Долг жизни. 2 часть. Пёсья верность

Кицу не умел тогда убивать без физического контакта, поэтому труп получился грязный: фонтан крови из неаккуратно разорванного когтями горла залил всю одежду жертвы и обильно напоил землю. Кицу долго потом отмывался в реке. Одежду отмыть удалось. Душу — нет. Да и осталась ли душа у такого мерзкого существа, в которое он превратился.

Кицу собрал тело в нужную позу и приступил к утренней медитации. Вдох-выдох, вдох-выдох. Бледное лицо подростка начало расплываться. Кицу, было, уже успокоился, радуясь тому, как быстро отступил его извечный кошмар, однако сегодня всё пошло не так. Из светового пятна, появилось новое лицо: Лиза. Она с укоризной смотрела на своего убийцу.

— Как ты мог? Я любила тебя!

Кицу задышал глубже и реже. Он старался оттягивать до последнего каждый вдох, пока не начал ощущать легкое удушье.

— Ты убил меня! — лицо Лизы стало более прозрачным. Изо рта вылетело серое зловонное облачко, похожее на дым сигареты. Дым рассеялся. Вот уже не Лиза, а Кася открыла рот в крике:

— Меня ты тоже убьешь? Убьешь?!

Её голос ударил по ушам так сильно, что к горлу подступила тошнота.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Кася раздернула шторы на кухне. Каждое утро для пернатых гостей была приготовлена мисочка, до краёв заполненная семечками. В первый год после приезда Кицу соорудил маленькую красивую кормушку, и Кася с удовольствием заботилась о птицах. Пернатые создания, привыкшие к определенному распорядку, слетались в ожидании специально покупаемых для них зерен и подсушенных хлебных крошек. Но уже несколько дней подряд Кася замечала, что птички не ждут её появления, а зерна в кормушке нетронуты. Сегодня на снегу снова отпечатался след крупной птицы. Возможно, возле дома обосновался какой-то хищник и птички боятся. Жаль, наблюдать за ними было интересно, почти так же, как за аквариумными рыбками. Рыбки в их доме не завелись, не завелись и комнатные цветы. Мама и работа занимали почти всё свободное время.

Кася уже интересовалась у Кицу, что за монстр топает по подоконнику, однако, тот глянув на четкие следы, размером с её ладонь, только растерянно пожал плечами и заявил, что орнитолог из него никуда не годный, может крупный сокол или ещё кто оголодавший в город залетел. Кася сомневалась, что это сокол, она почему-то представляла отпечатки его пальцев более широкими. А эти были прямые, длинные и относительно длины тонкие. Но дел было много и помимо выяснения личности нежданного гостя. Кася только надеялась, что никогда не обнаружит на подоконнике убитую маленькую птичку.

Взгляд зацепился за что-то красное. На белом пластике лежали цветы. Алые. Сразу вспомнился алый бутон в пальцах Веррина.

— Веселитесь девушки.

— Веселимся, — чуть слышно ответила сама себе Кася и отвернулась.

Цветы не отпускали. Цветы умоляли не бросать их здесь. Им было холодно. Цветы требовали любования. Кася задрожала.

Вода заполнила кувшин из прозрачного голубоватого стекла наполовину. Ведьма не могла объяснить, зачем решила позаботиться о находке. Маки. Маки принес демон. Первый порыв: изломать, изрезать на удивление влажные свежие стебли и сунуть букет в мусорное ведро. Алые лепестки шелковистые, нежные коснулись ладони. Цветы доверчиво прижались к руке, признавая право, вершить над ними суд. Гильотина щелкнула возле их голов. Кася отшвырнула не пригодившиеся ножницы для разделки птицы обратно в ящик и достала с верхней полки комода вазу с узким горлом...Мама любила маки.

Этим утром дверей стало ровно столько, сколько и было всегда: заклинание, отгораживающее комнату матери от остального мира, удалось прочитать: руническая вязь плотно оплела косяк. Кася провела над начертанием пальцами, старательно запоминая символы. Удивительное дело: она четко видела отдельные знаки из вязанок, хотя не понимала значение каждого знака. Постояв возле двери, Кася так и не решилась заглянуть внутрь — привычка во всем слушаться мать перевесила стремление переступить порог комнаты.

Кицу так и обнаружил Касю, возле букета цветов на полу в коридоре. Привалившись к стене спиной и вытянув ноги, она гипнотизировала сердцевины маков. Оборотень устроился напротив и тоже уставился на цветы.

— Кицу я не знаю, как дальше жить, — оборотень внимательно посмотрел на Касю. То как она заговорила, встревожило: слишком много тоски, слишком много отчаяния, слишком много грусти. Всего слишком много. Кицу обратил внимание, что аккуратные маленькие пальчики на босых ногах ведьмы поджались, будто стремились оказаться подальше от безобидного на вид растения.

— Ты просто боишься, — осторожно сказал он. Пытаясь снять излишек эмоций, потихоньку переместился к Касе поближе.

— Да, боюсь, — признала она. Кася не возражала, что Кицу оказался совсем рядом, возможно, попросту не заметила. Её глаза лихорадочно поблескивали в полумраке. — Знаешь, я боюсь спать, когда Она, — Кася коротким нервным движением мотнула головой, показывая за спину, — лежит...там...одна.

Кицу недоуменно нахмурился, никак не мог сообразить, о ком толкует Кася. Грустно улыбнувшись, она провела рукой перед его лицом. Волна тепла мягко коснулась кожи. Кицу даже не перешел на иное восприятие, как с изумлением увидел появившуюся из стены дверь. Сначала пропечатался контур косяка и ручка, затем дверное полотно. Кицу не отрывался от проступающих узоров, вслед за ними возвращались воспоминания.

— Сафи, — выдохнул он, замолчал и минут пять ничего не говорил, только чуть шевелил губами. Затем, резко повернувшись, выпалил: — Как тебе удалось обойти заклинание Аманты?!

— Я научилась видеть дверь, — это так просто, — Кася горько рассмеялась. — Теперь я всё помню. Лучше бы я забыла. Это так тяжело, Кицу.

— Пройдет, — оборотень постарался успокоить дрожащую девушку. Он прижал её груди и принялся едва заметно баюкать. Попутно Кицу вытягивал из нее негативную энергию.

— Тук-тук, — ровно билось его сердце. Кася всхлипывала, прижавшись к единственному, оставшемуся у неё родному человеку. Она слушала мерный отсчет, глухие удары в клетке из крепких ребер. Прозрачная капля повисла на опущенных светлых ресницах, немного поколебалась и сорвалась вниз — на рубашке расползлось маленькое пятнышко. Кицу неощутимо для Каси поцеловал её волосы. Она продолжала плакать.

— Тук-тук, тук-тук, — ритм ускорился. Кицу зажмурился, прижался губами к Касиному виску. Ноздри оборотня расширились, втягивая нежный аромат цветочных духов. Сердце ведьмы перестало бешено стучать.

— Ты меня опять успокаиваешь, — Кася провела указательным пальцем по груди Кицу, обводя пятна, оставленные слезами. Оборотень задержал дыхание.

— Извини, само собой выходит, ничего не могу с собой поделать, — он не выглядел виноватым. — Хочешь, пойдем её проведаем?

— Она же запретила.

— Мы только заглянем в комнату и всё.

— Я не могу, Кицу, ноги не слушаются.

— Я тебя отнесу.

Кицу подхватил Касю на руки и легко поднялся. Его пальцы сомкнулись на позолоченном кругляше, замок щелкнул, однако дверь не открылась. Выскользнув из рук Кицу, Кася изучала тёмно-ореховую преграду: ладони слегка касались полированной древесины. Кася уткнулась лбом в дверь. Кицу обеспокоенно нахмурился. — Подумать только, лишь тонкая преграда отделяет меня от ..., — Кася всхлипнула, — от ...неё, а я не могу войти. Тут такая вязь заклинаний густая, и, мне кажется, — Кася прислушалась, — она не хочет, чтобы мы входили.

— Кто она, Аманта?

— Нет, мама. Стоит и пальцем грозит, мол, я же запретила, а вы лезете.

Кицу осторожно опустил вниз руки Каси, развернул её лицом к себе и спросил:

— Что с тобой происходит, твоя аура хаотично меняет цвет?

Кася пожала плечами.

— Я на днях видела странный сон, — сказала она задумчиво.

— Расскажи, — попросил Кицу. Он повел Касю прочь от источника её нервозности, следя через плечо за реакцией. Кася не сопротивлялась.

— Помнишь место, где раньше стоял старый бабушкин дом среди сосен?

Кицу чуть поразмышлял, но, сообразив, о чём идет речь, кивнул. Кася мечтательно улыбнулась:

— Воздух такой чудесный: пахнет свежестью, соснами и цветами...

Кицу удивленно посмотрел на нее:

— Тебе что, летний пейзаж привиделся?

От раздраженного взгляда Кицу счел за лучшее помолчать и не сбивать рассказчицу. Кася не спешила продолжать.

— Кась, что там с твоим сном? — напомнил он.

— Я не сказала?

Кицу покачал головой.

— Тогда слушай. Я была у бабушки дома в её старом деревянном доме на берегу реки, там сосновый лес, река, огромное цветочное поле на берегу. Лето, солнце, бабочки. И бабушка мне так обрадовалась. Она не показалась мне, но я знаю, что со мной говорила она. Просто я пока не могу её увидеть.

— Кася, это сон. Хочешь, мы туда съездим?

— Куда съездим?! — Кася вырвала руку. — Дома нет уже давно, я там последний раз была в 10 лет. После этого, да что тебе объяснять, сам ведь с нами ездил пару лет назад на это место мясо жарить. Мы с мамой тебе рассказывали и показывали, где какие постройки были.

— Ты вообще к чему мне всё это рассказываешь?

— Как к чему? — из голубых глаз девушки плеснуло раздражение. — В сон я попала, Когда проснулась, на мне оказалось платье точь-в-точь, как во сне.

— Какое платье?

— Это.

Касин домашний комплект из спортивных штанов и футболки превратился в шёлковое платье.

— Разыгрываешь меня?

— Вот ещё, — отмахнулась Кася. Посмотрев под ноги, ахнула: ещё бы один шаг и маки бы упали. Она наклонилась и крепко вцепилась в вазу, словно Кицу мог решить отобрать её. Касино настроение снова изменилось: девушка пританцовывала на месте и напевала незамысловатый мотивчик. Такие резкие перепады настроения обеспокоили Кицу уже всерьёз. Закончив петь, Кася опять успокоилась, она витала где-то в своих мыслях, и безмятежно улыбалась.

— У меня от тебя уже голова кругом идет. Может погулять тебя сводить?

— Сон хороший, — Кася понюхала цветы. — Я верю снам, Кицу.

— Если это всё не шутка, то не ходи по снам одна. Слышишь? Это может быть опасно, — Кицу крепко обнял и слегка встряхнул её, стараясь вернуть рассудительную подругу.

— Не тряси меня! Что за дикая привычка у тебя появилась?! — Кася ощутимо наступила Кицу на ногу. Оборотень не обратил на эту грубость никакого внимания. Он держал крепко — не вырваться.

— Не ходи по снам, — Кицу был слишком озабочен. Кася заразилась его серьезностью.

— Как не ходить? Я сон не контролирую, — забеспокоилась она.

— Меня зови мысленно. Обещаешь? — тёмно-карие глаза друга совершенно некстати напомнили об уничтоженном накануне запасе сладостей. Касины щеки порозовели.

Ответное обещание слишком легко сорвалось с её губ, чтобы Кицу в него поверил. Если рассказанное Касей, правда, то защищать её становиться с каждым днем всё сложнее и сложнее. Оставалась надеяться на благоразумие подруги, в крайнем случае, медальон должен послать сигнал бедствия. Кицу порадовался тому, что угадал с подарком: Кася носила, понравившиеся ей вещи не снимая. Золотая голова собачки подмигнула бриллиантовым глазом. Лучше было бы сделать подвеску из серебра, но оборотень знал — Кася белый металл не любит, воспринимает только золото. Ничего, со временем научиться разбираться в подходящих для разных случаев сплавах и камнях. Если это время останется.

Кицу пытался отобрать злосчастный букет. Кася не хотела разжимать пальцы. Оборотень зашипел, еле сдержав ругательство.

— Я знаю, что это за цветы, — Кася избегала встречаться глазами. Её внимание было приковано к чёрным сердцевинам.

— Я тоже знаю, — осторожно заметил Кицу.

— И? — натянуто улыбнулась она, оторвавшись от созерцания маков.

— Почему я от них не избавился? — переспросил Кицу. Кася кивнула. — Сначала Сафи не желала их выбрасывать. Потом я их попросту не видел. А теперь..., — Кицу усмехнулся половиной рта, — незачем: твоя мама любила маки.

Уже за столом после выпитой горячей кружки Касю заполнило чувство некоторой апатии — подвернувшееся под щёку плечо друга оказалось намного удобнее подушки. Уже совершенно не хотелось немедленно пытаться взломать непокорную дверь. Только желание подремать в уголочке накатывало усиливающимися с каждой минутой волнами. Кася прикрыла глаза и провалилась в сон. Кицу обнял её одной рукой и устроил светловолосую голову на своей груди. Он долго сидел, поглаживая непокорный локон, который полностью высвободился из бархатной резинки. Только убедившись, что Кася спит очень крепко, решился отнести её в спальню. Не просыпаясь, Кася сразу же обняла подушку и произнесла:

— Кицу.

Кицу прислушался, но ничего необычного не услышал. Он поборол желание прилечь рядом. Объяснить, как он оказался в её спальне, будет непросто, да и зверь может опять расшалиться. Кицу не доверял адскому существу. Себе он доверял ещё меньше. Тем более что Хозяйский запрет на неприкосновенность девушки уже снят. Данное слово следовало сдержать любой ценой. Кицу абсолютно бесшумно развернулся всем телом и отправился в свою берлогу. Ему надо заснуть, чтобы проследить за снами подруги. Прочувствовав метания человека, пёс довольно ощерился: "хозяин слаб, хозяин скоро сдастся перед своими желаниями".

Гудок паровоза. Усиливающийся шум колес, переходящий в грохот. Кася отступила на всякий случай подальше от края платформы. Состав промчался мимо так быстро, что определить его цвет не удалось.

Она не думала о бабушке, когда засыпала. Она вообще ни о чем не думала. Но, раз уж сон снова привел на знакомый перрон, то почему бы не навестить родного человека. Кася зашагала к будке билетера. Предостережение Кицу казалось чрезмерным беспокойством. Что может произойти в обычном сне?

Здесь и сейчас было, должно быть, лето. Пустынный перрон изнывал от жары. Асфальт плавился видимой дымкой, мягко пружинил под ногами, тянулся вслед за домашними тапками вязкими нитями битума. Во все стороны от станции, подобно огромному озеру разлилось цветочное поле. Волны ветра разбивались об одинокий островок станции. Кася ощутила себя маленькой песчинкой, затерявшейся на чёрно-белых просторах. Ей стало не по себе. Лишенный красок пейзаж угнетал. Серое. Чёрное. Белое...Кася повернулась в одну сторону, в другую. Снова: белое, чёрное, серое. Отчаянно захотелось узреть хотя бы один яркий кусочек. Алое. Ещё и ещё. Бутоны раскрывались, услышав молчаливую мольбу. Маки опять маки. Они и во сне преследовали её. Их головки вытянулись на своих тонких ножках, будто стремились рассмотреть ближе того, кто ждет поезд. Из каждой черной сердцевины выглянули тычинки, они слепились в один единый отросток, увенчанный настоящим глазом. Целая поляна глаз уставилась на Касю.

— Поезд, где же поезд? — в отчаянии подумала она, озираясь по сторонам.

На двери кассы скрипел, качаясь на цепи, тяжелый замок. Ни объявлений, ни таблички с графиком работы. Только пустое закрытое дощатыми створками окно. Очередная стрела пролетела, не сбавляя скорость. Следом за ней ушел свет. Темнота колпаком накрыла станцию.

Фонари вдоль платформы зажглись все разом. В черноте поля моргали белками глаза. То тут, то там загорались маленькие парные светлячки. Кася кожей чувствовала их следящие взгляды. Тень пронеслась над головой. За ней ещё одна. Что-то коснулось колена. Кася взвизгнула и отдернула ногу. Полупрозрачные щупальца коснулись её. Вместо пальцев или присосок шевелились лапки многоножки: загнутые, острые, мерзкие.