

Потом все пошло своим чередом, поездки, записи, концерты, круговерть событий, и мы больше не возвращались к этому разговору. Но я перестал изображать из себя недотрогу для собственного брата, перестал стебаться и обижать тебя, и видел, что ты мне за это благодарен.

Мы не стали общаться меньше. Нет. Но ты больше не делал попыток к сближению, и я был этому рад.

А еще, иногда я иногда чувствовал на себе твой взгляд. Такой, каким ты никогда и ни на кого больше не смотрел. И от этого взгляда хотелось спрятаться, укрыться... так, что бы не мог больше твой взгляд проникать в мое сердце, заставляя его или останавливаться, или биться быстрее...

Понимал я прекрасно, что тебе нелегко. Только помочь не мог ни чем...

Я все так же снимал девчонок, но перестал этим бравировать, понимая, как тебе это неприятно.

А потом, после рождества, ты познакомился с Ларсом, который стал твоей новой любовью и твоим первым мужчиной.

Как я себя при этом чувствовал? Да просто к клубку из нервов, страха и любви, который незадолго до этого поселился в моей груди, примешался еще один компонент — ревность. Жгучая ревность.

Я заливал ее алкоголем, когда ты уходил к нему, и хорошо, что для этого у тебя было не так много возможностей и времени, и только поэтому я тогда не спился, наверное.

Ты познакомил меня с Ларсом, когда вы уже переспали. Он появился рядом с тобой на закрытой вечеринке, и вопреки всему, что я чувствовал и думал об этом человеке — он мне понравился. Высокий, стройный, со строгой короткой стрижкой, с красивыми темными глазами, ты познакомился с ним, когда я ездил на съемки рекламы гитар "Гибсон", на вечеринке у Хофмана. Ларс был там как организатор вечера, следил за своим персоналом, обслуживающим вечеринку. Потом, позже, Хофман драл на своей жопе волосы, когда выяснилось, откуда взялся этот Ларс. Мне нравилось, как он общается с тобой, нравилось, что он внимателен и нежен, насколько это возможно на людях.

Я невольно следил за вами весь вечер, чувствуя, как больно сжимается сердце в груди.

А еще, чуть позже, когда я не хило надрался, начал представлять, как он ласкает твое тело, как целует в губы... И от этого хотелось начать крушить все вокруг себя...

Ревность. Дикая, не правильная, не нужная... Она жила во мне, и процветала, сплетенная намертво с другими чувствами.

И я знал, что она поселилась там навсегда...

Иногда я ловил твой взгляд. И не мог понять , что в нем... Или просто не разрешал себе этого понять.

Вы не позволяли себе лишнего, но взгляды, в которых плескалась нежность, невозможно было не замечать, а еще, чуть позже, ты сам обнял его, и этого хватило для скандала. Среди присутствующих тогда все-таки оказалась крыса, вынесшая твои необычные отношения в глобальную сеть. Не было подтверждающих это фотодокументов, но нашему начальству от этого легче не стало. Да, ты добавил нашим продюсерам седых волос с появлением Ларса в твоей жизни, но Билл Каулитц оставался Биллом Каулитцем, и тебя невозможно было кем-то заменить или заставить отказаться от отношений. Был скандал, не без этого, Ротт и Хоффман просто бушевали первый месяц, когда все стало известно. Даже пытались запугивать Ларса. Только после этого ты закатил такую истерику, что наши ПРО, поняв, что тебя легче пристрелить, чем заставить танцевать под их дудку, сдались, приставив к тебе Саки. Он должен был быть рядом с тобой двадцать четыре часа в сутки, включая и то время, когда ты был с Ларсом. Ну не буквально, конечно.

Отвез — привез. Но даже так для меня было спокойнее почему-то.

Вот так ты, практически заявил миру, что ты есть швуль...

Как отреагировал мир? Мир и верил, и сомневался, но теперь, кроме словесной информации миру хотелось увидеть того, кто имел доступ к твоему телу. Но вы не давали такого шанса папарацци, не появляясь больше нигде вдвоем. И, в конце концов, этим и было заглажено то впечатление, которое произвели слухи о том, что Билл Каулитц — голубой. Нет фото, нет информации — и значит, потихоньку ажиотаж на этой почве притих. Даже начали появляться в Интернете предположения, что вся эта история была придумана специально для пиара, так сказать, и вообще: "... а был ли мальчик-то?"

А "мальчик" был. Был больше года. Часто приезжал туда, где мы гастролировали, и останавливался в одной гостинице с нами, а потом, ночью, ты уходил к нему. А я надирался, как свинья. Или до остервенения драл очередную фанатку, пока не падал без сил, и засыпал, думая о тебе.

Жалел ли я о том, что отказался от наших отношений?

Было смешанное чувство, и от него я не мог никуда деться.

Сердце кричало, что ты идиот, Том! ИДИОТ! Ты любишь его и, если захочешь, сможешь вернуть и любовь ...

А мозг крепко "пожимал" руку и поздравлял с тем, что я смог принять единственно правильное решение. При этом я всегда вспоминал мамины сурово сведенные брови...

И еще я видел твои счастливые глаза. Я радовался за тебя. Ты был счастлив. А я? Я просто жил, дышал, играл на сцене, захлебываясь адреналином, рядом с тобой, мелкий. И мое сердце билось чаще, когда ты был близко, когда в глаза мне смотрел... Но я сделал свой выбор. Именно такой, который и должен был сделать...

2008 год, 3-е сентября. Калифорния США. Бар при отеле (продолжение)

Меня начинало потихоньку трясти. Теперь мы вчетвером сидели за столиком и я, глядя на тебя и понимая, что на Эрика ты запал на все сто, просто тихо умирал, уже тогда предвидя, что ничего хорошего из этого не выйдет. Дэвид сидел рядом с тобой, а со мной рядом сидел Эрик. Мы болтали о всякой фигне, я старался держатся нормально, понимая, что этот засранец открыто флиртует с тобой, видя твой интерес. Я злился на Йоста, мне хотелось ему начистить морду за этого Эрика, только я прекрасно знал, что не сделаю этого. Возможно потом, наедине, я и выскажу все Про, но только не тут и не сейчас.

Может, я был бы спокойнее, если бы не видел, КАК этот Эрик иногда смотрит на меня...С*ка! Меня почти подкинуло, когда эта тварь провела пальцами по моему колену под столом, от неожиданности, я расплескал на себя коктейль.

— Черт! — подскочил, хватая салфетки со стола.

Эрик тоже тряс рукой.

— Тооом... Ты напился... — протянул ты, кивнул и улыбнулся.

— Похоже на то, — процедил я сквозь зубы, кинув злой взгляд на соседа.

— Бывает, — Эрик тоже встал — Пойдем, помогу отмываться.

Этот гад подтолкнул меня, коснувшись локтя.

Ну что же, окей. Может, это и к лучшему. Нужно расставить все точки над "i".

Я шел впереди, чувствуя, как эта с*ка сзади буравит мне спину взглядом. Зашел в уборную, оторвал одноразовое полотенце и, открыв кран, стал вытирать с футболки пролитый коктейль. Эрик мыл руки.

— В какие игры ты играешь? — не выдержал я.

Красивый, сволочь. Со вкусом одет и причесан. Черные глаза в обрамлении таких же черных ресниц. Четко очерченные чувственные губы и чуть впалые щеки, челка, спадающая на глаза. Ухоженные, но сильные руки.

— Ты нравишься мне. — Ответ и улыбка, хотя, наверное, скорее оскал ровных белых зубов.

— Я не педик, и ты мне не нравишься, — выкидываю мокрое полотенце.— Еще раз прикоснешься ко мне, я тебе руки поотрываю. Понял?

— Я тоже не педик, — этот гад загораживает мне дорогу, и я понимаю, что он немного выше меня. И старше. Ну, конечно старше, черт! Он же одноклассник Дэйва. Хотя я этого и не чувствовал вообще.

— Но иногда хочется разнообразия.

И скользящий взгляд по моей щеке, опускающийся по шею.

— Ищи разнообразия в другом месте, — цежу это сквозь зубы.

— Зачем же — в другом?... Я очень даже понравился твоему братишке.

— Я не посмотрю на то, что ты друг моего босса, Эрик, и на то, что ты старше... Я убью тебя за Билла, понял? Ты только обидь его... попробуй!

— Не кипятись, гитарист, — взгляд, вонзающийся в душу.— Я не думаю его обижать, а он, судя по всему, не прочь со мной провести ночь. Как думаешь?

Почти скриплю зубами.

— Не злись, парень... И я хочу, что бы ты знал — я сделаю все, чтобы однажды ты оказался в моей постели, — это было сказано шепотом, но так, что у меня мурашки пошли по спине от чувства холода и мерзости.

Его пальцы касаются моего подбородка. Отшвыриваю его руку.

— Не мечтай даже! И я тебя предупредил! — я почти вылетел из туалета. Хотелось рвать и метать. Вернулся за столик и попытался увести тебя из бара. Ага, счаззз! Так ты меня и послушал. И нужно было, ой, как нужно было сказать еще тогда, что Эрик не на тебя, малыш, запал, а на меня... Но я понимаю, что ты бы мне не поверил. Посчитав, что я просто хочу оттолкнуть вас друг от друга. Но я должен был тогда хотя бы попытаться! Должен был...

Ты переспал с ним в ту же ночь. И я не смог этому помешать. А потом, почти два месяца подряд, у тебя снова было сияние в глазах, и я знал, что ты на него запал окончательно и бесповоротно. Эта тварь появлялась в твоей жизни не очень часто. Но так, что ты на него подсел, мелкий. И я ничего с этим уже сделать не мог.

А потом грянул гром, когда ты, вернувшись от него однажды ночью, начал громить все в нашей квартире. Ты был зол, растерян, а еще — ты был под коксом... Я понял это почти сразу, стоило мне взглянуть в твои глаза.

— Билл! Нет! Остановись! — Я успел перехватить твою руку, когда ты собрался разбить кулаком стеклянный журнальный столик. Мне наплевать было на столик, я испугался за твою руку. Схватил тебя в охапку и прижал к себе.

— Что случилось, Билл? Что? — я почти шептал это на ухо, боясь отпустить тебя.

Ты дрожал так, что, даже прижимая тебя к себе, я понимал, что не могу, ни на капельку, унять в тебе эту дрожь.

— У него есть кто-то еще, Том, — это единственное, что я тогда смог из тебя вытащить.

Я ведь знал это. А ты меня не слушал. Не хотел верить этому...

Потом отпаивал тебя горячим чаем, успокаивал, и смог заставить забыться тяжелым сном.

Мне было страшно. А еще я был зол настолько, что меня эта злость разрывала изнутри.

Ты спал, а я сидел рядом, поджав под себя одну ногу, и смотрел на твое лицо, на выпирающие ключицы на голых плечах, и мне так хотелось обнять, прижать к себе, и не дать никому больше обижать тебя. Невыносимо болело сердце. Ты тот, кого я люблю всю жизнь, с самого рождения, как брата любил, как человека, нужного мне больше себя самого. Но это уже давно переросло в нечто большее.

Как бы я от этого не старался укрыться, уйти, убежать, это чувство не уходило, и не менялось. Хотя нет, менялось, оно становилось все взрослее, глубже. И в то же время я понимал, что не имеем мы права на эту любовь. Благодаря маме, это я понял еще тогда, когда не было этого "неправильного" чувства к тебе.

Утром, когда ты был в душе, я слинял по-тихому и поехал к Дэвиду. Мне нужен был телефон Эрика.

Конечно, я понимал, что, наверное, не имею права лезть во все это, но по-другому я просто не мог.

Дэвид офигел, когда я ворвался в его квартиру с утра пораньше. Я орал, размахивал руками, ругался так, как никогда не ругался раньше, я даже не представлял, какие познания в матерных оборотах храню в своих мозгах. По-моему этого и Про не предполагал, поэтому и смотрел на меня в полной прострации.

— Ты понимаешь, Том, что несешь ересь? По-твоему, я лично виноват в том, что Билл лег под него? Эрик попросил его с вами познакомить — и я познакомил, не более того! Разве я знал, что этот малолетний кретин втюрится в него?

— Господи, Дэвид! Ну, неужели ты не видел, как он похож на Ларса? Это же очевидно просто! Билл не мог на него не запасть! Короче, мне нужен его телефон и адрес...

..— Сядь. И успокойся, — Дэйв подошел к холодильнику и вытащил из него две бутылки пива

Одна бросил мне, и я ее поймал. Сел в кресло, Дэвид уселся на подоконник.

— Том, давай без паники, ладно? Кстати, ты помнишь вообще, сколько лет твоему драгоценному совершеннолетнему брату?

— Помню... — бурчу и отпиваю пива.

— Прааааавильно, Том. Девятнадцать — а не девять, улавливаешь мысль?

— Билл под коксом вчера явился. — Снова бурчу, и Йост хмыкает.

— Удивил типа, да? Первый раз, что ли?

— Я не хочу, чтобы он Билла обижал.

— Том, они разберутся сами, пойми. Ты же знаешь Билла. Это бесполезно — начнешь встревать, всем будет только хуже.

Я молчал, понимая, что сейчас Дэвид прав, как никогда.

— Ты давай пока это... не вмешивайся, понял? Если что, я тебе обещаю, что сам надавлю на Эрика. Но надеюсь, до этого не дойдет.

И я чуть успокоился тогда. Другого выхода не было. Билл действительно не позволил бы вмешиваться в его личную жизнь. Но я все-таки знал то, чего не знал Дэйв. Он так и не знал, что ты после разрыва с Ларсом пытался покончить с собой, и еще я знал то, чего не знал ни ты, ни Дэвид: Эрику изначально был нужен я, и то, что Эрик играет тобой, было мне абсолютно понятно.

Я возвращался домой, еще не решив, говорить тебе о том разговоре в туалете, или нет. А когда я, заехав в гараж, понял, что нет твоей машины, моя дилемма разрешилась сама собой.

В ярости стукнул по рулю, поняв, что ты поехал к Эрику. Иначе бы ты мне позвонил и сказал, куда исчезаешь. А вот так, молча, ты сбегал только к нему.

Я метался по квартире несколько часов, пока ты не появился, и я, увидев твою расслабленную, и почти счастливую физиономию, успокоился и ушел к себе в спальню, громко хлопнув дверью.

Две недели прошли более-менее спокойно, до самого дня рождения Йоста. И на это мероприятие ты уговорил пригласить Эрика. Дэвид не отказал, не смог просто. Ни тебе, ни Эрику. И он появился на этой вечеринке, правда ближе к концу, когда все прилично надрались, но все-таки появился. Мне пришлось с ним поздороваться, хотя и сквозь зубы. А ты его под руку держал, или держался, скорее всего. Тебя развезло, мелкий, именно по этой причине я оказался на веранде один на один с Эриком, когда ты вернулся оттуда вместе с Йостом, еле держась на ногах.

Я не знаю, зачем я остался наедине с ним. Наверное, все-таки хотел убедиться, что все изменилось, и он действительно был с тобой потому, что ты ему был нужен по-настоящему. И я убедился. Но совершенно в обратном — когда этот гад, вцепившись рукой в мои дредлоки, запрокинул мне голову и впился в губы.

Поначалу я даже растерялся. Вернее, просто ох*ел... А потом резко оттолкнулся, ударившись спиной о стену, а этот гад стоял и смеялся, глядя на меня. Я не выдержал и врезал ему под дых кулаком. Не очень сильно, но достаточно для того, что бы он на минуту забыл, как дышать. Он опустился на колени, держась за живот, и пытаясь отдышаться.

— Больше не смеешься? — опустился я рядом, молясь, чтобы сейчас никто сюда не зашел.

— Не смешно ... — прохрипел Эрик.

— Я надеюсь, что больше ты меня с моим братом не спутаешь, — я встал.

— Не спутаю, поверь... Но ты сам этого захочешь...

— Что ты несешь? — хотелось вообще придушить этого ублюдка, но я сел и почти прижался губами к его уху. — Ты заполучил моего брата, да... Это тебе удалось. Но никогда, слышишь, никогда ты не получишь меня, — это я прошипел сквозь стиснутые зубы.

А потом встал и вышел. Через полчаса я был дома. Пьяный, одинокий и злой. В приступе гнева я все-таки раздолбал тот стеклянный столик, который не дал разбить тебе, что-то еще швырял и ломал, а потом просто вырубился на диване в гостиной. Проснулся почти в одиннадцать, с помятой мордой и такой же помятой душой... Было так хреново, что хотелось удавиться.

Но вместо этого я доковылял до кухни и сделал себе крепкий кофе, пока курил, а потом, сидя за столом потягивал горячий напиток, когда услышал, что ты открываешь дверь своим ключом. Я не двинулся с места, просто положил голову на руки, лежащие на столе. В такой позе ты меня и застал, когда, проходя мимо гостиной, увидел тот бардак, что я устроил там ночью. Сейчас мне было стыдно, и я не знал, как буду оправдываться перед тобой.

— Том! Че за пи*дец тут случился? — я не поднимал головы, чувствуя, как ты с порога смотришь на меня круглыми глазами.

— Пи*дец случился раньше, еще тогда, когда ты лег под Эрика, — проговорил я, не поднимая головы, и услышал, как ты прошел, тоже налил себе кофе и сел напротив.

— Может, объяснишь? — наконец то спрашиваешь ты, и меня охватывает волна такого бешеного гнева, что я сам этого испугался, и затаился на несколько секунд, пытаясь подавить в себе эту вспышку. Переждал.

Поднял голову и, глядя на тебя, почти прорычал:

— Я не хочу, что бы ты встречался с этим ублюдком!

— Не смей так говорить о нем, Том! — воскликнул ты,— то, что ты меня ревнуешь, не дает тебе права оскорблять тех, с кем я хочу быть, понял?

Я смахнул на пол со стола свою чашку, пепельницу и блюдце с сухариками.

— Ты хочешь быть! ТЫ! А он хочет быть с тобой, а? Хочет? Ты его спрашивал? — заорал я и, глядя в твои широко открытые глаза, вдруг почувствовал, что ты действительно прав — кроме гнева, злости на Эрика, во мне была еще и дикая ревность.

Я замолчал, понимая, что не в праве тебе сейчас что-то говорить. Я боялся, что второго предательства ты не вынесешь. Боялся, что меня может не оказаться рядом второй раз...

Ты, молча смотрел на меня, а я опустил голову и закрыл глаза.

— Прости меня... Я идиот. — Прошептал и ушел в свою комнату.

* * *

Потом снова пару недель спокойных. Ну, почти спокойных. Для меня.

Но это спокойствие и твои счастливые глаза, почему-то меня не делали счастливым.

Я понимал, вернее, чувствовал, что есть во всем этом что-то неправильное.

Что-то накаляется все больше и больше.

Да, я старался успокаивать себя, списывая все на ревность, но понимал, что Эрик не отступится от меня.

И еще понимал, что этого он собирается как-то добиться через тебя.

А как именно, я понял совсем скоро...

Ты находился на студии, когда мой мобильник ожил, и я несколько секунд смотрел на входящий звонок с неизвестного номера.

Вообще-то, такое случается не так уж и редко — фанатки достают наши номера. Но сейчас я знал, что номер у меня совершенно новый, и его могли знать только свои. Удивился, но все-таки ответил на звонок.

— Да.

— Привет. — Услышал я мужской голос и почему-то, почти сразу понял, что это Эрик. Злость накатом...

— Да неужели? — почему-то стало и смешно. Йост, с*ка... я убью тебя, Йост.... — Эрик? Собственной персоной?

— О! страна знает своих героев? — усмешка с другого конца.

— Да как же забыть-то, озабоченного НЕ педика, а?

— Слушай, гитарист, ты бы поосторожнее с эпитетами, а?

— Это с какой радости? — теперь я усмехаюсь.— Говорю что есть...

— Ну, это тебе кажется, что ТАК есть... А я тебе хочу сказать, КАК есть на самом деле...

Я напрягся, прекрасно понимая, что этот гад из себя представляет.

— И что есть на самом деле?

— Послушай и узнаешь... ну? Слушаешь, гитарист? Я так понимаю, ты видишь, что твой братишка сейчас спокоен и счастлив, да? И, наверное, хочешь, чтобы так было и дальше?

Мурашки накрыли меня с ног до головы, мне не нравилось все то, что я слышал.

ОЧЕНЬ не нравилось...

— Ты не хочешь, я думаю, чтобы твой брат снова нажрался таблеток или вены себе вскрыл? Но уже наедине с самим собой.

А вот теперь меня словно холодной водой окатили, и еще стало страшно.

— Откуда... — прохрипел я, вообще ничего не понимая, чувствуя, что сейчас разломаются ребра от боли в груди.

— Откуда я это знаю? — смех. — Знаю, малыш, знаю. Так вот, слушай сюда... Любишь братика? Желаешь ему добра? Тогда сделай так, чтобы он и дальше был спокоен и счастлив.

Тишина повисла почти грузом на моем сердце. Я был в шоке. Не понимал, что происходит.

— Что тебе нужно? — выдавил, наконец.

— Это ты и сам прекрасно знаешь, малыш. — Слышу голос Эрика и понимаю, что эта дрянь улыбается. — Мне ТЫ нужен.

— С*ка... — мой шепот сквозь зубы и снова его смех.

— Не надо так, малыш... Со МНОЙ так не надо...

— Я не малыш тебе, тварь... Тебе не кажется, что ты слишком много хочешь, только вряд ли получишь, а? По-моему, Эрик, ты забыл, что мы с Билли не обычные парни с улицы, с которыми можно делать все, что захочется... Тебе не приходило в голову, что я могу все рассказать нашей охране, а? Нашим Про, в конце концов? Ты не боишься, что тебя скрутят в бараний рог, и ты забудешь имя свое, нах?

— Выговорился?? Полегчало? А теперь слушай меня. Внимательно очень слушай... Нет, Том. Ты не сделаешь этого. Ты забыл об одной маленькой детали — о своем драгоценном братишке... Понимаешь, малыш, он не перенесет всего ЭТОГО. И ты думаешь, он тебе поверит, если ты захочешь рот открыть? — смех, разносящий мои мозги. — Он влюблен в меня так, что любое действие может быть плачевным — с твоей стороны, или с моей! Прими это к сведению... Если, конечно, не хочешь потерять Билли...

Стиснутые зубы, пальцы, сжавшие телефон так, что он почти трещит, и душа, разрывающаяся от понимания, что эта сволочь права.

Молчу, тяжело дыша. Не знаю, что думать и что делать...

— Ну, гитарист? Молчишь? Задумался? Значит, на самом деле понимаешь, что все в моих руках.

— Пошел ты... — хриплю от злости, чувствуя, как кровь отливает от лица, и становится почти плохо.

— Ну-ну... не надо так со мной, парень... Короче, я тебе даю неделю. После этого разговора скину тебе на трубу свой адрес и буду ждать. Надеюсь, что ты четко понимаешь, что душевное здоровье, а может и физическое, или, даже жизнь Билли, в твоих руках... И буду ждать от тебя звонка. Я не буду требовать частых встреч, не бойся... Так, по возможности, — я понимал, что эта мерзость улыбается, чувствуя превосходство.

— А если я откажусь? — цежу сквозь зубы.

— А если откажешься, — я пошлю твоего, влюбленного по уши, братишку на х*й, в жесткой форме. Поверь, это делать я умею... Ему мало не покажется... Дальнейшие последствия можешь представить сам...

— НЕДОНОСОК!! — вырвалось у меня, и я зашвырнул отключенный телефон куда-то в дальний угол.

— С*ка!!! С*ка!!! С*ка!!! — я бил ладонями по мягкой спинке дивана, и мне так хотелось убить эту тварь.

Я метался по квартире, даже не знаю сколько времени.

Курил, психовал, орал матом и почти выл, не зная, что мне делать. Не мог понять, откуда эта тварь могла узнать о той ночи. О ней знали только я и ты. И если я точно никому об этом не говорил, то проболтаться мог только ты... Кому и зачем — я не понимал.

Но был уверен, что самому Эрику ты бы не стал все говорить. Меня убивало все это.

Этот был прямой и грубый шантаж. Эта тварь шантажировала меня твоей жизнью. И я знал, что при всей кажущейся не такой уж безвыходной ситуации, при нашем образе жизни, охране, людях, заинтересованных в нашем здоровье и благополучии, сейчас только от меня зависело все, касающееся тебя.

Я знал, что даже если я расскажу тебе все, то ты мне не поверишь, потому, что я изначально был против вашей связи с Эриком, мы много раз ругались из-за этого. Но ты все равно захочешь узнать правду от Эрика, и тогда... Господи. Я попытался представить, ЧТО тогда будет. Это непредсказуемо. То же самое получится, если я пожалуюсь Про, и будут предприняты какие-то меры, чтоб удержать Эрика подальше от тебя. Но он может от всего откреститься по началу, и я снова буду виноватым — в твоих глазах.

А потом он все равно тебя бросит... Эти мысли разламывали мою голову. Мне было страшно.

Хорошо, что ты пробыл в студии дольше, чем обычно. Я кое-как смог взять себя в руки, и когда ты пришел, я просто сделал вид, что смотрю ДВД.

Ты поел, покурил, и сейчас пил кофе, примостившись рядом со мной. Я выдержал минут десять, а потом спокойно спросил:

— Билл, ты говорил кому-то о том, что пытался отравиться?

Ты замер, взглянув на меня, а потом кивнул.

— Да. Дэвиду. По пьяни ему выложил, придурок, прикинь... — виновато улыбаешься.— А чего ты спрашиваешь?

— Да так, чего-то подумалось...

Я сжал кулаки подмышками, скрестив руки на груди. Дэвид. Господи, Дэвид... Спасибо тебе Про, и за то, что мой номер телефона ему выложил, в чем я даже не сомневаюсь, и громадное спасибо, что не преминул поделиться радостью с Эриком, на счет нашего с мелким, ночного кошмара, бл*...

Ты, Дэйв, даже не представляешь, как осложнил жизнь своим протеже...

Ничего изменить было нельзя. И теперь я реально начал понимать, что мне светит перспектива лечь под Эрика. Эта мысль меня приводила почти в ужас, в ярость, и липкое омерзение охватывало до такой степени, что хотелось отмыться. Меня кидало то в холод, то в жар. С такими мыслями и меняющимся настроением, я прожил первые три дня, когда в студии, после очередной моей вспышки неоправданного гнева, я курил, стоя возле окна.

Ты подошел, хотя мы только что с тобой чуть не подрались. Стал рядом, достал сигарету из лежащей пачки на подоконнике, щелкнул зажигалкой, затянулся. Выдохнул. И тихо спросил:

— Что происходит, Том?

— А что происходит? — огрызнулся я.

— Я же вижу. Кидаешься на всех, как псих... Ты третий день сам не свой...

— "Не свой" — тихонько повторил я, понимая, как это выражение подходит к ситуации.

Не свой, Билл. Ты прав. Я твой. Я тот, кто боится за тебя больше, чем за самого себя. Я тот, кто всю жизнь будет любить тебя больше, чем саму эту жизнь. И я тот, кто ради тебя собирается лечь под какого то урода...

— Может, расскажешь? — твой вопрос и взгляд, от которого сжимается душа в маленький комочек.

— Нечего рассказывать... Успокойся. Просто настроение херовое. Пальцы болят...

Ты затянулся. Кивнул, не спеша — типа поверил. И, убедившись, что все равно ни фига из меня не вытащишь, успокоился. Или сделал вид.

А меня это все больше напрягало. И еще, на четвертый день ты пришел домой поздно ночью — под коксом. Снова. Я курил на кухне, когда ты включил свет и увидел меня, зажмурившего и сжавшегося в комок на диване.

Ты молча прошел к холодильнику, достал минералку, а я смотрел на тебя, на твои покусанные губы и мне было почти плохо. Эта с*ка, Эрик, хочет больше, чем может взять... Я смотрел на тебя, и мне представилось, как он целует тебя, как ласкает твое тело, а ты тихонько стонешь...

Мне самому захотелось заскулить, и я отвел от тебя взгляд.

— Какого не спишь? — Ты плюхнулся рядом, прикасаясь локтем к моей руке.

— Не спится. — Мой ответ и глубокая затяжка.

— Ты много куришь в последнее время. — Осторожно забираешь длинными пальцами у меня сигарету, и я невольно слежу за движением твоей руки. Подносишь сигарету к губам, затягиваешься, втянув щеки, потом вдыхаешь, с чуть приоткрытыми губами, облизываешь их, и не спеша, выдыхаешь. Смотришь куда-то перед собой.

— А ты на кокс подсаживаешься, все больше... — тихо говорю это, и ты резко поворачиваешься на меня и смотришь черными глазами, усмехаешься.

— Я уже большой мальчик, Том!

— И поэтому что хочешь, то и делаешь, да? — все также смотрю на тебя.

Твой взгляд скользит по моему лицу, и снова останавливается на глазах.

— Не все... — почти шепот, ты отрицательно качаешь головой. — Не все, Том... То, чего хочу больше всего — не делаю...

Мурашки по спине и биение сердца в висках. Господи, Билл... Не нужно так. Пожалуйста...

Отвожу взгляд, забираю у тебя сигарету и затягиваюсь сам, чувствуя дрожь в груди.

А ты обнимаешь себя за плечи и наклоняешься к коленям. Выдыхаешь. Волосы рассыпаются черными волнами по коленям и ниже.

— Все нормально... — твой голос и я понимаю, что ты больше себя успокаиваешь, чем меня.— Ты не беспокойся из-за кокса, Том... Я не много и не так уж часто, поверь.

Зачем-то киваю, хотя знаю, что ты этого не видишь.

— Тебе без кокса не хватает адреналина?

Вскидываешь голову, откидывая челку с глаз, и вот так, с низу, смотришь.

— Мне не хватает другого... — говоришь тихо и опять всматриваешься в мое лицо. — Ладно. Пора спать. Ты изменился за последнее время, Том. Повзрослел, что ли...

— Я тоже уже большой мальчик, Билл...

— Но тоже, ПОЧЕМУ-ТО, не делаешь всего, что хочешь, да? — Усмехаешься, невесело, встаешь и уходишь.

А я остаюсь сидеть, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом.

Ты прав, мелкий... Господи, как же ты прав, черт тебя дери...

На шестой день, вечером, я получил смс от Эрика: "Время выходит, гитарист. У тебя сутки на раздумье. И если ты все-таки дорожишь своим братом, то придешь. Я завтра буду тебя ждать с шести вечера. И думаю, что дождусь".

Я стиснул зубы, мысленно матерясь, почти взвыл, даже понимая, что Билл может это услышать через стенку.

Господи... так херово мне было только тогда, когда тебе делали операцию, мелкий.

Я проворочался всю ночь, понимая, что выхода нет. Любое другое мое действие действительно приведет тебя к депрессии, и уж потом вообще неизвестно, чем все закончится. Не хотелось понимать, что все это уже явно и близко. И еще я не знал, как после такого унижения буду жить дальше. А ведь ему нужен не один раз...

У меня плавились мозги. Хотелось купить пистолет и грохнуть этого подонка, и сделать мир чище... но... Одно такое громадное, НО... Я знал, что ради тебя пойду на все.

Весь следующий день я провел в своей комнате. Не хотелось свое "замечательное" настроение вымещать на тебе. А ты несколько раз заходил и пытался меня расшевелить, предлагая то поесть, то попить.

Не получалось, я отговаривался тем, что не хочу ничего, и что просто хочется побыть одному.

Посылал тебя подальше, и только тогда ты уходил в свою комнату, оставляя меня наедине с такими нелегкими мыслями.

А ближе к вечеру я все-таки выполз из спальни. Нужно было привести себя в порядок. И я брился, когда ты открыл дверь в ванную, и встал, нагло уставившись на меня.

— Что?

— Ты куда-то собираешься? — прижавшись плечом к проему двери, ты смотрел на меня в зеркало.

— Да...— выдавил я и по спине пошли мурашки.

Знал бы ты, мелкий, куда я собираюсь. Вернее, к кому и главное — ЗАЧЕМ.

— Может, не пойдешь? — я даже перестал бриться на секунду. Удар по нервам.

Билл... пожалуйста... Не надо. Я и так на пределе.

— Чего это вдруг? — я усмехнулся, пытаясь вести себя естественно.— Мне тоже нужно иногда трахаться...

— Ммм? — киваешь. — Ну да... Удачи!

Отходишь и закрываешь дверь, а я без сил опираюсь на раковину и закрываю глаза.

Пи*дец... Мне до тошноты было мерзко, и как я начал понимать, еще и страшно...

Застегиваю куртку возле дверей, когда ты выходишь из своей спальни.

— Ты надолго? — внимательно вглядываешься в мое лицо.

Эти постоянные вопросы... Мне кажется, или ты что-то чувствуешь?

— Не знаю. На пару часов, наверное, — растягиваю губы в улыбке. — А ты чего сегодня дома?

Спрашиваю и стискиваю зубы.

— У Эрика сегодня деловая встреча — завтра к нему поеду.

Киваю. Ну, конечно, чисто деловая, бл*дь... А какая же еще...

У меня был адрес, и я знал тот спальный район, в котором жил Эрик.

Я вышел из дома в восемь вечера, был злой, и растерянный.

Этот коктейль так хотелось разбавить алкоголем, ЛСД, экстази... ну чем угодно, в конце концов, но я знал, что не могу этого себе сейчас позволить. Хотя, вообще не понимал, как я могу лечь под кого-то в здравом уме.

Для меня это было просто невозможно, ни физически, ни морально...

Я ехал по вечернему Берлину, и думал — как я, вот так же смогу посмотреть на все завтра? Такими же глазами...

После того, как меня поимеет какая-то тварь...

То, что я собирался сделать, ломая свою волю и принципы, было действительно для меня невероятно тяжело.

И никогда, и ни для кого более, я не смог бы сделать того, что собирался сделать ради тебя, мелкий.

Чем ближе я подъезжал к дому Эрика, тем все сильнее злился.

Хотя, это, наверное, уже не просто злость была. А гнев. И, наверное, гнев праведный.

Эта с*ка пользуется людьми. Их слабостями и привязанностями. Тобой, потому, что ты, поведшись на то, что он похож на твоего бывшего парня, и к которому так и не охладел до конца, влюбился в него. И собирается попользоваться еще и мной, но уже потому, что ты мне слишком дорог, что бы я пускал все на самотек в твоих отношениях с этим гадом. Твою жизнь я не могу пустить на самотек, Билл.

Никогда я так не был зол ни на кого. Меня била мелкая дрожь, и я понимал, что она только будет усиливаться.

Я остановил джип рядом с домом Эрика и, заглушив мотор, минут 10 сидел, вцепившись в руль, чувствуя, как бешено бьется сердце. Я знаю, что такое состояние похоже на состояние перед выходом на сцену. С ним нельзя сравнить ничто другое. Адреналин и страх такой, что кажется, эта смесь полностью заполняет твою сущность. В такие моменты тело не чувствует тепла или холода вокруг. Тебе может стать холодно даже в 30-ти градусную жару, или ты будешь истекать потом, когда другие кутаются в теплые одежды.

Но мозг работает так четко, как будто ты только что хватил дозу кокса.

Ну, а сейчас, ко всему этому, была примешена и злость.

Я вышел из машины, оставив на сидении свою кепку. И не спеша, подошел к входу и нажал на кнопку домофона.

— Кто? — отозвался Эрик почти сразу.

— Догадайся с трех раз. — Процедил я, сплюнул, и почти сразу щелкнул замок двери.

— Седьмой этаж. — Сказал Эрик и я отпустил кнопку.

Через пару секунд я поднимался в лифте. Пытаясь угомонить сердце, и судорожно сжимая кулаки.

Бл*дь. Как же мне было хе*ово... Я просто не мог представить, как этот ублюдок будет касаться меня, а все остальное...

Разве я смогу? РАЗВЕ СМОГУ?!!

Я развернулся и, закрыв глаза, рыча, как загнанный в ловушку зверь, прижался лбом к холодной панели.

— Что мне делать?? ЧТО, Билл??!!!— я взвыл и шумно выдохнул, запрокинув голову.

И вот тут-то я и понял, ЧТО мне нужно делать... Как вспышка. Как озарение.

Как самое нужное и важное решение проблемы, в самый подходящий момент.

Потому, что пойми я ЭТО чуть позже, и было бы поздно...

Почти сразу отпустил страх. И стало почти легко... А дрожь оставалась только от гнева и злости...

Дверь на этаже открылась сразу, как только подъехал лифт.

— Привет, гитарист.— Ухмыляющаяся физиономия, окинувшая меня оценивающим, как приобретаемый товар в магазине, взглядом с ног до головы.

— Привет... — стискиваю зубы, смотрю прямо в глаза и улыбаюсь уголком губ.

— Проходи. — Эрик отходит и дает мне пройти в квартиру.

Закрывает дверь за моей спиной, а я опираюсь плечом о стену, засунув руки в карманы джинс, и оглядываю не хило обставленную квартирку, а в правом углу видна большая двуспальная кровать и я понимаю, что ты, мелкий, не раз был на ней. Не раз кончал на ней, теряя ощущение рельности...

Комок в животе запульсировал от этой мысли.

— Снимай курточку... и кеды можешь снять. — Проходит и становится передо мной, сложив руки на груди.

— Может сразу полностью раздеться? — Усмехаюсь, глядя в глазки, которые уже ощупывают меня почти физически.

— Ну, зачем же спешить, гитарист? Полностью не нужно... пока... а вот куртку... — подходит ко мне и касается пальцами замка молнии. — Выпьем для начала, поговорим... Я хочу, что бы ты расслабился хоть не много...

Он такой же высокий, как и я. И я понимаю, что может даже и сильнее меня. Бывший гонщик, спортсмен...

Но сейчас я знаю, что мне уже все по херу. Я принял решение. А значит возврата нет.

— Ты на самом деле решил, что будешь иметь нас обоих? — спрашиваю тихо и вижу, как он вскидывает на меня взгляд, оторвав его от моей груди, на которой он медленно расстегивал замок.

— Я же тебе говорил, что ты сам придешь... помнишь?— наглая усмешка, и пронзительный взгляд.

— Помню... — перехватываю его кисть. — Я пришел, ты прав. Но только ты зря решил, что я пришел лечь под тебя...

Со злостью говорю ему это, и вижу, как что-то очень похожее на испуг промелькнуло в его взгляде.

Сводит брови, потом чуть сощуривает глаза, не отрывая от меня взгляда. И поняв, что я говорю это на полном серьезе, вырывает свою руку, и уже просто хватает меня за грудки.

— Не надо так со мной, парень... я могу и силу применить... — рвет меня к себе, желая показать, кто в доме хозяин.

Зря он это сделал вообще. Со мной так нельзя. Я хоть и гитарист, и руки для меня — святое, но когда приходится драться, я дерусь, не задумываясь о последствиях. Так было всегда. И в драке мне никогда не было равных. Меня, семиклассника, боялись старшеклассники в школе. Стебаться стебались, а вот драться со мной боялись, зная, что Том Каулитц в драке бешенный... И вот сейчас, почти на автомате бью кулаком куда-то под дых, а потом, когда он с шумным выдохом согнулся, все так же цепляясь за меня, второй удар посылаю уже в лицо. Бью снизу. И он отлетает и падает назад, и если бы не попался на его пути диван, Эрик бы точно грохнулся на пол.

— Гаденыш... — прорычал он, после секундного замешательства. Вытер рукой кровь с разбитого носа, и, подорвавшись, бросился на меня. Один удар я отбил, второй пришелся мне в грудь, и, понимая, что дышать не возможно, чуть наклоняюсь, отвлекаюсь, и он бьет в скулу, меня откидывает вправо и чувствую, как черкаюсь щекой обо что-то острое. Какой-то выступ на гардеробе.

— Тварь... — этот удар привел мою дыхалку в норму, и еще такой выброс злости во мне родил, что я, вскочив, почти сразу, чего он явно не ожидал, кидаюсь в его сторону и бью головой в живот, подхватив руками под коленями, и он грохается спиной на пол. Сажусь на него и хватаю за шкирку, отлетают пуговицы, и трещит материя. Я понимаю, что он еще не может отойти от удара в живот.

— Ну, что Эрик? Еще хочешь секса со мной, а? Может на самом деле займемся, а? Только, наверное, немножко не так, как ты этого хотел бы... Не ты меня поимеешь, а я... Пойдет? — пытается оторвать от меня свои руки, кроя меня матом. — Ну, это, наверное, уже в другой раз, хорошо? Когда захочешь... а сейчас я уйду. И хочу тебе сказать, что не видать тебе Билла больше, как собственных ушей, понял? Если я узнаю, что ты попытаешься снова выйти на него, я тебя на самом деле трахну... Без смазки, битой... так, что уж мало точно не покажется, понял? — и напоследок врезаю ему, в челюсть и этот урод обмякает.

Понимаю, что вырубил его и, отдышавшись не спеша, встаю, вытерев руки о его рубашку, чувствуя, как меня всего колотит. Подхожу к дверям, минуту вожусь с замком дрожащими пальцами, все-таки открываю и, не оглядываясь, выхожу из квартиры...

Все. Возврата нет. И не будет уже никогда...

Уже в лифте понимаю, что выгляжу просто на ура. Курточка, измазанная кровью, этот гад измазал меня своими руками... Разодранная щека, касаюсь ее пальцами и кривлюсь от боли. Пальцы в крови. Черт.... И понимаю, что не как привести себя в порядок. А это значит, что вот такого, растрепанного и грязного, ты меня и увидишь, и никуда от этого не деться... Окей, может это и к лучшему. Меня начинает отпускать напряжение и почему-то хочется смеяться.

Пытаюсь сдерживаться, но улыбка растягивает губы. И я хихикаю как идиот, тихо сам с собой..

Это нервы, я понимаю...

Я ехал домой. Я ехал к тебе. Я сделал то, что и должен был сделать сейчас.

И сделаю то, что должен был сделать уже давно.

Хотя "должен" не то... совсем не то...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Эта поездка у меня заняла час, и, конечно, ты вышел на шум открывающегося замка.

— Ты так быстро... сорвалось?— сложив руки на груди, склонив голову чуть на бок.

Я молчу, и ты включаешь свет.

— Что случилось?

И замираешь, видя мою разодранную щеку и кровь на куртке.

Рывок ко мне, и нежные пальцы поворачивают мое лицо к тебе, к твоим испуганным, широко открытым глазам...

— Томочка, где ты был? Ты весь в крови...

Господи... за всю жизнь ты называл меня "Томочкой" может раза три. И всегда это было для меня слишком...

Я орал, что бы ты так меня не называл никогда больше. Всегда орал... но не сейчас.

— Все нормально... Это не моя кровь... — чуть отворачиваюсь, и ты отпускаешь мое лицо.

Расстегиваю куртку, снимаю, и ты забираешь ее у меня из рук.

Я снимаю кеды, а ты так и смотришь на меня беспокойно, прижимая к себе грязную куртку.

— Билл, я не собираюсь умирать... Не смотри так.— Отшвыриваю кеды и иду в сторону своей комнаты. И ты за мной.

— Нужно обработать щеку, Том... — говоришь это тихо, но настойчиво.

— Да... я сейчас... — скидываю с себя футболку, швыряю ее на постель и разворачиваюсь к тебе. Оглядываешь меня, и я понимаю, что ищешь синяки на теле.

— Все окей... я целый, Билл. — киваю и чуть улыбаюсь.

Прохожу мимо, забираю куртку из твоих рук и иду в ванную, где закидываю ее в корзину для грязного белья.

Я не закрыл за собой дверь, а это значит, что ты можешь войти, что и делаешь.

— Нужна перекись... — и ковыряешься на полке с лекарствами, а я, намыливая руки, смотрю на тебя в зеркало, и вижу лицо с чуть сведенными бровями.

Ты обеспокоен и это заставляет меня улыбнуться. Ты поворачиваешь голову и видишь эту улыбку.

— Идиот, он еще и лыбится... — бормочешь, но я вижу, как разгладилась у тебя морщинка между бровей.

Ты чуть расслабился и мне это так важно.

— Вот... нашел.— Берешь пузырек и ватный тампон, смачиваешь его и бесцеремонно разворачиваешь меня к себе.

-Стой и не рыпайся, понял?— Киваю обреченно, и смотрю на тебя.

Проводишь мокрым тампоном по щеке, и я шиплю от боли.

— Тихо-тихо... сейчас пройдет.— Чуть наклоняешься и дуешь на рану, и, черт, так близко сейчас твое лицо...

Потом проводишь по ране еще пару раз, но уже совсем, ну почти, не больно.

— Ты так и не сказал, что произошло, и где ты был... — говоришь это, закрывая флакон и глядя мне в глаза.

Волнение... господи.

Я волнуюсь. Но почему так тепло внутри?

Почему, тот сплетенный клубок, который во мне уже два года, становится теплым?

— Я был там, куда ты больше никогда не пойдешь... Больше. Не пойдешь. Никогда... — говорю это очень медленно.

Сталкиваемся взглядами. И замираем...

Все. Я сделал выбор... Переступил черту. Назад дороги нет...

И наверное никогда и не было.

___________________________________

Удивленный взгляд, вскинутые брови.

— Не въехал, ты о чем? Куда я больше не пойду?

— Не о чем, а о ком... Я — об Эрике. Ты больше не пойдешь к нему!

Чуть приоткрытые губы, перепуганный взгляд темных глаз и меня окатывает холодной волной.

— НЕТ!! — Почти кричишь, отталкиваешь меня и вылетаешь из ванной.

— Билл!? — кидаюсь за тобой и хватаю за руку, резко останавливаю тебя, оборачиваешься и пытаешься вырваться.

— Том! Нет! Ты не мог, нет! Пусти! Сволочь! Ты не мог!

Я знал, что ты собрался бежать к нему, и мне стало страшно и больно. А еще знал, что, во что бы то ни стало, я должен сейчас тебя остановить.

— Билл! Послушай меня! Послушай! — пытаюсь притянуть тебя к себе. — Он использует тебя, мелкий! Ты не понимаешь, что происходит на самом деле! — ору это и, вдруг неожиданно даже для себя, чувствую, что ты чуть замешкался, и я прижимаю тебя к себе. Обхватив руками, сдерживаю твои порывы вырваться.

— Том, с*ка! Пусти! Пусти меня! — ты испугался, ты просто знаешь, какой я в драке дурной. — Что ты ему сделал? Что ты сделал с ним?

— Да живой он, бл*дь!! Билл! Он же не слабый мальчик, Билл!! Ну что я мог с ним сделать? Ну, врезал пару раз? Послушай меня, родной! Просто послушай! Ему изначально нужен был я, понимаешь?

— Что ты несешь, ТОМ? — очередной рывок, но я смог тебя удержать.

— Не дергайся, бл*! Да послушай же ты меня! — вцепляюсь тебе в плечи и встряхиваю хорошенько. — Еще тогда, когда мы с ним только познакомились, помнишь? Он потащился со мной в туалет... Ну, когда я облился, ты тогда еще поржал, что я набухался уже... А он мне тогда под столом коленку погладил, поэтому меня и подкинуло, нах! А потом, в туалете, он мне и сказал, что я ему нравлюсь, и что я все равно буду с ним спать, понимаешь? Что он добьется этого любой ценой!

— НЕТ, Том!! — взгляд, твоих широко распахнутых глаз, просто рвал мою душу на части. — Что ты несешь, Том?

— Да, Билл, вспомни, я пытался тогда тебя увести, пока он не вернулся. Ты не послушал меня? Не послушал!

— Я не верю тебе! НЕ ВЕРЮ! — удар мне в грудь ладонями.

— Дослушай меня! — рванул тебя к себе, обнял, вцепился пальцами в футболку на твоей спине, комкая ее дрожащими пальцами. — На прошлой неделе он мне позвонил и дал мне неделю срока, чтобы я пришел к нему, понимаешь? Иначе он тебя пошлет... А ты? Ты снова попытаешься травануться или еще что-то. Он знает, понимаешь? ОН ВСЕ ЗНАЕТ! Ты же рассказал о той ночи Дэйву, а он, видимо, все разболтал Эрику, не знаю за какой х*й. И эта тварь решила попользоваться нами обоими! И мной, и тобой, мелкий.

Замираешь на пару секунд, потом рваный выдох, почти стон.

— Он мне сказал, что ты конкретно влюблен в него, понимаешь? — я чувствовал твои ладони на моем поясе, тонкие, дрожащие пальцы стискивали мою кожу, и я начал понимать, что ты меня начинаешь. СЛЫШАТЬ.

— Помнишь, я спросил, кому ты рассказывал о той ночи? Не мог понять, откуда этот урод об этом знает... — чуть тише добавил я, так и не разжимая объятий. Да, это уже были объятия. Для меня. Я обнимал тебя.

— Нет, — твой шепот и я слышу, сколько в нем отчаяния.

— Билл, тварей хватает по жизни. Я тебя очень прошу, ты только не ходи сейчас никуда. Пожалуйста. Я не пущу, не надо...

Ты наклоняешь голову, чуть расслабляясь в моих руках, и твои волосы касаются моей щеки.

Бл*дь, как же тебе херово сейчас, братик. Как же сердечко твое сейчас разрывается, я ведь понимаю.

— Он хотел, что бы я лег под него, а он за это собирался продолжать отношения с тобой. Понимаешь? Он хотел играть на моих чувствах к тебе! Знал, что я боюсь за твою жизнь, после той твоей попытки...знал...

Неожиданно резко отталкиваешь меня, и я от этого тебя выпускаю из рук.

— За что? Почему? — не пытаешься выйти из комнаты, ты просто без сил опускаешься на мою постель и закрываешь глаза ладонями.

— И ты шел... Ты шел с ним трахаться, Том?

Я смотрел на тебя, и, чувствуя, как начинает подвывать моя душа, понимал, что сейчас творилось в твоей. Вновь растерзанной. Со вскрывшимися старыми ранами.

— У меня не было выбора, Билл, я понял — чтобы я не предпринял в этой ситуации, все равно все закончится твоей депрессией. И ты еще, вдобавок ко всему, мог возненавидеть меня. А потом? Я так боялся этого ПОТОМ.

— Но ты ведь не стал... с ним...Все равно не стал, — тихо-тихо, почти шепотом.

— Не смог. Я просто уже знал, что буду делать дальше.

— Вы подрались?

— Да. Мы подрались.

Киваешь и только теперь медленно отрываешь ладони от глаз, поднимаешь взгляд на меня. Такой, от которого немеет душа, и начинает не хватать воздуха.

— Том? Я никому не нужен, да? Почему так? — это шепот. — Почему? Что во мне не так, Том? ЧТО?

Но для меня это безумно громкий крик, рвущий душу и перепонки.

Ну, вот и все.

У меня больше не осталось сил все держать в себе. Держать в себе то решение, которое я принял там, в лифте за пару минут до встречи с Эриком. Теперь я должен был все рассказать тебе. ВСЕ. Все, что держал в себе больше двух лет. Все то, о чем ты догадывался, но не знал наверняка.

И я просто упал на колени перед тобой.

— Билл, не надо так, я тебя очень прошу, — мои руки легли на твои колени, и я в упор смотрел во влажные глаза, полные смертельной тоски. — Ты ведь знаешь, что это не так, правда? Ты знаешь? Ты всегда знал это. Всегда. Еще до того, как сам мне признался.

Вижу, как ты сводишь брови и сглатываешь.

Глаза в глаза, так много всего в твоем взгляде. Боль, неверие, тоска? Господи, какие же у тебя красивые глаза!

— Ты знаешь? — это почти шепот, мой шепот, — тогда, два года назад, ты признался, что любишь меня. А я испугался. Испугался так, что потом боялся прикоснуться к тебе.

Киваешь медленно и тихонько выдыхаешь.

— Зачем ты говоришь мне все это сейчас, Том? Зачем? Скажи!!! Скажи...

Закрываю глаза, опустив голову.

— Затем, мелкий, затем, чтобы ты понял — тогда я не был готов к такому. Хотел, но не мог этого позволить, понимаешь? Я боялся, до смерти, до обморока боялся. Эти постоянные подозрения, одергивания мамины... Я не мог! — и заткнулся, понимая, что сил говорить дальше нет.

Они исчезли, испарились, как будто их никогда и не было, этих сил. Я ведь просто себе не смог разрешить и подумать, что ЭТО тебе уже может не быть нужным. А вот сейчас я это понял. Понял. Что ТАК — может быть. Мне так хотелось, что бы ты поверил, простил и принял все то, что я был готов с тобой разделить.

Да, я замолчал, и эта повисшая тишина, в которой я слышал лишь свое тяжелое дыхание и сумасшедшее биение сердца, опустилась мне на плечи.

Я так боялся, что ты сейчас или оттолкнешь меня, или просто засмеешься, скажешь: "Поздно, братик, прости, но ты мне больше не нужен!". А потом встанешь и уйдешь.

Но какое-то движение, робкое прикосновение пальцев к моей щеке, и замирает сердце, замирает дыхание.

Скольжение пальцев вниз. Твои пальцы за подбородок осторожно поднимают мою голову, и я открываю глаза.

Взгляд твоих влажных глаз, в них смятение, в них боль — и еще нежность?

Господи! Да! да!! Ты не собираешься смеяться или отталкивать, ты любишь! Ты все еще меня любишь! Я вижу, я чувствую, Я ЗНАЮ!! И касаюсь пальцами твоей щеки, чувствуя, как перехватывает горло. Как слезы подступают к глазам, чувствую...

— Я не хочу больше оглядываться на других. Я не хочу больше думать, что любить брата — это не правильно... Я не хочу больше бояться, Билл... — мои пальцы соскальзывают вниз по скуле и ложатся на твою шею, под волосы. Такое необыкновенное ощущение, я никогда так не касался тебя. — И если ты все еще меня любишь, хоть каплю, хоть чуть-чуть — люби, мелкий, люби! И будь со мной, слышишь? Ни с ними, ни с кем — со мной!

Мои пальцы ласкают твою шею. Ты такой горячий.

Нервно облизываешь губы. Дышишь открытым ртом, чуть дрожат губы.

— Ты любишь! Ты любишь меня! Я знал... — шепот влажных губ и я улыбаюсь, киваю, чувствуя, как перехватывает дыхание.

Твоя ладонь касается моей груди и скользит вверх, углубляешь пальцы в ямку на ключице, чуть вдавливая, и останавливаешь руку на плече, сжимая его. Эти прикосновения, господи! Они такие необычные для нас.

Это нежность, да. Но нежность, причиняющая боль. Мне нужно справиться с этим. Мне нужно привыкнуть получать ее от тебя. И дарить, дарить. Тебе.

— А сейчас? Ты ведь все еще боишься? — шевельнулись твои губы.

Да, ты видишь, ты прекрасно видишь, что даже сейчас я почти в панике. Еще...

Мне нужно пересилить себя, свой страх, мне нужно забыть то выражение маминых глаз, когда она думала, что между нами что-то было. Я справлюсь, я смогу, Билл. Я хочу. Ты нужен мне. Я люблю тебя. Но мне нужно время. Мне оно необходимо...

Отрицательно качаю головой.

— Это пройдет, Билл. Я справлюсь, обещаю. Не будет страха. Он исчезает, я его уже почти убил в себе. Теперь мне плевать, на все и всех — на все кроме тебя, мелкий. Я больше не могу так, не хочу. Делить тебя ни с кем больше... Не смогу, — твой взгляд опустился на мои губы, и пальцы другой руки, чуть подрагивая, коснулись их.

Я смотрю в твои глаза и вижу, как они наполняются слезами.

— Ты хочешь быть со мной? — твой шепот и срывающаяся слезинка сползает на щеку.

— Хочу... Ты только позволь — и я больше никогда и никому тебя не отдам, — чуть понимаюсь к твоему лицу и касаюсь слезинки губами. Целую не спеша, и так нежно, как никогда и никого не целовал, едва-едва касаясь лица, комкая пальцами твои волосы на затылке, чувствуя, как адреналин наполняет каждую клеточку тела. Как душа готова разлететься от невыносимого ощущения желания быть ближе, ласкать тебя, любить.

Ты робко обнимаешь меня за шею и притягиваешь к себе.

— Как же я хотел этого, Том, — тихо, почти касаясь моего уха, и горячее дыхание окутывает меня, мой мозг, заставляя биться трепещущее сердце в сумасшедшем ритме. Кружится голова от твоей близости, от твоего запаха и тепла.

— Я люблю тебя, мелкий, всю жизнь люблю. Как брата любил, но тогда, когда ты мне признался, я уже тогда тебя по-другому любил. Совсем по-другому...

— Поэтому и испугался, — не спрашиваешь, ты просто это знаешь.

Я киваю и чуть отстраняю свое лицо от тебя. Так близко твои глаза и губы.

— И ты знал, что я все это время тебя любил? — теперь ты киваешь.

— Знал... Я чувствовал.

Опускаешь взгляд и берешь мою руку, на которой сильно сбиты костяшки. Потом подносишь ее к своим губам и осторожно целуешь, прикрыв глаза. А у меня мозг плавится от этого.

— Билл... — шепчу, не имея возможности и желания сопротивляться тебе.

— Ты идиот, Том, твои руки... — чуть улыбаюсь и прижимаюсь щекой к твоему виску.

— Надеюсь, ты его не убил?

— К сожалению, — усмехаюсь, — а так хотелось. А рука... Фигня, заживет. Ты только скажи мне, что больше не захочешь его видеть? Скажи. Мне это очень нужно услышать от тебя!

— Не захочу, Томка! Не захочу! Другие были только потому, что тебя не было. Ты отверг меня, и я должен был заглушать в себе чувства к тебе. Иначе боялся сойти с ума, видя тебя рядом с собой. Я пытался любить НЕ тебя. Мне даже казалось, что получается — быть не с тобой. Казалось, что могу. Но стоило оказаться чуть ближе к тебе — и все возвращалось. Всегда, и по-другому не получалось, как бы я не старался.

Берешь мое лицо в ладони, с осторожностью там, где содрано, и всматриваешься в меня, дыша открытым ртом. Потом осторожно сползаешь коленями на пол рядом, я отодвигаюсь от постели и опускаюсь спиной на ковер, не отрывая от тебя взгляда. Ложишься на меня грудью, а я обнимаю тебя за спину, прижимая к себе.

— Тогда, два года назад, до моего признания, ты догадывался, что я к тебе чувствую? — проводишь пальцами по моему лбу, останавливаясь на виске.

— Да, догадывался. Примерно за месяц до того, ты целовал меня ночью, думая, что я сплю.

— Господи! Том! — и прячешь лицо на моей груди. — И ты молчал!!

Улыбаюсь, гладя тебя по волосам. Ты смущаешься, даже сейчас.

— Молчал? Я же тогда чуть не умер, от остановки сердца, в основном... — улыбаюсь.

Поднимаешь голову и смотришь на мои губы, закусив свою нижнюю, потом отпускаешь ее такую влажную и порозовевшую.

— И сейчас будешь умирать? — шепчешь и смотришь на меня блуждающим взглядом.

— Хочешь проверить? — замирает все в груди, я знаю, ты хочешь меня поцеловать.

— Хочу... Ты даже не представляешь, как я этого хочу! — качаешь головой.

— Окей, проверяй...

— Ты же никогда не целовался с парнями? — шепот и твои губы почти касаются уголка моих губ, нежное дыхание заставляет сокращаться мышцы живота.

— Нет... — и ты, прикоснувшись пальцами к моему подбородку, заставляешь приоткрыть губы, смотришь на них, сводишь брови, я вижу, как твои губы вздрагивают и потом, осторожно прижимаешься к ним своими. Я замираю, боясь дышать, чувствуя нежную влагу и тепло внутренней стороны твоих губ. Понимание того, что я целуюсь с тобой, начинает по-тихому сносить крышу. Чуть касаешься губ и отпускаешь, но лишь на мгновение. А потом, горячий язык проходит по нижней губе, цепляя пирсинг, и я больше не в силах сдерживаться — отвечаю. Наши языки соприкасаются, ток по телу, и подрагивающий язык мой, и ты тихонько стонешь. Экстаз накрывает меня так, что все тело покрывается мурашками. Твоя рука теребит мои дреды, а вторая, ласкает пальцами мою грудь, там, где слышишь гул. Почти набат. Как будто ты ласкаешь не грудь, а сердце, пытаясь успокоить, прогнав из него остатки неуверенности и страха.

Отрываешь свои губы, и влага на моих губах дает ощущение прохлады, и так хочется вернуть тепло.

— Живой, Том? Сердечко бьется, ой как бьется, — шепчешь мне в губы и сжимаешь ладонью то место, где чувствуешь мое сердце.

— Заткнись, мелкий, не отвлекайся, — улыбаюсь, и снова прижимаешься к моему рту.

И вот теперь, практически получив добро, углубляешь поцелуй, и уже у меня нет сил сдержать стон, когда твоя штанга проходит по моему языку. Восторг такой, что это невозможно описать. А ты улыбаешься мне в губы, после моего стона. Понимаешь, что братика не хило штырит твой поцелуй.

Ты знаешь, как заставить сходить с ума от тебя...

Опускаюсь рукой вниз по твоей спине и нахожу край футболки, просовываю под нее руку и распластываю пальцы по твоей обнаженной коже, божественно ощущать ее нежность и тепло. Ты прогибаешься под ней, и я еще сильнее вжимаю пальцы в твою поясницу, и почти сразу ты приподнимаешь корпус и, сдвинувшись, ложишься пахом на мое бедро. Пипец. Я чувствую, как ты возбужден. И вздрагиваю невольно. Ты отрываешься от моих губ и, дыша ртом, внимательно смотришь на меня.

— Все в порядке?

— Прости, я просто... — не могу найти слов и закрываю глаза, вернее зажмуриваю их.

— Непривычно? — касаешься пальцами моего виска и чуть двигаешься на мне, вжимаясь в бедро, а я шиплю от такого необычного ощущения. Никогда меня не касались парни, так... Да еще и с таким возбуждением. Это более чем непривычно для меня.

— Очень, — хриплю, и ты почти сразу прикасаешься теплыми губами к моему виску.

— Господи, мне кажется, что я сейчас умру вообще, или уже умер и попал в рай. Такое все... — не можешь найти определение своему состоянию. — Я обожаю тебя, Том. Все хорошо, братик. Понимаю все прекрасно. Я сейчас, впервые в жизни, чувствую себя старше тебя, — шепчешь это, и теплое дыхание ласкает меня, и я знаю, что ты улыбаешься. — Я так тебя люблю.

Поднимаю руку на твоей спине еще выше, вжимаясь пальцами в выступающие позвонки, бугорок лопатки, и обнимаю, прижав тебя к себе.

— Я тоже, мелкий. Просто до одури. Так, что голова кругом. Ты только не торопи меня. Не надо, — шепчу это, касаясь губами твоей шеи.

— Томка, ну ты чего? Я не тороплю и не собираюсь даже. Я же понимаю, Томочка. И то, что происходит сейчас, для меня важнее самого классного секса, веришь? Я столько ждал, Том, — говоришь тихо, не спеша, как будто давая мне время придти в себя. — Столько мечтал, хотя бы об одном поцелуе с тобой. Настоящем, понимаешь? А тут вот так все. Так и свихнутся не долго, от передоза чувств. Не могу поверить, что все это на самом деле! Что обнимаю и целую тебя. ТЕБЯ, Том!! Меня просто разрывает изнутри. Никогда и ни с кем я такого не чувствовал. И у тебя есть время столько, сколько будет нужно. Я же понимаю прекрасно, ты натурал, даже не смотря на то, что любишь меня.

— Все придет, я знаю, по-другому уже не может быть. Все будет, мелкий, все будет. Мы вместе, и это самое главное, — трусь щекой о твою.

— Я знаю, Томочка, все хорошо... Ты прав. Самое главное, что ты теперь мой! Бл*, я скончаюсь сейчас вообще... Мой! Ты — мой, — почти скулишь, а я улыбаюсь, как идиот.

Целуешь меня в уголок губ, отрываешься.

— Помнишь, недавно ты мне сказал, что не любил никогда?

— Я врал, — шепот в твои нежные губы, — не мог признаться, что любил и люблю.

Киваешь и я ловлю губами твое дыхание.

— Я знал! Я давно знал, знал, что твоя любовь остановила свой выбор на мне. Вопреки всему. Только я понимал твой страх. Твои принципы уважал. И всегда уважать буду.

— И поэтому ломал себя?

Касаешься губами моей скулы, а потом опускаешься вниз, к шее, короткими поцелуями. Замираешь, прижавшись щекой к моему плечу, а я закрываю глаза и вот так, мы молча впитываем в себя тепло друг друга, наслаждаясь ощущением экстаза и биением сердец.

— Пойдем, покурим? — медленно поднимаешь голову, и я с благодарностью соглашаюсь.

Встаешь, и чуть смущаясь, поправляешь вздувшуюся ширинку. Смеюсь, протягиваю тебе руку, и ты поднимаешь меня к себе. Обнимаю тебя за плечи, а ты проводишь ладонью по моему паху. И я перехватываю твою руку, чуть согнувшись.

— Бл*! Зря ржешь, Том! Сам такой же.

— Я знаю, — обхватываю тебя за шею, и мы вместе идем на кухню. Там разлепляемся, садишься на стул, я отхожу к окну. Закуриваем, затягиваемся, выдыхаем. Все это не глядя друг на друга. Хотя прекрасно знаем, ЧТО творится сейчас в наших душах. А потом, все-таки встречаемся взглядами. Серьезно, без тени улыбки. И все волосы по телу дыбом, от этого хочется самого себя огладить руками. Только почему-то, кажется, что будет пробивать мелкими разрядами электричества от прикосновения к самому себе.

Выдыхаешь вверх, и чуть сощурившись, смотришь, как в воздухе растворяется дым.

— Тогда в пятнадцать лет, когда ты запретил мне приходить спать к тебе в постель, ты из-за мамы это сделал, да?

Киваю, и смотрю на сигарету в своих пальцах.

— Да. Она, видимо, уже тогда понимала, что не все так просто. И тогда я сам себе слово дал, что никогда и ни у кого не будет повода сказать о нас что-то плохое, на этот счет.

— И ты держал это слово? Четыре года, Том, — киваю и затягиваюсь.

— Прости, что вел себя как идиот тогда.

— Я ведь понимал все прекрасно. Ты просто пытался быть хуже, чем есть. Пытался оттолкнуть меня от себя, надеясь, что тебе так будет легче?

— Бл*дь, — закрываю глаза. — Каким же я был идиотом, Билл! Тебе просто нужно было тогда схватить за шкирку, встряхнуть, как следует, и сказать: "Ты ублюдок, Том! Но я и таким тебя все равно люблю".

Смеешься, и я с удовольствием смотрю на тебя.

— Ты забыл? Я это сделал, Том! Тогда, на наш семнадцатый день рождения, — тушишь окурок и поднимаешь на меня глаза.

— Да, это точно, ты меня тогда не хило встряхнул, — мурашки по коже.

Твой блуждающий взгляд по моему лицу и я протягиваю тебе руку.

— Иди ко мне... — встаешь, пару шагов, и я с удовольствием прижимаю тебя к себе одной рукой. Молчу, стараясь просто дышать, чувствуя, как твои теплые руки ласкают мою спину. Душа никогда не вмещала в себя столько растерянности, восторга и тепла. Почему-то хочется плакать. Тот комок, который так давно появился во мне, из нервов и любви, страха и ревности начал трансформироваться, страх действительно начал исчезать, а на его место приходила нежность. Такая невероятно теплая и живая. Как ты. Как твое тело. Теплое, нежное, невероятно родное и бесконечно нужное.

Я хочу тебя, мелкий. Хочу так, что это желание уже не просто желание секса.

Это желание слияния наших сущностей и душ. Наверное, это желания настоящей любви.

Я никогда не любил никого, кроме тебя. Не понимаю, как можно любить НЕ тебя?

И никогда не занимался любовью.

Сексом? Без вопросов! Этому не было счета.

Любовью? Любовью я буду заниматься только с тобой. Бесконечное число раз. И каждый раз будет как первый. Я буду дарить свою любовь, вычерпывая ее до донышка, и не боясь, что она закончится. Просто знаю, что взамен я столько же любви получу обратно.

От тебя.

ЭПИЛОГ.

14 февраля 2009 года.

Ты так далеко от меня в этот день. Третий чертов длинный день!

Даже работа не может отвлечь меня от мыслей о тебе.

А сегодня вообще День Святого Валентина, и так безумно грустно без тебя.

Знаешь, сегодня нам очень много подарков принесли, игрушек разных, валентинок. Несколько букетов цветов было...

И ни разу при виде этого не екнуло сердце. Но когда мне принесли огромный букет белых лилий, тогда сердце почти остановилось. Оно почувствовало, что это от тебя! А я даже и не ждал. Но ты не забыл. Не забыл!

А еще в этом букете была открытка, со строками:

Мне нравится, что ты неукротим,

Как нежно-дикий зверь в любовной схватке...

Так наслаждался телом ты моим,

Что сам себе казался сладким.

Мне нравится в тебе еще покой,

Когда к душе твоей — не достучаться.

Но если я коснусь тебя рукой,

Скажи, ты сможешь МНЕ сопротивляться?

Не отдавай чужим меня взаймы,

Не выпускай из солнечного круга.

Пусть кончится история, но мы.

Останемся, пока хотим друг друга...

Не было подписи. Не было обратного адреса.

Но я знаю, что только ты мог ЭТО написать.

Люблю тебя, мелкий. Всегда.

Я жду тебя очень и скучаю так, что ключицы ломит.

А еще, я ревную тебя к этому чертову Парижу, с его желанием видеть тебя на страницах журналов мод.

Возвращайся ко мне, родной. Возвращайся!

Ты мой.

Теперь — мой! И никому больше я тебя не отдам.

15.09.08. Latvia, Jurmala.