Ткач

— Видите нагрудник того, справа, Пратт? Там выгравирован дамерийский панцирник, отличительный знак войск из Цеттина и Рурегарда. Пятнадцать тысяч отборных латников под предводительством лорда Мекбера пришли на зов старшего вегила Дамерии. А вот, смотрите — Рейнарт ухватил одну из бредущих фигур за плечо, развернул на себя. Это оказался совсем молодой парень в изорванных кожаных латах, половина его лица и часть груди превратилось в невообразимое месиво из крови, лоскутов одежды и грязи. В правой руке, сжатой в кулак развевался кусок материи. Рейнарт вырвал его, развернул. На побуревшей от грязи и засохшей крови ткани всё ещё чётко выделялся белый полумесяц и силуэт птицы над ним.

— Знаю. Знамя Горонда... — сдавленным голосом произнёс купец. — Лунные совы. У меня там свояк служил. Семь тысяч мечников и копейщиков...

— Кенир Лиственник просил двенадцать тысяч. Недостаток набирали из таких вот сопляков, как этот.

— И все они?.. Все?...

— Не знаю. — лицо дамерийца, казалось, окаменело. — Но судя по тому, что я видел — да, Дамерия за один бой потеряла почти всю свою армию. Те, кто превратился в геметов идут на север. Живые бок о бок с умирающими. Те, кто не погиб под Тэннинге сразу — умрут позже. От голода, от травм и болезней. От диких зверей.

— Сколько... — купец замолчал, сглотнул и снова начал: — Сколько ваш вегил сумел собрать под свои знамёна?

— Почти сто тысяч солдат, — негромко ответил дамериец.

Кальвинус Пратт тяжело слез с телеги, медленно подошёл к Рейнарту и взял потрёпанное знамя у того из рук. Он мял его в руках, не отрывая глаз от отрешённо бредущих вокруг фигур, от пустых лиц, покрытых ранами и язвами, иссечённых рук, всё ещё сжимающих порванные, измазанные грязью знамёна. Кальвинусу хотелось отвернуться, но отворачиваться было некуда — геметы брели со всех сторон. Они шли. Шли, возвращаясь домой. Купец тяжело опёрся о телегу, стараясь никуда не смотреть. Какое-то время простоял так, потом тихо сказал:

— Едем домой, господин Рейнарт. Едем домой.

Когда-то прежде Жернова назывались по-другому и были славны своими серебряными копями и богатыми урожаями зерновых. Город рос благодаря удобному расположению на границе меж двух государств — Дамерии и Горонда. Впрочем, позже расположение это сыграло против Жерновов. Серебряные копи оказались не столь богатыми, как ожидалось, и вскоре выработались. А плодородные поля были вытоптаны в ходе бесконечных пограничных стычек между государствами. Городок, зажатый между двух огней, словно в жерновах, вскоре пришёл в упадок и превратился в одно из тех пограничных селений, коими полны границы любого крупного государства. Многие покинули Жернова в поисках лучшей участи.

Стражник, стоящий над распростёртым телом, услышал скрип телеги раньше остальных. Он моментально подал знак остальным трём, и вытащил меч из ножен.

— Кто там едет, пся мать?

— Умерь прыть, Щуплик. — Кальвинус Пратт остановил телегу, спрыгнул на землю, разминая затёкшие ноги. — Сначала погляди кто едет, а потом хайло открывай. А то, неровен час, облаешь какого лорда — он тебя вмиг палками выучит этикету.

— А... — солдат, названный Щупликом, лениво отмахнулся рукой. — Кто ж к нам приедет, господин Пратт? Нынче только эти вот, — солдат поддел носком сапога лежащего гемета, — и заходят.

Купец грузно прошёлся перед воротами, окинул взглядом троих стражников охранявших въезд и ворота, небольшую караульню. Потом взгляд его опустился на ров, который шёл по периметру всего города. Эта часть рва была заполнена трупами. Все они были мужские и все частично или полностью голые. Ещё несколько трупов лежали рядом со стражниками — один полностью раздетый и два в полуснятых доспехах. Рядом с ними, наваленные в кучу лежали одежда, латы, оружие и обувь.

— Это что? — левая бровь купца медленно поползла вверх. — Совсем сдурели? Мародёрство прямо на посту? — после каждой фразы лицо купца всё больше багровело, наливаясь кровью, бровь ползла всё выше, а голос стал больше походить на рёв быка. — Это же наши солдаты! Наши, сучье вы племя, псы шелудивые, гуси вы трахатые!

Стражник стоявший ближе всех вздрогнул и отступил на шаг.

— Не гневайтесь, господин купец. Мы тута, не по своей воле то, не при чём мы тута. Это комендант новый так изволили распорядиться. Делать нам нечего, в мертвечине копаться, ой ёй, пожалейте, господин Кальвинус.

— Как собак... — купца затрясло, он вдохнул и некоторое время безмолвно потрясал кулаками, — как собак перевешаю, дайте только до старосты Зубрика добраться!

Не удовлетворившись словами, Пратт полез на телегу, достал уже знакомую дубину и повернулся к оторопевшим стражникам.

— Не перевешаете, уважаемый купец. — прервал купца незнакомый голос.

Голос этот, холодный и властный, исходил от поджарого мужчины, вышедшего из дверей караульни. Он был одет в потёртую кожаную куртку с медными наклёпками и контрастирующие с ней новенькие штаны, они, правда, уже были изрядно заляпаны грязью, а из-под расстёгнутой куртки выглядывала давно не стиранная рубаха. На куртке, возле сердца, была приколота небольшая серебряная спираль — знак власти.

— Не перевешаете, господин купец. — повторил мужчина. — Я ваш новый комендант, Густав Виккаро. От имени Третьего Зодчего Горонда, я и эти люди присланы для укрепления обороны вашего города. Сюда нас направили, в том числе, и по просьбе упомянутого вами старосты. — Комендант, переведя взгляд с купца на всё ещё сидящего на телеге Рейнарта, пристально разглядывал дамерийца.

— С каких это пор, — купец кисло улыбнулся, — мародёрство стало входить в обязанности доблестных защитников?

— С тех пор, уважаемый, как на каждого кузнеца стало приходиться по десятку разбойников и лесных чудищ. С тех пор, как Горонд потерял почти двадцать тысяч солдат, воюя непонятно с кем и непонятно за кого.

— Я обязательно поинтересуюсь мнением старосты на сей счёт, господин комендант. А про разбойников это вы верно подметили, Виккаро. — купец обвёл стражников мрачным взглядом. — Очень верно. Действительно, соотношение как будто сходится. Ну что ж, прошу открыть ворота и пропустить мою телегу. Мы долго были в пути и устали.

— Кто с вами на телеге?

— Господин Рейнарт Толл.

— Вы его знаете?

— Достаточно знаю, господин комендант. Он, увы, не кузнец, но вполне порядочный господин.

Виккаро взял факел у одного из стражников, медленно подошёл к телеге, подняв факел над головой так, чтобы получше рассмотреть лицо Рейнарта. Тот коротко кивнул.

— Большого солнца, добрый человек...

— Я не добрый человек. — холодно оборвал комендант. — Что у вас на телеге делает вальбар, господин Пратт? Откуда ты родом, дамериец? Зачем едешь в Горонд? Что с рукой?..

— Что за бред, комендант? Какой вальбар? — раздражённо спросил купец. — Что за излишняя подозрительность и допросы? Вам от трупных испарений вместо нас мерещатся черти, пускающие задом молнии? Я родился и вырос в Жерновах, меня тут...

— К вам претензий нет, уважаемый купец. — спокойно, но с нажимом прервал комендант. — Вы вольны въехать в город хоть сейчас. Хотя странно, что при вашем опыте торговли на дамерийской стороне вы не знаете слова "вальбар". Дословно: лесной человек. Так называют тех, кто живёт в городах и деревнях рядом с самыми крупными и опасными лесными массивами. Суровые края, суровые нравы. Именно из вальбар чаще всего выходят всякие мерзавцы — разбойники, наёмные убийцы, палачи. Их несколько... специфичная мораль вполне способствует таким профессиям. — Виккаро бросил внимательный взгляд на дамерийца. — Так что господина Рейнарта Толла я попрошу остаться со мной для личной беседы. Что же касается подозрительности, то в наше время нет такого понятия как излишняя подозрительность. Излишней сейчас может быть только беспечность.

— Вы многовато на себя берёте, Виккаро, для коменданта...

— Я беру на себя ровно столько, сколько на меня возлагает Зодчий Горонда. И на этом покончим. Михра, Шипец, проводите господина купца к старосте Зубрику. Им есть о чём потолковать. И с телегой помогите. А ты, дамериец, слезай и ступай за мной.

Когда двое караульных с телегой и ворчащим Кальвинусом Праттом исчезли за воротами, комендант махнул рукой Рейнарту и вошёл в караульню.

Маленькое тёмное помещение караульни насквозь пропахло смесью запаха мочи, пота и нестиранных портянок. Небольшое зарешечённое окно, больше походившее на дыру в стене выходило на дорогу, откуда Рейнарт приехал с купцом. Двое оставшихся караульных подошли к телу с полуснятыми латами и продолжили его методично из них освобождать. Гемет вяло шевелился, пытаясь ползти.

Комендант сел за сколоченный из плохо обструганных досок стол, смёл рукой остатки еды, указал на лавку Рейнарту.

— Садись, дамериец. Туда подальше и так чтоб я твои руки видел постоянно. Не скалься, у тебя и так рожа паскудная — руки так и чешутся вздёрнуть тебя без лишних цацканий.

Рейнарт улыбнулся ещё шире, казалось, его лицо сейчас лопнет как перезрелый фрукт, но спустя секунду улыбка угасла, словно её и не было.

— Не могу не улыбаться, господин комендант, радуясь, сколь многоопытных людей Зодчие Горонда посылают на столь незначительные должности.

— Я отслужил семь лет, колеся по всей Дамерии, так что дамерийца по выговору узнаю. Вальбара — тем более, — комендант замолчал, тяжёлый взгляд холодных глаз сосредоточился на лице Рейнарта. — А ещё я узнаю дезертира. Не знаю, что за человек был ваш Кенир Лиственник, но с муштрой в дамерийской армии всё в порядке. Настолько в порядке, что отслужившие там, ни солдатскую выправку, ни специфическую походку скрыть не могут. А теперь я внимательно, ну очень внимательно слушаю тебя, Рейнарт из Дамерии. Где проходил службу, что делаешь здесь... Не заставляй меня перечислять очевидные вопросы.

— Во второй раз склоняю голову перед вашей многоопытностью, господин комендант, — произнёс дамериец с непроницаемым лицом. — Был завербован и служил под Фитридом.

— Кем?

— Разведчик-куратор. Сейчас в увольнении. Ехал из Дамерии в Зелёную сотню.

— Неудивительно, что в разведку. Почти всех вальбар забирают туда. Где увольнительная?

— Там же где конь и кошель — осталась в лесу у добрых людей.

— Что-то добрые люди сноровку теряют, — глаза коменданта опасно блеснули. — Обычно в лесу остаются бывшие владельцы.

— Идра уберёг... — дамериец сделал защитный знак.

— При взгляде на тебя что-то слабо верится. — Виккаро, сплюнул, коротко глянул в окно. — Я таких сказок уже наслушался столько, что блевать тянет. Как только слышу подобное, тут же велю готовить сук и петлю. Но сегодня твой день, разведчик-куратор. Мне в последнее время не хватает людей. Так что поступаешь ко мне на временную службу. Получишь шанс послужить Горонду и вернуть себе доброе имя...

— Обдирая трупы братьев по оружию?

— Не испытывай моё терпение, Толл. — Голос коменданта стал холоднее могильной плиты.

Виккаро помолчал какое-то время, задумчиво водя мозолистой ладонью по шершавым доскам стола, потом заговорил.

— Завтра утром отправишься к старосте Зубрику, он всё расскажет. Спать будешь здесь. Запрос в фитридскую канцелярию при нынешних дорогах будет идти несколько месяцев. Ответ — столько же. В лучшем случае. Сделаешь всё как надо — выпишу новую увольнительную. Не надо тут брови удивлённо поднимать — не девица на сеновале, — добавил Виккаро, хотя лицо дамерийца оставалось непроницаемым. — Так что в твоих интересах проявить завидную лояльность, разведчик.

— Благодарю, комендант Виккаро. — Рейнарт коротко кивнул.

Комендант поморщился.

— Поблагодаришь, если выедешь из Жерновов не вперёд ногами.

Староста Зубрик оказался лысеющим крупнолицым мужчиной средних лет. На фоне сидящего рядом Кальвинуса Пратта, староста казался каким-то измочаленным. Его живые, слегка прищуренные глаза лихорадочно сновали по фигуре Рейнарта словно ища за что бы зацепиться.

— Ужааасно — протянул он, рассматривая серебрянные нити на перчатках дамерийца. — Ужасно неприятно всё это рассказывать, тем более человеку чужому, господин Рейнарт. Я завсегда считал и продолжаю считать, что не стоит, как говорится, выносить сор из дома, но тут уж ничего не поделать... — староста замялся и огляделся по сторонам в поисках поддержки. — Жернова пустеют, сами видите, молодых и горячих в здешних местах почти не осталось, оно и неудивительно — в городе им делать нечего, ни работы, ни невест. Так что приходиться выкручиваться тем, что есть под рукой, господин Рейнарт. То есть вами. Комендант Виккаро уведомил меня запиской, что вы поступили к нему на временную службу, специально, дабы помочь нам. — Зубрик замолчал на какое-то время, словно не находя слов, потом коротко глянул на сидящего рядом купца. — Кальвинус сообщил мне о вашем несчастье, и мы будем рады помочь вам. Если сумеете решить проблему... гхм... Несколько необычного толка. Если сумеете, то, думаю, городская казна сможет компенсировать вам отобранное разбойниками добро. И возможно, даже несколько сверх того.

Кальвинус Пратт согласно кивнул.

— Да, господин Рейнарт, за этим дело не станет. — он откашлялся. — В поездке вы выказали себя сведущим... в некоторых вещах. И я взял на себя смелость рекомендовать вас старосте Зубрику касательно этого дела.

Рейнарт кивнул. Староста встал из-за стола, зашагал по дорого обставленной комнате.

— Господин Рейнарт, верите ли вы в, тьфу ты, господи, магию? Конечно, мне не стоит задавать такой вопрос человеку на службе...

— Не стоит, — подтвердил Рейнарт. — Совет Двенадцати в свете последних событий не жалует ни магов, ни магию, и своими последними указами дал это ясно понять. И тем не менее, необходимость этого вопроса отпала. Геметы, как вы их называете, достаточно убедительно разрешили все споры.

— Верно, верно, господин Рейнарт. — староста согласно закивал. — Убедительно разрешили. В том, что это магия ни у кого сомнений нету. Так вот. Мы-то слыхивали, что идёт какая-то с Дамерии напасть, да и про саму битву под Тэннинге у нас земля слухами полнилась. Слыхивать-то слыхивали, да по тому поводу не шибко переживали, потому как к нам геметы не хаживали. Так вот. Жила у нас в городе тогда одна, хмм... Вельвианка, целительница. С дедом старым пришла с каким-то, говорила что, мол, отец. Приличная с виду вроде, пригожая, да и налог со своих услуг исправно в казну платила. Уже годков пять как жила в Жерновах когда до нас вести про этих геметов начали доходить. Врачевала себе потихоньку, люди вроде не жаловались, да чего уж там... — староста замялся, почесал живот, — сам к ней один разок хаживал. Была у меня хворь одна... Неважно. Вылечила, как пить дать, вылечила. Пошептала что-то, дымом на меня пахнула каким-то, заварила трав и отправила домой. Через неделю как рукой сняло. Ну, до того как-то сомневался, не любитель я всё же всех этих наветов да наговоров, а тут, думаю, да, хорошее приобретение, видать, повезло городу с нею. И вот как раз месяца через два опосля того как про геметов услыхивали, прибегает ко мне утром Бартус Живец, лесоруб наш, и кричит что магичка его жену отравила. Бежим к нему и вижу, что и впрямь лежит жена его, как неживая, едва дышит, а лицо всё чёрное, опухшее, смотреть страшно. И хрипит только одно: Кендра. Это так целительницу нашу-то звали. Мы давай выяснить — действительно, хаживала жена к ней прошлым вечером, воротилась нормальная, а утром уже лежит почерневшая вся. — Зубрик замолчал, подошёл к столу, схватил с него небольшой кувшин с вином и сделал несколько жадных глотков, вытер рукой мокрый подбородок и продолжил. — Дело-то ясное, но я решил всё же ещё походить, поспрошать, какая ж вражда могла промеж ними быть-то. А тут-то шило из мешка и вылезло. В городе только и слухов о том, что приворожила чародейка Бартуса к себе, а он вместо того чтобы лес рубить, к ней постоянно хаживал. Ну, жена, видать, узнала и пошла её чихвостить. Ну и вот...