| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Во, Сашка, — обрадовался дед. — Ты не видел мои очки?
Беда у него с теми очками. Вечно поднимет на лоб, да там и забудет. Я, понятное дело, в очередной раз подсказал, а он нет, чтобы обрадоваться, на меня же еще и наехал:
— Ты что это тут стоишь? Болеть это тоже работа. И делать её нужно, как положено, по уставу. Уж коли назначил тебе старшина постельный режим, значит, постельный режим. Лежи и болей. Скажи бабушке, что скоро приду.
Пользуясь случаем, спрашиваю:
— Ты не мог бы достать с чердака мой велосипед?
— Хэх! — возмущается дед. — Кому что, а барыне зонтик! Зачем тебе? Добро на говно? Это ж подарок!
— Он все равно не ездит, и запчастей нет. Да и вырос я из него.
— Тако-ое!
Велосипед "Школьник" купил мне отец. Я успел покататься на нём не больше недели. За первую же провинность, мать его забрала и куда-то спрятала, чтоб не отсвечивал. Слишком уж я прикипел к своему приметному велику вызывающе красного цвета. Он был для меня, как живой. На рытвинах и ухабах, отзывался прерывистым гомоном под крышкой звонка и звонким переполохом в сумочке с инструментарием, которую отец почему-то называл "бардачком".
Я проверил сарай и квартиру. Слазил на шифоньер, но нашел там только коробку от настольной игры "Зверобой". Только через неделю догадался поднять сидение большого кожаного дивана. Там он и лежал, потускневший, притихший, с рулём, свернутым набок. Я чуть ни заплакал. Было такое состояние, будто в душе разболелся зуб.
Ближе к началу лета, к дому подъехала бортовая машина. Верней, не к самому дому, а к деревянному спуску, ведущему на нашу террасу. Там все дома стоят на гигантских полках. Чтобы, к примеру, попасть в мою школу, нужно подняться через уровень вверх. В лес, за грибами и черемшой, чуть выше. А чтобы сходить в кино, или на каток к матросскому клубу — спуститься на ступень от дороги. Так что машина стояла немного внизу. Деловитые грузчики выносили из нашей квартиры стулья, столы, кровати, деревянные ящики с посудой, книгами и бельём. В последнюю очередь, из-под дивана достали велосипед. Его поставили к заднему борту, так и не выровняв руль. Всё увезли в порт для погрузки в контейнер. Так я узнал, что скоро мы уезжаем.
Что там случилось со "Школьником" за время долгой разлуки, этого не скажу, только он перестал ездить. Педали прокручиваются,
а цепь и большая звёздочка на месте стоят. Дед что-то откручивал, разбирал, искал в магазинах запчасти, но к жизни велосипед не вернул. Убрал его на чердак до лучших времен, к вящей радости бабушки. Она не любила кричащего красного цвета ни в вещах, ни в одежде. Говорила частенько, что только дурак красному рад.
— Вы еще здесь?! — легка на помине.
Как же мне хотелось посидеть за общим столом! Но бабушка неумолима. Компресс, градусник, и под лоскутное одеяло, болеть до победы. К чаю, она принесла кусок пирога "с сушкой". В дни моей старости, такие пекла только бабушка Зоя, вдова дядьки Ваньки Погребняка, последняя с нашей улицы, пережившая голод двадцать первого года. Бог ей даровал долгую жизнь.
Люди того поколения бережно относились ко всему, что дарила природа. Абрикосы, груши, яблоки, жердела не сгнивали на земле под деревьями. Всё, что не шло на варенье, вареники и закатки, сушилось впрок на щитах из дранки под лучами летнего солнца. Зимой, весной и в начале лета из этой вот, "сушки" готовился, так называемый, взвар — тот же самый компот, только без добавления сахара. Напиток был кисло-сладким, насыщенным и очень приятным на вкус. Когда "юшка" спивалась, "гущу" процеживали, пропускали через мясорубку, добавляли сахар и использовали в качестве начинки для пирога.
После завтрака бабушка ушла в магазин, за хлебом и молоком. С началом моей болезни, забот у нее прибыло. Дед работал за верстаком. Он тогда уже думал о пристройке двух комнат и загодя заготавливал материал для коробок, дверей и оконных блоков. А может, уже стакнулся с Петром со смолы и формы для плитки — дело уже совсем недалекого будущего. Спросил его, кстати, указав на доску: мол, что это будет? А он: "Будешь много знать — скоро состаришься".
До десяти часов я помирал от скуки. Несло от меня, как от запойного алкаша. Ни водки, ни самогона в хозяйстве у бабушки не нашлось и она использовала для компресса лекарственный эксклюзив от Екатерины Пимовны. Легкий запах степного покоса, глушил на корню застарелый бакш тройного одеколона.
С солнечной стороны ставни были прикрыты, но все равно в комнате было жарко. Это раздражало не меньше. К тому же, по радио шла передача "Запомните песню". С выбором материала, редактор мне тоже не угодил. Разучивался хит пионерского детства всего нашего поколения "Гайдар шагает впереди", звёздной пары Пахмутова — Добронравов.
— Приготовили бумагу и карандаш? — тоном массовика-затейника спросил диктор. — Запишем первый куплет...
И медленно продиктовал слово за словом, как наша Надежда Ивановна.
Вот такая бодяга на целых двадцать минут. По задумке авторов передачи, я тоже должен был подпевать:
"Если вновь тучи надвинутся грозные,
Выйдут Тимуры — ребята и взрослые...
Каждый готов до победы идти.
Гайдар шагает впереди!"
Не пелось. И горло болело, и возраст не тот, и слова я давно уже знаю и, даже, мотив смог бы наиграть на гитаре. Эта песня была отрядной в том самом 6-м "Б", куда записали Витьку Григорьева и, возможно, приплюсуют меня. Все пионеры того времени, пели её от чистого сердца, зачитывались "Судьбой барабанщика", "Дальними странами", искренне чтили имя Гайдара. Но когда припекло, все дружно сказали "пас". Да и сам бы Тимур Аркадьевич вряд ли куда-нибудь вышел.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
