Ткач

Ткач

...Как из холодного мрака Серого Леса вышли первые чудовища, так и из тёмных глубин человеческой души появились те, кого называют Ткачами. Порождения смутного времени, живущие горем и отчаянием людей, эти обречённые на вечное скитание пилигримы приходят по давно забытым человеком тропам, где нет места чаяньям и надеждам живущих. Мрачные вестники забытья, появляются они среди людей, предлагая платить за самое ценное — бесценным, скрепляя сделку мёртвым серебром. Взгляд их — взгляд безумца, упивающегося своим безумием, пыль на их сапогах — прах давно забытых королевств...

Мельфир из Дандре, " Мифы и легенды Новой Дамерии "

Серый лес был тихим и холодным. Несмотря на то, что солнцу было ещё далеко до заката, в лесу царила мягкая полутьма. Лёгкая дымка окутывала подлесок, липла надоедливой паутиной к ветвям и стволам. Лес был старым и мрачным. Седой мох, как саван, укрывал покорёженные неведомой силой исполинские стволы деревьев. Бурая, словно покрытая давно засохшей кровью трава, устилала едва заметные тропинки. Среди прогнивших стволов и замшелых камней то там, то здесь виднелись белеющие в полумраке остовы прошлого — разбитое надгробье безымянной могилы, раздавленное ядовитой лозой основание алтаря, сгнившие остатки чьей-то хижины...

Негромкий хруст сухих листьев едва не спугнул небольшую пичугу, удобно устроившуюся на ветке одного из исполинов. Птица недовольно пискнула и, притихнув, с любопытством уставилась на нарушителя спокойствия.

Нежданный гость оказался высоким худым мужчиной, одетым в плотный дорожный плащ. Мятые поля порыжевшей от времени треуголки почти скрывали лицо, оставляя на виду только редкую тёмную щетину. Руки в непомерно больших, грубовато выполненных перчатках, оплетённых серебристыми нитями, практически не двигались в такт ходьбе. В движении были только пальцы, словно перебирающие невидимые струны призрачной арфы. Он шёл неторопливо, уверенно, казалось, ему были безразличны слухи о Сером лесе, разносимые крестьянами из окрестных деревень. Мужчину слухи действительно не волновали — тревожить и отпугивать они должны были тех, кто его преследовал. Уже почти неделю он шёл, постоянно оглядываясь, зная, что ему не простят сделанного. Зная, что за ним идут и вскоре настигнут.

Лес молчал. Лес затаился и выжидал, прислушиваясь к тихому шороху листьев под сапогами путника.

Впереди показалась небольшая поляна. Где-то в глубине леса раздался хруст ветки. Мужчина быстро вышел на центр поляны, на ходу сбросил наплечную сумку и развернулся лицом к приближающейся погоне. Он замер — резко, разом, всем телом, как умеют это звери. Неподвижность фигуры нарушали только пальцы, всё так же перебирающие призрачные струны. Взгляд тёмных глаз быстро перебегал от дерева к дереву, выискивая опасность. Мужчина поправил перчатки, застегнул ремни на предплечьях, пробежался кончиками пальцев по оплетающим их серебристым нитям и встряхнул руками. Хотя сам он оставался на месте, казалось, вся его фигура, каждый мускул, пришли в какое-то хаотичное, нервное, почти незаметное, но беспокоящее глаз, движение. Взгляд остановился на фигуре первого преследователя, вышедшего из-под навеса деревьев. Пальцы мужчины застыли, скрюченные, словно когти.

Их было четверо. Одетые в разномастную одежду, они походили на тех, кем являлись — грабителей и наёмных убийц. Они двигались тихо и насторожено, словно стая волков, загоняющая добычу, но добычу опасную. Увидев его, они разошлись полукругом и остановились.

— Тааак, что тут у нас? Добегался, дамериец? — спокойно протянул Якуб Чайка, неспешно выходя на поляну.

У говорившего — немолодого мужчины с крупным лицом, хорошо был виден выступающий живот, по-видимому, любовно взращиваемый в корчме, но в остальном он выглядел на удивление жилистым и крепко сбитым. Обнажённые в короткой, нервной улыбке зубы были жёлтыми от табака. В глазах Якуба, холодных и пустых, словно у статуи, не было и тени веселья.

— Таак, — протянул Якуб опять, внимательно оглядывая поляну и особенно деревья на другой стороне, — Бежал. Неделю почти бежал. Как волк, не оглядываясь, не задерживаясь. Не отсиживался в храмах под рясами у мелкаторских монахов, не поткнулся к городской страже у Курчатовых ворот, даже в префектуру Кебика не пошёл. А ведь знал, как пить дать знал, что эти-то прислушались бы, защитили бы — Псы из Арнштейна у них на слуху. Давно тамошний комендант хотел мне росту укоротить-то, на голову. А ты не пошёл. И чего тебе в своей Дамерии не сиделось, а? Вместо этого залез в этот лес поганый... И всё время один. Так ведь?

Наёмник испытующе смотрел на мужчину в плаще, потом неожиданно пронзительно свистнул. Спустя мгновение с другой стороны поляны, донёсся ответный свист.

— Таки один. — констатировал Чайка. — Бегал-бегал, а тут вдруг залез чёрт те куда, где ни помощи, ни укрытия не найти. Одет в обноски какие-то, у меня в Арнштейне нищие и то приличнее выглядят. На хрен такой вообще кому-то сдался...

— Якуб, брат, — обратился к говорившему Скирда, коренастый черноволосый мужик с паскудного вида топором, — Чего ты с ним, треплешься то? А? Башку поганцу отчекрыжить, а не балакать. Да побыстрее бы, а то оторопь берёт от леса то этого.

— Хайло захлопни, Скирда, тебе лишь бы чего отчекрыжить. Приор, как кошель давал, предупреждал, чтоб на внимании были, потому что хитрый, мол, и не дурак, поганец. У них в городе, говорил, резню устроил, а потом сбежал из-под стражи. Вот и хочу понять, почём такой хитрый, а сюда полез, да ещё и в одиночку.

— Ну? — повернулся он к мужчине в плаще. — Отвечай, залупыш. Отвечай, помёт куриный, на кой ляд сюда залез?

— Уходите, добрые люди, — медленно и как-то отстранённо произнёс мужчина, помолчав несколько мгновений. — Побегали, пошумели и хватит. Усилия ваши и труд ценю, убытки компенсирую. — Из-под плаща появился увесистый мешочек и упал к ногам Якуба. — Тут раза в два больше, чем вам могли за меня предложить. Учитывая то, что вы уже получили от приора — получается хороший профит.

— Ха! Нет, ты слышал, Скирда? Этот поскрёбыш ещё с нами торгуется!

— Да ты погляди на перчатки его, Якуб, — обратился к главарю прыщавый молодчик в аляповатом берете. — Перчаточки-то не чета его обноскам. Новенькие, вышивка какая-то серебряная, хоть и сшиты на странный манер... И на шее цепочка тянется, не иначе медальон. Видать, грабанул кого-то, вот тебе и перчаточки, и кошель. А раз нас по его душу послали — значит грабанул кого-то не того, хе-хе.

— Видать, и впрямь не того, — мрачно подтвердил Якуб Чайка. — Ты, бродяжка, что-то там про хороший профит говорил. Так вот, нехорошо, господин, столь пренебрежительно относиться к своей жизни и труду ближнего своего. Я человек уже не молодой, не мальчик уже, а всё ещё приходится за всякими оборванцами неделю ноги бить. А ты, курва, изволишь мне тут под ноги один кошель бросать, когда у самого на поясе второй висит. Неуважительно как-то получается — это, во-первых.

А во-вторых, ты, видать, считаешь плохо или умишком повредился. Самый больший профит будет, если мы и тебя вместе с твоими кошелями подберём. Приор за такое дело обещал дополнительно грехи отпустить. Спасение души есть важнейшее дело при такой-то тяжёлой жизни, как наша. Так что, милок, другой у нас интерес, с твоим, значит, не совместимый. — Кто-то из мужиков заржал. Якуб оборвал его взглядом. Потом быстро поднял кошель и бросил его пареньку в берете.

— Скирда, опусти топор. Надо всё по закону делать, мы ж не убивцы какие беспринципные! Зачитаю бумагу, значит, хоть и такому паскудному оборванцу, как он. Приор говорил, что смирение тоже будет зачтено. — Якуб Чайка вытащил из-за пазухи увесистый свиток и медленно, вытаращив от усердия глаза, начал читать.

— Рейнарт Толл, чародей и еретик, обвиняется в клевете супротив господа и государства нашего, Горондом именуемого, взр...взращивании плевел еретических среди душ неокрепших. Окромя того, будучи шпионом вражеским, был замечен за... — Якуб Чайка остановился, прищурился, беззвучно шевеля губами. — Распростане...распростаре...Сранением! — продолжил он с нажимом. — За распосранением упаднических настроений среди населения, перевирая важные исторические события, попадая тем самым под королевский указ за номером 3485, пункт третий: "Саботаж политический". Помимо этого, — продолжил Якуб, с хмурой миной разворачивая свиток дальше, — вышеупомянутый Рейнарт Толл есть враг любого доброго верующего ибо не только нарушил как закон земной, так и небесный, но настолько погряз в разврате и ереси, что душа его претерпела изменения необратимые. Деве... ации... сии душевные зашли столь далеко, что ни слово святое, ни усилия братьев инквизиторов не в силах вернуть сего мужа на путь истинный — в лоно единственно истинной веры...

Якуб Чайка остановился, вытер обильно выступивший на лбу пот. Посмотрел почти с отчаянием на увесистый свиток, развёрнутый едва ли на треть. Перевернул и не то крякнул, не то всхлипнул. Обратная сторона тоже была густо испещрена рукой не в меру увлёкшегося приора.

— Скирда, — сказал Чайка мрачно, — давай топор.

Рейнарт Толл деловито кивнул. Быстро сбросил поношенную треуголку, обнажив короткие тёмные волосы, широко развёл руки, пальцы заплясали, рисуя безумные узоры.

— Колдун! Колдууууун! — заорал Скирда, огромными прыжками приближаясь к Рейнарту. — Еретииик! Бей его, хлопчики, пока гангрену не наслал!

Первым, на удивление, подоспел не он, а низкорослый плюгавый мужик в кожухе и с цепом. Гикнул, замахнулся для страшного удара. Рейнарт ловким финтом ушёл с линии удара, резко взмахнул руками в сторону противника. Тонкие серебристые нити, соскользнули с предплечий и стрелой ударили в лицо нападавшему, оплетя голову и шею словно паутина. Мужик вскрикнул, отшатнулся, чуть не выронив цеп, замотал головой силясь освободиться, зашёлся визгом. Там, где нити касались кожи, выступила кровь. Рейнарт, держа концы нитей, быстро перекрестил запястья, резко потянул, натягивая нити — лицо цепника лопнуло брызгами крови и костей. Захлёбываясь криком, тот рухнул в траву. Слыша позади тяжёлый топот Скирды, Рейнарт резко вывернулся, наотмашь хлестнул нитями по широкой дуге. Скирда, так и не поняв, что случилось, вдруг с разгону зарылся лицом в траву, перестав чувствовать ноги.

Якуб Чайка и прыщавый молодчик в аляповатом берете нападать не спешили. На побледневшем лице юнца явно проступал страх, лицо Якуба казалось бесстрастным, только глаза лихорадочно блестели.

— Вор да ещё и колдун, вона оно как. — тяжело проронил Чайка, обходя Рейнарта по дуге. — То-то приор, гнида богоугодная, так прытко на нашу цену согласился. Ну, как вернусь, поговорю с ним по душам. Как верующий с верующим.

Они обходили Рейнарта с двух сторон, так, чтобы нападая на одного, он вынужден был бы подставить спину другому. Шли чтобы оттеснить его в сторону дальнего края поляны, где наверняка ждал последний пёс из Арнштейна, оповестивший свистом об отсутствии засады.

Рейнарт Толл, понимая, к чему всё идёт, медленно отступал, выискивая малейшие возможности. И не находил. Убийцы, хоть и были напуганы, своё дело знали. Ни разу никто не споткнулся, не шагнул дальше, подставляясь под удар. "Хоть бы, — думал Рейнарт, — у того, третьего, не было арбалета или копья".

Неожиданно гнетущую лесную тишину прорезал человеческий крик. Судя по всему, кричал третий наёмник. Крик перешёл в визг и резко оборвался. Чайка только слегка повернул голову, молодчик в берете же, развернулся всем корпусом, опустив свой меч. Рейнарт тут же оценил возможность. Резко подскочил, хлестнул парня по рукам, пихнул ногой в траву и тут же едва успел прикрыться левым предплечьем от страшного удара топора Чайки. Зазвенел металл.

— Это что за трахатые фокусы?! — ошарашено заорал Якуб Чайка отскакивая, — Топор перчатку не разрубил?! Да как так, пся мать?! — Он отогнал Рейнарта широкими взмахами топора.

— Вставай, стерва! — Чайка не глядя пихнул ногой стонущего в траве парня. — Вставай, Кальтор! Тебе, курва, палец отколошматило, а не яйца!

Из просвета между деревьями на дальнем краю поляны что-то выползало. Длинное, покрытое тёмными щетинками червеобразное туловище размером с небольшой сарай, острая морда без глаз с ощерившейся беззубой пастью. Существо замерло на несколько мгновений, словно оценивая обстановку, потом уверенно поползло в сторону людей.

Якуб Чайка открыл рот, потом закрыл, явно не находя слов для увиденного. Тяжело поднявшийся Кальтор, уже без модного берета, крупно дрожал, оторопело глядя на приближающееся чудовище.

— Щетинистый проглот. Гроза Серого леса и неиссякаемый источник слухов. — тихо сказал Рейнарт Толл, подбирая свою сумку и отходя к краю поляны. — Этого, добрые люди, ваш приор тоже не учёл.

Проглот, тем временем, полностью оправдал своё название, разом проглотив тело цепника в кожухе и уверенно направился к едва подрагивающему в луже собственной крови Скирде.

— Куда?! — проревел побелевшими губами Якуб Чайка, — Не позволю, глист поиметый! Скирду не трожь!

Он в два больших прыжка оказался между раненым и проглотом, заорал, завертел топор, ударил — мощно, вкладывая силу обеих рук. Топор по рукоять ушёл в тело существа, Чайку обрызгало липкой, дурно пахнущей, тёмно-серой жижей. Проглот взревел, резко дёрнулся, начал сворачиваться кольцами. Застрявшее в теле чудовища оружие вырвало у наёмника из рук. Якуб выругался, быстро достал нож из голенища. Ударил раз, другой. Отскочил, видя, как опасно изворачивается хвост проглота, но недостаточно далеко. Сильный удар по ногам сбил Якуба на землю. Он почти тут же вскочил, неожиданно резво для своей комплекции, но проглот оказался быстрее. Червеобразное туловище резко вытянулось и придавило наёмника, накрывая собой. Проглот медленно отполз в сторону, обнажая месиво из костей, крови и внутренностей, не так давно бывшее Якубом Чайкой. Кальтора, наблюдавшего бой с перекошенным от ужаса лицом, обильно вырвало прямо на собственные штаны и обувь. Хрипя и давясь, он побежал прочь от чудовища к краю поляны.

Рейнарт перехватил парня за одежду и дёрнул на себя.

— Кошель.

— Ааа... Не убивайте, господин, я не... — Кальтор икнул, вращая обезумевшими глазами вокруг, и вдруг ухватился трясущимися руками за плащ Рейнарта.

— Спасите, господин, Идрой-заступником заклинаю, спасите! — Захлёбываясь слезами, затараторил парень. — Я вам схрон Чайки покажу, только спасите, не дайте сгинуть.

Рейнарт оторвал от себя вцепившегося наёмника, ударил кулаком так, что голова Кальтора запрокинулась назад, добавил коленом. Резко притянул полуоглушённого парня за шиворот и процедил.

— Мой. Кошель.

Кальтор трясущимися руками вынул кошель. Протягивая его Рейнарту, осел на траву и громко разрыдался.

— Найди дерево покрепче. Проглоты по деревьям не лазят, — сказал Рейнарт, забирая кошель.

Наёмник неуклюже встал, размазывая остатки рвоты по модно сшитой курточке. Потом благодарно всхлипнул и прихрамывая побежал в лес. Рейнарт Толл внимательно следил за направлением, в котором удалялся неудачливый наёмник. Когда тот скрылся из виду, Рейнарт как можно осторожнее пошёл в противоположную сторону, не выпуская из вида, увлечённо пирующего на поляне проглота.

Левая рука, принявшая удар секиры Чайки онемела и напухала, пульсирующая боль распространялась по всему плечу. Ещё одна ошибка. Стал слишком самонадеянным, подумал Рейнарт. Хоть бы не было перелома. На самой перчатке, как и ожидалось, не было ни царапины. Он вытер брызги рвоты на плаще жмутом сорванных листьев и зашагал в сторону просвета среди стволов, надеясь выйти на дорогу. Деревья вновь сомкнулись над его головой, сдавливая, удушая, нашёптывая единственную, привычную с детства мысль — человеку нет места в лесу.

Дамериец чувствовал, как пульсирует эта мысль в голове, но не ускорил шаг.

Лес был славен не только проглотами, но когда эти создания появлялись в округе, остальные обитатели предпочитали держаться подальше. Так что дорога была относительно безопасной и неосторожная спешка была ни к чему.

Далеко в глубине леса, приглушённый расстоянием и деревьями раздался треск падающего ствола, а затем отчаянный крик. Рейнарт продолжал идти, не изменившись в лице. Проглоты действительно не лазили по деревьям. Они их валили. Особенно успешно это делали особи подобных размеров. Дамериец не ожидал, что монстр настигнет наёмника так быстро, но можно было не спешить. Пять взрослых мужчин — достаточно сытная трапеза даже для такого гиганта.

Кальвинус Пратт, купец из Жерновов, ловко прихлопнул комара мозолистой рукой и снова в тревожной задумчивости уставился на темнеющий по обеим сторонам дороги лес. Колёса телеги убаюкивающе поскрипывали в такт раздражающе неспешной поступи мерина. Купец не подгонял, хотя вид подступающих, пусть и на некотором расстоянии, деревьев, вызывал в нём ощутимое беспокойство. Разбитая дорога не сулила ничего хорошего при быстрой езде. Он почесал затылок, зло сплюнул, рассматривая исполинские стволы, потом махнул рукой. Решил сэкономить на охране, так теперь чего уж тут — будь что будет, тревогой делу не поможешь. Пытаясь отвлечься от тягостных мыслей, купец начал думать о том времени, когда доберётся домой, представляя, как обрадует жену хорошим выторгом, королевским жестом расстелив перед ней изысканное сукно, о котором Хельвена давно уже просила. Да и сына, хвала Праматери, наконец-то можно будет отдать в учёбу к именитому мастеру кузнечного дела, самому Нирану из Бочевод. О последнем, правда, просил не столько сын, сколько мечтал сам Пратт, желающий пристроить юнца к делу как можно раньше. Купец слегка поморщился — парень был приёмным и оказался тем ещё сорванцом. С Хельвеной завести ребёнка не получалось, но Кальвинус решил что дети в доме должны быть — так или иначе. Ход мыслей прервало громкое фырканье лошади, телега остановилась.

— Ну?! Чего остановился, дурень гнедой? — Пратт прикрикнул на коня и раздражённо хлестнул вожжами. Животное не двинулось с места, хрипело и косило глазом в сторону леса. И тут купец разглядел неспешно выходящую из деревьев фигуру. Кальвинус Пратт не верил и половине поверий о Сером лесе, но, будучи человеком практичным, всегда имел при себе инструменты для неожиданных встреч. Байки байками, но вот разбойники и грабители, а то и волколак какой — существа вполне осязаемые. Не менее осязаемые, чем развороченные обозы с трупами беспечных хозяев.

Натянув самострел и положив под руку гладкую, не раз бывавшую в употреблении дубину, купец спокойно ждал приближения незнакомца. Тот тоже заметил телегу и не спеша направился в её сторону. "Странный какой-то", — подумал Пратт, осматривая приближающегося мужчину. Вроде и на бандита не похоже, — эти-то совсем не так одевались, сплошь куртки с поддоспешниками, да кожухи со шкурами. Но и явно не местный — крой одежды не тот, да и не пойдёт никто без крайней нужды в лес, тем более в одиночку.

— Большого солнца, добрый человек... — поприветствовал незнакомец, остановившись в десятке шагов от телеги.

— ...И малой луны, господин. — мужчина выглядел измождённым и, судя по всему, был ранен, но Пратт не опустил самострел.

— Часто гуляете в одиночку по лесу, господин? — в голосе купца не было насмешки, он настороженно разглядывал пришельца решая, стоит ли опустить оружие.

— Я ехал из Дамерии, к Зелёной Сотне. — сказал Рейнарт негромко. — У последней корчмы увязалось несколько рыцарей с большой дороги. Думал скрыться в лесу. Въехал на коне и с полным кошелем. Как выехал — сами видите.

— А они?

— А они не выехали.

— Нечасто в наше время так везёт. Не иначе Идра вас по лесу вёл, — купец прищурился, разглядывая грубые перчатки и потрёпанный плащ, опустил самострел, но не убрал. Оставил лежать на коленях так, чтобы в любой момент можно было схватить.

— Зашибли кого-то? — спросил купец, кивая на неестественно прижатую к телу руку дамерийца.

Незнакомец в ответ передернул плечами.

— Некоторые слухи о Сером лесе, оказались до неприличия правдивыми. Куда ведёт эта дорога?

— Ежели вперёд смотреть, по морде коня — то в Жернова, а дальше, как раз в Зелёную Сотню попасть можно. А ежели по хвосту — то колёс восемьдесят до Курчатовых ворот, а там и до дамерийской границы недалеко.

— Благодарю, — дамериец коротко кивнул и зашагал в нужном направлении.

Пратт почесал бороду, переложил самострел, хлестнул вожжами. Спустя некоторое время медленно бредущая лошадь поравнялась с молча шагающим дамерийцем.

— Пешком дотемна не доберётесь, господин. — спокойно заметил купец. — А не доберётесь дотемна, значит, не доберётесь вообще.

— Я вижу у вас и без меня есть попутчик. — Рейнарт опустил глаза на оружие.

— Это попутчики для тех, кто посягает на чужое добро. Забирайтесь на телегу.

— Вы уверены, что я не из тех, кто посягает на чужое добро?

Глаза купца едва заметно блеснули под кустистыми бровями, рука любовно прошлась по гладкой поверхности дубины.

— Я уверен, господин, что две руки и дубина — больше, чем одна рука.

* * *

— Ну, так что там, в Дамерии-то деется, господин Толл? — хрипловатый голос купца вывел Рейнарта из полудрёмы, навеянной неспешной ездой и накрапывающим дождём. Они ехали уже четыре часа, но до города оставался ещё изрядный путь. Старая разбитая дорога лениво вилась между угрюмым лесом и бесплодной равниной. Время от времени кроме голых камней и пожухлой травы на глаза попадались какие-то полуразрушенные дома и хозяйственные постройки, но все они были заброшенными. Один раз вдалеке они увидели костёр и людей вокруг него. Заметив телегу, те тут же скрылись в лесу.

— Господин Толл? — купец тихо ругнулся, когда очередная холодная капля попал за шиворот и плотнее затянул пояс. — Так что там, а? В Дамерии? А то у нас тут слухами земля полнится, да такими цветистыми и страшными что аж верить не хочется. Говорят что люди у вас пропадали, чуть ли не целые города. А ваш старший вегил армию по всем землям собирал, чтобы напасть ту отбить. Даже, говорят, наш Горонд выделил чуть ли не двадцать тысяч войска. Почитай два года скоро будет с того момента, а слухов меньше не стало. — Пратт какое-то время помолчал, потом тихо добавил: — Правда, что ли, что геметы с этой битвы пришли?

— Да. — Рейнарт украдкой пошевелил кистью, ощупывая раненую руку.

— И люди пропадали?

— Да. Я знаю о трёх деревнях и одном городе. Раз наш старший вегил решил собрать армию — значит было куда больше. Пустые дома и улицы. Всё оставлено так, словно люди вышли и вот-вот вернутся. Но никто не возвращался.

Купец подавленно замолчал, потом всё же продолжил:

— Так это... Звучит так, слово ваш вегил сам знал-то не шибко много.

— Похоже на то. Нам сначала не говорили ничего, но мы уже тогда знали, для чего Кенир Лиственник собирает солдат.

Кальвинус задумчиво кивнул.

— Ну, с исчезновениями понятно кое-как понятно. А когда они в войну-то превратились? — Купец прихлопнул очередного комара. — У нас говорят, мол, монстры какие-то у вас по лесам взбунтовались, народ себе в услужение крадут. Но где это видано, чтобы в услужение крали-то? Обычно едят себе да и всё, зачем красть? Да и не любят они из лесу выходить лишний раз, а тут прям целая армия гасает по всей Дамерии, страх наводит...

— Это пришло потом. Поначалу люди пропадали молча, некому было рассказывать. Потом уже начали появляться вести об армии, передвигающейся по лесу...

— Чушь какая-то, — фыркнул купец. — Кому такое взбредёт на ум? Они б так побродили пару деньков, да и не осталось бы кому бродить. Лес такой возможности не упустит.

— Именно поэтому нам сказали, что это бунтари из магов, использующие запретную магию, — тихо сказал дамериец. — Только я за два месяца погони не увидел ни одного мага, только пустые деревни и города. Словно люди сами всё бросили. Встречались лесные существа, да, но они не сбивались даже в стаи, не то, что в армии. До самой битвы мы гонялись за слухами, бегая по всей Дамерии. Вся война была войной с призраками. — Дамериец машинально потёр раненную руку. — Под Тэннинге... В тех лесах действительно кто-то скрывался. Я с отрядом видел их только вскользь, пришлось уносить ноги. Раньше я таких не видел. Не знаю... В дамерийских лесах, во всяком случае в тех, куда ступала нога человека, такого не водится.

— Так вы, получается, саму битву не застали?

— Нет. Не успел...Когда вернулся из разведки... — дамериец помолчал какое-то время и повторил. — Не успел. Я не был в Дамерии с момента битвы. Всё что знаю — за любое слово о битве под Тэннинге отрезают язык или вешают — в зависимости от настроения чиновников и комендантов. Солдаты из тех, кто уцелел, возвратились с белыми головами и пустыми глазами — эти-то вряд ли что-то расскажут, но вовсе не из-за запрета Совета Двенадцати. — Рейнарт хлестнул вожжами еле плетущегося коня, смахнул воду с бровей. — О тех солдатах, которым под Тэннинге повезло меньше, думаю, знаете. О тех, которые стали геметами.

Кальвинус Пратт слегка поёжился и быстро начертил в воздухе защитный знак.

— Знаем. Первые дошли до Жерновов ещё полгода назад, если не раньше. Кузнец и несколько ребят из тех, что покрепче изрубили их топорами и сбросили в реку. А потом уже пошли потоком, но шли за стеной города, только пастухов пугали. Говорят, даже съели несколько коров, но я сам не видел. В город больше не потыкались, и то хорошо. Я то и в другие города торговать толком не ездил, покуда мы Жернова хоть как-то не огородили. До них у нас только так, остатки старой стены остались, да частокол со рвом — от сужников и выпрей спасало, они, твари, из лесу особо выходить не любят. А теперь укрепили всё это камнями — повыковыривали из дороги, она всё равно без надобности стоит.

Ну так вот, а спустя пару недель после того как геметы у нас появились они уже и границу Горонда пересекли. Верховный Зодчий Ильтар сразу же, по слухам, отправил к вам в Дамерию гонцов. Да только те гонцы как ускакали, так и вернулись.

— Кенир Лиственник — старший вегил, который руководил армией в том бою, — пропал, насколько, я знаю. А Совет Двенадцати, судя по всему, совсем не стремится отвечать на неудобные вопросы.

— Видимо так оно и было, господин, потому как сразу же по возвращении гонцов Ильтар сильно разозлился. Мой дальний родственник состоит в свите одного их тех лордов, что вечно вокруг Первого Зодчего отираются, он и рассказал. Ильтар, говорят, завсегда человек спокойный да неспешный был. А тут, как гонцы из его палат вышли, так он весь багровый ходил, кричал много. Один лорд хотел было его шуткой отвлечь, так Зодчий ему влепил скипетром поперёк лица, а потом велел в темницу бросить. Говорят, из тех двадцати тысяч солдат, что Ильтар отправил на помощь Дамерии, не много-то и вернулось, а те, что возвращаются — всё больше геметами приходят. А ответ держать за это никто в Дамерии не спешит. До сих пор, говорят, даже сам Ильтар не знает до конца что случилось. Так что было на что осерчать нашему правителю. Запретил все торгово-рыночные сношения с вашей стороной под угрозой выселения, запретил дамерийцам оставаться на жительство и укрываться от закона на территории Горонда. Жернова-то, хоть, по факту, и стоят на полоске ничейной земли между нашими государствами, но мы, почитай, уже всё равно, что часть Горонда, так что волей-неволей пришлось лавочку-то прикрыть. Хотя, по правде сказать, ваши купцы как-то весь задор растеряли после Тэннингэ. И без запрета торговать почти не с кем было.

Пратт замолчал, порылся рукой у себя за спиной, вытащил небольшую бутылку из тёмного стекла, сделал пару глотков, передал дамерийцу.

Дамериец сделал глоток и вернул бутылку.

— Я видел мало. Но не удивлюсь, если из ваших двадцати тысяч не вернулся никто.

Дождь прекратился, но тучи не разошлись и по-прежнему висели над головой, словно голодные стервятники. Вечерние сумерки мягко опускались на землю, а кое-где в лесных ложбинах уже начал появляться туман. Купец поёжился от холода, привстал на козлах, всматриваясь в горизонт.

— Скоро, господин Рейнарт, скоро будем в Жерновах. В сумерках, правда, прибудем, но хоть не ночью. Пара приличных постоялых дворов у нас в Жерновах найдётся, только к Питюку не ходите — он мужик хоть и неплохой, но чужаков не сильно жалует. Тем более что... — Купец неожиданно умолк, долго всматривался в тени деревьев, потом как-то сгорбился и сел, не отрывая взгляда от обочины. В вечерних сумерках появилось несколько бредущих в сторону города фигур.

— Геметы... — севшим голосом сказал купец, перекладывая поближе самострел и палку. — Вельвена убереги. Какой месяц уже на них смотрю, а привыкнуть не могу. Смотрите, господин Рейнарт, вон идут. А вон ещё — из лесу выходят. Пять... Нет, шесть. А там! Там, за холмом, видите?

— Вижу. Я приметил нескольких в канаве ещё несколько колёс назад. Им нет дела до нас, но оружие держите наготове — геметы приманивают собой хищников. Лошадь я поведу под узду.

Купец молча кивнул, слегка подрагивающими руками натянул самострел и положил на колени. Рейнарту с трудом удавалось справиться одной рукой с лошадью. Та фыркала и постоянно косилась на бредущие фигуры, которых становилось всё больше. Все они были мужчинами разного возраста, некоторые одеты в латы, местами у них даже болталось на поясе оружие в ножнах. Другие же были полураздеты, в отрепьях и язвах по всему телу. Были такие, которые идти не могли — эти ползли, волоча за собой шлейф из одежды и собственных внутренностей. Несколько бредущих геметов перегородили дорогу. Рейнарт спешился и бесцеременно спихнул их с пути. Те, никак не отреагировав, поднялись и вновь побрели вперёд.

— Видите нагрудник того, справа, Пратт? Там выгравирован дамерийский панцирник, отличительный знак войск из Цеттина и Рурегарда. Пятнадцать тысяч отборных латников под предводительством лорда Мекбера пришли на зов старшего вегила Дамерии. А вот, смотрите — Рейнарт ухватил одну из бредущих фигур за плечо, развернул на себя. Это оказался совсем молодой парень в изорванных кожаных латах, половина его лица и часть груди превратилось в невообразимое месиво из крови, лоскутов одежды и грязи. В правой руке, сжатой в кулак развевался кусок материи. Рейнарт вырвал его, развернул. На побуревшей от грязи и засохшей крови ткани всё ещё чётко выделялся белый полумесяц и силуэт птицы над ним.

— Знаю. Знамя Горонда... — сдавленным голосом произнёс купец. — Лунные совы. У меня там свояк служил. Семь тысяч мечников и копейщиков...

— Кенир Лиственник просил двенадцать тысяч. Недостаток набирали из таких вот сопляков, как этот.

— И все они?.. Все?...

— Не знаю. — лицо дамерийца, казалось, окаменело. — Но судя по тому, что я видел — да, Дамерия за один бой потеряла почти всю свою армию. Те, кто превратился в геметов идут на север. Живые бок о бок с умирающими. Те, кто не погиб под Тэннинге сразу — умрут позже. От голода, от травм и болезней. От диких зверей.

— Сколько... — купец замолчал, сглотнул и снова начал: — Сколько ваш вегил сумел собрать под свои знамёна?

— Почти сто тысяч солдат, — негромко ответил дамериец.

Кальвинус Пратт тяжело слез с телеги, медленно подошёл к Рейнарту и взял потрёпанное знамя у того из рук. Он мял его в руках, не отрывая глаз от отрешённо бредущих вокруг фигур, от пустых лиц, покрытых ранами и язвами, иссечённых рук, всё ещё сжимающих порванные, измазанные грязью знамёна. Кальвинусу хотелось отвернуться, но отворачиваться было некуда — геметы брели со всех сторон. Они шли. Шли, возвращаясь домой. Купец тяжело опёрся о телегу, стараясь никуда не смотреть. Какое-то время простоял так, потом тихо сказал:

— Едем домой, господин Рейнарт. Едем домой.

Когда-то прежде Жернова назывались по-другому и были славны своими серебряными копями и богатыми урожаями зерновых. Город рос благодаря удобному расположению на границе меж двух государств — Дамерии и Горонда. Впрочем, позже расположение это сыграло против Жерновов. Серебряные копи оказались не столь богатыми, как ожидалось, и вскоре выработались. А плодородные поля были вытоптаны в ходе бесконечных пограничных стычек между государствами. Городок, зажатый между двух огней, словно в жерновах, вскоре пришёл в упадок и превратился в одно из тех пограничных селений, коими полны границы любого крупного государства. Многие покинули Жернова в поисках лучшей участи.

Стражник, стоящий над распростёртым телом, услышал скрип телеги раньше остальных. Он моментально подал знак остальным трём, и вытащил меч из ножен.

— Кто там едет, пся мать?

— Умерь прыть, Щуплик. — Кальвинус Пратт остановил телегу, спрыгнул на землю, разминая затёкшие ноги. — Сначала погляди кто едет, а потом хайло открывай. А то, неровен час, облаешь какого лорда — он тебя вмиг палками выучит этикету.

— А... — солдат, названный Щупликом, лениво отмахнулся рукой. — Кто ж к нам приедет, господин Пратт? Нынче только эти вот, — солдат поддел носком сапога лежащего гемета, — и заходят.

Купец грузно прошёлся перед воротами, окинул взглядом троих стражников охранявших въезд и ворота, небольшую караульню. Потом взгляд его опустился на ров, который шёл по периметру всего города. Эта часть рва была заполнена трупами. Все они были мужские и все частично или полностью голые. Ещё несколько трупов лежали рядом со стражниками — один полностью раздетый и два в полуснятых доспехах. Рядом с ними, наваленные в кучу лежали одежда, латы, оружие и обувь.

— Это что? — левая бровь купца медленно поползла вверх. — Совсем сдурели? Мародёрство прямо на посту? — после каждой фразы лицо купца всё больше багровело, наливаясь кровью, бровь ползла всё выше, а голос стал больше походить на рёв быка. — Это же наши солдаты! Наши, сучье вы племя, псы шелудивые, гуси вы трахатые!

Стражник стоявший ближе всех вздрогнул и отступил на шаг.

— Не гневайтесь, господин купец. Мы тута, не по своей воле то, не при чём мы тута. Это комендант новый так изволили распорядиться. Делать нам нечего, в мертвечине копаться, ой ёй, пожалейте, господин Кальвинус.

— Как собак... — купца затрясло, он вдохнул и некоторое время безмолвно потрясал кулаками, — как собак перевешаю, дайте только до старосты Зубрика добраться!

Не удовлетворившись словами, Пратт полез на телегу, достал уже знакомую дубину и повернулся к оторопевшим стражникам.

— Не перевешаете, уважаемый купец. — прервал купца незнакомый голос.

Голос этот, холодный и властный, исходил от поджарого мужчины, вышедшего из дверей караульни. Он был одет в потёртую кожаную куртку с медными наклёпками и контрастирующие с ней новенькие штаны, они, правда, уже были изрядно заляпаны грязью, а из-под расстёгнутой куртки выглядывала давно не стиранная рубаха. На куртке, возле сердца, была приколота небольшая серебряная спираль — знак власти.

— Не перевешаете, господин купец. — повторил мужчина. — Я ваш новый комендант, Густав Виккаро. От имени Третьего Зодчего Горонда, я и эти люди присланы для укрепления обороны вашего города. Сюда нас направили, в том числе, и по просьбе упомянутого вами старосты. — Комендант, переведя взгляд с купца на всё ещё сидящего на телеге Рейнарта, пристально разглядывал дамерийца.

— С каких это пор, — купец кисло улыбнулся, — мародёрство стало входить в обязанности доблестных защитников?

— С тех пор, уважаемый, как на каждого кузнеца стало приходиться по десятку разбойников и лесных чудищ. С тех пор, как Горонд потерял почти двадцать тысяч солдат, воюя непонятно с кем и непонятно за кого.

— Я обязательно поинтересуюсь мнением старосты на сей счёт, господин комендант. А про разбойников это вы верно подметили, Виккаро. — купец обвёл стражников мрачным взглядом. — Очень верно. Действительно, соотношение как будто сходится. Ну что ж, прошу открыть ворота и пропустить мою телегу. Мы долго были в пути и устали.

— Кто с вами на телеге?

— Господин Рейнарт Толл.

— Вы его знаете?

— Достаточно знаю, господин комендант. Он, увы, не кузнец, но вполне порядочный господин.

Виккаро взял факел у одного из стражников, медленно подошёл к телеге, подняв факел над головой так, чтобы получше рассмотреть лицо Рейнарта. Тот коротко кивнул.

— Большого солнца, добрый человек...

— Я не добрый человек. — холодно оборвал комендант. — Что у вас на телеге делает вальбар, господин Пратт? Откуда ты родом, дамериец? Зачем едешь в Горонд? Что с рукой?..

— Что за бред, комендант? Какой вальбар? — раздражённо спросил купец. — Что за излишняя подозрительность и допросы? Вам от трупных испарений вместо нас мерещатся черти, пускающие задом молнии? Я родился и вырос в Жерновах, меня тут...

— К вам претензий нет, уважаемый купец. — спокойно, но с нажимом прервал комендант. — Вы вольны въехать в город хоть сейчас. Хотя странно, что при вашем опыте торговли на дамерийской стороне вы не знаете слова "вальбар". Дословно: лесной человек. Так называют тех, кто живёт в городах и деревнях рядом с самыми крупными и опасными лесными массивами. Суровые края, суровые нравы. Именно из вальбар чаще всего выходят всякие мерзавцы — разбойники, наёмные убийцы, палачи. Их несколько... специфичная мораль вполне способствует таким профессиям. — Виккаро бросил внимательный взгляд на дамерийца. — Так что господина Рейнарта Толла я попрошу остаться со мной для личной беседы. Что же касается подозрительности, то в наше время нет такого понятия как излишняя подозрительность. Излишней сейчас может быть только беспечность.

— Вы многовато на себя берёте, Виккаро, для коменданта...

— Я беру на себя ровно столько, сколько на меня возлагает Зодчий Горонда. И на этом покончим. Михра, Шипец, проводите господина купца к старосте Зубрику. Им есть о чём потолковать. И с телегой помогите. А ты, дамериец, слезай и ступай за мной.

Когда двое караульных с телегой и ворчащим Кальвинусом Праттом исчезли за воротами, комендант махнул рукой Рейнарту и вошёл в караульню.

Маленькое тёмное помещение караульни насквозь пропахло смесью запаха мочи, пота и нестиранных портянок. Небольшое зарешечённое окно, больше походившее на дыру в стене выходило на дорогу, откуда Рейнарт приехал с купцом. Двое оставшихся караульных подошли к телу с полуснятыми латами и продолжили его методично из них освобождать. Гемет вяло шевелился, пытаясь ползти.

Комендант сел за сколоченный из плохо обструганных досок стол, смёл рукой остатки еды, указал на лавку Рейнарту.

— Садись, дамериец. Туда подальше и так чтоб я твои руки видел постоянно. Не скалься, у тебя и так рожа паскудная — руки так и чешутся вздёрнуть тебя без лишних цацканий.

Рейнарт улыбнулся ещё шире, казалось, его лицо сейчас лопнет как перезрелый фрукт, но спустя секунду улыбка угасла, словно её и не было.

— Не могу не улыбаться, господин комендант, радуясь, сколь многоопытных людей Зодчие Горонда посылают на столь незначительные должности.

— Я отслужил семь лет, колеся по всей Дамерии, так что дамерийца по выговору узнаю. Вальбара — тем более, — комендант замолчал, тяжёлый взгляд холодных глаз сосредоточился на лице Рейнарта. — А ещё я узнаю дезертира. Не знаю, что за человек был ваш Кенир Лиственник, но с муштрой в дамерийской армии всё в порядке. Настолько в порядке, что отслужившие там, ни солдатскую выправку, ни специфическую походку скрыть не могут. А теперь я внимательно, ну очень внимательно слушаю тебя, Рейнарт из Дамерии. Где проходил службу, что делаешь здесь... Не заставляй меня перечислять очевидные вопросы.

— Во второй раз склоняю голову перед вашей многоопытностью, господин комендант, — произнёс дамериец с непроницаемым лицом. — Был завербован и служил под Фитридом.

— Кем?

— Разведчик-куратор. Сейчас в увольнении. Ехал из Дамерии в Зелёную сотню.

— Неудивительно, что в разведку. Почти всех вальбар забирают туда. Где увольнительная?

— Там же где конь и кошель — осталась в лесу у добрых людей.

— Что-то добрые люди сноровку теряют, — глаза коменданта опасно блеснули. — Обычно в лесу остаются бывшие владельцы.

— Идра уберёг... — дамериец сделал защитный знак.

— При взгляде на тебя что-то слабо верится. — Виккаро, сплюнул, коротко глянул в окно. — Я таких сказок уже наслушался столько, что блевать тянет. Как только слышу подобное, тут же велю готовить сук и петлю. Но сегодня твой день, разведчик-куратор. Мне в последнее время не хватает людей. Так что поступаешь ко мне на временную службу. Получишь шанс послужить Горонду и вернуть себе доброе имя...

— Обдирая трупы братьев по оружию?

— Не испытывай моё терпение, Толл. — Голос коменданта стал холоднее могильной плиты.

Виккаро помолчал какое-то время, задумчиво водя мозолистой ладонью по шершавым доскам стола, потом заговорил.

— Завтра утром отправишься к старосте Зубрику, он всё расскажет. Спать будешь здесь. Запрос в фитридскую канцелярию при нынешних дорогах будет идти несколько месяцев. Ответ — столько же. В лучшем случае. Сделаешь всё как надо — выпишу новую увольнительную. Не надо тут брови удивлённо поднимать — не девица на сеновале, — добавил Виккаро, хотя лицо дамерийца оставалось непроницаемым. — Так что в твоих интересах проявить завидную лояльность, разведчик.

— Благодарю, комендант Виккаро. — Рейнарт коротко кивнул.

Комендант поморщился.

— Поблагодаришь, если выедешь из Жерновов не вперёд ногами.

Староста Зубрик оказался лысеющим крупнолицым мужчиной средних лет. На фоне сидящего рядом Кальвинуса Пратта, староста казался каким-то измочаленным. Его живые, слегка прищуренные глаза лихорадочно сновали по фигуре Рейнарта словно ища за что бы зацепиться.

— Ужааасно — протянул он, рассматривая серебрянные нити на перчатках дамерийца. — Ужасно неприятно всё это рассказывать, тем более человеку чужому, господин Рейнарт. Я завсегда считал и продолжаю считать, что не стоит, как говорится, выносить сор из дома, но тут уж ничего не поделать... — староста замялся и огляделся по сторонам в поисках поддержки. — Жернова пустеют, сами видите, молодых и горячих в здешних местах почти не осталось, оно и неудивительно — в городе им делать нечего, ни работы, ни невест. Так что приходиться выкручиваться тем, что есть под рукой, господин Рейнарт. То есть вами. Комендант Виккаро уведомил меня запиской, что вы поступили к нему на временную службу, специально, дабы помочь нам. — Зубрик замолчал на какое-то время, словно не находя слов, потом коротко глянул на сидящего рядом купца. — Кальвинус сообщил мне о вашем несчастье, и мы будем рады помочь вам. Если сумеете решить проблему... гхм... Несколько необычного толка. Если сумеете, то, думаю, городская казна сможет компенсировать вам отобранное разбойниками добро. И возможно, даже несколько сверх того.

Кальвинус Пратт согласно кивнул.

— Да, господин Рейнарт, за этим дело не станет. — он откашлялся. — В поездке вы выказали себя сведущим... в некоторых вещах. И я взял на себя смелость рекомендовать вас старосте Зубрику касательно этого дела.

Рейнарт кивнул. Староста встал из-за стола, зашагал по дорого обставленной комнате.

— Господин Рейнарт, верите ли вы в, тьфу ты, господи, магию? Конечно, мне не стоит задавать такой вопрос человеку на службе...

— Не стоит, — подтвердил Рейнарт. — Совет Двенадцати в свете последних событий не жалует ни магов, ни магию, и своими последними указами дал это ясно понять. И тем не менее, необходимость этого вопроса отпала. Геметы, как вы их называете, достаточно убедительно разрешили все споры.

— Верно, верно, господин Рейнарт. — староста согласно закивал. — Убедительно разрешили. В том, что это магия ни у кого сомнений нету. Так вот. Мы-то слыхивали, что идёт какая-то с Дамерии напасть, да и про саму битву под Тэннинге у нас земля слухами полнилась. Слыхивать-то слыхивали, да по тому поводу не шибко переживали, потому как к нам геметы не хаживали. Так вот. Жила у нас в городе тогда одна, хмм... Вельвианка, целительница. С дедом старым пришла с каким-то, говорила что, мол, отец. Приличная с виду вроде, пригожая, да и налог со своих услуг исправно в казну платила. Уже годков пять как жила в Жерновах когда до нас вести про этих геметов начали доходить. Врачевала себе потихоньку, люди вроде не жаловались, да чего уж там... — староста замялся, почесал живот, — сам к ней один разок хаживал. Была у меня хворь одна... Неважно. Вылечила, как пить дать, вылечила. Пошептала что-то, дымом на меня пахнула каким-то, заварила трав и отправила домой. Через неделю как рукой сняло. Ну, до того как-то сомневался, не любитель я всё же всех этих наветов да наговоров, а тут, думаю, да, хорошее приобретение, видать, повезло городу с нею. И вот как раз месяца через два опосля того как про геметов услыхивали, прибегает ко мне утром Бартус Живец, лесоруб наш, и кричит что магичка его жену отравила. Бежим к нему и вижу, что и впрямь лежит жена его, как неживая, едва дышит, а лицо всё чёрное, опухшее, смотреть страшно. И хрипит только одно: Кендра. Это так целительницу нашу-то звали. Мы давай выяснить — действительно, хаживала жена к ней прошлым вечером, воротилась нормальная, а утром уже лежит почерневшая вся. — Зубрик замолчал, подошёл к столу, схватил с него небольшой кувшин с вином и сделал несколько жадных глотков, вытер рукой мокрый подбородок и продолжил. — Дело-то ясное, но я решил всё же ещё походить, поспрошать, какая ж вражда могла промеж ними быть-то. А тут-то шило из мешка и вылезло. В городе только и слухов о том, что приворожила чародейка Бартуса к себе, а он вместо того чтобы лес рубить, к ней постоянно хаживал. Ну, жена, видать, узнала и пошла её чихвостить. Ну и вот...

Дамериец, до того, казалось, совершенно не слушающий, поднял глаза на старосту.

— Не слишком дальновидно. Вы допросили Кендру? Собрание было?

— Не. — староста раздражённо махнул рукой. — Не дошло до того. Кендра сама ко мне тем же вечером пришла, заступничества просила, но я ей сказал, что будет собрание и там уж боги рассудят кто прав. Она тогда ещё, помню, сказала, что до собрания не дойдёт. Как в воду глядела. На следующий день вбегает ко мне Кальвинус и говорит, что померла жена у Бартуса. Я сразу побежал к стражникам, послал их к дому Кендры, чтоб до смертоубийства не дошло, а то у нас народ горячий. Только я домой возвращаюсь как вбегает Кендра, в слезах вся, и трясёт её, а за ней мои стражники вваливаются и говорят, что толпа идёт... Гляжу в окно — идут. Все с мотыгами, лопатами, топорами. А впереди Бартус идёт, в руке одной топор его знаменитый, с рунами защитными на топорище, а другой тащит деда того, что его Кендра с собой привезла. Выдавай, кричит, Зубрик, ведьму сейчас, а не то, говорит, спалим и тебя за раз с нею. Да трясёт деда бедного при этом так, что у того голова болтается, того и гляди оторвётся. Вельвена упасай, совсем, думаю, обезумел от горя, мужик. Сдурел ты, что ли, кричу ему, на что людей подбиваешь?! На смертоубийство, на грех! А Кендра у меня за спиной стоит и шепчет что-то, наговоры какие-то, руками знаки всякие делает, и мне, мол, говорите с ними, отвлекайте, а я пока способ найду. Ну, я его успокоить пробовал, к спокойствию призывал...

— Прощу прощения, уважаемый Зубрик, — Рейнарт холодно улыбнулся. — не сочтите за грубость, но нельзя ли ближе к делу?

— Конечно, — староста кивнул, но как-то рассеянно. — Просто это больная тема для нас и... В общем, убил Бартус деда. Зарубил топором прям там, у всех на глазах. Кендра это как увидела, закричала дико, выбежала, сыпанула порошком каким-то на толпу и на Бартуса, выкрикивала слова какие-то страшные. Все стояли как вкопанные, только Бартус принялся сквернословить, а потом ударил целительницу прямо в лицо кулаком. И ещё, и ещё. А когда упала, начал пинать ногами, как собаку, а она кричала и сыпала проклятиями. Еле стражники его оттащили, как он за топор не взялся — ума не приложу. Но избил он её страшно, она ни идти не могла сама, ни говорить, лицо всё заплыло. Собрания никакого, само собой, никто собирать уже не стал. Дали мы ей час на пожитки собрать и выставили из города. Не смотрите на меня так, господин Рейнарт. Если б я её не выставил сразу же, не сегодня-завтра Кендру закидали бы камнями. И меня б в придачу — за то, что ничего не делал с ведьмой.

— Вы же староста, Зубрик — поднял бровь Рейнарт. — Вы власть и закон в этом городе.

— Власть и закон в этом городе — это его жители. — Зубрик отвернулся. — Я только его глас. — староста помолчал некоторое время, выдерживая эффектную паузу, потом продолжил. — Спустя неделю после этого к нам в город пришли первые геметы. И так и приходят с тех пор.

— Они идут и через другие города, которые попадаются на пути к северу. Для этого не нужно никакой магии.

— Не. — Кальвинус Пратт замахал головой. — До того как Кендру выгнали они Жернова стороной обходили. Прям видно было как идут-идут, и вдруг р-раз, останавливаются, стоят какое-то время, а потом в сторону забирают. Обходили они нас. А как вельвианку прогнали — всё, сразу полезли. Чуть ли не лбами в ворота бьются. Хорошо хоть народ со временем маленько пообвык, уже не пугается почти... Хотя всё равно, как гляжу на них — каждый раз оторопь берёт.

— Местные стражники проявили поразительное бесстрашие в этом плане. — заметил дамериец с непроницаемым лицом.

Купец промолчал. Староста поморщился.

— Сейчас военное время, господин Рейнарт, сами знаете. После битвы под Тэннинге многое поменялось. Зодчий сильно на Дамерию осерчал, столько запретов повводил что проще перечислить на что их нет. И порассылал солдат, особенно в городки вроде нашего, те, которые на границе. И для охраны и для... сами понимаете. Для контроля. Что там Виккаро делает... Главное чтобы защищал. Тем более что комендант вроде как своё знает... Патрулирует постоянно, частокол наш укрепил, ворота с собой хорошие привёз, гоняет местных бандитов. Ну, а геметы... — Зубрик почесал бровь, замешкался, — Что геметы? Вы ж сами Пратту говорили, что они мёртвые или помрут скоро... А армия нуждается в снаряжении, опять же...

Ни Рейнарт, ни Кальвинус не ответили. Староста досадливо поморщился.

— Это меньшее зло. Так что хватит кривить рожи. Проблема Жерновов, господин Рейнарт, не в геметах. Проблема в хищниках, которых они собой приманивают. В местном лесу, нет недостатка во всяких миквирах и живоглотах. Последние, спасибо Вельвене, в город не наведывались, но миквиры, сужники, а то и хухоли лезут постоянно. Люди боятся выходить за ворота не то, что после заката — посреди дня боятся. Дровосеки теперь не идут дальше первой вырубки, одна бригада пропала уже, другие не лезут. Не то чтобы хоть когда-то было спокойно возле леса, но в последнее время совсем продыху нет.

— А что Виккаро?

— Делает своё дело, но у него людей не хватает. Раньше охраняли и пастухов и дровосеков, всех кто за частоколом работал. Но потом как пошли геметы, да из леса понавыползали всякие чудища, многие стражники сбежали вместе с жителями. А две недели назад большой сужник убил чётырёх стражников, так что теперь людей коменданту хватает только чтобы охранять ворота, да время от времени патрулировать город, не более...

— Понятно. — кивнул Рейнарт. — А теперь, пожалуйста, кратко и конкретно, уважаемый староста. Чего вы хотите лично от меня?

— Экак вы... Мы, это самое, полагаем, что вельвианка эта, Кендра, шибко осерчала на нас и прокляла или что-то в этом роде, уж простите за такие шаманские разговоры. И поэтому геметы начали в Жернова захаживать. Да и кроме того есть некоторые другие признаки.

Рейнарт вопросительно поднял брови.

— Гхм... — староста замялся. — Некоторые недомогания по здоровью. Я, правда, не уверен, что это её работа, может так совпало, но всё равно подозрительно.

— Что конкретно случилось?

— Нет, никто не умер или что-то в таком роде, просто небольшие недомогания, эмм, в интимном, как бы это сказать, плане. Сказал просто на всякий случай, может вам чем поможет....

Староста пожал плечами, взял со стола кубок, повертел в руках, вернул на место.

— Зубрик, ты про Бартуса забыл, — вставил купец.

— Да, есть такое дело. — Староста почесал мозолистой пятерней затылок. — Пропал он. Говорят, вроде как, услышал, где вельвианка поселилась, ухватил свой топор, да пошёл к ней с визитом. За слова поручиться не могу, сам не видел, но то, что пропал он — факт. Кендра, говорят, далеко от города не ушла, поселилась около Мельничей порубки. Сходите, выясните, что там да как. — Если правда там сидит, то... — Зубрик опять замялся, хлебнул из кубка.

— То что? — Рейнарт по-птичьи склонил голову на бок, заглянув старосте в глаза. — Что, господин староста?

— Не знаю. — Зубрик сердито отвернулся. — Сами там смотрите и решайте, господин Толл. Геметов надо выгнать, иначе Жернова такими темпами опустеют в ближайшие полгода. Как это сделать — ваша забота.

— Хорошо — дамериец, почти весь разговор до того сидевший с непроницаемым лицом неожиданно улыбнулся. — По рукам, господин Зубрик, господин Пратт. Надеюсь скоро вернуться с вестями.

Староста кивнул в ответ и опять отвернулся к окну. Улыбка у дамерийца была неприятной. Было в ней что-то неестественное, неискреннее, она выглядела пугающей и неуместной. Улыбка этого человека вызывала беспокойство.

— Видок-то у вас не самый приветливый был, господин Рейнарт. — купец догнал дамерийца как только тот вышел из дома старосты. — Зубрик уже наверняка призадумался, того ли человека попросил о помощи.

— Где Мельничья порубка? — Рейнарт посмотрел на сгущающиеся тучи.

— Это вы зря так. Зубрик, хоть и не самый лучший староста, но кое-какой вес имеет. А порубку я вам покажу. Она недалеко тут, полчаса пехом и уже у тропки будете.

— Это близко. Почему никто не сходил туда до меня, Пратт?

— Вы что? Это ж лес, да ещё и к ведьме в гости. Некому, все боятся. Комендант наотрез отказался посылать людей в лес, а Зубрик даже думать об этом боится. А вы что ж, так с раненой рукой и без оружия то пойдёте?

— Вельвианки, насколько я знаю, хорошие целительницы.

— Но она ж вроде как отравительница выходит...

— Показывайте дорогу, Пратт.

Первые тяжёлые капли застучали по листьям, когда Рейнарт вошёл под своды леса. Купец оставил его, едва доведя до вырубки и махнув рукой в направлении, где следовало искать тропу. Дамериец с лёгким сожалением вспомнил об оставленной у проглота треуголке и принялся осматривать вырубку. По стечению обстоятельств она оказалась той самой, где пропала бригада лесорубов. Лес был старым, в таком практически всегда имелись постоянные жители, которым вряд ли понравился бы стук топора, а вот свежее мясо пришлось бы очень кстати. То обстоятельство, что первое нападение на лесорубов произошло только недавно, несмотря на длительный промысел, было необычным. Профессия лесоруба являлась одной из самых оплачиваемых по всему материку в частности и именно потому, что нападения случались регулярно. Многие градоправители выделяли охрану, но это помогало не слишком хорошо. Стражей, по неопытности, гибло не меньше, чем лесорубов, а опытных вояк никто в леса посылать не хотел — они гибли ненамного реже. Людей спасала наука, магия и высокие стены. Стены с собой в лес не унесёшь, другими достижениями прогресса лесные существа, зачастую, попросту не давали воспользоваться.

Тропа отыскалась довольно быстро, хорошо утоптанная, хоть и частично заросшая, она ясно выделялась среди лесного покрова. Дамериец пошёл рядом с ней, постоянно осматривая землю под ногами, выискивая следы и приметы. Ни того, ни другого не оказалось, сухая и твёрдая земля, укрытая опавшими листьями и травой, глушила шаги и не помнила следов. Старый лес словно подчёркивал насколько ему безразличны те, кто входил под его сень. Вельвианка выбрала себе хорошее убежище.

Недалеко в глубине леса раздалось какое-то шуршание. Рейнарт моментально застыл, словно статуя, только его взгляд лихорадочно перескакивал с дерева на дерево, в поисках опасности. Звук не повторился. Дамериец постоял ещё какое время, тщательно прислушиваясь, всматриваясь, но ничего не происходило. Тем не менее Рейнарт был уверен — какое-то существо заметило его и наблюдает. Многие из лесных обитателей были крайне осторожны и нападать не спешили. Некоторые люди высказывали предположение, что существа опасались, но дамериец знал, что дело в другом. Они выжидали удобного момента.

Тропинка выходила на ещё одну вырубку, заметно более старую, чем первая. Пни срубленных деревьев давно поросли мхом, а среди вороха сухих ветвей и вытоптанной травы из-под земли проглядывали молодые деревца и дикие цветы. Вся вырубка была испещрена небольшими ямами с водой и земляными горбами, словно какие-то великаны устроили тут бой. Создавалось впечатление, что через несколько лет поляна окончательное захиреет и превратится в мелкое болотце, которыми были полны старые леса в этой части страны. Но кое-что привлекло внимание Рейнарта. В ямах наполненных затхлой водой и засыпанных грудами мусора что-то едва заметно двигалось. Осторожно подойдя поближе дамериец увидел на дне ямы гемета. Средних лет мужчина, в порванной матерчатой куртке, с тёмной окладистой бородой вяло шевелился, пытаясь освободиться из-под оплетавшей его лозы. Присмотревшись, Рейнарт понял, что ему не показалось — лоза действительно шевелилась, сжимая тело гемета, вдавливая его в землю. Ветки лозы, казалось, вгрызались в тело, погружая его всё глубже в грязь. Когда дамериец приблизился, лоза на мгновение замерла, а потом начала медленно двигаться в его сторону. Рейнарт быстро сделал несколько шагов назад — лоза тут же потеряла к нему интерес. Он знал о растениях-хищниках, но с подобным встретился впервые.

На дальнем краю вырубки стояло совсем неуместное в такой обстановке здание — полуразрушенная мельница. Приземистая, потемневшая от времени, с поломанным ветряком, она слегка поскрипывала под порывами ветра, словно приветствуя дамерийца. Дождь, так и не собравшийся с силами, неприятно моросил, накрывая серой тенью всё вокруг. Рейнарт медленно шёл, чувствуя, как насыщенная влагой земля расступается под сапогами. В воздухе ощущался странный, сладковато-терпкий запах. Чем ближе тропа подводила к мельнице, тем больше становилось ям — во многих из них лежали геметы, в некоторых ямах оказывалось по два, а то и три тела. Побелевшая от долгого пребывания в воде кожа чернела и трескалась в тех местах, где с ней соприкасалась хищная лоза. Ещё одна яма, и ещё. И ещё. Рейнарт шёл, стараясь не отрывать взгляда от мельницы.

Подойдя ближе, он увидел, что рядом с мельницей есть небольшая, но явно жилая пристройка, а ближние заболоченные участки и ямы ограждены небольшим забором. Хорошо. Рейнарт был уверен, что целительница не останется так близко от города. Во всяком случае, лично он бы не остался. Мельница, казавшаяся вдали прогнившей и заброшенной, оказалась весьма крепкой. Самые гнилые места были толково подлатаны, а на старой, но ещё крепкой двери висел тяжёлый засов. Из большой трещины у одной из стен разрасталась лоза — по виду точь-в-точь как те, что были в ямах.

Из пристройки вышла женщина. Одетая в простую, если не сказать бедняцкую, одежду, она шла, слегка горбясь и прихрамывая. Грязные, но аккуратно расчесанные волосы обрамляли когда-то привлекательное лицо. Несколько страшных шрамов, больше походивших на борозды пересекали левую щёку и подбородок. Одно из ушей было когда-то сломано. В одной руке женщина несла длинный багор и верёвку. Она остановилась, посмотрела на Рейнарта. В её глазах он не увидел ни испуга, ни удивления, ничего. Эти серые глаза, казались какими-то вылинявшими, выцветшими. Он уже видел такие взгляды — у тех, кто оказывался на эшафоте и смирился со своей участью.

Женщина тем временем отвернулась и подошла к одной из ям. Смотрела туда какое-то время, потом взялась за багор. Прежде чем над краем ямы показалась полные бледные ноги, Рейнарт уже понял, что она тащила. Вытащив гемета на треть из ямы, она бросила багор, обвязала упитанный труп верёвкой и потащила, сгибаясь и кряхтя. При этом одна из лоз вцепилась гемету в икру, не давая вытащить из ямы. Женщина бросила тело, подошла к лозе и с размаху ударила по ней ладонью, как бьют собаку, когда та не вовремя залает. Лоза тут же сжалась, уменьшилась в размерах и скрылась в мутной воде. Дотащив тело до угла жилой пристройки, женщина остановилась, тяжело выдохнула.

— Ну? — сказала она, повернувшись вполоборота.

— Кендра?

— Кендра, — женщина слегка поморщилась при звуке его голоса. — Впервые слышу, чтобы палач имя спрашивал.

— Я пришёл не за этим.

Она повернулась к нему всем телом.

— Пришёл? А может прислали? Дамериец, не держи меня за дуру. На Мельничью порубку никто не заходит — а кто заходит, так бежит потом назад впереди собственного визга. Зубрик, небось, как тебя увидел, тут же в штаны накладывать начал, да не всё сразу, а понемножку, чтоб надолго хватило.

— Возможно. Я старосте не слишком понравился, судя по всему.

— Ха, ещё бы. Ты рожу то свою видел? Она ж у тебя мрачнее, чем у палача с перепою. — вельвианка какое-то время рассматривала дамерийца, потом вновь взялась за тело гемета. — Ну, раз не убивать пришёл, тогда помоги с этим кадавром. Гляди, какой жирный, не иначе провиант-мастером при жизни был. — Она раздражённо посмотрела на гемета, вяло шевелящего руками, неожиданно пихнула его ногой. Внутри гемета что-то квакнуло. — Ух, кабанюра!

За мельницей и жилой пристройкой, рядом с границей леса, была громадная яма, в которой лежало десятка полтора тел. Когда Рейнарт сбросил туда гемета, остальные вяло зашевелились, словно разбуженные ото сна.

Кендра какое-то время смотрела на вяло копошащиеся внизу фигуры.

— Вряд ли они думали, что кончат так, когда шли на зов твоего вегила, дамериец.

По лицу Рейнарта пробежала какая-то тень, но целительница не заметила её, она всё ещё не могла оторвать взгляда от ямы. Рейнарт присмотрелся к геметам — ему показалось, что у всех одинаковое лицо. Он отвернулся.

— Пойдём. — сказал он сухо. — Взглядом их не воскресить.

Внутри жилой пристройки было на удивление чисто и опрятно, в полумраке комнаты Кендра уже выглядела не такой старой и помятой. Везде, куда доставал взгляд, лежали разные талисманы и обереги, сплетённые из растений, на стенах висели пучки разнообразных трав. Почти весь пол был уставлен небольшими горшками и сосудами в которых что-то росло. Что было необычным в этой обстановке, так это полка с книгами. Пожелтевшие и разбухшие от времени, они, тем не менее, не покрылись пылью. Было видно, что за ними ухаживают и регулярно пользуются.

Кендра заметила его взгляд.

— Всё что успела забрать за то время, что мне выделил великодушный староста Жерновов. Собственно, даже и не он, а те из городских жителей кто додумался, где меня искать.

Она провела рукой по корешкам книг, постояла некоторое время, смотря на них, потом пошла в дальний угол, где в полумраке стояла кровать с кучей тряпья. Когда Кендра подошла ближе, куча ожила, из-под тряпок и одеял показалась голова старика. Лицо с обгоревшим пятном на лбу и следами оспы, повернулось к женщине, мутные глаза безучастно скользнули по её фигуре. Старик издал какой-то всхлипывающий хрип и вновь исчез под одеялом. Кендра погладила его и заботливо поправила одеяло. Рейнарт успел увидеть верёвку, один конец которой был привязан к кровати, а второй уходил под одеяло. Она перехватила его взгляд и молча прикрыла верёвку тряпьём. Потом вернулась к столу, за которым сидел дамериец.

— Зачем пришёл?

Рейнарт взглядом указал на кучу одеял, под которыми скрылся старик.

— Зубрик сказал, что Бартус зарубил твоего отца.

Она горько усмехнулась.

— Им, по-видимому, того бы очень хотелось, но нет. Он, как видишь, жив. Во всяком случае, достаточно жив чтобы гадить под себя, пускать слюни и сопли, да бродить по комнате, натыкаясь на всё подряд, если я забуду его привязать. Ну, так зачем пришёл, как там тебя?

Он снял перчатку, камзол, и закатал рукав рубашки.

— Рейнарт Толл. Мне говорили, ты целительница. Помоги с этим.

— Ну-ну. — Её губы сжались. — Была когда-то, до того как меня выгнали, избив до полусмерти и лишив большей части моих книг и инструментов. Вельвена убереги! — выдохнула Кендра, опустив взгляд на руку Рейнарта. — Дамериец, ты что, пользовал руку заместо наковальни? Странно, что ты отделался только здоровенной гематомой с кровоподтёками. Идра вас, дамерийцев, бережёт. Ты, небось, из лесных, из вальбар?

— Верно.

— Питает Идра к вам симпатию. Уже не в первый раз замечаю. Там, где горондец, да и даже ваши же, эти, каменные люди...

— Лапиры. Но они себя так не называют.

— ...Там где горондец и лапир себе ноги переломает, вальбар разве что царапину получит. Потому, видать и охотники из вас куда лучше получаются.

— Не сказать, что разница очень велика. Лапиры и горондцы нередко возвращаются из леса по кускам. Вальбары возвращаются одним — но очень уж обгрызенным. Охотник без руки или ноги — уже не охотник, так что повторюсь — разница невелика. Среди наших охотников мало кто доживает до сорока, а среди тех, кто доживает, я не помню ни одного, кто сохранил бы все конечности. Не думал, что вельвианки почитают Идру.

Кендра отошла к небольшому столику с разнообразными баночками, начала рыться в поисках нужных лекарств.

— Вельвианки почитают Идру не меньше дамерийцев. В наших сказаниях нет большой разницы с дамерийскими или сказаниями из Горонда. Идра — один из первых людей на этой земле, один из первых охотников. Один из тех, кто сумел раздобыть и сохранить огонь, а потом использовать его для охраны городов и деревень. Каменные стены были много позже. Первым людей защищал огонь. Как и в ваших сказаниях, после тридцати лет жизни среди людей он ушёл в лес, изредка появляясь то тут, то там, а потом и вовсе исчез. Ни в одной из версий его не считают погибшим. У дамерийцев Идра отправился на Вечную Охоту, у горондцев он ушёл на поиски Сердца Леса, завладел им, и с тех пор сидит на троне из двух сросшихся буков, управляя всеми тропинками, реками и дорогами, в лесу. У вельвианок всё несколько иначе. Если у вас и горондцев Идра — вечно бдящий защитник людей, приносящий удачу в охоте, находящий тропу даже в самом глухом лихолесье, то у нас он, прежде всего страж и хранитель Материнской Лозы. Страж знаний, дозорный лесных пределов, взимающий плату за каждый шаг и наказывающий за каждую ошибку. За неуважение, за беспечность, за жажду власти.

Кендра, наконец, нашла то, что искала. Вернулась за стол с банкой мази и чистым полотном.

— Почему ты не ушла?

— Что? — она подняла голову, потом опять склонилась над его рукой. — А куда бежать? Кому нужна хромая и уродливая калека? После того, что случилось под Тэннинге, лекари вроде бы должны быть в почёте, столько раненных, много работы и оплата прямиком из государственной казны. Но вот беда — геметы не нуждаются в лечении. Я слышала, что в каких-то городах их забирают, пытаются лечить, но пока — безрезультатно. Так что — либо податься в мародёры, либо торговать собой на улице.

— Толпа заводится быстро, особенно толпа пьяная, Кендра. Жернова выглядит городом, в котором трактир забьётся народом куда быстрее, чем библиотека. Стоит кому-то вспомнить твоё имя в неподходящий момент и через полчаса здесь будет жаждущая крови толпа.

Вельвианка открыла банку мази, и по комнате расплылся уже знакомый сладковато-терпкий запах. В банке, помимо мази, извивалось несколько тёмно-красных ростков неизвестного растения. Небольшие, бурые побеги на ростках были похожи на зубы хищника. Они всячески пытались выбраться из банки, одному из них это почти удалось, но вельвианка ловким движением пальца сбросила его обратно.

— Я знаю, дамериец, что такое толпа и как быстро она заводится. Поверь, когда тебя забивают камнями и палками люди, которых ты своими руками зашивала, вправляла вывихнутые суставы, лечила их детей... Поверь, это достаточно хорошо запоминается. А сюда они не придут. Самые смелые и умные уже давно сбежали из Жерновов, те, кто остались и к первой вырубке-то подходят редко, не то, что сюда. Так что нет, дамериец, никто сюда не придёт, кроме геметов. А с ними я вполне и сама управлюсь.

Кендра мягкими, осторожными движениями втёрла мазь, достала чистое полотно, подложила под руку дамерийца. Потом быстрым движением вытащила из банки несколько извивающихся ростков, положила их на пострадавшую руку и плотно замотала полотном в несколько слоёв.

— Первое время ростки будут печь и жалить, потом пройдёт.

— Премного благодарен, Кендра. — сказал дамериец, надевая перчатку. — Староста говорил, что тебя бил только Бартус

— Он трясётся за звание старосты и хочет делать вид, что всё под контролем. А одного человека под контроль взять куда проще, чем признать, что чуть ли не половина населения из тех, что остались в городке, пришли под его окна, чтобы линчевать ведьму. И его, если он попробует им помешать. Ну, вот он и не стал. Хорошо хоть дал времени на небольшой подарок.

— Староста упоминал о каких-то мелких недомоганиях.

Кендра улыбнулась.

— Ага. От тех мелких недомоганий у него скоро сортир по швам треснет-то — столько набегов за день выдерживать... Да и не у него одного. — Лицо женщины похолодело, голос упал. — Были у меня, дамериец, чёрные мысли. Страшные мысли были. Когда набросились на меня те, кого ещё вчера лечила, те, кто ещё вчера улыбались и приводили показать своих детей. Стоило им услышать, что я убийца, — набросились, словно одичавшие собаки. Слушать меня никто не хотел. Когда начали бить — я терпела. После "гостеприимства" Зубрика это были мелочи, тем более что били, в основном, ногами и руками, за серпы и вилы не хватались. Вельвена велит терпеть, я и терпела. Но когда Бартус ударил отца...

— Вельвена, насколько я знаю, запрещает причинять вред тем, кого лечишь. — на удивление мягко заметил Рейнарт.

— Это популярное мнение, дамериец. Но ошибочное. Каждому кто достаточно ей послужил, наша богиня даёт право сшить себе платье из лозы, даёт право на месть. Лоза может врачевать, может высосать из твоего тела яд и недуги. Но если её сжать, желая властвовать, желая принудить, желая причинить зло — она ужалит в ответ. Один раз нам позволено отомстить. Страшно, со всей яростью и болью, со всей горечью. После этого отомстивший теряет своё положение в глазах Вельвены. Богиня отбирает у него силу и изгоняет прочь. Но право есть. И тогда, сжимаясь на земле под ударами, видя, как хлещет кровь из разрубленной шеи отца — я жаждала воспользоваться этим правом.

— Что за "гостеприимство" Зубрика?

— Это наше с ним дело, дамериец.

Кендра встала, отошла к окну. Свет упал на её лицо, подчёркивая шрамы, делая их уродливее, чем есть на самом деле. Она почувствовала, что Рейнарт смотрит на них, провела по лицу рукой, отвернулась.

— Зачем платье из лозы?

— Чтобы каждый укол шипов напоминал тому, кто его надел, что месть — разрушает. Тот, кто мстит — отказывается созидать, ему больше не исцелить ни одной раны, не вырастить ни одной лозы. Последняя лоза — та, из которой сшито платье — засохнет и умрёт, как только месть осуществится.

Вельвинка замолчала, какое-то время неподвижно смотря в окно.

— Сначала я была слишком разбита, чтобы пытаться отомстить, а потом обнаружила, что самые нужные книги остались в моём доме в Жерновах. Может оно и к лучшему.

— Геметы. После твоего ухода они начали приходить в город.

Короткая, едва заметная улыбка, скользнула по её лицу.

— В этом есть некая ирония. Я разместила по периметру города несколько охранных амулетов. Некоторая магия отпугивает геметов и магия амулетов была как раз такой. Пока я жила в городе, я поддерживала их связь и работу. Выгнав меня из города, жители сами лишили себя защиты. Но поскольку знал об этом только староста, то все теперь считают, что я их прокляла. Удобно. Что скажешь, дамериец?

Рейнарт пошевелил перевязанной рукой. Действительно — пекло и жалило. Боль, казалось, стала ещё сильнее.

— Что с геметами? Они приманивают собой хищников в город. Проблема в этом.

— Много умерло?

— Не знаю, но если так продолжится — умрёт много. В Дамерии я такое видел и не раз.

— Да, я слышала, что у вальбар жизнь тяжёлая.

— Соседнюю с Фитридом деревню вырезали за ночь. Полтысячи человек. Вой, крики, вопли — всё это хорошо было слышно среди ночной тишины. Но никто из Фитрида не пошёл на помощь — выйти в такой момент означает верную смерть, и не только. Это значит ослабить защиту своего города. Кто-то там, в деревне, ошибся. Заснул какой-то караульный, плохо закрыли ворота, вовремя не заметили... Неважно. Один человек ошибся — заплатила вся деревня. Крики и плач были хорошо слышны и длились почти до утра. Мы пришли туда на рассвете. Не нашли никого живого. Кого-то съели прямо на месте, кого-то по кускам растащили, я видел двоих, которые заперлись в подвале и там умерли. От ужаса. Были такие, которые запирались вместе с детьми и поджигали дом — лишь бы не быть растерзанными.

Целительница некоторое время сидела в раздумьях, потом встала из-за стола, медленно заходила по комнате.

— Возвращаться в город, чтобы поддерживать работу талисманов, я не собираюсь. Но есть другие возможности. Заберёте талисманы в городе, я расскажу где. Пусть найдут то, что осталось от моих книг, они их вполне могли оставить даже в развалинах моего дома. Пусть всё это ко мне принесёт Зубрик. Сам, без солдат. И без твоего сопровождения, дамериец. И ещё, пусть захватит хорошего вина и корзинку фруктов, угостить даму. У меня здесь, знаешь ли, не самый разнообразный рацион. Так что приятная беседа за вкусной едой будет в самый раз. Времени у него — до завтрашнего вечера.

Она достала письменные принадлежности и замусоленный клочок бумаги, что-то быстро написала и протянула дамерийцу.

— Список мест, где я оставила талисманы.

Он молча взял листок.

— Говорят, Бартус пропал. — Глаза дамерийца пристально вглядывались в целительницу, ожидая реакции. Она опустила руки, некоторое время помолчала.

— Очень надеюсь, что гниёт он в какой-то яме, где его жрут свиньи. Приходил ко мне как-то, просил зелья для жены. Говорил, что она уходить от него собиралась к какому-то купцу. А он, значит, думал, ей приворотного зелья раз в неделю подливать и жить счастливо. Ещё и с купцом тем собирался зайти потолковать.

— Какой был твой ответ?

— Я отказала. Вельвена запрещает вмешиваться в чувства людей, каким бы то ни было образом. Всё должно идти своим чередом. Но он упёрся. Начал каждый день ко мне приходить, уговаривать. Даже выбрал в лесу рабочую дилянку, поближе к моему дому. Неудивительно, что по городу пошёл слух, мол, целительница с дровосеком того, шашни крутят. Спустя полмесяца после этого, по-видимому, подзуживаемая какими-то местными доброхотами, его жена ввалилась ко мне с угрозами и руганью. — Кендра поджала губы. — Приятного было мало, она вырвала мне клок волос и разбила половину заготовленных зелий. Видимо тогда какое-то из них и украла. Судя по тому, что с ней случилось — выпила залпом полбутыли за раз.

— Зачем ей было красть зелье?

— Не знаю, дамериец. Может, другой мужчина оказался не таким... любвеобильным, как ей казалось вначале. С вами такое бывает. Ещё вопросы, дамериец?

— Сколько с меня?

— Я живу в лесу, Рейнарт, и в Жерновах не появляюсь, а другие города слишком далеки для хромой. Так что деньги мне без надобности. Если захочешь, ответь на вопрос. — Вельвианка внимательно посмотрела на него. — Те ростки, которыми я тебя лечу... Они отреагировали на тебя не так, как на обычных людей... Виккаро с Зубриком знают? Знают, кого наняли и какова будет плата?

Дамериец не ответил. Вельвианка коротко засмеялась. Смех вышел злым и безрадостным.

— Ожидаемо. Ну что ж... Вельвена запрещает мне такие мысли, но я почти рада. Да.

Когда он встал, чтобы уйти, Кендра сказала:

— Те люди, та деревня, Рейнарт... У вас принято говорить что в такие ночи вечно бдящий Идра всё же смыкает веки, и потому творится зло. Мы так не считаем. Вельвена говорит, что он наблюдает. Всегда. И наказывает. Ценность ошибки — в размере наказания. Если за ошибки не будет расплаты — какой смысл их избегать?

— В той деревне уже некому было постигать эту мудрость, Кендра.

— Значит, эта мудрость была для вас, дамериец.

Чем дальше заходил рассказ Рейнарта о посещении вельвианки, тем больше краснело лицо старосты Зубрика. Он нетерпеливо прохаживался по комнате, то выглядывая в окно, то хватаясь за кубок. Когда же дамериец начал пересказывать требования Кендры касательно талисманов и фруктов, лицо старосты и вовсе приняло совсем уж странный вид. Из красного оно начало белеть, а побелев, кое-где начало приобретать зелёноватый отлив.

— Почему — начал он сдавленным голосом, глядя то на Рейнарта то на Виккаро, — Почему вы не притащили эту стерву сюда?

— Я не увидел надобности. — Рейнарт смотрел мимо Зубрика, на сгущающиеся за окном сумерки. — История с Бартусом, местами сомнительная, но в остальном всё вполне объяснимо. Я удивлен, что она вообще со мной говорила. Человек, которого так "отделывают", обычно не склонен к сотрудничеству.

— Тут я ей ничем не помогу, — сверкнул глазами староста — Нечего было шастать по чужим мужикам. Ну? Что теперь-то?

Рейнарт положил на стол небольшой кожаный мешочек.

— Здесь талисманы. Вино с фруктами, полагаю, у вас тоже найдётся.

Староста поджал губы.

— Вы, что, с ума сошли, а? Я туда не пойду. — Зубрик в упор посмотрел на сидящих мужчин и повторил. — Ни в жись! Неужели не ясно, что она меня так хочет заманить к себе?! Я последний уполномоченный представитель города! Нельзя так рисковать! Заведет, в какую-нить трясину, курва проклятая, или отравит, а потом скажет, что и в глаза меня не видела! Нет, не пойдёт, придумайте что-то ещё!

Дамериец повёл по комнате скучающим взглядом.

— С чего бы ей это делать, Зубрик?

Староста перевёл взгляд на коменданта.

— Виккаро, выделите мне сопровождение!

— Нет людей, староста. — ответил комендант с плохо скрываемой неприязнью. — Их едва хватает для охраны ворот и патрулирования. Я смотрел на талисманы — такому обучают в монастырях вельвианок. Их вера запрещает им убивать, так что максимум, что с вами случится — обделаетесь по дороге. Но это дело вполне естественное и не зазорное.

Зубрик громко засопел, посмотрел на коменданта исподлобья.

— Одного солдата, Виккаро!

— Если этот солдат умрёт, я вас отошлю под суд. Если будете тянуть из малодушия и очередной сужник покалечит моих солдат — отошлю под суд. Если откажетесь идти, я вас свяжу и доставлю этой Кендре прям к порогу, упакованного, как праздничный поросёнок.

Зубрик некоторое время стоял молча, а его лицо сменяло одно выражение за другим. Наконец ощерился, словно дикое животное, загнанное в угол.

— Так вот значит как? Решил себе город к рукам прибрать, комендант? Решил чужими руками все угли из костра потягать?

Виккаро смерил его холодным взглядом.

— Завтра утром. Или своим ходом, или пойдёшь на привязи, Зубрик.

Он встал, не дожидаясь ответа, махнул рукой Рейнарту и вышел за дверь.

На покатые крыши домов опускались сумерки. До ночного мрака было ещё далеко, но тени уже прочно обосновались в складках зданий и морщинах улиц, скрадывая печать времени на челе городка. Некоторые горожане вяло плелись, словно сонные мухи, утомлённые дневными трудами, но таких было немного. Большинство спешило до сумерек попасть либо домой, либо в кабак, в зависимости от количества монет в кошеле. Те, кому повезло меньше, опасливо жались по тёмным углам, привычным жестом протягивая руки. То тут, то там за немытыми окнами показывались бледные лица, чтобы тут же скрыться, едва на них обращали внимание. В это время суток Жернова напоминали болезненного вида бродячего пса, лежащего рядом с облюбованной мусорной кучей. Невозможно было понять, то ли животное спало, то ли уже отошло в мир иной.

— Что думаешь, куратор? — спросил Виккаро, когда они отошли от дома старосты на почтительное расстояние.

— Тебя интересует мнение возможного дезертира, комендант?

— Не надо играть в слова, вальбар. — Виккаро слегка поморщился. — Ответь на вопрос.

— Кендра — вельвианка, сомнений нет...

— Но?

— Но что-то не так. У неё дома лежит отец, живой. По словам Зубрика его зарубили несколько месяцев назад. Она, правда, сказала, что они ошиблись и его только тяжело ранили, но не так много стариков выживают при тяжёлых ранениях. Да и редкая настоятельница из храма Вельвены сможет излечить такое тяжёлое ранение, не то, что адепт вроде Кендры. Значит либо в доме — не её отец, либо она излечила его, прибегая не только к вельвианской магии.

Комендант слегка прищурился, раздумывая над услышанным.

— Я слышал, у неё была своя лаборатория и чуть ли не целая библиотека книг...

— Была, но она почти ничего не успела с собой забрать. Кроме того, у неё в пристройке кто-то заперт и это не домашние животные. Думаю это геметы.

— Геметы? На кой ляд?

— Пока не знаю. Возможно, проводит на них эксперименты, возможно — кормит растения.

Комендант сплюнул на разбитую мостовую.

— Вельвианки что, хищные растения приручают?

— В том числе.

— У всех у них мозги набекрень. Ладно, пошли.

— Куда?

— Пить. В этой дыре, похоже, других развлечений нет.

Жернова медленно заволакивало молочным туманом. Комендант какое-то время рассматривал погружающуюся в серое марево опустевшую улицу, потом, распихав стаю гогочущих гусей, подошел к ближайшей корчме. Вывеска гласила "У чёрта под хвостом". Корчма хоть и выглядела соответственно названию, тем не менее, была полна посетителями. Они постояли некоторое время, прислушиваясь к приглушенному гомону внутри.

— Слишком шумно — подвёл итог комендант. — Пошли дальше.

И они пошли дальше. Трактир "Чёрный пёс" что находился вниз по улице, выглядел совсем захудалым и пользовался дурной славой. Зато там было значительно менее людно. Возле входа, в небольшом загоне, лежал, сонно похрюкивая, откормленный боров. Внутри царил полумрак, пахло квашеной капустой и немытыми телами. Несколько человек сидели за грубо сколоченными столами в глубине помещения. Они скользнули по вошедшим настороженными взглядами и отвернулись. Владелец корчмы Регнар Питюк, протиравший стол, угрюмо окинул взглядом посетителей. Тряпка, как заметил Рейнарт, была не намного чище протираемого стола.

— Чего вам? — раздражённо буркнул корчмарь.

Дамериец ответил не сразу, словно раздумывая.

— Пива, добрый человек.

Глаза корчмаря скользнули по второму посетителю и остановились на серебряной спирали. Его лицо сначала вытянулось, а потом расплылось в подобострасной улыбке.

— Ооо, какие гости, господин комендант. — приторно затараторил корчмарь. — Чего изволите? Вы не думайте, што мол, раз корчма с виду неприглядная, так не найдётся чем гостя попотчевать. У нас тута, окромя пивка доброго да капустки квашеной, есть снедь-то и для заморских гостей. Для благородных-то, из каковских и вы, наверняка, будете. Есть и колбаска из Вегурдена, и рыбка из под Ниссе, а позавчера завёз мне свояк пару бутылей "Старой Дамерии". Так что...

— Заткни фонтан. — оборвал Виккаро. — И давай пива.

В корчме было жарко, но ни Рейнарт, ни Виккаро не сняли верхней одежды. Оба медленно потягивал пиво, разглядывая более чем скромное убранство корчмы. Питюк некоторое время делал вид, что убирается за стойкой, исподтишка рассматривая посетителей, особенно дамерийца. Тонкие, плотно сжатые губы разведчика-куратора размыкались, только прикасаясь к бокалу. В сочетании с длинным острым носом и тёмными глазами, лицо не выделялось ничем особым, но оставляло за собой ощущение тревоги. Последнее вызывалось странным контрастом лихорадочного блеска глаз, неторопливых движений и речи. Казалось, это было лицо безумца, но безумца, который держит свой затуманенный разум в ошейнике, словно опытный дрессировщик.

Оба посетителя сидели молча. В Регнаре Питюке боролась желание заработать с нежеланием попасть, что называется, под хмельную руку, особенно если это будет рука коменданта. Борьба была интенсивной, но краткой, инстинкт самосохранения, совершенно неожиданно для самого корчмаря, победил.

— Сраная дыра. — тихо пробормотал комендант, делая очередной глоток. — Что молчишь, куратор?

— Добавить нечего. — повёл плечами Рейнарт.

— Именно. Когда я сюда только прибыл, один из стражников рассказал мне историю. Жила тут раньше семья, мясник с двумя дочерьми. Он помер, оставив дочерям лавку да кусок земли. Ну а те, как водится, принялись делить. И, видать, поделили как-то не так, потому как старшая сестра осерчала на младшую. Как-то ночью пришла к той под дом, подпёрла входную дверь, да и подожгла дом. Младшая сгорела вместе с мужем и детьми. В Жерновах, говорят, горевали, но старшую никто особо не осуждал. Потому что не дело это, негоже, дескать, младшенькому супротив старшего выступать.

Виккаро сделал глоток.

— Те два месяца, что я тут пробыл, убедили меня в правдивости подобных историй. Так что эта Кендра ещё легко отделалась.

— Не отделалась бы, — заметил дамериец — Если бы не то, что она знакома с магией. В подобных городках люди очень суеверны. Многие верят, что колдун может возвратиться после смерти, чтобы отомстить.

Виккаро молча сплюнул, повёл по корчме мрачным взглядом. Компания забулдыг за соседним столом, достаточно откушавши алкоголя, посматривала по сторонам ища, чем бы себя занять. Заметив взгляд коменданта они отвернулись, решив, по-видимому, не вступать в конфликт. Какое-то время в корчме настала тишина, потом один из мужиков начал ритмично стучать кружкой по столу. Остальные подхватили ритм, а затем завели с какой-то мрачным весельем:

Была баба, дом и дети, да хмельной бадья.

Жил свободный и дородный — только бог судья.

Дали меч, копьё, под зад — надо воевать!

За кого, кому неймётся? — Знает только знать.

Эх, гуляй мужик, гуляй, пропивай что есть.

Как не воевал мужик, обносился весь.

Эх, гуляй мужик, гуляй, как в последний раз.

Ты сегодня на коне. Завтра — стрела в глаз.

Эх, солдатский хлеб нелёгкий и горька судьба

Сложить голову лихую лишь за честь герба.

Эх, солдатский хлеб солёный да недолгий век,

Потом он пропах и кровью — не отмыть вовек.

Ждал мужик конца войны, словно сам не свой.

А потом вернулся в дом свой, с белой головой.

Дом спален, жена пропала — плачет ребятня.

Всё что мужику осталось — пенного бадья.

Ты гуляй мужик, гуляй, заливай бадьёй,

Честь солдатскую свою, помогай культёй.

Эх, гуляй мужик, гуляй ты в последний раз

Чем така собачья жизнь, лучше стрела в глаз...

С каждым куплетом компания пела всё громче и громче, вкладывая в каждое слово хмельную злость и горечь. Исполнение последних строчек было больше похоже на рёв диких зверей, сопровождаемый грохотом кружек, остервенело колотящих по столу.

Лицо Виккаро потемнело, он пристально наблюдал за компанией. В какой-то момент комендант даже начал подниматься из-за стола, но тут со стороны улицы раздались возбуждённые голоса. Гремя сапогами и оружием, в таверну торопливо зашли несколько солдат.

— Господин комендант, — обратился старший, — мы как раз вас искали. Мы туто это... Поймали одного.

— Гемета? Так на кой ляд меня искать?! — рыкнул Виккаро — Забыли как с них штаны сдирать?

— Не... — солдат замешкался, как-то странно глянул на дамерийца. — Того... Живой он. Говорит, что из леса выбрался, где на них напал кто-то. Молодой совсем... Вы б, это, вышли б к нам, господин Виккаро.

Виккаро тяжело поднялся, оглянулся на Рейнарта

— Не твои ли это добрые люди, а?

Не дожидаясь ответа, он вышел к солдатам.

Лицо дамерийца оставалось бесстрастным. Единственное, что было неприятно — он опять допустил промах, последний наёмник, судя по всему, выжил. Где-то внутри появился неприятный холодок — сколько ещё промахов он допустит?..

Размышления прервал комендант. Он вошёл и остановился на пороге, какое-то время молча глядя на дамерийца.

— Пошли — сказал Виккаро. — Есть о чём потолковать.

— Зря, я тебя сразу не повесил, куратор. — тяжело обронил комендант бесцельно елозя взглядом по караульне. — Зря. Этот облеванный молокосос такого наплёл, что уму непостижимо. И про то, что ты, мол, колдун и про живоглота и про приора какого-то там, который их послал. Так тараторил да распинался, аж голова загудела. Я, знаешь ли, работать не могу, когда рядом шумят. Пришлось его повесить.

— Похоже, он не такого приёма ждал.

— Похоже. Уж больно у него возмущённый вид был, когда он в петле дёргался. Впрочем, ссал я с колокольни на таких возмущённых умельцев, вместе с приорами, которые их посылают. Но кое-что меня заинтересовало в его рассказе. Он сказал, что в твоём кошеле обнаружил странные монеты.

Рейнарт молча снял кошель с пояса и бросил коменданту. Виккаро поймал мешочек на лету, развязал тесёмку, долго смотрел. Потом достал одну. Небольшой серебрянный кругляшок заманчиво блеснул на солнце. С одной стороны, как и положено, был отчеканен герб Дамерии, другая, та, где должен был быть вытеснен Совет Двенадцати, была пустой.

Губы коменданта сжались в тонкую белую линию.

— Откуда?

— Ты знаешь откуда. — спокойно произнёс Рейнарт Толл. — Я вижу это знание у тебя в глазах. Ты уже слышал о таких, как я. Из под Тэннинге вернулись не только геметы. Ты уже слышал о странных людях предлагающих необычное и необычное берущих взамен. И оставляющих за собой такие вот монеты. Сейчас эти сплетни уже теряются на фоне множества сказок, домыслов и россказней, но ты, я вижу, не пропустил их мимо ушей.

Густав Виккаро какое-то время сосредоточенно молчал, потом ответил.

— Слышал. Ткачи. Проходимцы, предлагающие помощь в любом деле взамен на... На что? Говорят, каждый может заплатить вашу цену — и богач, и бедняк.

— Верно.

— И что же это такое?

— Узнаешь, если заключишь сделку.

Комендант недобро усмехнулся.

— А если сейчас кликну пару солдат, да велю железа калёного к пяткам приложить? А?

Рейнарт медленно пошевелил рукой, освобождая серебристую вышивку на перчатке. Тонкая, не толще волоса нить, мягко легла на край стола. Пальцы дамерийца вывернулись в обратную сторону, зашевелились, словно лапки паука — нить петлей обхватила край стола. Рейнарт резко дёрнул — отрезанный кусок увесистой доски упал на пол.

— Я перерублю тебя вместе с этим столом, прежде чем ты откроешь рот, комендант. А потом так же порублю всех, кто прибежит на твой крик. — сказал тихо дамериец. — Поэтому давай вернёмся к куда более важным вопросам. Например, к Кендре. Ей наверняка понадобится провести какой-то ритуал в черте города. Я прослежу, чтобы всё прошло без сюрпризов. Ты выпишешь те бумаги, что обещал. Я уйду.

Глаза Виккаро опасно сверкнули.

— Выходит, малец не врал. Ну-ну. И где гарантии, что ты не начнёшь в Жерновах промышлять этими своими сделками?

— А где гарантия, что после разговора ты не прикажешь подстеречь меня где-то в подворотне, комендант? Я еду в Зелёную Сотню и не собираюсь задерживаться.

Виккаро надолго задумался, разглядывая дамерийца.

— Ладно. Допустим, вальбар. Что ты собираешься делать с геметами?

— Ждать. Я думаю, что Кендра владеет не только вельвианской магией. В амулетах есть знаки используемые у виссериев.

— Где?

— Виссерии. Магия плоти.

— Знаменитые Бежевые Маски? Я думал это вроде некромантии — ещё одна небылица.

— Да, — кивнул дамериец. — Некромантия — выдумка. Ничто в этом мире не может оживить то, что уже умерло. Виссерии изучают и работают с живыми существами. Когда-то они были частью магического сообщества, но были изгнаны — магия плоти оказалась очень небезопасной наукой. Говорят, выгнали их потому, что ставили эксперименты над людьми. Но у лекарей это знание популярно, в основном, базовые жесты и знаки. Значительное подспорье при тяжёлых ранах, переломах, любых случаях, где простой медицины недостаточно. Если Кендра знакома с этой школой магии, это многое бы объяснило.

— То есть побили её за дело?

— Не знаю. Такие городишки как этот — хлеб и соль для целительниц. Нередко они остаются в городках и деревнях на всю жизнь, приобретая авторитет и постоянных клиентов. Нередко именно к ним обращаются за советом в первую очередь, по любому делу, будь то врачевание или посев пшеницы.

Виккаро раздражённо махнул рукой.

— Очередная магическая муть. Если мне покажется, что она творит что-то не то — получит копьём в бок. То же самое относится к тебе, ткач.

Зубрик вернулся на следующий день, после обеда. Белый как мел, староста сидел в изящном кресле, вцепившись в его резные ручки так, словно это был единственный островок суши посреди океана. Его блуждающий взгляд бегал по лицам коменданта, Рейнарта и Кальвинуса Пратта не задерживаясь. Когда же взгляд, наконец, останавливался то делал это на небольшой композиции из дерева, изображающей сатира и нимфу в недвусмысленно-интимной ситуации. В этой точке его взгляд несколько смягчался и приобретал осмысленное выражение. Зубрик делал глоток из кружки и круг начинался заново.

— Ну? — первым не выдержал затянувшейся паузы комендант. — Что там? Что она сказала?

— Проблему ещё можно решить. — тихо ответил староста. — Кое-что из книг сохранилось и она, судя по всему, нашла какой-то способ. Завтра на рассвете, на первой порубке. Она придёт туда для проведения обряда. Я, Викарро и Пратт могут придти, но не более. Вас, Рейнарт, она особо просила не приходить, ваше присутствие может испортить ритуал.

Пратт удивлённо поднял брови, Рейнарт усмехнулся.

— Ожидаемо.

— Более чем, — подтвердил Зубрик. — Вы не слишком приятный человек и себе на уме. Ваше дело здесь окончено. Завтра я выдам вам причитающееся, и можете идти на все четыре стороны.

— Я — холодно вставил Викарро, — я здесь решаю, когда данные мною поручения выполнены, а когда нет, Зубрик...

— Будешь решать, когда под себя ходить, мерзота! — неожиданно рявкнул Зубрик. Он коротко свистнул и спустя несколько мгновений из-за дверей появилось трое, крепкого вида, мужиков.

— Приехал он тут по поручению зодчего, куроеб паршивый! — Зубрик хватанул кулаком по столу так, что зазвенели кружки. — Видали мы уже таких, поспрашивали у кого надобно! Тебя, пся мать, сюда не охранять послали, тебя, говноеда, шпионить послали, на службе! Зубрика не зашпионишь! В яму его, хлопчики!

Первого подошедшего Виккаро свалил коротким ударом в грудь, вскочил, сбил с ног второго, услышал крики за входной дверью, побежал на второй этаж, но оттуда спускалось ещё двое. Комендант перепрыгнул через перила, развалив небольшой столик, на который приземлился. Едва уклонился от удара кулаком третьего мужика, получил в плечо. Прыгнул к выходу, рванул дверь и тут же получил прямо в лицо дубиной от мужика, стоявшего на пороге. Неуклюже завертелся, распихал напирающих сзади, получил в ухо, потом в бок, кто-то добавил обухом по голове. Виккаро упал, громко ругаясь, попытался встать. Мужики сгрудились вокруг него, методично нанося удары чем попало и куда попало. Какое-то время было слышно только ругань коменданта, глухой звук ударов и громкое сопение мужиков. Ругань утихла раньше, чем удары. Спустя некоторое время бесчувственного коменданта вытащили за порог.

— Вот так, господин Рейнарт — Зубрик, явно взволнованный произошедшим, встал и заходил по комнате. — Приехал тут под меня копать. Зодчий, говорят, хочет везде в пограничных городах своих людей посадить и поводы ищет. Спасибо господину Пратту, надоумил.

Вот так у нас в Жерновах разговаривают с теми, кто себе на уме!

Дамериец посмотрел на купца, тот на взгляд не ответил.

— Убедительно, господин староста. А как на счёт Кендры?

— С целительницей я всё уладил, да будет вам известно. Принёс ей извинения от всего города, достаточно обстоятельно поговорили...

— Вы уверены, что её отца убили тогда?

— ...и пришли к решению что... — продолжал Зубрик, но остановился. — Что? Отца? Да, к сожалению. Бартус его так рубанул по шее, что удивительно, как голова вообще на месте осталась.

— Я видел её отца, у неё в доме, живого.

Староста фыркнул.

— Ничего подобного не было, когда я пришёл. Может лечила кого... Да и какая разница, а? Ну, оживила она своего папашу...

— Эта магия куда сложнее и опаснее, чем припарки и лечение бегунки. Вы действительно думаете что человек, владеющий такой магией, человек оскорблённый, униженный, потерявший близкого, захочет помочь тем, кто причинил ему зло? Что такой человек воздержится от мести?

Зубрик усмехнулся.

— Не думаю. Когда я выходил от неё, увидел возле поленницы, чтобы вы думали? Топор с рунами на топорище. Голову даю на отсечение — Бартусов инструмент. Укокошила Кендра его, как пить. Не напрямую, конечно, ей Вельвена запрещает, но в какое-то болото завести могла только так. Так что я приму некоторые меры. Пусть сделает, что должна, а потом мы её выпроводим. Надёжно, хорошо выпроводим. Так, чтобы ей не взбрело в голову опять осесть рядом с Жерновами.

— Пара крепких мужиков тут вряд ли помогут.

— Вот завтра и проверим. Не стоит так явно набивать цену своим сомнительным услугам, господин Толл. Как только покончим с ритуалом — вы получите свою оплату. Я обещал и я заплачу. Но не надейтесь на слишком большую сумму — добрую половину работы за вас сделал я. Оплату вам передаст Кальвинус. После этого советую вам не медлить с отъездом — я не ручаюсь за местных жителей.

— Как не ручались и в прошлом, Зубрик. Что ж, будь по-вашему.

— Не считаешь ли ты... — подал голос молчавший до того Пратт, — не считаешь ли ты, что всё это слишком?

— Не считаю, — ответил староста. — Те месяцы, что ты отсутствовал, дорогой Кальвинус, очень многое изменили здесь. Надо что-то делать, здесь и сейчас, иначе всё развалится! Я не собираюсь разбираться, что там Виккаро успел вынюхать! Не собираюсь разбираться, кого там трахал этот полоумный Бартус что его женушка отравилась. И не собираюсь оставлять у себя под боком эту пороховую бочку в виде магической бабищи! Свой огород надо чистить от сорняков!

— Боюсь, поздновато ты спохватился, Зубрик. — скривился купец. — Ну да ладно, вознице, как говорится, и вожжи в руки. Пойду я, а то что-то голова раскалывается от всего этого.

— Иди-иди, — махнул Зубрик. — Идите оба. Говорить больше не о чем.

В городе чувствовалось напряжение. Когда Рейнарт с купцом вышли из дома, то увидели, что у входа стояла охрана из нескольких крепко сбитых мужчин с топорами и вилами. Неподалёку на улицах стояли небольшие группы народу, что-то оживлённо обсуждающих. Ещё ничего не было сказано официально, а город уже оживал в тавернах и на площадях, в подворотнях и за опущенными занавесками домов.

Пратт какое-то время шёл молча, теребя край пояса, потом остановился и глянул на дамерийца.

— Зубрику она не по зубам, да?

— Очень может быть.

— Я тоже так подумал. Виккаро вам мешал, я видел. Он вмешивался во многие дела тут, не всем это нравилось... Пришлось что-то делать.

— До Зубрика рано или поздно дойдёт, что Виккаро приехал не за ним.

Купец прищурился.

— Что вы имеете в виду, Рейнарт?

— Я видел откуда вы ехали. И знаю, что там находится. Не все дамерийские купцы оказались малодушными?

— Лучше вам об этом помалкивать, Рейнарт. Торговля есть торговля.

— У меня есть другие проблемы.

— И то верно. С магией это правда, Толл? Эта вельвианка может нанести какой-то существенный урон городу?

— Не столько городу, сколько населению. Магия плоти редко убивает, но это слабое утешение.

— А что?.. — начал купец.

— Вы когда-нибудь видели, как переплавляют оружие? Когда твёрдое, прочное лезвие теряет форму и начинает течь как воск? То же самое происходит с человеческим телом.

Купец несколько побледнел, но его голос не изменился.

— Вы можете решить эту проблему?

— Скорее всего. Но не буду. Виккаро обещал мне новые документы, теперь, как я понимаю, наша договорённость отменяется.

— С документами по военной части, я не помогу. — купец задумался, — Но... Если всё действительно обстоит так, как вы говорите... Есть другие варианты. Есть несколько обеспеченных людей, которые уже выказали желание урегулировать ситуацию.

— Нет, купец.

— Мы предложим весомую сумму сверх того, что даст вам Зубрик.

— Золото меня интересует в меньшей степени.

— Найдём то, что интересует, господин Толл.

На лице дамерийца появилась странная улыбка.

— Вы слышали о ткачах, господин купец?

— Было дело, судачили о них в таверне. К чему вопрос?..

Дамериец не ответил, продолжая улыбаться. Пратт какое-то время молча стоял, потом поднял глаза.

— Понимаю. Не думал... Хмм... Не думал, что такое бывает. — Было видно, что купец ошарашен, но пытается держать себя в руках. — В таверне много о чём судачат. Что вы хотите?

— В тавернах об этом слухов не было?

— Уж больно расплывчатые.

— Я заберу часть вашего естества. Часть того, что в сказаниях о сотворении мира называют "Фадэйн".

Пратт побледнел ещё больше. Некоторое время он стоял, оглушённый услышанным.

— Это... Много. Я не готов.

— Никто не готов, пока не окажется перед лицом обстоятельств. Ткачи предлагают выбор — решение всегда остаётся за вами. Завтра я приду на место ритуала. Буду ожидать в стороне, если вы вдруг решитесь. На месте обычно с решимостью проще. На всякий случай, если всё же согласитесь, приведите для меня коня.

Утро выдалось холодным и туманным. Зубрик в очередной раз поёжился, сплюнул и оглядел вырубку. Ровная поляна, только пеньки да невысокая трава, единственное место для засады — деревья по краям и там уже сидят нужные люди. Староста удовлетворённо хмыкнул и тут же почесал бок — кольчуга, поддетая под плащ, оказалась несколько не по размеру и натирала. Он оглянулся на бледного Пратта и двух охранников, сосредоточенно осматривающих окутанные туманом деревья.

— Повеселей, Кальвинус. Скоро с этим покончим.

Купец не ответил, потому что в этот момент из тумана перед ними появилась фигура в грубо сшитой накидке.

— Утро доброе, староста. — Кендра вышла на край вырубки и бросила взгляд на двух солдат. — Вижу, вы подготовились, хоть об этом мы не договаривались.

— И вам доброго, Кендра. Солдаты тут для нашей с вами безопасности. — староста вежливо улыбнулся. — В последнее время в лесах развелось много разбойников.

— Ну что ж, тогда и я от себя добавлю, так сказать, безопасности нашему собранию.

Целительница достала небольшую свирель и приложила к губам. Никто не услышал никаких звуков, но спустя несколько мгновений из-за тумана позади женщины появилась серая, в два человеческих роста, фигура.

— Сужник — выдохнул один из солдат. — Сужника привела, ведьма.

Существо, пришедшее на зов повело острой слепой мордой из стороны в сторону, сделало несколько мягких, бесшумных шагов и присело на траву около целительницы.

— Это не входило... — начал староста, потом умолк и натянуто улыбнулся. — Понимаю.

— Хорошо, что понимаешь, Зубрик. Ты принёс?

— Да. — Староста достал из-за пазухи небольшую сумку и передал женщине.

Она развернула, заглянула, вытащила что-то. Это оказался небольшой пустой пузырёк.

— Почему пустой?

— Да, как-то... — замялся староста — Не пришлось к слову.

— Пусть придётся. Сейчас. Я подожду.

Зубрик какое-то время стоял молча, потом как-то нехотя повернулся к Пратту.

— Кальвинус, вытяни руку, пожалуйста.

Бледный до того купец побледнел ещё больше, но руки не вытянул.

— Что?

— Вытяни руку, пожалуйста. — сдавленным голосом повторил Зубрик.

— Ты что, собрался заложить ей наши, что? Души?

Староста молча сделал знак солдатам. Те двинулись к купцу.

Пратт зло отмахнулся от них, потом, сглотнув, сказал:

— Я сам.

— Не драматизируйте события, Кальвинус. — сказала Кендра, забирая пузырёк с кровью купца. — Это для моей безопасности, не более. Тут, между прочим, есть и кровь Зубрика, так что он с вами в одной лодке.

Староста выдавил неуклюжую улыбку.

— Всё в порядке, Кальвинус. Всё в порядке.

— Поцелуй меня в зад, Зубрик.

— Как это символично, начинать новый порядок в Жерновах с подобных сцен, — спокойно сказала целительница. — Впрочем, многие империи были выстроены на чьей-то крови. Оставим философию. Вы хотели избавить свой город от геметов — я это сделаю. Их отпугивает магия. Как и тебя, Зубрик, как и многих жителей Жерновов. Пока магия скрывается за припарками, зельями и микстурами — вы принимаете её. Но как только она принимает вид непривычный вашему глазу, вид магический и волшебный... Как только приходит понимание что магия может обернуться против вас — вы бежите прочь в ужасе. Непонимание и неприятие порождают этот ужас, а ужас порождает ненависть. А ненависть зажигает костры и вкладывает камни в ваши руки. В виду этого обстоятельства я нахожу весьма ироничным то, что должна сделать. Чтобы геметы обходили ваш город стороной, мне придётся наложить заклятие на весь город. К счастью оно несложное и будет поддерживаться самой природой, климат тут подходящий.

— Ну и? — буркунул Зубрик. — На что это будет похоже?

— На повышенную влажность воздуха.

— Ээ?

— Это когда воздух такой, как после дождя. Только теперь он таким будет постоянно. Продукты будут быстрее плесневеть, кости будут чаще ныть, стены и фундаменты будете чаще латать, а в остальном — ничего катастрофического.

Староста недоверчиво прищурился.

— И что, из-за того, что у кого-то ломит кости, геметы будут обходить нас стороной?

Кендра едва заметно вздохнула.

— Если сильно упрощать, то да. Климат у вас и так влажный, так что заклинание продержится долго.

— Долго? Это сколько? А что потом?

Женщина развела руками.

— Года два, может три. А потом найдете, какого-нибудь мага, пусть обновит заклинание.

— Э нет, красавица, так не пойдёт. — Староста подбоченился и насупил брови. — Мы не так договаривались. Делай нормально, чтобы не надо было, потом никаких магов звать!

Услышав "красавицу", Кендра несколько побледнела.

— Мы договаривались, что я сделаю все, что в моих силах, Зубрик, — холодно промолвила она. — То, чего требуешь ты — это задача для магистра академии, не меньше, а не для послушницы Вельвы.

Староста несколько минут молча сверлил её взглядом, потом махнул рукой.

— Делай, как знаешь.

Кендра деловито достала из заплечной сумки четыре плоских гладких белых камня, разложила их на земле в форме квадрата вокруг себя и сужника. Потом достала небольшую потрёпанную книгу. Открыла на закладке, провела пальцами по страницам, какое-то время стояла молча, словно вчитываясь во что-то. Потом выпрямилась и громко выкрикнула незнакомое слово. Сужник сидевший рядом, вздрогнул от выкрика, издал неодобрительное ворчание и снова затих.

— Всё.

— Всё? — переспросил староста. — Как это всё?! Ты тут и десяти минут не постояла.

— Всё, Зубрик. Подобные заклинания подготавливаются заранее. Основная часть приготовлений и жестов делаются заблаговременно, чтобы исполняющий магию в нужный момент мог сказать завершающие слова и заклинание сразу вступило в силу.

— Это какое-то сраное шарлатанство, женщина! Как я проверю, что ты не обманула?

— Посидишь недельку-другую, посмотришь, сколько геметов в гости заглянет.

— Недельку-другую? — лицо старосты начало постепенно краснеть. — Ты что, сука, играть со мной удумала? Думаешь, я тебя отпущу и буду неделю сидеть ждать?!

— Отпустишь. — холодно сказала Кендра. — Или опять зачесалось кое-где?

Купец подошёл ближе.

— О чём она, Зубрик?

— Не суйся, Кальвинус.

— О, так он не поделился с вами, господин купец? — спросила Кендра изменившимся голосом. — Странно, обычно мужчины подобным делятся. Нелюбовь к магии не помешала уважаемому старосте однажды, вместе с охраной и некоторыми горожанами разложить меня на полу и отхендожить во все места. "Однажды" я тут употребила вместо "в один прекрасный день", а не в смысле "один раз", потому что пускали они меня по кругу до тех пор, пока я не потеряла сознание. Зубрик у нас человек предприимчивый и сразу понял, что в Жерновах у целительницы, подозреваемой в отравлении, мало найдётся защитников, так что подобное можно провернуть без последствий...

— Мы это уже уладили, Кендра! — оборвал её Зубрик.

Целительница бросила на старосту столь красноречивый взгляд, что от стыда покраснела бы даже статуя.

— Ты, Зубрик, видимо, слишком плохо знаешь женщин, если думаешь что подобное можно уладить. А теперь я ухожу.

— Нет! — слово вырвалось у Зубрика рыком. — Никуда ты, шлюха, не идёшь. Посидишь в яме, пока я не увижу, что обмана нет.

Зубрик пронзительно свистнул. Спустя несколько мгновений, из-за деревьев вышло десять вооружённых, окружив поляну.

Кальвинус Пратт, не дожидаясь больше ничего, развернулся и побежал к деревьям, где должен был ожидать дамериец.

— Ты превосходишь даже самые смелые мои ожидания, староста. — Медленно произнесла Кендра. — Ты не раз оскорблял меня словом и отношением, ты позволил себе осквернить послушницу Вельвены своими чреслами. Сегодня ты оскорбил меня непростительно. Последователи Вельвены верны своему слову, это всем известно. Но ты наплевал и на это. Для Вельвены нет худшего проступка, чем проявить столь непростительное недоверие к богине...

— Хватит заливать, курва. Давай шагай в яму!

Зубрик повернулся к мешкающим солдатам.

— Ну? Чего встали, хватайте её! Сужника забоялись? Так он один и мелкий, мы ещё и не таких забивали. А ну, навались, хлопчики!

Дамериец был на месте. Бледный и худой он сильно выделялся на фоне мужчин из Жерновов, по большей части приземистых и розовощёких. Чуть поотдаль стояло несколько людей, судя по всему — состоятельных лавочников. Они наблюдали как десять мужчин медленно и осторожно приближались к женщине и монстру, подняв оружие. А вельвианка, словно не замечая, всё говорила и говорила, иногда громко выкрикивая и обвиняя, иногда скатываясь в торопливый полушёпот.

К Рейнарту подошёл Кальвинус Пратт. На купца было жалко смотреть, он выглядел совершенно выбитым из колеи. Его руки, вцепившиеся в пояс, подрагивали.

— Что это за люди, Пратт? — холодно спросил дамериец.

— Несколько моих знакомых лавочников. — медленно ответил Кальвинус. — Те, которые пеклись об исходе дела. Я понимаю, что их не должно быть здесь... В случае успеха они согласились весомо вас вознаградить.

Купец перевёл взгляд на бормочущую Кендру.

— Что она делает?

— Просит у Вельвены своё законное право.

— Право на что?

— Калечить и убивать. Мстить.

Купец сглотнул.

— Вы же говорили, что богиня запрещает им...

— Я не говорил этого. Я просто не отрицал.

— Но... Я не понимаю... Зачем?

— Зубрик, в таком случае, подготовился бы лучше и я не смог бы выполнить свою часть сделки.

Пратт мрачно посмотрел на дамерийца.

— Я ещё не согласился.

— Верно. Выбор за вами, Пратт. — Ткач отвернулся, наблюдая за происходящим на вырубке.

Вельвианка побледнела и плотно сжала губы, глядя на приближающихся солдат.

— Последний раз прошу, убери людей, староста. Вельвена не любит крови.

— Ну, так вот и обойдись без крови, курва.

Кендра приложила свисток к губам. Сужник, только что сидевший рядом, буквально взвился в воздух, громадным прыжком преодолев дистанцию до ближайшего солдата. Высокий, чернобородный мужчина едва успел прикрыться вилами, как сужник наскочил на него, подмял под себя, ломая нагрудник и рёбра, и отскочил, прежде чем стоящие рядом солдаты достали его гизармами.

— Вместе! Группой на него идите! — кричал Зубрик, доставая из-за пазухи пернач. — А вы, слева, ведьму хапайте!

Словно услышав это, сужник, мигом перескочил на другую группу, приближающуюся к Кендре. Рыкнул, рванул лапой ближайшего — пузатого детину в кольчуге и с палицей, тут же подскочил к двум другим, повалил, начал топтать. Один из мужиков изловчился и саданул топором по спине существа, раздался глухой стук, словно ударили по стене донжона.

— По лапам! По лапам гати, курву! — заорал кто-то.

Мужик размахнулся было ещё раз, но сужник опять метнулся в сторону — к третьей группе во главе с Зубриком.

— Копья! — заорал староста, видя приближающуюся серую фигуру.

Солдаты едва успели поднять оружие, как налетел сужник. Раздался громкий звериный рык, полный боли и ярости. Существо отскочило в сторону. На груди, там, куда угодили навершия, зияли две большие раны, сочащиеся кровью. В одной из ран застряло обломанное копьё.

— На него! — скомандовал Зубрик. — Бей, пся мать!

Солдаты подняли щиты и двинулись вперёд. Сужник налетел на одного, мощным ударом лапы сбил на землю вместе со щитом, напрыгнул было, сверху, но Зубрик и солдаты отогнали его градом ударов. Существо вновь переключилось на другую группу солдат. Там щит был всего один. Сужник влетел прямо в середину, разбросав людей в стороны. Быстро прыгнул к одному, рванул страшной пастью, и тут же прыгнул ко второму. Молодой парень, видя, что встать не успеет, поднял щит двумя руками. Сужник ударил лапой раз, другой, окованное металлом дерево принимало удары с гулким стуком. Существо ударило лапой по ногам парнишки, разорвав потрёпанные штаны и башмаки, ухватило зубами, было слышно, как с глухим треском сломалась кость. Существо сжало зубы ещё сильнее, замотало головой из стороны в сторону, волоча по земле вопящего от ужаса и боли солдата. Парень не выдержал, выпустил щит. Сужник тут же рванулся вперёд, ухватил пастью прямо за лицо, сжал зубы. Шлем и череп треснули, крик солдата захлебнулся.

В следующее мгновение несколько гизарм ударили в спину и задние лапы чудовища, оно отпрыгнуло, но уже тяжело и неловко, припадая на раненную лапу. Озверевшая морда сужника была обращена на солдат, его взмокшие от крови и пота бока, вздымались и опускались, словно меха в кузнице. Потом существо резко повернулось и в три длинных тяжёлых прыжка оказалось у деревьев, ещё миг — и серая прихрамывающая фигура скрылась в тумане.

— Ну что, ведьма, — тяжело дыша произнёс Зубрик подходя к вельвианке, — обошлась без крови? Тебя теперь не яма, тебя теперь костёр и колья ждут...

Староста сделал шаг к вельвианке и замер как вкопанный.

— Что за...

— Мой тебе акт недоверия, староста. — холодно ответила Кендра.

Четыре камня разложенных квадратом целительницей в начале ритуала теперь светились бледным светом. Староста, словно не доверяя своим ощущениям, ещё раз попробовал шагнуть. Нет. Какая-то невидимая стена, пролегающая между камнями, не давала пройти вперёд.

— Сужник дал мне много времени. Эти камни дадут ещё чуть-чуть. А большего мне и не надо.

Она достала из сумки пузырёк с кровью, вылила его содержимое в небольшую плошку.

— Твоя кровь, Зубрик, — сказала вельвианка, потом повернулась спиной, не обращая никакого внимания на окружавших её солдат, взяла плошку и что-то быстро забормотала в полголоса.

— Чары наслать решила, курва?! — заорал староста и ударил перначом в невидимую стену. — Я тебе покажу на костре чары, шлюха магическая!

Взгляд Зубрика лихорадочно заметался вокруг и остановился на бледно светящихся камнях.

— Камни! Камни руби, хлопчики! Землю под ними ройте! — заорал староста и первый с остервенением набросился, рубя перначом землю, словно безумный.

Все это время молчавший Рейнарт, хмыкнул, наблюдая, как клочьями летит земля под ударам топоров и мечей.

— Изобретательно. Такого я не ждал. Но они не успеют.

Он повернулся к Пратту и остальным. Белые, перекошенные от ужаса лица. Кто-то тихо плакал и молился, кого-то рвало. Бледное, покрытое каплями пота лицо Кальвинуса окаменело. Его взгляд метался от одного разорванного сужником тела к другому, неудержимо трясущиеся руки судорожно вцепились в пряжку пояса. Он заговорил тихо, сдавленным, едва слышным голосом:

— Я... Сколько... Сколько я смогу ещё прожить, если...

— До конца своих дней. Временами будет болеть голова, обмороки. Может появляться ощущение, словно вы находитесь в другом месте. Но жить — да. Будете жить.

— Хорошо...

Дамериец приблизился, заглянул в глаза купцу.

— Мне расценивать это как согласие?

— Да.

Рейнарт в два прыжка оказался на краю поляны, бегом приблизился к двум солдатам оставшимся на страже, на ходу доставая нож.

— Эге, ты хто...

Рейнарт не дал поднять руку с оружием, полоснул ножом по лицу, ударил ногой в живот, добил ударом сверху в шею. Пихнул тело на второго солдата, напрыгнул сверху, навалился всем телом на руку с оружием, нажал. Рука хрустнула.

— Ну? — спросил дамериец, заглядывая в побелевшее от ужаса лицо. — Почему не кричим?

Солдат закричал. Рейнарт выждал несколько мгновений, убедившись, что крик привлёк внимание, ударил ножом, встал.

К нему бежало двое солдат, с Зубриком оставалось ещё трое.

— Дамериец, сука поганая!... — орал староста. — Погодь я и до тебя доберусь! Копайте, хлопчики!

Рейнарт пошёл навстречу солдатам. На ходу слегка пошевелил правой перчаткой — в ладонь скользнула тонкая серебряная петля.

— Уходите. — сказал он приближающимся солдатам. — Это не ваш бой.

Один из солдат заколебался, оглянулся на старосту, остервенело рубящего землю, на трупы солдат. Другой его встряхнул, одернул.

— Иди гусей прочищай, дамериец. Мы не...

Рейнарт не дал договорить, быстро и резко взмахнул — серебрянная нить прошлась по незащищённым бронёй, рукам, прорезав их до костей. Гизарма упала на землю, солдат открыл рот для крика, получил ножом. Второй солдат бросил тяжёлый щит, побежал. Дамериец настиг его в два прыжка, ухватил за шею, потянул на себя, напрягся, резко дёрнул. Солдат судорожно задёргался, взрыхлил землю пятками, потом обмяк.

— Ага! — торжествующе захрипел староста. — Поддаётся! Сейчас мы твою магию раздеребаним!

Кендра повернулась на его голос, и все кто был рядом, невольно отшатнулись. Все её лицо было перемазано кровью, а глаза подёрнулись белёсой плёнкой. Вельвианка медленно поднесла руки к завязкам накидки, резко дёрнула. Грубая ткань упала на землю, открывая то, что было под ней. Зубрик выругался сквозь зубы, кто-то из солдат вскрикнул. Казалось, почти всё тело вельвианки были обвито лозой. Стебли, покрытые мелкими шипами, жадно прижимались к груди, прокалывая кожу. Обвивались вокруг предплечий, сплетались в замысловатые, окропленные багрянцем, узоры на животе. Лоза, казалось, дышала, жила и разрасталась на теле Кендры.

Целительница выкрикнула несколько слов — кожа на её лице вздыбилась и зашевелилась, казалось что там, под кожей, ползали какие-то черви. Вельвианка подняла руки, развела их в сторону и сомкнула резким хлопком ладоней. Всех, кто стоял рядом — разбросало в стороны. Спустя секунду звенящей тишины, воздух наполнился криками.

Зубрик, схватившись за лицо, катался по земле и ревел словно буйвол. Из лесу, с той стороны, где находился Пратт с людьми, выбежали двое, тоже державшиеся за лица. Один из них с разбегу врезался в дерево и упал ничком. Другой зацепился на бегу за один из многочисленных пеньков и зарылся лицом в землю.

Остальные солдаты, разбросанные по поляне, лежали на траве, невнятно мыча.

Рейнарт подошёл к воющему Зубрику, сопровождаемый мрачным взглядом вельвианки. Отнял руки от лица старосты, плотнее сжал губы. Лица у Зубрика не было, не было ни глаз, ни носа, ни ушей. Всё что осталось — несколько редких волос на затылке и зияющая дыра вместо рта, больше похожая на кровавую рану. Ни зубов, ни языка.

— Впечатляет, — холодно заметил ткач.

Кендра горько улыбнулась.

— Зачем ты пришёл, вальбар?

— Ты знаешь. Достаточно.

— Нет. Там, в городе, есть ещё люди, которые должны прочувствовать ценность ошибок, дамериец.

— Ты же понимаешь — они не выйдут к тебе, смиренно склонив головы.

— Значит, так тому и быть.

Рейнарт молча смотрел на неё.

— Сегодня я потеряю всё. — тихо начала Кендра, а потом перешла на крик. — Я искалечена и обезображена, мою честь, достоинство, гордость — всё это растоптали те, кого я лечила собственными руками! Мой отец... Мне разбили жизнь. А сегодня, я лишусь тех осколков, которые оставались — от меня отвернётся Вельвена. И ты смеешь мне говорить что достаточно?! Нет! Нет, дамериец!... — Кендру внезапно согнуло пополам, вырвало кровью. Вытерев губы и тяжело дыша, она повернулась к дамерийцу и тихо повторила:

— Нет, дамериец...

Вельвианка дрожащими руками приложила к губам свисток. Раненный сужник вырос, словно из-под земли, рыкнул, медленно пошёл на ткача. Рейнарт встряхную обеими руками — с каждой перчатки на землю опустилось несколько серебристых нитей, он начал медленно отходить. Сужник снова рыкнул, подошёл ещё ближе, потом неожиданно прыгнул. Дамериец ждал этого, рванулся в сторону, резко взмахнул рукой — нити полоснули по груди и плечам существа. Рейнарт развернулся, выбросил вперёд вторую руку, желая закрепить успех, но сужник прыгнул второй раз — быстро, неожиданно, без подготовки. Тяжёлая лапа на лету ударила в бок, разорвав плащ и сбив дыхание. Инерцией сужника пронесло дальше, он неловко приземлился на раненную лапу, начал разворачиваться. Дамериец едва успел придти в себя, расчертил воздух узорами, окружая себя серебристым коконом, начал отступать, стремясь увеличить дистанцию. Сужник подобрался вплотную к серебристым росчеркам, ударил по ним лапой, отдёрнул, заревел.

Рейнарт хлеснул раз, другой — нити не оставляли и следа на бронированной морде и спине существа. Сужник начал наступать.

— Пратт! — заорал дамериец.

Спустя несколько мучительно долгих мгновений лицо купца показалось из-за деревьев.

— Стреляй в Кендру! Быстрей!

Купец скрылся в зарослях.

Сужник ударил лапой по нитям ещё раз, другой — одна петля зацепилась за коготь существа, дёрнула дамерийца, выведя из рановесия. Он оступился, зацепился за пень и едва не упал — существо тут же ринулось вперёд, но Рейнарт успел отогнать его коротким взмахом перчатки. Тяжело поднялся, коротко глянул за спину — край поляны и деревья приближались. Там уже негде было размахнутся — зверь загонял его в ловушку. Дамериец сжал зубы. Попробовал не пятиться, а идти в сторону — сужник тут же прыжком и рыком вынудил его вернуться на прежнее направление.

— Пратт!

Лес молчал.

Ткач остановился. Сужник на секунду озадаченно замер и Рейнарт тут же широким замахом хлестнул по передним лапам. Существо взревело и бросилось в атаку, дамериец хлестнул ещё раз, перекатился и едва успел встать — пасть щёлкнула у самой груди. Рейнарт отскочил, вновь ударил по лапам, но сужник ждал этого. Ловким движением он придавил нити к земле и потянул на себя — Рейнарта бросило вперёд, он едва успел упереться ногам в землю, чтобы замедлить движение. Дамериец начал бешено хлестать нитями на свободной руке, но сужник подобрал лапы под себя и подставлял под удары только бронированные голову и спину, продолжая тащить дамерийца к себе. Как только Рейнарт замахивался для очередного удара — сужник тут же выбрасывал лапу вперёд, подтягивая того к себе ещё быстрее.

— Стреляю! — вдруг донеслось с другой стороны поляны. — Стреляю, господин Толл!

Купец тщательно прицелился в полулежащую вельвианку и выстрелил. Болт, как и удары солдат, не достигла цели — встретившись с невидимым барьером он переломился и упал на землю.

Сужник немедленно отреагировал на угрозу вельвианке — резко развернулся, рванулся к купцу. Дамериец ждал этого и всё равно едва успел отреагировать — захлеснул освободившимися нитями раненную лапу существа, рванул на себя. Какое-то мгновение сужник тащил его за собой, потом раздался отвратительный звук рвущейся плоти, и Рейнарт упал на спину. Существо, скуля и подвывая, из всех сил ползло на трёх лапах к Пратту, оставляя за собой кровавый след от культи. Дамериец поднялся, догнал сужника, набросил петлю на вторую заднюю лапу, рванул. Сужник заскулил ещё громче, закричал почти по-человечески, заскреб передними лапам по земле, и свернулся клубком на земле, тяжело дыша.

Рейнарт обошёл его по широкой дуге, подошёл к дрожащему Пратту. Тот всё ещё пытался зарядить арбалет второй раз, непослушными руками укладывая болт. Увидел дамерийца, уронил оружие, вытер вспотевшее лицо.

— Это всё?

— Почти. Идём.

Кендра полулежала, опершись спиной о дерево. Её глаза кровоточили, из уголка рта текла кровавая слюна. Лоза на теле жадно впитывала красные капли. Вельвианка с усилием подяла голову, взглянула на купца и ткача. Улыбнулась через силу.

— Дамериец, ирония преследует меня даже сейчас. Тот, чью руку я врачевала ещё несколько дней назад, отобрал у меня единственное, что оставалось — право на месть.

Она тяжело вдохнула, помолчала какое-то время. Посмотрела на бледного купца Пратта.

— Ты доволен? Такого финала ты хотел? Комендант — в яме. Зубрик — считай что мёртвый...

Купец поморщился.

— Нет. Такого — не хотел.

— Я соврала тебе дамериец. — сказала Кендра устало. — Я согласилась помочь Бартусу. Не сразу, но согласилась, он обещал прислать ко мне жену. Но она пришла, как оказалось совсем за другим. — Вельвианка бросила короткий взгляд на купца и продолжила. — Она действительно хотела уйти к другому. К Пратту. Но была беременна от мужа и хотела избавиться от ребёнка. — Кальвинус не стал бы растить чужого. Я была обязана тебе, купец. За то, что привёл меня в этот город и позволил остаться. Эта женщина получила то, что хотела. Что случилось дальше — я не знаю. Знаю только что вместо положенной дозы, она приняла в три раза больше. Возможно, Бартус, тайком подлил ей зелья в еду, думая, что оно приворотное. Не знаю...

Она разомкнула губы, желая что-то сказать, но вместо слов вылетел лишь хрип, целительница согнулась, сгорбилась, и её опять вырвало кровью.

Ткач достал нож и подошёл к Кендре.

— Нет, вальбар. — она попыталась отползти. — Нет. Уходи.

Рейнарт присел, заглянул женщине в лицо.

— Ты пользовалась магией плоти. Знаешь, какова ценность этой ошибки? За магией плоти придут Бежевые Маски. Я могу всё сделать быстро. Они — постараются растянуть.

Вельвианка сделала глубокий вдох, по щеке её поползла красноватая слеза.

— Знаю. Оставь меня.

Рейнарт подошёл к приготовленной для него лошади. Неброская гнедая кобыла выглядела здоровой и полной сил. Дамериец удовлетворённо кивнул, скоро предстояло ехать и ехать быстро. Ему совершенно не хотелось встречаться с теми, кто называл себя Бежевыми Масками. Ткач проверил упряжь, нашёл под седлом полный кошель, заглянул внутрь. Серебро и даже несколько золотых.

— Всё как договаривались, ткач. — негромко сказал стоявший позади купец. — Что с Кендрой?

— Не рассчитала с магией. Тело не выдерживает.

— Печально. — купец какое-то время помолчал, потом сказал: — Я не рассчитывал, что всё так получится с Виккаро и Зубриком. Это не борьба за власть или что-то в этом роде...

— Но если тебе предложат пост, ты не откажешься.

— Не откажусь, — тихо сказал купец, потом спросил, кивнув в сторону лежащих на поляне мужчин с обезображенными лицами. — Что с ними-то?

— Оставь здесь, им не поможешь. За ними придут.

— Кто?

— Те, кто владеет магией плоти лучше Кендры. Бежевые Маски. Они не любят, когда их дело выставляют напоказ.

— Я заглянул им в лица. — сказал Пратт. — У Зубрика лица нет вообще. А у тех троих... У них оно есть. Одно на всех. Одинаковое.

Глаза дамерийца блеснули.

— Старческое, морщинистое, со следами оспы?

Купец молча кивнул.

— У Кендры за домом была большая яма. Там лежит ещё минимум с десяток умирающих геметов с этим же лицом. — со странным выражением сказал Рейнарт.

— Но зачем?

— Не знаю. Думаю, Бартус всё-таки убил её отца. А она пыталась воскресить его единственным доступным ей способом — с помощью магии плоти.

— Но это же только лицо?

— Да.

Кальвинус Пратт долго молчал, потом тихо сказал:

— Бартуса мы так и не нашли.

— Зубрику показалось, что он видел топор дровосека у Кендры. Думаю, Бартус в той же яме с геметами.

Купец прикрыл глаза, подрагивающей рукой сделал охраняющий от зла жест.

— Совсем свихнулась женщина...

— Нет.

— Что?

— Когда она творила заклинание на поляне. Там, в сумке, вместе с кровью других была и твоя кровь.

— И? — непонимающе взглянул купец.

— Заклинание тебя не затронуло. Она использовала кровь только тех, кто причинил ей зло.

— А солдаты? Вряд ли они её все вдесятером насиловали.

— Их лица не обезображены. С теми, кто не попался сужнику — всё в порядке. Они стояли рядом с эпицентром мощного заклинания и получили обычный в таких случаях шок и магический паралич. Он пройдёт через пару часов. Заберёшь их и уходи. Не задерживайся здесь.

Купец кивнул, засобирался прочь.

— Подожди, Пратт.

Плечи Кальвинуса ссутулились, он медленно повернулся.

— Сегодня ты заключил сделку с ткачом, купец. — произнёс медленно дамериец. — И задолжал мне, Рейнарту из Дамерии. Отдай же свой долг или стань прахом на моих сапогах.

Кальвинус хотел было что-то сказать, но ткач рывком приблизился к нему и накрыл лицо перчаткой, а потом стал медленно укладывать на землю. Тело купца схватила судорога, спина выгнулась, ноги судорожно взрыли землю. Он зарычал от острой боли, вцепился руками в перчатку, закрывающую лицо и... Всё прекратилось. Дамериец провёл перчаткой по его волосам и глазам, собирая что-то. Потом достал маленький, отливающий серебром флакон с цепочкой, висящий на шее. Открыл, осторожно поднёс к нему перчатку, которой держал купца. Что-то вроде паутины скользнуло по ладони вниз и скрылось в сосуде. Ткач очень бережно закрыл флакон и спрятал на груди.

Резкая боль ушла, Пратт начал уверенно подниматься, но стоило попытаться встать, как резко закружилась голова, затошнило. Купец тяжело опёрся о ближайшее дерево и его вырвало.

— Через несколько часов пройдёт. — сказал Рейнарт и потянул ему что-то на ладони.

Кальвинус прищурился и понял, что ткач протягивал ему серебряную монету.

— Бери и носи с собой. Это знак того, что ты заключил сделку и оплатил свой долг.

— А с собой-то зачем носить?

— Некоторые из ткачей... Предпочитают не заключать сделок. Монета тебя от таких защитит.

Дамериец дождался пока купец ковыляющей походкой скроется среди домов и развернул лошадь на север. Туда, куда шли геметы, туда, где ждала Зелёная Сотня. Где ждали ответы. Ударил гром и прежде чем Рейнарт успел выругаться, первые капли дождя ударились о землю. Он с сожалением подумал о треуголке, тряхнул головой и поскакал по направлению к Зелёной Сотне.

Вельвианка почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Среди лесных стволов она увидела нечеловечески высокую, тощую фигуру в знакомом одеянии. Фигура выплыла на поляну, осматривая остатки побоища. Потом прорезь балахона повернулась в сторону лежащей у дерева вельвианки. Нарочито медленно, словно давая себя лучше рассмотреть, фигура направилась к ней. Не может быть, чтобы так быстро, подумала она. Не может быть. Она должна была умереть раньше, ещё час назад, но смерть не приходила... Или... Неожиданная мысль огнём прожгла разум. Они не дают ей умереть. Не дают сбежать единственным доступным теперь способом. Женщина попыталась сесть. Нужно упереться спиной в дерево, тогда можно будет оторвать стебель лозы, зажать шипы шеей... Если попасть в артерию, то шанс ещё есть...

Кендра напрягла обескровленное тело, сжимая зубы, заставила разбитые мышцы работать. Приподнялась. Так, хорошо. Теперь чуть-чуть повыше, упереться спиной и затылком, напрячь левую руку, правая уже не слушалась... Краем глаза она увидела движение. Фигура приближалась удивительно плавно, почти плыла по земле, словно под балахоном скрывался не человек, но что-то иное...

Собрав всю волю в кулак, она рывком приподнялась, полностью уперев спину и затылок о ствол дерева. Так, теперь рука. Вельвианка попробовала пошевелить рукой, но не почувствовала ни малейшего отклика. Женщина усилием отогнала подступавшую к горлу панику. Ещё раз. Слабо отозвался мизинец и средний палец. Так, теперь согнуть, разогнуть, согнуть... Ещё! Ещё раз! Сильнее!

Когда лёгкий шорох ткани раздался совсем рядом, вельвианка уже подняла руку и пыталась оторвать стебель лозы. Услышав звук, она напрягла руку нечеловеческим усилием, стебель оторвался и... Всё. Рука повисла мёртвой плетью. Высокая, чудовищно худая фигура в тёмно-бежевом балахоне, встала перед ней, закрыв собой всё.

— Ты не убежишь от нас в смерть, вельвианка. — Мягкий, вкрадчивый голос, казалось, обволакивал.

Она не ответила, уперев взгляд в землю, лишь бы не видеть эту фигуру.

— Поздно прятать взгляд. Мы не воспрещаем пользоваться нашей магией, но каждый, кто злоупотребит этой щедростью — будет наказан. Ты это знала. А теперь — посмотри мне в лицо.

Она замотала головой, закрыла глаза, сжав веки так, что заболела голова. Кендра ожидала удара, окрика, но этого не последовало. Она почувствовала мягкое, почти нежное прикосновение ладони к лицу. И ещё одной. Лёгкие, почти трепетные прикосновения к её лицу успокаивали, расслабляли против воли. Ещё одна ладонь прикоснулась к её затылку, массируя. Она вздрогнула. Когда следующая рука прикоснулась к её подбородку, она не сдержалась, вскрикнула, её тело забилось крупной дрожью, но голова...Мышцы шеи расслабились, глаза открылись сами собой, челюсть безвольно отвисла, язык непослушно вывалился изо рта. Две пары рук всё так же бережно повернули её голову, удобно уперев о ствол дерева. Она подняла взгляд на его лицо. Не смогла не поднять. Маска. Как у любого из них. Кендра напряглась, вглядываясь, и волна отвращения прокатилась по её телу. Маска выглядела так, словно её срезали с чьего-то лица.

Он словно прочёл её мысли.

— Не многие удостаиваются такой чести. — Одна из рук снова бережно прошлась по её подбородку, возвращая ей контроль. — А теперь — говори. Здесь был интересный человек. Кто он?

Кендра замерла, потом ответила, с трудом выговаривая слова:

— Рейнарт. Рейнарт из Дамерии. Он — ткач. Я видела своими глазами.

Фигура на мгновение замерла. Кендру передёрнуло. Человек так не замирает, всегда чувствуется какое-то движение, слышно дыхание. Но не сейчас.

По балахону прошла рябь, словно от ветра, и фигура ожила.

— Неожиданно, маленькая вельвианка. Тебя стоит показать иерофанту.

Две пары рук медленно распахнули балахон. Кендра закричала, едва увидев то, что скрывалось под тканью, и продолжала кричать, пока края балахона не сомкнулись над её головой.