🏰 Второе дыхание. Часть 1. Западня

'Ах, папа...' — машинально покручивая браслет, в тоске прошептала Эрика. Нежности и сочувствия от отца она давно не ждала. Но слово-то своё королевское он держать должен! А значит, исполнит её желание, о котором она сегодня ему расскажет... И незачем дольше откладывать разговор.

— Пора, Вальда. Приготовь мне накидку.

— Меховую? Шли бы вы лучше тёплыми галереями, ваше высочество, не то цветы помнутся, — проворчала горничная.

— Не помнутся. Умираю, как хочется подышать свежим воздухом. До конца бала ты свободна.

Набросив пелерину с капюшоном из лёгкого серого меха, Принцесса выскользнула за порог, дверь за ней захлопнулась. Винтовая лестница с чугунными перилами, освещённая стилизованными под факелы электрическими светильниками, была пуста — очень неудобная крутая лестница, древняя, как сам королевский Замок. Эрика опасалась спускаться по ней и потому сделала то, что делала здесь всегда, когда бывала одна — легонько оттолкнулась от каменного пола носками бальных туфель и повисла в воздухе. Она низко-низко поплыла над ступенями, готовая сразу же приземлиться, если выйдет из покоев Вальда или поднимут головы стражники при входе. Но всё-таки это был настоящий полёт — и как же, Силы Небесные, она мечтала о нём с середины дня, пока вокруг неё крутились люди!

То, что свой Дар следует держать в секрете, Принцесса, Одарённая, как и её мать, крепко усвоила ещё в раннем детстве.

Малышкой, правда, она не понимала, почему. Ведь это же так здорово — парить и кувыркаться в воздухе, доставать руками и ногами до потолка, а потом рыбкой нырять вниз... Почему нельзя рассказать папе и брату? Почему нельзя вылететь из окна и кружить над Замком вместе с птицами? Почему нельзя долететь до города или даже до Океана? 'Давай посмотрим на Замок сверху, мамочка!' 'Никто не должен нас видеть, родная! — мягко отвечала Королева, порхавшая по своим комнатам вместе с дочерью, когда они оставались вдвоём. — Твоему папе очень не нравится, когда я летаю. Пусть это будет наша с тобой тайна!' Маленькой Эрике такого объяснения хватало: отец, строгости которого она боялась, не одобрял шалостей, и она думала, что к таким шалостям относятся полёты.

Мама научила её тому, что сама умела: улавливать потоки магической энергии, идущей из центра планеты, подхватывать их и управлять ими, чтобы они удерживали тебя в воздухе — и с раннего детства летать стало любимым развлечением Принцессы, главной её тайной радостью. Когда она чуть-чуть подросла, мама рассказала ей, что обещала её отцу никогда не летать и не позволить детям раскрыть свой Дар, если они его унаследуют. 'Одарённой, доченька, в нашем мире быть очень опасно. Однажды я объясню тебе, почему!' Но объяснить не успела — погибла. Принцессе тогда было семь, а её брату — шесть лет. Марку материнских способностей не досталось. И лишь через несколько лет Эрика узнала, что за опасность имела в виду Королева...

Вальда не выглянула из покоев, стражники при входе не подняли головы вверх, и Принцесса благополучно добралась до нижнего пролёта лестницы. Там она неслышно приземлилась, расправила платье и дальше уже спускалась так, как подобает августейшей особе. Кивнула распахнувшим перед ней дверь и почтительно склонившимся стражникам и вышла в заснеженный вечер.

Замок Эск, к воротам которого в этот час один за другим прибывали экипажи и автомобили гостей, блистал и переливался разноцветными огнями. Здесь и в другие дни не жалели света, а сегодня его было больше, чем обычно. Сияли почти все окна, сияли фонари над каждой из многочисленных дверей. Сияла даже крепостная стена — на её широком зубчатом крае, убрав с него снег, по всему периметру Замка разложили круглые фонарики, соединённые проводом в единую цепь. Дополняла всё это великолепие большая почти полная луна, взиравшая на владения Короля с таким самодовольным видом, словно они принадлежали ей, а не многим поколениям ингрийских монархов.

Эрика полной грудью вдохнула льдистый морозный воздух и, аккуратно ступая по очищенным от снега каменным плитам, приблизилась к стене. Королевская резиденция находилась на небольшом плато в предгорьях горы Эск, остроугольные базальтовые уступы которой надвигались на Замок с севера. Гору Эск окружал массив хвойного леса, расстилавшийся до самого горизонта, с частыми прорехами полей и населённых пунктов. Сейчас, топорщась в лунном свете покрытыми снегом еловыми верхушками, лес казался шкурой исполинского бледно-голубого зверя. Вдалеке на востоке неярко светилась Нарраха, довольно крупный город, куда Принцесса ещё никогда не ездила. За горизонтом на юге, она знала, дремал холодный Океан, которого она тоже никогда не видела. Внизу, начинаясь у подступов к замку Эск и затем в обход горы изгибаясь на север, играла огнями столица Беллария.

Воспоминание о живописных улицах и пышных парках столицы, о её театрах, магазинах и кофейнях, о весёлых горожанах в простой и удобной одежде заставило Эрику вздохнуть. До сих пор ей доводилось бывать в Белларии лишь с отцом, во время его официальных выездов. Но как же ей хотелось оказаться в этом городе одной, увидеть его жизнь вблизи, не за широкими серыми спинами королевской охраны! А ещё больше сейчас ей хотелось перелететь через стену, раскинуть руки и, упиваясь свободой, помчаться над лесом. Но о втором не стоило даже и думать.

Между тем усталость потихоньку уходила, на её месте возникало ощущение праздника. 'Как бы то ни было, сегодняшний вечер — мой!' — сказала себе девушка. Будет много цветов и подарков, много улыбок, не только фальшивых, но и искренних. Будут шампанское и танцы — а танцевать она всё же любила. И будет беседа с отцом, которая, Эрика верила, изменит всё к лучшему. Решительным жестом она оттолкнулась от стены и устремилась к бальному залу. Тем более, что ноги в лёгких туфлях уже совсем закоченели.

* * *

Какая из башен замка Эск в старину называлась Башней Серафимов, Многоликий так и не выяснил. Ну и ладно, рассудил он, забраться в Замок можно и без этого знания — а там, конечно, есть архивы и библиотека, где нужные сведения непременно найдутся. И более подходящего времени для проникновения в Замок, чем вечер большого бала, просто невозможно придумать! Так что Феликс решил не откладывать свою авантюру в долгий ящик. Старьёвщику Пинкусу он сказал, что, конечно, обдумает идею, но пока она ему совсем не по душе, а покинуть этот гостеприимный дом ему, в любом случае, пора. Собрал свои нехитрые пожитки, стиснул в объятиях хрупкие плечи старика, бросил прощальный взгляд на 'Лавку диковин', которая преподнесла ему такой необычайный сюрприз, да и ушёл своей дорогой.

Дорога, разумеется, привела его к Замку. Обернувшись безобидной кудлатой дворнягой, Многоликий взобрался на плато и обежал древнюю крепость вокруг. Судя по всему, попасть в неё не составит никакого труда. Стену Замка в тёплое время года снизу доверху покрывали кожистые тёмно-зелёные листья плюща. Сейчас листьев не было, но осталась густая сеть узловатых голых веток, местами залепленная снегом. Для маленькой цепкой зверюшки вроде белки такие стены не преграда. Значит, именно белкой он и станет; всё, что осталось сделать — дождаться, пока стемнеет и в Замок начнут собираться гости. В разгар праздника никому не будет дела ни до белки на крепостной стене, ни до сумрачных пыльных комнат, набитых книгами и рукописями. Если повезёт, то и Башня Серафимов окажется пустой — и тогда нынешняя вылазка в Замок будет единственной.

Обедать пришлось в собачьем обличье объедками на заднем дворе знакомой харчевни — показываться кому-то на глаза человеком в тот же день, когда в столичных газетах напечатали портрет Многоликого и объявили о награде за его поимку, было опасно. Хорошо хоть, хозяйка харчевни, как Феликсу было доподлинно известно, баба была добрая и тухлятиной бездомных собак не кормила. Потом ему удалось прошмыгнуть в подъезд доходного дома и там под лестницей передохнуть и согреться. К вечеру он совсем измучился ожиданием — и со всех лап бросился к замку Эск, как только начало смеркаться.

Феликсу не слишком нравилось подолгу бывать зверем. По сути своей он всё-таки был человеком, причём человеком молодым — ему недавно исполнилось двадцать восемь, — и на редкость здоровым и сильным. Многоликий не отдавал себе отчёта в том, какой мощный импульс жизненной силы от него исходит. Но он давно понял, что гораздо выносливей большинства людей; никакая хворь к нему не липла, а раны заживали за считанные часы. О физиологии оборотней он знал мало, с учителями ему не повезло — матушка была обычной женщиной, а отца своего он никогда не видел. Знал, что может стать какой угодно сухопутной четвероногой тварью; всё, что для этого требовалось — представлять, как эта тварь выглядит. Знал, что не может плавать под водой и летать — амфибии и летучие мыши, в которых он пытался превращаться подростком, умели передвигаться только пешком. Знал, что ущерб, нанесённый его телу в любой ипостаси, каким-то образом сохраняет свой размер при превращениях: сломанная мышиная лапка человеку доставалась ушибленным пальцем, а царапина на тигриной шкуре — глубоким кровоточащим порезом. Знал ещё, что для частой смены обличий ему следует быть в хорошей форме — впрочем, в хорошей форме Многоликий был почти всегда. Этим его знания исчерпывались.

Но Даром своим Феликс дорожил чрезвычайно. Не только из-за животных возможностей, которые можно было использовать для достижения человеческих целей. Но и из-за того богатства впечатлений, что дарили ему превращения. Неуёмное, жадное любопытство было ещё одним сердцевинным свойством его натуры. Многоликий наслаждался, глядя на мир чужими глазами, осязая, обоняя и пробуя его на вкус чужими рецепторами.

Так и сейчас: превратившись в белку, он сначала замер, впитывая новые ощущения. Зрение его изменилось: резко увеличился обзор, но краски, и без того неяркие в лунном свете, исчезли совсем. Обоняние усилилось, десятки незнакомых запахов волновали, пугали и манили. Встопорщенные вибриссы шевелились, улавливая малейшее движение воздуха. Мороз забрался под шёрстку, но не обжигал так сильно, как обжигал бы человеческую кожу. Феликс-белка скакнул вперёд и принялся взбираться по скользким веткам, цепляясь за них коготками-колючками. Крошечное гуттаперчевое тело, снабжённое пушистым балансиром-хвостом, перебиралось с ветки на ветку с немыслимой для человека ловкостью, поднимаясь всё выше и выше.

Вот и он, край крепостной стены, украшенный фонариками по случаю праздника. Многоликий перешагнул через туго скрученный электрический шнур, казавшийся белке толстенным канатом, осмотрелся, выбирая направление, и прыгнул вниз.

И в тот же миг он ослеп, оглох и задохнулся от боли.

* * *

Прямые плечи развернуть пошире, вскинуть упрямый подбородок, надеть на лицо самую холодную из улыбок! Принцесса не глядя стряхнула с себя меховую накидку, которую тут же подхватил кто-то из придворных, и вступила в ярко освещённый зал. Музыка оборвалась, грохнул, отдаваясь в ушах, голос церемониймейстера: 'Её высочество Эрика, наследная принцесса Ингрийская', и двести людей дружно впились в неё взглядом и подобострастно склонились перед нею. Первая после Короля, ещё бы они не склонялись, с неясной досадой подумала Эрика. Но уж что-что, а принимать неприступный и высокомерный вид, по мнению отца, единственно подходящий для будущей Королевы, и смотреть сверху вниз даже на тех немногих, кто был выше неё ростом, она умела отлично. Ни один человек в этом зале не догадается, насколько чужой чувствует себя в своей роли виновница торжества и наследница трона.

Музыка, пока негромкая, заиграла снова.

Шествуя к королевскому столу на возвышении в центре зала, Эрика машинально отметила, что сегодня здесь собралась едва ли не вся знать сопредельных стран. Преисполненных чувства собственного достоинства имперцев и расфуфыренных посланцев Межгорного княжества она узнавала сразу. С другими соседями ещё предстояло познакомиться. Кого здесь точно нет — так это северян, с которыми у Ингрии была постоянная вялотекущая война. 'А интересно, есть ли гости из колоний? Нужно спросить у папы. Если есть, приглашу их завтра к обеду', — Новые Земли казались Принцессе сказочным миром, рассказы о них она могла слушать бесконечно.

Отец, уже сидевший за столом, протянул к ней руки:

— С днём рождения, Эрика! Какая ты у меня красавица!

Смотрел он, по обыкновению, куда-то ей за плечо.

Его величество король Ингрии Скагер Первый был пожилым, но очень бодрым ещё мужчиной, уверенным, что лучшие годы у него впереди. Седина и обширная лысина, по его мнению, нисколько его не портили, и любящая дочь Эрика это мнение полностью разделяла. Он носил холёные усы, одевался с тщательностью, которая позавидовала бы любая модница, и умел улыбаться так, что у Принцессы таяло сердце. Правда, его улыбку, обращённую к ней, она видела редко — раздражённый прищур его проницательных серых глаз был ей гораздо привычней. Что бы ни происходило, Король всегда выглядел довольным собой, но сейчас был полон столь откровенного самолюбования, словно пять минут назад заполучил нечто такое, чего долго и упорно добивался. Что ж, очень кстати — его хорошее настроение поможет разговору, подумала Эрика.

Кроме отца, за столом уже сидели мачеха, брат, герцог Пертинад — на правах личного гостя монарха — и рыжий молодой человек с аккуратной бородкой, которого девушка прежде не видела. Не хватало только Манганы — Придворного Мага, обычно занимавшего место напротив Короля. Герцог Пертинад и незнакомец вскочили при появлении Принцессы, как ошпаренные, чуть не перевернув стол: герцог был отвратительно толст и неуклюж, а незнакомец — косая сажень в плечах — так высок, что непонятно было, как его ноги вообще уместились под столом.

Герцог, к кабаньей внешности которого прилагался тонкий визгливый голос, залепетал:

— Ваше высочество, позвольте заверить вас в том, что ваша красота превосходит все известные мне произве...

Но властный баритон Короля прервал начинающееся словоизвержение:

— Хочу представить тебе нашего высочайшего гостя, моя дорогая девочка. Принц Аксель, сын императора Джердона.

— Младший сын, — смущённо уточнил принц и поклонился Эрике с удивительной для его облика грацией. — Примите и мои поздравления!

Как и положено представителю знатного рода, по-ингрийски он говорил без малейшего акцента.

— Счастлива познакомиться с вами и благодарю, — ответила она, сделав перед ним реверанс, но не утратив надменного вида, — Садитесь обратно, Аксель. И вы, герцог, тоже.

— Вот ты и взрослая, сестричка! — подал голос брат. — Теперь тебе никто не указ! Признайся честно, пустишься во все тяжкие прямо завтра? — и улыбнулся широкой жизнерадостной улыбкой.

— Непременно, братишка, буду брать пример с тебя! — в тон ему отозвалась Принцесса.

Франтоватый Марк, очень похожий на сестру чертами лица, цветом волос и кожи и тонкой костью, был слишком смазлив для мужчины. Пытаясь выглядеть взрослее и подражая отцу, он отпустил усы, но росли они пока плохо. Он умел быть галантным и остроумным и нравился женщинам, но на сестру его чары не действовали. Она абсолютно точно знала, что сейчас, в этот самый миг он завидует ей и ненавидит её чёрной, испепеляющей ненавистью — за то, что она посмела родиться на год раньше него, загородив ему дорогу к трону.