острые грани пророчества. Глава 13

Самого Люка преследовала Вентресс. Лысая тощая датомирка, похожая на насекомое, регулярно портила Скайуокеру жизнь, возникая на его пути с удручающей регулярностью. Навыки парня в Джем Со стремительно росли, что не могло не радовать, и если поначалу Люк еще старался вести себя порядочно, соблюдая хоть какие-то нормы, то в последнее время он перестал сражаться.

Он просто стал пытаться ее убить.

Сила бурлила, его преследовало дурное предчувствие. Люк не мог понять, что же ему или его брату грозит, пока не влетел в ловушку на полной скорости.

Рутинная операция на захолустной планете пошла наперекосяк через пять минут с ее начала. Люк шел во главе отряда, сканируя местность Силой. Лес казался пустым и безопасным, только насекомые размером с ладонь носились, жутко гудя, между стволов. Клоны настороженно отмахивались, Люк устало переставлял ноги, сжигая сейбером самых наглых ос-переростков, настороженно вертя головой. Мимо что-то прогудело, парень рефлекторно взмахнул рукой, чувствуя, как в шею что-то кольнуло. Пальцы выдернули жало, Скайуокер тупо посмотрел на него... и рухнул навзничь, успев ощутить вспышки смертей вокруг него.

* * *

Энакин кричал. Он извивался на земле, воя, словно раненое животное, хватаясь за грудь. Клоны суетились, Кикс орал, Рекс орал, спящий лагерь пришел в движение. Падаваны Скайуокера повыскакивали из палаток с зажженными сейберами, готовясь отражать явно надвигающуюся на них опасность.

Скайуокер бился в конвульсиях, и Сила ревела вокруг него, заставляя землю дрожать. Рекс отчаянно тряс Энакина за плечи, а потом парень обмяк, уставясь в звездное небо, и слезы катились по его белому, как снег, лицу.

— Он ушел, Рекс... — тихий шепот казался ревом.

— Кто, генерал? — осторожно поинтересовался клон.

— Люк.

Следующая неделя стала настоящим кошмаром. Осунувшийся и почерневший от горя Скайуокер пахал, как проклятый, вырывая победы зубами и когтями.

Спешно примчавшийся Кеноби утешал ученика как мог, хотя сам был не в лучшем состоянии. Судьба отряда, пропавшего на Раттатаке, оставалась неизвестной. А на шестой день измученный кошмарами Энакин проснулся от того, что напевает старую рабскую колыбельную.

* * *

Рекс внимательно наблюдал, как его генерал напевает хриплым голосом, слегка покачиваясь, сидя на коленях.

— Звезды светят на тебя... Звезды светят на тебя... Тучи обнимают...

— По-моему, он сходит с ума, — прошептал Пятерка, тревожно переглядываясь со спешно примчавшимся Киксом. Рекс гневно уставился на наглого собрата, но устроить полноценный разнос ему помешал неожиданно откашлявшийся Энакин.

— Я схожу с ума.

— Вот! Я же говорил! — Пятерка дернулся под нехорошими взглядами товарищей. — Видите, генерал сам...

— Эта песня... — потерянно прошептал Скайуокер, потирая лицо. — Ее мама пела... На Татуине.

Подошедший Оби-Ван молча обнял разваливающегося на части ученика, закутывая в свою робу, как в детстве. Эгакин уткнулся лбом в плечо мужчины, пряча лицо. Клоны отводили взгляды в сторону — смотреть на это было невыносимо. В тот день Скайуокер особенно зверствовал, уничтожая противника, а на утро поднял весь лагерь на ноги диким воплем.

— Он жив!

* * *

Найра осторожно подтянул сломанную ногу, пытаясь устроить ее поудобнее. Получалось плохо. Раздробленная кость ныла, голень опухла и посинела, и то, что твилек висел прикованным за руки толстыми цепями так, что мог опираться только на пальцы ног, делу никак не помогало. Мужчина сглотнул, упираясь подбородком в грудь, тяжело дыша. В голове мутилось, его трясло. Прошло больше шести дней с тех пор, как их поймала Вентресс. Тяжелое сипение вырвало Найру из мрачных воспоминаний, твилек поднял глаза, рассматривая прикованного к противоположной стене Люка, и тут же отвел взгляд.

Несмотря на свое положение, Найра считал, что ему повезло. А вот Скайуокеру... Нет.

Вентресс приковала парня к тяжеленной металлической раме шипованными кандалами, пробившими остриями руки и ноги. Раны опухли и воспалились, и только железное здоровье Люка, подкрепленное Силой, спасало его от гангрены и прочих ужасов, вытекающих из этого положения. Впрочем, это можно было бы пережить, также, как и обезвоживание, голод, холод и боль. В конце концов, и Найра и Люк знали, как работать с сознанием и подстегивать себя Силой.

Вот только ее как раз и не было.

Датомирка, одержимая какой-то странной местью, решила, что просто убить — слишком милосердно, и нацепила на пленников ингибиторы и шоковые наручники, но и этого ей было мало. Находящийся в полузабытьи от ударов и ран твилек слышал ее бормотание и безумный смех, полный дикой радости, что теперь она отомстит, она будет лучшей, и этот проклятый джедай не займет ее место.

Последнее высказывание заставляло задуматься о многих неприятных вещах, даже отвратительных, как, например, граф Дуку.

Люк снова захрипел, Найра стиснул зубы. Его лорд медленно умирал от сенсорной депривации, сходя с ума, а он ничем не мог помочь. Мужчина сконцентрировался, пытаясь обойти ингибиторы и достичь Силы, но все было бесполезно. Он бился о невидимую стену и был не в силах ее прошибить.

* * *

Люк тихо напевал, запертый в собственном разуме. Темнота душила его в своих объятиях, он не видел, не слышал, не чувствовал вкус и запах, осязание не работало. Ситхская маска для пыток плотно прилегала к лицу, впиваясь шипами в плоть, полностью блокируя все чувства. Это было невыносимо.

Скайуокер не знал, сколько времени прошло, его восприятие размылось, и единственное, что хоть как-то держало его во вменяемом состоянии — песни. Он тихо напевал колыбельную, которую пела ему в детстве тетя Беру, укладывая спать, заставляя себя вспоминать покой и мир, которые окружали его в то прекрасное и беззаботное время. Он пел песни, которые мурлыкала под нос Шми, наблюдая, как Люк сидит возле ее кровати, проверяя здоровье матери. Он напевал тягучие грустные мелодии, тихо звучащие в рабских кварталах, в которых ему доводилось иногда бывать, посещая Мос Эспа и Анкорхед с Оуэном.

И все это время он пытался достичь Силы.

Он знал, что она есть, он чувствовал ее вокруг себя, и он совершенно не мог к ней прикоснуться. Сила была где-то там, за толстым щитом, и Скайуокер чувствовал себя умирающим от жажды путником в пустошах, который лежит на песке, слыша, как в толще под ним журчит подземный ручей.

Это было невыносимо.

Он бился в стену, пытался ее проломить, вышибить, но ничего не помогало, и он просто обессилел.

Люк упал в темноту, в ватную тишину, окружающую его, и тихое журчание все угасало, пока он не вспомнил...

— Почувствуй Силу, Люк...

Он протянул руки, и тихо позвал медленно текущие где-то там капли, как зовут воду в пустыне. Скайуокер не знал, сколько он пел свою просьбу, но затем его кожи коснулось прохладное сокровище, и он заплакал в облегчении.

Сила с ним.

Она всегда была с ним. Он просто был слишком слеп, глух и напуган, чтобы понять, что она никуда не исчезала, и это только игра его измученного пытками разума.

Капли ползли по коже, проникая в кровь, просачиваясь под кожу, и тонкие нити Уз Силы звенели под его пальцами. Люк задыхался от счастья и радости, вспоминая то первое прикосновение к неизведанному. Темнота перестала быть помехой, он смотрел на разноцветные нити, исчезающие в бесконечности, осторожно проводя пальцами над каждой.

Энакин.

Шми.

Палпатин.

Скайуокер замер, решая, а затем дернул раскаленную золотую нить, зная, что в этот момент Энакин и Оби-Ван узнают, что он жив.

Он тронул Узы, и они зазвенели в восторге, пока Люк смеялся, вспоминая самый первый и самый важный урок в своей жизни.

— Доверься Силе, Люк.

Голос Кеноби зазвучал в наполненной хрустальным перезвоном тишине, Скайуокер улыбнулся, вспоминая то страшное будущее, которое не наступит, позволяя сказать себе те заветные слова, что так и не были произнесены.

— Конечно, Мастер.

Где-то там, в лагере на другой планете, Кеноби застыл, распахнув глаза, ощущая, как Связь, соединяющая его с Энакином, разделяется на две толстые нити. У него только что появился еще один ученик.

— О, Сила... — пошептал мужчина, не обращая внимания на поднявшуюся суету вокруг него. — За что?

Энакин плакал, держась за грудь, клоны спешно собирали поисковую группу и готовили "Сумерки", а магистр растерянно смотрел вдаль, глупо улыбаясь. Скайуокер дернул его за рукав, и мужчины помчались к готовящемуся взлететь кораблю. Глаза Энакина сияли звездами.

Сила вела их, и уже через сутки Джуниор и Кикс громко и с выражением комментировали травмы Люка и Найры. Маска-ингибитор оставила шрамы, которые практически не поддавались бакте или исцелению Силой, шипы, расположенные на внутренней поверхности никак не хотели покидать насиженные места. Пострадавших поместили в танки с бактой, погибших клонов похоронили, Энакин провалился в беспробудный сон, как и Кеноби.

Для полного восстановления Люку и Найре понадобилось несколько дней, а потом снова началась рутина. Снова бои, снова грязь, кровь и хаос. Вот только кое-что изменилось.

Люк отметил, что становится законченным параноиком. Захват, плен и пытки сказались на его психике самым негативным образом. Или позитивным... Это смотря с какой стороны смотреть.

Что Кеноби, что Энакин, относились к клонам как к нормальным людям. Они старались беречь штурмовиков, избегали ненужных потерь, рисковали своими жизнями, чтобы помочь в непредвиденных ситуациях, которые на линии фронта происходили с удручающей регулярностью. В этом плане Люк ничем не отличался, он привык воевать с личностями, не считая солдат одноразовым и легко заменимым ресурсом.

После плена это отношение только усилилось. Парень корпел над картами и учебниками, рылся в библиотеках, благо Кеноби предоставил допуск к крайне интересным источникам информации — магистр оказался превосходным стратегом, в то время как Энакин, с которым Оби-Ван работал в паре, руководя Армадой Открытого круга, проявлял прекрасные задатки тактика.

Вместе они были практически непобедимы, особенно когда Энакин успокоился, перестав нервничать из-за повторяющихся кошмаров. Оби-Ван помогал, чем мог — он сам всю жизнь страдал от видений, а падаванство у Джинна ничем не помогало, только вредило: почитатель Живой Силы исповедовал принцип "Здесь и сейчас", к предупреждениям ученика относился наплевательски, за что и огребал на пару с Кеноби, отчаявшимся достучаться до разума своего Мастера. Джинн, со своим самомнением, практически сломал Оби-Вану психику и жизнь, превратив в смирившегося с судьбой фаталиста, и только в последнее время, после нескольких длинных и тяжелых разговоров с Люком, эта ситуация начала хоть как-то выправляться. Будучи не в силах нормально спать после плена, парень как-то напился в компании меланхолично сетующего на судьбу магистра — эпический подвиг, учитывая, сколько Кеноби мог выпить, оставаясь при этом трезвым.

Метаболизм у джедая был бешеным: Энакина вынесло со второго стакана кореллианского виски, нежно любимого Оби-Ваном. Скайуокер тихо сидел в углу, слушая излияния учителя, и потихоньку трезвел, чувствуя себя отвратительно. Замученный происходящим Кеноби тихо рассказал о своем детстве и юности — с двух лет, примерно, и до шестнадцати. Сказать, что это был кошмар — значит ничего не сказать. Стоящий в углу палатки Джинн молчал, отводя взгляд — призраку было стыдно и мерзко.

Люк, поддавшись действию алкоголя, в свою очередь поделился своими воспоминаниями — не всеми, разумеется, и без имен. Энакин внимательно слушал, лихорадачно блестя глазами в полутьме, а на утро, когда все проспались и избавились от похмелья, едва не довел Кеноби до заикания. Он встал на колени перед приведшим себя в порядок мужчиной, нисколько не стесняясь окружающих, поклонился, после чего произнес формальную формулу просьбы о прощении.

— Учитель, — Энакин сел на колени, смотря в глаза застывшего столбом магистра. — Простите меня, что я был и являюсь таким плаксивым маленьким отродьем. И огромное спасибо, что вы меня не прибили.

В лагере стояла гробовая тишина, падаваны Энакина украдкой переглядывались, Люк с Найрой одобрительно кивали. Джинн исчез, а Кеноби молчал, что-то невнятно из себя выдавив: слов у прославленного Переговорщика не было.

После этого шоу отношения между учителем и учеником, находившиеся в очень неустойчивом положении, пошли на поправку. Растроганный до глубины души Кеноби был просто счастлив, разговор с Люком прошел отлично, мужчина повздыхал, но принял под свое крыло еще одного ученика. Все было просто отлично, даже Палпатин затих и фронт стабилизировался, что казалось Люку очень подозрительным.

А потом все покатилось к черту.

Люк отправился в очередной рейд, а у Энакина вновь начались кошмары, и Кеноби, разрывающийся между Советом, Армадой и прочими обязанностями, не всегда мог помочь. Но это было не самое страшное. Рекс, с которым Люк поговорил крайне конфиденциально, доложил парню о том, что канцлер возобновил душевные разговоры с Энакином. Результат не замедлил сказаться: парень вновь стал раздражительным, нервным и эгоцентричным.

Дуку, Гривус и Вентресс атаковали и пакостили постоянно, не давая продыху, а потом произошел кошмар на Умбаре.

* * *

Клоны осторожно косились на сидящего посреди ангара на полу Люка, пытающегося медитировать. Получалось это у парня из рук вон плохо. Скайуокера трясло, он все никак не мог успокоиться. Настороженно наблюдающий за ним Найра вздохнул, молча включая сейбер, и Люк тут же прыгнул, срывая с пояса меч. Сине-зеленый, словно морская волна, луч с гудением понесся наперерез голубому, брызнули искры, клоны облепили стены, с восхищением наблюдая за спаррингом.

Найра и Скайуокер заметались по полу, атакуя и защищаясь. Сейберы гудели, рассыпая злые искры, Сила ревела, пока бешеный водоворот не начал успокаиваться. Вымотанные и истощенные мужчины остановились, тяжело дыша.

— Полегчало? — просипел твилек, подхватывая бутылку с водой. Люк кивнул, отбрасывая со лба мокрые от пота волосы. — Что произошло?

— Не здесь, — шепнул Скайуокер, подвешивая сейбер на пояс. Через двадцать минут, после душа, Люк внимательно проследил за закипающим чайником, заварил чай, разлил в небольшие расписные чашки — подарок Оби-Вана, и протянул одну из них Найре.

— Он... — голос парня был мрачным, — скажем так. Он решил идти по проторенной дороге. Я надеялся на изменения, на то, что он поступит умно, но...

— Но? — шевельнул лекками Найра. Люк вздохнул, утомленно прикрывая глаза.

— Но, он этого не сделал. Причины меня не волнуют. Меня волнуют следствия.

— Чего он хочет?

— Кого. Он хочет моего брата. Он хочет, чтобы Энакин... упал, — прошептал Скайуокер. Найра царапнул когтями подлокотник, его верхняя губа непроизвольно дернулась, обнажая треугольные зубы.

— Это плохо?

— Это ужасно, — признался Люк. — У Энакина нет ни мозгов, ни тормозов. Я вообще не понимаю, как Оби-Ван пинал его все эти годы в правильном направлении и не придушил. Он слаб.