Ролевик, Ветка "Паладин"

Почему паладинами и именно я паладином? Ну, религия, в мире условного средневековья, единственная связующая нить между простыми людьми. Ибо по одиночке там выживали единицы, а это плохо. Вот мы с дядькой Сноргом и стали помогать местным как могли. Проповедовать было как-то некогда. Вскоре, после зимы, вокруг его лачуги образовалась коммуна. И не плохо жили, надо сказать. Я учил деревенских, которые были ростом с гномов, драться, элементарной технике дыхания во время драки, заставлял физ. культурой заниматься. Ну и проповедь, только ненавязчиво, скорее аутотренинг. То бишь, внушение'

Спросите — а зачем деревенским драться учиться? А тут вы не правы — тут скорее психологический фактор влияет. Ну и что, что девочка учила джи-у-джицу? Если она встретиться с амбалом в подворотне, то будь она хоть КМС, ей не продержаться и пары секунд, только разозлит его. Вот и я старался что-то подобное им донести. Хотя и сам существо сугубо мирное.

А! да! Гномы! Ладно, сейчас не до них, потом напишу'.

Вторая запись в дневнике

Аннотация к записи: 'Сделана не помню в какой месяц пребывания в этом мире'

'В прошлый раз я остановился на физкультуре и гномах. Что ж, продолжим. Когда более или мене обстроились, я обнаружил, что моё обычное умение убеждать людей стало превышать нормальные пределы. Шутки мои никто не понимал и принимал всё за чистую монету, и я испугался! Такие доверчивые люди, нужно держать себя в руках и следить за языком. Такая власть над людскими умами довольно опасная и тяжёлая вещь.

Через пару месяцев после зимы к нам присоединился Неррут. Случилось это довольно просто. Я совершал обычный рейд на таверну одной деревеньки, что отстоит от нашей обители на три дня пути на запад, точнее там стоит лишь один трактир и дома тех, кто обслуживает почтовую станцию и проезжающих мимо людей. Людям я пить не мешал и от выпивки не отворачивал — мне противно такое насилие над людьми, но я чувствовал, как в моём присутствии люди стараются не напиваться сильно вдрызг, споры не переходят дальше дружеской перепалки, а хозяин не разбавляет пиво. И правильно, собственно, после того случая, когда я взбешённый не джентльменским обхождением одного молодого повесы из зажиточных горожан (куда-то ехал) случайно перерубил мечом стол, за которым я сидел, ни кто в моём присутствии спорить на повышенных тонах не рисковал. Мда, нервишки у меня уже не те, пошаливают. Там то я и встретил Неррута, он пытался вызвать на поединок заезжего дворянчика (видимо, старшего сына, раз фамильный меч был при нём) по поводу того, что Неррут Повази не мог найти приличный повод, а заезжего дворянина не больно-то и заботили такие мелочи как повод для драки. Пока я думал — разнимать их или нет — повод для дуэли нашёлся вполне себе приличный. Дружки заезжего ввалились всею хмельной толпой и решительно наставили свои мечи на моего будущего брата по ордену. Ну, тут уж я не сильно много раздумывал. Я тихонько подошёл к Нерруту, умеренно топая тяжёлыми, подкованными моим добрым знакомым Хамерфолом, берцами. Это тихое вколачивание черепков от разбитых кружек подействовало на зал магически. Тишина опустилась мгновенно. Пьяные дружки приезжего как-то странно быстро протрезвели и уставились теперь на меня, что ж, будет драка. Особенно в последний миг зловеще прозвучал тихий писк хозяина, чтоб разборки устраивали не у него в доме. Лучше всего во дворе. Но последние слова хозяина потонули в слаженных проклятиях пьянчуг.

Было так-то не до проповедей, так как эти беспредельщики кинулись на нас с мечами наголо. И это пятеро на двоих! Фу! Как не стыдно?! Нет, для такого случая мечи не годны! Это не поле брани, а лишь трактирная драка. Такая вот обычная и такой вот баян. Ну, что там описывать? Пользуясь преимуществом в росте, просто огрел пару самых ретивых ребяток табуретом хозяина по голове. Далее я посмотрел на Неррута — тот, орёл, залихватски фехтовал сразу с двумя, правда те двое фехтовали посредственно и чаще мешали друг другу, чем помогали. Третий — тот самый дворянчик, видя, что преимущество в численности оказалось мнимым, решил уйти по-хорошему, то есть, пока не вынесли.

Оставшихся дуэлянтов я озадачил двумя ударами по голове сзади. На возмущённый вопль Неррута, дескать, я его лишил чести и воинской славы, я ответил, что не велика слава зарезать пьяных олухов в захудалой забегаловке по не трезвому поводу. Он как-то сразу осёкся и задумался. Да, как, однако, хорошо стало до всех доходить! Прям, не нарадуюсь на людей!

Потом мрачный Неррут вложил меч свой в ножны, и я понял по его убитому лицу, что не всё так просто. После того как я лично подобрал приличный клинок и вручил его Нерруту (его собственный уже весь был в зазубринах и погнут), он мне рассказал свою историю и свои желания, а именно умереть как герой. Он вовсе не хотел становиться монахом или служкой. На это я ему предложил полный безрадостных дней, состоящих из тяжёлого труда без сна и отдыха, путь воина Света, воина Веры. Так же я его предупредил, что наше братство маленькое и стоит вне закона (прим. внизу), но делает реальные вещи. Хотя единственное реальное дело, до того, которое привело нас в монастырь франкцев, ещё только предстояло, и именно Нерруту суждено было сыграть ведущую роль в этом деле'.

Третья запись в дневнике.

Аннотация к записи: 'Ладно, потом дату впишу'.

'В прошлый раз я остановился на том, как к нам пришёл Неррут, о нашем первом серьёзном деле и о гномах. Да, про гномов я забыл как-то, но ни чего! Чуть позже расскажу.

И так. Брат Неррут сразу же завоевал всеобщую любовь и уважение своей принципиальностью: он обращался с женщинами, простыми селянками, как с равными себе. Это только делает ему честь! Невзгоды, такие как голод, стужа, прохудившаяся крыша над головой его не пугали. Труднее всего было с дисциплиной, внутренним совершенствованием его души и разума! Неррут был (да и остаётся таковым) очень заносчивым молодым человеком. Долгие часы я и дядюшка Снорг посвятили вдалбливанию в его непробиваемую голову простых истин, таких как любовь, всепрощение и, самое главное, смирение своих страстей. Очень важно смирять свои тёмные желания, ибо идут они от нечистой плоти, у которой разума нет, в которой нет души. И это очень важно для воина Креста, который каждый день подвергает себя риску, и плоть его каждый день подвергается опасности и стремиться взять под контроль разум, душу. Это не от лукавого, просто, такими нас создал Он, иначе, во время становления нас, как личностей, когда наш разум ещё не окреп, мы бы не смогли стать взрослыми — просто бы не дожили до зрелого возраста.

Вот такие проповеди я читал ему каждый день. Во время утренних зарядок, разминок во время дневного отдыха, за вечерними разговорами.

На счёт разговоров — каждый вечер, каждый член общины, по желанию, и каждый член братства, обязательно, исповедовался своему другу, или тому, кому он захочет. И тот, кто слушал исповедь должен был выслушать её до конца и не имел права отказать в этом, если у него не было какой-либо личной причины (он мог её не называть).

Вот так у нас формировался устав. Точнее обычаи, которые все исполняли и это здорово.

Вскоре наступила вторая зима моего пребывания в этом мире. И тут я столкнулся с проблемой — тёплого жилья хватало, но вот с защитой от злобных порождений одного сгинувшего волшебника древности у нас не было. Церковь бессовестно пользовалась отчаянным положением местных сервов и грабила их, но была от неё и помощь — она давала защиту от этих порождений хладного мрака. Оставалось только одно: принять бой как есть. То есть с двумя бойцами, одним старичком, чьими молитвами можно, если не многое, то уж хоть что-то то точно, и кучей перепуганных мужиков. Лично я, про себя, уже клял свою самонадеянность — эти люди скоро умрут. Без поддержки Церкви, которая направляла часть божественной манны в свои часовенки и храмы, лютые звери не растеряют и капли своей тёмной мощи и обрушатся на деревеньку всею стаей больших, статных и неумолимых, алчущих крови, бестий. Своими мрачными чувствами я поделился с дядюшкой Сноргом, на это он мне ответил, что способ есть, главное воодушевить народ.

И тогда я открыл в себе редкий по силе талант проповедника. Каждый вечер, после исповедей, я рассказывал селянам, тем, кто к нам присоединился, о своём взгляде на устройство и общества и семьи и мира. Мои вольнодумные речи по началу смущали сервов — как так? Без власти баронов жить? Даже без власти выборных танов? Только самоуправление и объединение по признаку общих верований, ибо именно общая Вера стирает искусственные границы меж людьми, установленные алчными землевладельцами, которым выгодна вражда между народами, ибо это отменный повод объединить сервов, а самим не работать и только воевать, убивать и грабить. Выходит, что светская власть зло. Однако и церковная власть тоже зло, ибо Церковь объединяет лишь малую часть населения мира, а большую часть считает еретиками, которых можно безнаказанно уничтожать и грабить. Что Церковь и делает.

Так сбросим же оковы земных, греховных властей и создадим свой новым мир! В общем, так и проходили мои проповеди. Люди теперь не просто жили и выживали, у них появилась цель! Причём цель не маленькая. Люди потянулись к знаниям и их учили читать и писать. Конечно, ни кто не забывал об угрозе с Севера — мы сложили из обломков старых скал (уже превратившихся в холмы) и древних построек старой империи приличную стену, примерно в полтора роста человека и протянули её вокруг всего холма, на котором стоит наша обитель, вплоть до обрыва. В результате у нас была какая никакая, но стена.

Через неделю грянули жуткие морозы и налетела пурга. Это были первые признаки того, что снежные бестии уже близко, может даже здесь. Эти звери боятся лишь двух вещей — животворного тепла и света. По этому мы как могли ранее запаслись топливом и сделали заготовки для факелов. Смолы, той, что горит, у нас не было, по этому нам пришлось наматывать паклю на палки, закрепляя рыбным клеем. Тоже самое делали и со стрелами.

Их мы не увидели во плоти — эти твари не имели осязаемых тел и первые жертвы пали внезапно и незаметно. Они просто в мгновение замёрзли — из них выпили всё тепло. И тут дядюшка Снорг показал, что он не зря столько времени проводил в чтении молитв, размышляя и совершенствуя самоё себя.

Он вскочил на стену как молодой козлик и начал петь гимн светлого праздника Всепрощения — самого любимого и главного праздника все крестиан (следующих за Крестом). Во время исполнения этого гимна дядюшка Снорг размахивал в такт песни зажжённым факелом и в свете его факела проявлялись морды тварей. У их пастей появлялись огромные белоснежные зубы, слепые морды обзаводились глазами. Они начинали нас видеть, и от этого становились только сильнее, но зато и мы, если не сыграем труса, можем их и ранить и убить. Все сервы подхватили этот радостный гимн и вдругорядь двинулись на внезапно обретшую плоть (и от этого растерявшуюся) стаю холодных зверей. Больше всего звери напоминали волков, но имели только внешнее сходство с благородными воинами севера. В сбившуюся под стеной стаю полетели зажжённые стрелы, а пронзённые ими снежные собаки со страшным воем рассыпались, теряя подобие жизни, что обрели на этот краткий миг, и от этого им ещё больнее было её терять.

Случилось так, что снежные собаки прорвались за стену и начали рвать селян. Мы с Неррутом, командуя отход, пошли прикрывать узкий проход меж двумя каменными хибарами, которые были своеобразным подобием ворот. Сервы, что были плохо вооружены, стрелки и раненные отходили под защиту этих стен, а остальные кольями и горящими факелами отгоняли собак. Видя, как беснуются звери, я понял, что долго селяне не продержаться и надо отводить людей. Своими мыслями я поделился с Неррутом, на что он мне ответил весьма эмоционально и непечатными словами, но общий смысл их был таков — да. И тогда я кинулся с кличем 'ура' вперёд на тварей, активно фехтуя мечом во всех направлениях. Тоже сделал и Неррут, но с другого фланга, этим мы добились того, чего желали — отогнали зверей и дали селянам спокойно уйти за стену, что они и проделали с похвальной расторопностью и выучкой, не забывая оттаскивать раненых и тела павших. Ворот, разумеется, меж двумя хибарами не было. Да и зачем, если только недавно напротив них мы сложили глухую стену? Тогда мы, как два самых хорошо экипированных воина, стали оборонять этот проход.

Пока в меру нашего умения прикрывали друг друга и одновременно нападали сами, дядюшка Снорг не сидел без дела — он организовал хор из тех, кто был в состоянии выдавить хоть одну ноту из своей утробы, и приказал петь хвалебные гимны Господу. Тут я почувствовал, что дышать я стал не как раньше, с присвистом, а ровнее и свободнее, рука крепче стиснула меч, а удары стали точными и неотвратимыми, как в начале боя. Тоже самое почувствовал и Неррут, как он мне сам потом рассказал. Тут я понял, что было самое настоящее благословление, когда сила Добра и Справедливости дарует воину второе дыхание. Оно не творит таких уж явных чудес, но позволяет без последствий для себя многократно снимать усталость и биться, не выдыхаясь, денно и нощно. У шаманов тёмных адептов (я их адаптерами называю) есть заклятие Жажда крови — там из воина выжимаются все соки, но зато он приобретает силу троих и способен творить неимоверные дела, правда после такого он, как человек и как мужчина, уже ни на что не годен. Вот в чём отличие Светлого пути от Тёмного — Светлый путь не предлагает быстрого решение задачи, он тебе позволяет раскрыть свой потенциал на все сто и двигаться туда, куда тебе нужно.

Однако этим благословлением дело не кончилось, я сам, читая молитву 'Сильных Духом', почувствовал, как меня стало пронизывать светлое спокойствие, такое же ощущение у меня было, когда я гнал на мотоцикле — ветер, гладкая дорога и полная свобода. Здесь ощущение было то же самое, но проявлялось оно по-другому — удары мои стали поистине молниеносны и сокрушительны, а Неррут, вдруг запев красивым, высоким голосом гимн праздника Скорби (скорби по погибшим за Веру в Свет) опустил меч, а собаки, взвыв как одна, стали рассыпаться прямо на глазах. В нашем едином порыве: как селян, дядюшки Снорга так и нас — благая сила достигла огромной концентрации, вот снежные твари и стали рассыпаться, перед этим успев завалиться на бок, жалобно скуля. Церковь переправляла на защиту от снежных зверей намоленную силу Веры в форме икон и реликвий, а здесь нам удалось продуцировать ту же силу, но уже в чистом виде — эффект куда лучше и если раньше бестии приходили во плоти и с малыми силами, то теперь они просто рассыпались. Но не все — те, кто стоял достаточно далеко, сумели извернуться и скрыться в ночи. Последних тварей развеял солнечный свет. Погибших было не очень много — три десятка, но для нашей коммуны этот удар мог бы стать роковым, если б не сила духа селян и вера во Всевышнего и воинов его, воинов Креста.

После этого боя если и остались какие-то недомолвки меж нами, то теперь они пропали, как если б их и не было'' (конец цитирования)