Римская альтернатива: Еще одно золото

— Слава императору! — крикнул кто-то из центурионов.

— СЛАВА! — единым выдохом отозвались легионы.

Таррутений Патерн, издалека наблюдая за этой картиной, только лишь пожал плечами. Он и без этого представления прекрасно осознавал, что сейчас легионы любят Коммода. Но будут ли они также любить своего императора через год или два? Тот еще вопрос. Здесь, на границе империи, во время тяжелой войны, ободряющих слов было явно недостаточно. На сколько их еще хватит? На месяц? На два? На полгода? Любой более-менее разбирающийся в военном деле человек с легкостью докажет, что победа вовсе не так уж и близка. И, рано или поздно, солдатам это надоест.

Но сейчас Коммод слишком популярен в войсках — даже полный идиот это поймет, стоит ему взглянуть на лица легионеров.

Префект Рима, Таррутений Патерн, поправив плащ, повернул коня и направил его в сторону виднеющейся недалеко дороги. Пришло время отправляться в Город — здесь же его миссия была закончена. Сенаторов "порадуют" известия о персональных сборах для казны. Предстояло обдумать линию своего поведения — как и с кем разговаривать. В конце концов, некоторые шансы у Сената еще оставались.

Уже подъезжая к дороге, Патерн услышал позади еще один торжествующий выкрик легионов. Ораторствовать Коммод тоже уже научился.

* * *

Смерть великого Аврелия и переход императорского трона его молодому сыну в Риме были восприняты достаточно спокойно. Простой народ ждал от своего нового правителя улучшения экономической ситуации, изрядно подпорченной все никак не заканчивающейся войной, ну а сенаторы и магнаты находились в твердом убеждении, что Коммод продолжит традицию своего отца и трогать их не будет.

И потому вести, принесенные префектом, стали здесь настоящим шоком. Сенат никак не мог поверить, что ему смеют настолько нагло и цинично угрожать, не боятся грабить практически публично и столь бесстыже унижать. И, главное, кто? Мальчишка, получивший трон только лишь милостью компромисса? Причем получивший его мгновение назад?

Люди, еще вчера считавшие, что война фактически позади, были возмущены и даже разгневаны. Учитывая популярность молодого императора в легионах и его отсутствие в Риме, шансы избежать поборов оказывались минимальны. И чувство бессилия приводило их в бешенство.

Патерн же, сообщив сенаторам "просьбу" об "инвестициях" и о "добровольных" займах, едва ли не сразу же после этого сделал в казну большое пожертвование. Пару раз выступил с громкими патриотичными речами, публично пообещал дать казне еще денег (пусть на этот раз взаймы) и восхвалял Коммода везде, где его только могла слышать толпа.

При этом в личных беседах с разгневанными сенаторами и просто богатыми людьми, он совершенно не стеснялся высказывать некие "сомнения" в правильности продолжения войны. И "выражал сожаление" по поводу новой денежной нагрузки на состоятельных граждан.

Ясное дело, поднаторевшие в интригах и ораторском искусстве сенаторы умели читать между строк и понимать скрытые смыслы. То, что префект не слишком доволен решением императора становилось для них очевидным и вызывало соответствующую реакцию...

Заговора еще не было — что и не удивительно, времени прошло-то всего чуть-чуть — но недовольный ропот становился все громче. И злее.

Патерн, однако, идиотизмом не страдал, прекрасно осознавая, что Коммод (или дергающий за ниточки Тиберий) только и ждет момента. Стоит сформироваться хоть какой-то более-менее серьезной идее по его устранению — соглядатаи донесут. После чего бунтовщиков перережут, их имущество изымут в казну — и остальная часть Сената даже и пикнуть не рискнет.

В последнем Патерн был более чем уверен — в конце концов, он за много лет узнал своих коллег более чем неплохо.

Даже и самые храбрые из сенаторов не рискнут выступить открыто, не имея за спиной решающего преимущества. Учитывая легионы императора, ни о каком преимуществе говорить не приходится. Да и плебеи не особенно поймут — почему их налогами душить ради Родины можно, а богатеев — нет? Так что и с этой стороны Коммод в выигрыше. Тем более что озаботился устроить Игры. И пусть с хлебом в Риме определенные проблемы, зато вопрос относительно зрелищ Коммод уже решил. На какое-то время...

Естественно, префект был не один такой умный — в некоторых беседах еще несколько человек высказали подобные мысли. Не напрямую, понятное дело.

Через несколько недель осторожного прощупывания настроений некоторых сенаторов и просто богатых людей, у Патерна сформировался план действий.

— Ты уверен, Таррутений, что уговорить мальчишку оставить войну — невозможно? — нынешний собеседник Патерна, его ближайший коллега, сопрефект претория Тигидий Перенн задал этот вопрос не просто так. Ему не хотелось рисковать существующим положением без серьезных оснований. Одно дело, если Коммод в принципе не согласен на мирное решение вопроса с маркоманнами. И совсем другое — если шанс есть.

— Более чем. Более того, как мне тут сообщили, он еще и укрепился в своем мнении относительно грабежа, — Патерн отставил в сторону тяжелый кубок с вином и, тяжело вздохнув, протянул собеседнику письмо.

Тигидий с интересом пробежался по нему глазами.

— Наше бедное государство, — громко прочитал он вслух, — должно сносить жадность этих богачей! Только многочисленные смертные приговоры могли бы вернуть старый порядок, но наш император слишком добр. Возможно ли называть проконсулами и наместниками тех, которые думают, что провинции даны им сенатом и императором для того, чтобы они могли жить в роскоши и обогащаться? И притом чем, как не кровью государства и имуществом провинциалов!

Закончив чтение, Тигидий поднял взгляд и помахал листом.

— Это еще что за бред?

— Письмо. Его писал какой-то провинциал нашему дражайшему Помпеяну. Еще когда Марк был жив. Теперь тот не постеснялся поделиться им с мальчишкой. У тебя в руках копия, — Патерн пожал плечами и одним глотком допил вино.

— Он будет грабить наместников? Ему что, жить надоело? Провинции и так на грани бунта. Одна искра — и вспыхнувший пожар сожрет империю! — сопрефект был в шоке.

— Не думаю, что до этого дойдет. Просто теперь Коммод уверен, что плач насчет нищеты и бедности — просто хорошие отговорки. Много брать он не будет... Но на пару когорт хватит, я уверен, — Патерн снова пожал плечами. — Так или иначе, эти идиоты все равно устроят заговор. Что-нибудь пафосное и глупое. Коммод их перережет, заберет денег, и, как я очень надеюсь, закончит войну. В таком случае даже и грабить особо никого не придется. Кроме невезучих придурков.

— Тогда в чем идея? — слова Патерна показались Тигидию весьма логичными. С этой стороны стратегия Коммода выглядела действительно неплохо.

— В том, что после того, как наш дражайший император вырежет идиотов, любви в Сенате к нему будет немного. Плюс — он расслабится. Тогда-то мы и ударим.

— А вот с этого места поподробнее...

* * *

— Мы сформировали еще два подразделения, Луций. Скоро они прибудут сюда, — Марк, только что получивший весть из Иллирии, протянул императору свиток.

Коммод, потратив на его чтение несколько секунд, коротко кивнул.

— Мы почти победили, Марк. Они уже готовы сдаться.

Слова императора, произнесенные скучающим голосом, прозвучали для его друга несколько самонадеянно. Впрочем, Максим не стал их как-то комментировать, только лишь заломив бровь.

— На днях наши дозоры обнаружили крупный лагерь германцев. Больше сотни солдат. Нам повезло — никто из варваров не ушел. Половину — перебили, половину — взяли в плен. И одним из плененных оказался вождь. Мелкая сошка, не более того. Но кое-что он знал.

Коммод сделал паузу. Не ради театральных эффектов, к которым, надо сказать, был неравнодушен, а просто, чтобы смочить горло вином.

Марк терпеливо ждал продолжения, не задавая вопросов. Он вообще был молчаливым, предпочитая говорить по делу и не болтать попусту языком. Одна из черт, за которые его любил император.

— Так вот, они хотят переговоров. Ибо уже на грани. Но перед этим собираются нанести нам несколько чувствительных ударов. Чтобы укрепить свои позиции и выглядеть сильнее, чем есть на самом деле. А раз они хотят просить о перемирии, значит, сил на борьбу у них уже почти не осталось, верно? — Коммод повернулся к другу. Тот кивнул. — И если вместо того, чтобы пропустить чувствительный удар, мы нанесем свой, пользуясь подкреплениями из Иллирии и Британии... Они признают поражение. И перейдут под нашу власть.

— Но почему? Ведь еще недавно они собирались сражаться до конца? Что же так сильно на них повлияло? Смерть твоего отца наоборот должна была придать им сил? — Марк действительно не понимал, почему германцы собирались сдаваться.

— Они, судя во всему, на нее и надеялись, — Коммод мрачно усмехнулся и с силой воткнул любимый кинжал в столешницу, проткнув ее насквозь. — Варвары считали, что смена власти в Империи дает им неплохие шансы на перемирие вместо капитуляции. Отец был стар — и потому они сражались. Надеясь не на победу — а на отсутствие поражения. Как видишь, хороший план.

— Сенаторы... — Марк все понял. Приезд Патерна — а за ним и еще нескольких представителей богатейших семей Рима — отлично демонстрировал настроения элиты. Они не хотели продолжения войны. Они не хотели продолжения этих иссушающих Империю боев и сражений. И не будь Коммод столь настойчив... Действительно, у германцев был шанс.

Но теперь, когда им стало понятно, что новый римский властитель не остановится ни перед чем, чтобы покорить их — смысла продолжать борьбу не было. Им не победить — и варвары, какими бы глупыми их не представляли в Риме, это прекрасно понимали.

Сейчас, по большому счету, у них оставался только один шанс — это сами римляне. Предательство Сената, восстание в крупной провинции... Все, что угодно — но от самих германцев и сарматов более ничего не зависело. Только лишь время их агонии.

— Именно, Марк, именно. Люди Тиберия уже принесли новости из Италии. Богачи не хотят делиться состояниями ради нашей победы. Недовольство растет. Призывов к измене еще нет, по крайней мере открыто — но за этим дело не станет.

— Пусть только рискнут, — Марк кровожадно оскалился. — Оторвем им их глупые предательские бошки.

— Оторвем, — согласно кивнул Коммод. — И конфискуем состояния. Но если заговор будет масштабным, для усмирения могут потребоваться войска. И их будет неоткуда брать, кроме как отсюда. Это может дать германцам надежду — и добавить ожесточенности.

— Чего нам совершенно ненужно, — закончил за Коммода Марк. — Мда, задачка...

На несколько минут в шатре установилась тишина. Наконец, император, словно что-то надумал, одним движением выдернул кинжал из столешницы и, вышел из шатра. Марк, очнувшись через секунду, выскочил следом.

Коммод смотрел на небо. Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая немногочисленные облака в розовый цвет. Легкий ветерок, играющийся с волосами императора и придавая тому какой-то несерьезный вид, принес в расположение римских войск вечернюю прохладу.

— Нам надо нанести упреждающий удар, Марк. Нанести его быстро, жестоко и неотвратимо.

— Германцы — сложный противник, Луций.

— А я не имею в виду варваров, мой друг.

— То есть?

— Сенат. Их надо спровоцировать. Самых глупых и наглых. Спровоцировать сейчас, когда они не готовы — и тут же раздавить. Тогда остальные затаятся. Не будут действовать нахрапом, будут выжидать.

— И дадут нам время разобраться с германцами... Хорошая идея — но как мы это сделаем?

— О первой фазе позаботился Таррутений.

— Но он же против войны? — Марк меньше всего ожидал услышать имя префекта претория.

— Нет, дружище, ты не прав. Он не против войны как таковой — он просто считает, что мы не способны ее закончить триумфом. Патерн хороший полководец и просто не знает всего, что знаем мы. И он не в восторге от идеи с растрясанием мошны Сената.

— Предаст?

— Сейчас — сильно сомневаюсь. Он не дурак, и прекрасно понимает, что сила за мной. Не зря чуть ли не первым пожертвовал денег в казну. Понимает, куда ветер дует, — Коммод запрокинул голову и рассмеялся.

— Может, все-таки, обойдется? — Марк неожиданно даже для себя выдал идею. — Видя, что префект за нас, что легионы за нас, что есть те, кто не стесняется жертвовать в казну...Ведь может же быть так, что даже самые глупые и наглые попросту не рискнут?

— Одним богам сие известно, друг. Но я уверен — рискнут. Открыто-то нет, но отравить, или пырнуть кинжалом — попытаются сделать точно. В этом я уверен также как в том, что Солнце всходит на востоке, — Коммод горько ухмыльнулся. — Город уже не тот, что был во времена Сципиона. Отдавать всего себя во славу Отечества уже не столь популярно. По крайней мере, в Риме — точно.

— Рим — это еще не вся империя, Луций, — Марк, родившийся в Испании, знал, о чем говорил.

— Не вся, — Коммод согласно кивнул. — Но важная ее часть.

— Среди римлян еще много достойных людей, Луций.

— Поэтому-то я все еще и надеюсь на победу, дружище. Эта прекрасная земля даст империи второе дыхание. Взяв ее, мы отдохнем от войны. Укрепим границы, оживим торговлю, науку и ремесла. Мы излечим Рим и римлян от последствий Чумы, Марк.

— Тебя понесло в философию, Луций. Нам еще надо победить.

— Да. И нам нужна сакральная жертва. Я должен получить деньги Сената и добиться капитуляции германцев. Патерн разозлил римских магнатов. Надо их лишь только чуть подтолкнуть, а затем конфисковать у осмелившихся все подчистую. Этого нам хватит на год. Вполне достаточно времени, чтобы дожать колеблющихся варваров. И я это сделаю.

Последний луч уходящего светила подсветил фигуру стоящего на холме императора. Пурпурный плащ и отливающие багрянцем в закатном Солнце доспехи придавали ему зловещий вид — издалека могло показаться, что он облит кровью.

Забавно: сына "философа на троне" Вселенная грозила превратить в "палача на троне", еще до того, как он на этом троне побывал.

Знак судьбы.

* * *

Во внутреннем дворе большого и красивого дома в Риме тихо журчал небольшой фонтан. Звуки льющейся воды и колышущихся от слабенького ветра деревьев, вместе с безоблачным синим небом и запахами вкуснейшей пищи должны были создавать обстановку гармонии и спокойствия. Но не создавали.

— То есть как? Что значит "обязательное участие"? Что это вообще такое — "инвестирование с возвратом"? — не так давно вошедший в Сенат Гай Юний, уже неоднократно об этом пожалевший, нервно расхаживал перед двумя своими приятелями и принесшим известие рабом. — Как это понимать?! Чего этот мальчишка о себе возомнил? Император без году неделя, а уже превращается в тирана. Да как он смеет требовать — нет, вы послушайте!

Резко остановившись, грузный сенатор, пунцовый от возмущения и немалого количества вина, возмущенно уставился на свиток, который держал в руках. Было заметно, что сейчас в новоиспеченном представителе "элиты" Римской империи сражаются противоречивые чувства. С одной стороны, ему хотелось швырнуть это грязное...бесстыдное...наглое послание в огонь, разорвать его на кусочки, залить водой или еще как-нибудь уничтожить. С другой стороны, то, что он держал в руках, требовало внимательного и вдумчивого анализа.