Опасная черта

Вот и сегодня я шла по саду к хозяйственным помещениям и никто особо не обращал на меня внимание. А вот и собаки. Не подведите. Я сделал вид, что не замечаю, как насторожились огромные детины и не рванули в мою сторону с огромной скоростью.

— Лита! — испуганно закричала Фаила, которая уже спешила ко мне. Я подняла глаза на собак и заорала, что было мочи и кинулась изо всех сил к морю, как будто за мною гнались адские псы.

— Стой, Лита! — голос мужа раздался откуда-то сзади и я припустила ещё быстрее, стараясь преодолеть оставшиеся пару метров между мною и водой. Он прекрасный пловец, как я уже могла неоднократно наблюдать...хм... хорошо, подсматривать. Лёгкие разрывались и казались наполненными жидким огнём, но я бежала. Наверное, даже не от мужа, а от самой себя и страха, что влюблюсь в него и останусь в этом доме такой вот полоумной герцогинюшкой только, чтобы быть с ним рядом, слышать его голос, видеть его лицо, вдыхать его запах и иногда чувствовать его прикосновения.

Нет! Я хочу сама выбирать свою путь и делать ошибки, а не проживать чужую, навязанную мне жизнь и судьбу. Последний рывок и я прыгаю с обрыва прямо в воду. Муж тоже уже не раз прыгал с него и я знала, что шею на мелководье мне не сломать. Хорошо, что я умею нырять, хотя после такого забега было сложно задерживать дыхание, лёгкие были близки к тому, чтобы разорваться и грудь болела нещадно, но я плыла всё дальше и дальше, стараясь уйти в сторону соснового леса, который полого спускался к самому берегу. По моим рассчётам пора было всплывать, да и если я этого не сделаю сама, то скоро потону точно и потом всплыву или сети рыбаков выловят меня.

Я сбросила шляпку и быстро огляделась, с ликованием отметив, что поставила свой личный рекорд и заплыла даже дальше, чем думалось. Прямо напротив были кусты, в которые я и юркнула под прикрытием двух огромных валунов. Двигаться дальше не было никаких сил и я позволила себе присесть, чтобы перевести дух. Со стороны поместья раздавался неясный шум, крики и лай собак.

Заставив себя подняться, я побежала дальше к месту, в котором спрятала свои вещи. Это было дупло огромного дуба, или какого-то дерева, похожего на него. Я влезла в него и, переодевшись, решила позвать Фаю.

— Ой, а что ты делаешь в таком странном месте? — удивилась книга.

— Фая, я тебе сейчас расскажу всё и ты решишь, можешь ли мне помогать дальше?

Естественно, факт собственного попаданства я решила не оглашать, а вот остальная история была немного подправлена мною: ничего не помню, очнулась, а тут хотят осчастливить ребёнком. Книга замолчала, а потом выдала немного неожиданно:

— Я помогу, Лита. Ты теперь моя подруга и мы связаны, а то меня опять поставят в библиотеку, а я так не могу. Я же живая. Пообещай, что ты меня никогда не бросишь, пожалуйста, и я буду верой и правдой служить тебе как официальной представительнице семьи Садрон?

— Не брошу, Фая, обещаю, — прошептала я и погладила её шершавую обложку.

— И я тебя не брошу, Лита, — ответила моя новоя подруга. — Давай решать, что делать дальше. Что ты умеешь?

— Если честно, то сама не знаю, — пожала я плечами.

— Сложный случай, — хмыкнула книга. — Так чем жить будем?

— Ага, надо подумать, пораскинуть мозгами, — подтвердила я.

— Только не усердствуй сильно, их же надо потом обратно собирать, — съязвила моя единственная подруга в этом мире.

— А что могут делать девушки? — спросила я.

— Благородные не работают, а из простого народа зарабатывают самыми разнообразными способами, но тут нужно хоть что-то уметь. Ты же не пойдёшь в весёлый дом?

— Нет, — передёрнуло меня от такой возможности.

— Для какой-то работы получше нужны поручительства или грамоты об обучении. А у тебя этого всего нет.

— Кстати, а как быть с документами?

— Какими документами? — удивилась Фая.

— Удостоверяющими мою личность, — прояснила я.

— Зачем?

— Как это зачем, чтобы знать, что я не вру, — мне казалось, что я объясняю очевидное.

— Да кому нужно это знать, если ты из простых? Живи, как хочешь. Только магически одарённые зарегистрированны в палате Ковена, который собирает оттиски их аур в артефакт истины.

— А если кто-то убъёт, например, лавочника и займёт его место, выдавая себя за него?

— Слушай, Лита, что за ужасы ты рассказываешь? А семья на что, а соседи? Заметят, приведут к артефакту истины, который реагирует на ложь и всё выяснится, — удивилась книга. — Тебе бы сказки и байки писать, вот ведь воображение, — явная усмешка была слышна в её голосе, а я задумалась. Истории я сочиняла с раннего детства, как и запоем читала книги, поэтому и выбрала филологию. Дома я писала в стол, а что если здесь мне представится возможность именно этим зарабатывать себе на хлеб? Хотя, это сложно, не зная их действительности. Даже выдуманные истории должны опираться на правду, а то получится ерунда и никто читать не будет.

— Ты серьёзно спросила я?

— Нет, — подумав, ответила Фая. — Простой люд книг почти не читает, а маги крайне привередливы. Хотя... У меня есть мысль.

А я как-то некстати припомнила, что многие мои неприятности в прошлой жизни начинались именно с этих слов. Посмотрим, как с этим обстоит дело в этом мире: я не о неприятностях, уж их-то найти можно везде, а о магических словах 'у меня есть мысль', которые предворяют странный жизненный казус: у кого-то есть идея, а у меня почему-то потом есть неприятности.

Добрая сестричка — смерть моя,

Пожалей уж ты, милая, меня,

Почти что выучился на лекаря,

Тебе отдам половину пациентов я.

Именно эту песенку я пела, выступая в очередном трактире, одетая странствующим мальчиком-скоморохом. Фая сказала, что на Квентаре бродячих артистов любят и считают даже своеобразной кастой, почти служителями богов, дарящих радость людям. Мне это подходило как нельзя лучше: переодетая мальчиком, с шутовскими бубунцами на колпаке, скрывающем мои пепельные волосы и с лицом-маской, раскрашенной краской. Кто меня будет искать такую? Никто не узнает, что меня совершенно устраивает. А так вот путешествовать легче лёгкого и не вызывает никаких подозрений.

Мы уже пару недель путешествовали по королевству, приближаясь постепенно к столице — Аринкве. Пока что никто ничего не заподозрил, а я впитывала этот мир, как умирающий от жажды пьёт кристально чистую и холодную до ломоты в зубах родниковую воду. Если бы придумывала мир, в котором бы хотела оказатьсь, то это был бы именно Квентар. Это было идеализированное средневековье нашего мира: чистое, без моровых болезней, благодаря магии и наследию эльфов и драконов, незначительная преступность, наследственная монархия, которая заботилась о собственных подданных, как основе своего многолетнего благополучия, да и владения нужно было передавать собственным детям отлаженным механизмом. Естественно, это была только обёртка, но за две недели мне не пришлось ни разу задуматься о собственной безопасности. Нет, были и драки в трактирах по пьяни и слышала рассказы об орудующей на большой дороге банде. На фоне же общего благоденствия все эти мелочи смотрелись, как тёмные штрихи, которые ещё более резко подчёркивают светлые краски на холсте. Демократия, свобода, равенство. Слова. Пустые слова, подтверждения которым я не видела в своём мире ни в одной стране. Быть свободной можно только в системе. Все мы винтики одной системы и если болтаться свободно или слишком выступать, то или прикрутят на место или выкинут, чтобы не мешала своим тарахтением. На Квентаре тоже была своя система: единый монарх во всём мире, одна страна-конфедерация из множества герцогств-стран, которые существовали почти автономно и отсутсвие рабовладельческого строя. Остаться тут жить что ли? Надо бы разобраться с их законами, а то слишком мало знаю, хотя вот уже более месяца усердно впитывала в себя страноведение Квентара, как опохмеляющийся утром воду. Но это потом, как всегда после работы, а сейчас я играю дальше.

Сегодняшний трактир назывался 'У приветливой вдовы'. Сама хозяйка, нера Ворима была дамой среднего возраста и далеко не средней комплекции. На своём внушительном бюсте она могла пронести литров двенадцать эля, не надрываясь от тяжести. Ей бы самой в бродячие артистки податься и показывать достопочтимой публике силовые номера.

— Нер капитан, разрешите обратиться?

Как солдату умом не повредиться?

Нет ни девок, ни вина. Скукота одна.

— Брагу бочками приказываю пить тогда!

Дайте вы солдату браги поскорей,

Будет счастлив он без пустых затей.

Посетители бодро подхватывают припев, улыбаясь и поднимая пудовые кружки с напитками:

Дайте вы солдату браги поскорей,

Будет счастлив он без пустых затей.

Монетки самого разного достоинства летели в мою сумку, стоявшею открытой около сцены, на которой я сидела, напевая песни и подыгрывая сама себе на пятиструнном подобии гуслей. Пять струн и были моим личным потолком при игре на музыкальных инструментах, но зато из них я выжимала всё. Ну не музыкант я, но для простого народа в трактире было достаточно и этого простого сопровождения. Заработанные деньги я честно делила на пополам с хозяевами трактиров, в которых мне позволяли выступать. И почти всегда они разрешали мне поужинать и переночевать бесплатно. Казалось бы, удача наконец-то вспомнила и обо мне, ведь так удачно всё складывается, но я была тёртым калачём и верила скорее в то, что это родная сестрица удачи — невезение в особо крупных размерах — просто отвела от меня взгляд. Поэтому я не расслаблялась и вела себя тихо, чтобы ничем не обратить её внимание на себя опять. Авось, она на кого-то другого сейчас смотрит и я согласна, что бы всё так и продолжалось.

Вышла девушка во двор,

За спиною у ней вор,

Тихо на траве лежит,

А на лбу синяк горит.

Ещё пару частушек и можно на сегодня заканчивать. А песенки сочинялись сами, а идеи я без затей черпала в прошлой жизни. У меня были песенки грустные и смешные, с подтекстом и на гране приличий, с душою и наполненные бесшабашнастью. Все грани прожитого мною находили в них отклик и, наверное, это чувствовалось, раз уж меня довольно радушно принимали и щедро платили звонкую монету. Равнодушных было мало.

Особенно всем нравились застольные песни, под которые все посетители дружно размахивали в такт кружками с самыми разнообразными напитками, подпевали и братались даже с соседями, с которыми вот уже по нескольку лет не разговаривали. Я жила под девизом бременских музыкантов: 'Смех и радость мы приносим людям'.

Сегодня что-то пошло не так. Вроде бы все пели и весились, но вот пара мужиков начала выяснять отношения, которых уже несколько лет как таковых-то и не было. А были мелкие пакости: потоптанный огород сапогами, подкованными точь как у соседа, открытый засов на свинарнике и как следствие хрюшки, испачкавшие сушившееся бельё и объеденный сад с травами и плодоносными кустами.

— Это ты был, я точно знаю и не отпирайся, — ревел раненным медведем здоровенный Брог. — Кум всё видел и может подтвердить.

— Да побойся Богов, — верещал юркий и взьерошенный Филег. — Твой кум...

— Не трожь кума, — рявкнул Брог.

— Неры, — попытался было встрять молодой веснушчатый парень, зашедший только несколько песен назад в таверню. Он сидел до этого и просто слушал, ничего не заказывая. А теперь вот решил вмешаться с чего-то на свою голову, на которую кто-то и опустил полупустую кружку с пивом. Рыжий упал, как подкошенный, и это послужило посетителям сигналом начала игры 'стенка на стенку, а потом отскребаем от пола'. И понеслось. Я рывком вытащила рыжего из-под ног и бодро потащила за стойку, за которой держала оборону нера Ворима, вооружённая чугуннной сковородой, её племянница со скалкой и упитанный младший сын повара с кастрюлькой, которую он страсно обнимал и к содержимому которой он постоянно прикладывался, соловея всё больше с каждым глотком живительной влаги. А с другой стороны стойки шли полновесные военные действия, с применением горячительных напитков не по назначению, а по головам противника и с нецензурными выражениями.

— Хорошо сказал, — прокомментировал поварёнок одну из особо изощрённых матерных тирад и опять приложился к кастрюльке. — Душевно сидим, — икнул он и, по-моему, отключился.

— Тира, — обратилась нера Ворима к племяннице, — ты всех запомнила?

— Да, тётя, список такой же, как и в прошлый раз.

— Добавь туда ещё окна и кувшин, который я грохнула на прошлой неделе, — приказала хозяйка.

— Так окна ещё целы, — удивилась Тира и тут раздался характерный звон. — Добавлю, — проговорила она, уважительно глядя на тётушку-провидицу.

Рыжий застонал и начал приходить в себя, привлекая к себе наше внимание.

— Слабак, — подвела итог нера Ворима, коротко посмотрев на спасённого, и опять полностью ушла в свои мысли и подсчёты.

Мне же стало интересно, кого это так приложили по рыжей голове.

Глава 3

Указать человеку верный путь можно по-разному:

направить или послать.

С. Янковский

— Что происходит? — спросил рыжий, принимая вертикальное положение и поглаживая ушибленный затылок.

— Привет, герой, — улыбнулась я. — Твоя голова неудачно встретилась с пивной кружкой одного из посетителей. Победила кружка, но голова выжила. Болит что-то? Подташнивает?

Рыжий прислушался к себе.

— Нет, всё хорошо, — отрицательно покочал он головой. — А что там...

Его попытка высунуться из-за стойки была прервана полётом очередной пустой посудины. Рыжий резво увернулся, а я его просто зауважала.

— Счёт один — один, — прокомментировала я с улыбкой. — Там идут предварительные работы по восстановлению этого трактира.

— Так он же стоит?

— Вот поэтому и предварительные: сначала развалят, а потом восстановят, — съязвила я.

— Меня, кстати, зовут Ран, — представился рыжий.

— Эл, — ответила я и не соврала. Моё настоящее имя Аэлита, а здесь же я стала Литаэль. Оба имени созвучны и я оставила это короткое общее для обоих имя. Мы пожали друг другу руки. — Так чего тебе не сиделось тихо и мирно и ты полез к нашим забиякам?

Рыжий немного смутился, но потом объяснил.

— Мне показалось, что они сейчас начнут ссориться, а мне ещё хотелось послушать тебя и твои песни. Я тут случайно оказался и твоё выступление понравилось, — улыбнулся он обезоруживающе. — Хотел просто, чтобы достопочтенные неры продолжили выяснение отношений где-то в другом месте, но ошибся.

— Ну почему сразу же ошибся? — усмехнулась я. — Если бы была другая ситуация, другие люди и не такой накал страстей под влиянием возлияний, то возможно это было бы правильное решение.

— А ты язва, — с каким-то восхищением протянул Ран.

— Хроническая по жизни и воспаляющаяся от злоупотреблений и неумеренности, — подмигнула я.

— Тебе сколько лет? — спросил Ран.

— Семнадцать, — пожала я плечами. По здешним законам я совершеннолетняя.

— Врёшь, — уверенно осадил меня рыжий.

— А тебе-то что? — прищурилась я. — Я совершеннолетний.

— Ладно, вот это правда, — кивнул он кам-то своим мыслям. — У тебя родня есть?