Морская Львица

— Действительно, грустно, — согласно кивнул Магнуссен. — Это и всех англичан касается. Мы должны были сражаться на одной стороне против социалистов и либералов, а вместо этого... о чем я вам рассказываю.

— Следующий тост! — поспешил сменить тему Браге, угадавший настроение товарища. — За другого из наших доблестных союзников! Отважного аса, грозы небес и плутократов, охотника на львов и властелина Черной Африки! За нашего дорогого Макса, за Желтого Барона!

— УРА! УРА! УРА!

— Между прочим, почему Желтый Барон? — спросил Вестерлинг, когда бокалы опустели.

— Красный Барон уже был, Черный Барон тоже, — пожал плечами остафриканец. — Должен же я был чем-то от них отличаться?

— А ты знаешь, что у англичан означает желтый цвет? — фыркнула Дюймовочка.

— Не у англичан, а у американцев, — присоединился к ней Браге. — Разница невелика, конечно.

-???

— Трусишка! — одновременно ответили Дюймовочка и Оловянный Солдатик и расхохотались.

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — недовольно проворчал штурмбаннкайзер. — Они бегут на всех фронтах — ну и кто здесь трусишка? Самое время для реформы английского языка. Теперь они будут относиться к желтому цвету иначе, совсем по-другому. Они научатся уважать желтый цвет!

— За это следует немедленно выпить!!!

A bundle of money won't make you feel gay

A sweet little honey is making me say

I'm sitting on top of the world

just rolling along

just rolling along

— К черту Киплинга! — решительно объявил Браге. — Вот, Фамке тоже кое-что может! Давай, Фамке!

— Во-первых, не надо было подглядывать в мой дневник, — нахмурилась люггер-капитан ван дер Бумен. — Во-вторых, я даже не собираюсь...

— ПРОСИМ! ПРОСИМ! ПРОСИМ!

— Ну, хорошо, — сдалась Дюймовочка и как следует откашлялась. Браге поспешно поднес ей еще один бокал — для храбрости. Она не отказалась. Забралась на табуретку, как первоклассница, и откашлялась еще раз.

— Все заткнулись! — рявкнул Оловянный Солдатик, но это было ни к чему — все гости и так молчали, готовые внимать.

"...Лишь занялся рассвет Творенья,

Как тени из времен Тумана

Мы вышли — с гордым устремленьем

Пройти путями великанов.

Мы были первыми, и взоры

Нам не темнили шоры Знанья.

На Светом залитых просторах,

Открытых юному дерзанью..."

Слова нанизаны на провод,

Стихи надменны и красивы —

Так говорил писатель Говард,

Но он не знал альтернативы!

В церквах гласят о Божьей каре:

— Что не разрушено Камбизом,

Придя на пламенном драккаре,

Разрушат викинги и фризы!

Напрасно янки с нами спорят,

Напрасно нам грозят ленд-лизом!

Мы — волки Северного Моря,

Недаром мы зовемся фризы!

Мы сотни лет, как спорим с бризом —

По праву, нам Всевышним данном,

Мы — даны, норманны и фризы!

Мы — властелины океанов!

Где все, кто нам бросали вызов?

Где прежде царственные бритты?

Погибли под мечами фризов!

Погибли — и уже забыты!

Нам не страшны Судьбы капризы,

Своей судьбой мы правим сами!

И станет скотт — собакой фризов,

И саксы — нашими рабами!

Дрожат — и смерды, и маркизы —

В Европе, Африке, Китае,

Потомки норманнов и фризов

Одно оружие сжимают!

(В оригинале, разумеется, никаких норманнов и данов не было. Но почему бы лишний раз не порадовать союзников?)

— За это надо немедленно выпить!!! — завопил на этот раз Магнуссен, сопровождаемый бурными аплодисментами, криками "КАЙЗЕР БАНЗАЙ!" и попытками добросить Дюймовочку до потолка.

— Что здесь происходит? — среди всеобщего веселья прозвучал новый голос. На него не сразу обратили внимание, поэтому голос прозвучал снова. — ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?!

Мало-помалу в зале воцарилась тишина и взгляды всех присутствующих обратились к входной двери. Но пороге стояли новые гости. Судя по униформе, нашивкам и выражению лиц — ночной патруль. Один офицер-исландец и пять солдат-эскимосов.

— А вот и наши угрюмые дикари!!! — радостно завопил Браге. — Наполовину люди, наполовину бесы! Добро пожаловать! Давайте к нам, выпивки на всех хватит! Кстати, за это надо немедленно выпить!

— Что здесь происходит? — в третий раз повторил исландец.

— Все в порядке, капитан, — Магнуссен попытался подняться на ноги и ему это даже удалось. — У нас тут небольшой юбилей, то есть не юбилей.

Командир патруля окинул взглядом полупустой бар — сначала провел глазами слева направо, потом справа налево. Затем откашлялся.

— Дамы и господа, вы нарушаете общественный порядок в зоне особого режима. Немедленно покиньте это заведение и возвращайтесь к месту своей постоянной дислокации. В этом случае я обещаю не выдвигать против вас обвинений.

— Что ты себе позволяешь, исландская деревенщина?! — взревел Браге, с которого мигом слетело всякое добродушие. — Овцетрах гребаный, ты вообще понимаешь, с кем разговариваешь?!

— Попридержите язык, герр капитан, иначе... — исландец не договорил. Похоже, Фамке выпила на один бокал больше, чем нужно, а также взлетела к потолку на один раз больше, чем нужно — потому что именно в этот самый момент она перегнулась через стол и опорожнила свой желудок прямо на мундир Желтого Барона. Тот, впрочем, никак не отреагировал — старина Макс отключился еще четверть бутылки назад. Магнуссен, в свою очередь, сделал из этого происшествия на первый взгляд логичный, хотя и спорный вывод. Его глаза немного повращались в орбитах и наконец-то сфокусировались на бармене.

— Шотландский пес, ты ее отравил, — прохрипел Эльфийский Принц и принялся расстегивать кобуру.

— Клянусь Святым Патриком, я не виноват!!! — завопил несчастный шотландец. — Это отличный виски, лучший во всем городе! Вот, я прямо на ваших глазах допью бутылку!!!

— Отличная мысль, — неожиданно легко согласился Магнуссен. — Пей. И эту тоже. И эту.

— Черт побери, за это надо немедленно выпить!!! — возопил Браге, мгновенно забывший о своей перепалке с патрульным офицером. — И кто-нибудь, ради всех демонов, смените уже пластинку!!!

Keep all of your fortunes

Keep all of your fame

I just found a sweetie

Who's changing her name

I'm sitting on top of the world

just rolling along

just rolling along

Капитан-исландец вздохнул и повернулся к своим солдатам:

— Подгоните машину. И начинайте вытаскивать этих алкоголиков по одному.

Эскимосам удалось вытащить двоих. Третьим оказался Браге. Один из эскимосов тут же рухнул на пол, усыпанный обломками табуретки. Потом в ход пошли бутылки и подносы. Совместными усилиями отважным офицерам Арийского Пакта удалось вытеснить патрульных за дверь. Почти затоптанный исландец кричал своим солдатам, чтобы они не смели пускать в ход оружие. Но эскимосы не растерялись и принялись лепить снежки. Новая игра пришлась всем по душе, кроме Желтого Барона. Наконец-то очнувшийся остафриканец снежки лепить не умел. Поэтому он сел прямо в сугроб и попытался почистить свой мундир. Он где-то читал, что снег идеально для этого подходит.

Всеми забытый бармен спрятался за стойкой. По его щекам текли слезы.

Добрый шотландец плакал.

Он оплакивал свой бар, он оплакивал свои запасы виски, он оплакивал свою лицензию. Но пуще всего он оплакивал свой флаг, свою свободу, свою родину.

Свою Шотландию.

I'm sitting on top of the world,

Just rolling along

Just rolling along

I'm quitting the blues of the world

Just singing a song

Just singing a song

Эпизод 3-й. Молот Лягушатников!

* * *

— Разрешите, товарищ комиссар?

— В чем дело? — Эрнесто-Рауль-Хосе-Мария-Эль-Сид-Кампеадор-Гонсалес, комиссар 11-го полка тяжелого оружия 3-й пехотной дивизии Особой Гасконской Армии Единого Народного Фронта, приоткрыл правый глаз, крайне недовольный тем фактом, что его оторвали от воспоминаний и размышлений.

— Мы схватили вражеского летчика, — доложил молоденький "пуалю". — Как прикажете с ним поступить?

— Болваны, — беззлобно выругался товарищ комиссар. — Так и быть, ведите его сюда. Хоть какое-то развлечение...

Французик на мгновение скрылся в коридоре, но тут же вернулся, сопровождаемый двумя товарищами и пленным пилотом в черном комбинезоне Люхтмахта. Как низко пали оранжисты, презрительно усмехнулся комиссар, коротышка какой-то... Пленник тем временем снял фуражку и отряхнулся. Товарищ Гонсалес не выдержал открывшегося ему зрелища и зажмурился. На какое-то мгновение комиссару показалось, что он ослеп. Но только на мгновение. Эрнесто осторожно приоткрыл свой верный правый глаз. Снова закрыл и приподнял левое веко. Глаза не противоречили друг другу. Да это же девчонка. Рыжая девчонка. Совсем сопливая. Сюрреализм какой-то. А товарищ комиссар знал толк в сюрреализме, хотя и считал его мелкобуржуазным пережитком, подлежащим мягкому, но решительному искоренению. Ну что ж, главное — не подавать вида, что ты удивлен! Девчонка так девчонка. Эка невидаль. Гонсалес нахмурился и натянул на лицо одну из самых строгих своих масок.

— Спасибо, сержант, вы можете идти. Я сам допрошу... нашего гостя.

— Но, товарищ комиссар... — подчиненные были так предсказуемы. Конечно, они всего лишь заботились о безопасности своего комиссара. — Пленник безоружен, но быть может, одному из нас стоит остаться. Кто знает, на что способен этот фанатик...

В другое время комиссар мог бы произнести длинную речь о том, чем надо рисковать и жертвовать ради победы и Единого Народного Фронта. Но не сегодня.

— Вон, я сказал!

Французы немедленно испарились. Комиссар и пленный оранжист остались наедине.

— Прошу вас, садитесь, — Эрнесто указал на табуретку, торчавшую в центре кабинета как раз для таких случаев. — Вы ведь понимаете по-французски?

— Разумеется, — кивнула рыжая ведьма и мигом взгромоздилась на табурет. — Это ведь один из наших государственных языков.

— Белголландка, — удовлетворенно кивнул комиссар. — Но к нам в плен попадают не только белголландцы, но и всевозможные иностранные наемники, от немцев до шотландцев. Эти даже своего собственного языка не знают. Итак... — Гонсалес напустил на себя важный вид и придвинул одну из лежавших на столе тетрадок. Школьных тетрадок — именно в опустевшей католической школе разместился штаб 11-го полка тяжелого оружия 3-й пехотной дивизии Особой Гасконской Армии. — В соотствествии с положениями Женевской, Гаагской, Бразильской и прочих конвенций об обращении с военнопленными, я должен вас допросить и...

— Мы не признаем Бразильскую конвенцию, — немедленно вскинулась пленница. Рыжая ведьма. Рыжая голубоглазая ведьма. Опасное сочетание... Эрнесто поспешно отогнал прочь неуместные мысли.

— Я знал, что вы это скажете, — кивнул комиссар и хитро улыбнулся. — Тем хуже для вас. Но довольно. Ваше имя, звание, личный номер?

— Люггер-капитан Фамке ван дер Бумен, 6478478, — небрежно поведала собеседница.

— Вандерву... Вы не могли бы повторить? — поморщился Гонсалес. Как истинный сын испанского народа, он терпеть не мог голландские имена. Слишком неприятные воспоминания были с ними связаны.

— Ван-дер-Бу-мен, — произнесла она по слогам и с нескрываемой издевкой. — 6-4-7-8-4-7-8. Нет, это не номер телефона, — добавила подлая оранжистка и хихикнула.

— В каком подразделении вы служите? Имя или номер дивизии, полка, эскадрильи? — продолжал комиссар, пытаясь сохранять невозмутимость. Кажется, она пытается вывести его из себя!

— Я не обязана отвечать на этот вопрос, — пожала плечами пленница.

— Как я уже сказал, тем хуже для вас, — снова улыбнулся Эрнесто. — Можете не утруждать себя. Эта нашивка на вашем комбинезоне — она мне знакома. "Haasts Arends", "Орлы Хааста" — я правильно произношу это название? Укомплектована из уроженцев Новой Зеландии и Нового Южного Египта...

— Юголландии, — прошипела рыжая ведьма.

"Ага, мне удалось задеть ее за живое!"

— ...Нового Южного Египта, — невозмутимо повторил комиссар. — Войну встретили на Тихом океане. Переброшены в Европу около года назад, участвовали в битве за Британию и Францию. Палачи Манилы, Сингапура, Ханоя, Парижа, Лондона, Манчестера и Ливерпуля. Элитный отряд кровавых убийц, цепные псы оранжизма, наймиты международного детерминизма и фатализма. Я все, все про вас знаю! — неожиданно взревел товарищ Гонсалес. — Вы носите униформу черного ордена военных преступников! Вам есть что сказать в свое оправдание?!

— Je vous demande pardon? — недоуменно замигала пленница.

— Так я и знал, — решительно закивал Эрнесто. — Вам нечего сказать. Пора кончать с этим. — Комиссар повысил голос. — Люггер-капитан Фамке ван дер Бумен! Именем свободных народов Европы и властью, данной мне Единым Народным Фронтом, за многочисленные преступления против мира и человечества, я приговариваю вас к высшей мере наказания — смертной казни. Приговор будет приведен в исполнение в ближайшие двадцать четыре часа. Приговор окончательный и не подлежит обжалованию. У вас есть какие-то особые пожелания, последние просьбы перед тем, как приговор будет приведен в исполнение?

— Fuck Me Jesus, — сказала смертница. — Прошу прощения, я только что из Англии...

Могла бы и не говорить. Еще один мерзкий и гнусный язык, оскорбляющий слух истинного испанца! Мудрено было не узнать.

— Я даже не спрашиваю, где мои адвокаты и присяжные, — продолжала она, — было бы странно ожидать иного от вашего кенгуриного правосудия...

— Нет, позвольте! — перебил ее комиссар. — Это ваше правосудие — кенгуриное! Тем более что прибыли вы к нам с родины кенгуру!

— ...но я рассчитывала, что вы хотя бы будете меня пытать, чтобы выведать все наши военные тайны и секретные планы... — добавила вражеская летчица и почему-то облизнулась.

— Мы не пытаем пленников! — вспыхнул товарищ Гонсалес. — Все это наглая и бессовестная ложь оранжистской пропаганды! Мы уничтожаем своих врагов, мы желаем им смерти, но нам не нужны их страдания! Тот, кто сам однажды страдал, никогда не позволит страдать другому!!!

— Вы действительно в это верите? — люггер-капитан ван дер Бумен снова облизнулась.

— Зачем вас пытать? — продолжал комиссар. — Чтобы услышать очередную порцию вашей наглой лжи? Как я уже сказал, мы и так все про вас знаем. Нам известны номера ваших полков, численность ваших самолетов, ТТХ ваших новейших машин, имена командиров и даже координаты вашего ледяного аэродрома в Бискайском заливе, по которому в самое ближайшее время будет нанесен беспощадный и неотвратимый удар решительного возмездия! — Гонсалес схватил со стола колокольчик — обычный школьный колокольчик, который можно услышать в конце урока — и принялся изо всех сил размахивать им. На пороге немедленно выросли пресловутые "пуалю".

— Бросьте ее в подвал, — приказал комиссар. — Мы расстреляем ее завтра на рассвете.

— Надеюсь, мне полагается последний ужин? — усмехнулась она, поднимаясь со стула.

— Никаких последних ужинов, — отрезал Гонсалес. — Мы выбросили эту отжившую феодальную традицию на свалку истории. Перебьешься, убийца. У нас дети в тылу и на фронте голодают!