Дверь открыл дядя Вернон. Он торопливо взял протянутую сдачу и стал рыться в сумках. На какой-то миг Гарри захотелось швырнуть свою ношу ему в лицо, потому что оно быстро налилось кровью: это бывало всякий раз, когда дядюшка становился очень зол. Племянник с трудом подавил в себе вскипающую ответную злость и заторопился в свою комнату, всеми силами желая избежать очередного конфликта, не собираясь дожидаться новой тирады. По дороге ему пришлось увернуться от подзатыльника двоюродного братца, пробиравшегося тайком от родителей на кухню за чипсами.

До Вернона Дурсли, как давно убедился Гарри, доходило очень медленно. Орать он начал не сразу, видимо, долго и тщательно подсчитывал сдачу и вспоминал цену на продукты, желая доказать, что племянник обсчитал его.

— Ты, мошенник! А ну-ка, иди сюда! — это Гарри услышал уже из своей комнаты. "Ненавижу", — устало подумал юный волшебник, чувствуя скорее не ненависть, а досаду. Он засунул волшебную палочку в растянутый карман бывшей дадлиной рубахи. Кончик, который не уместился, пришлось зажать в ладони.

Вскоре нежеланный племянник Дурсли — сама невинность, наивные зеленые глаза, — снова предстал перед багровой физиономией Вернона.

— Ты! Я не позволю нас обсчитывать! Как получилось, что ты дал мне на двадцать пенсов меньше, чем с тебя причиталось!

И это было чистой неправдой! Уж кому-кому, а волшебнику не было дела до денег, дающих доступ к сомнительным маггловым удовольствиям. По крайней мере, Гарри никогда не пылал страстью к нечестной наживе. Но в этом доме трудно было что-то доказать.

— Этого не может быть, — терпеливо возразил он, меньше всего на свете желая выйти из себя именно сейчас. — Я специально все считал. Хлеб стоит...

— Ты не так часто ходишь в магазин! Мне лучше знать, сколько всё стоит!.. Мало того, ты не купил шоколадный батончик для Дадлика! А ведь ты знаешь, неблагодарный мальчишка, что твой кузен болеет! Мы сделали для тебя столько добра, а ты ответил нам чёрной неблагодарностью! Ты — ленивый, бессердечный, мерзкий...

— Перестаньте сейчас же, — холодно сказал Гарри, убирая ладонь с палочки.

— Опять эта... гадкая штука! Я же сказал: если она у тебя в руках, держись от нас подальше!

— Я могу и отойти, — съязвил Гарри, доставая волшебную палочку из кармана, — скоро мне будет семнадцать, и тогда уже никто не накажет меня за волшебство вне школы.

— Я же сказал... никаких этих слов в моем доме! — взревел дядюшка.

— Я могу идти? — вежливо, однако сдерживая ледяную ярость, поинтересовался Гарри.

— Убирайся! И не смей тревожить Дадлика! Бедняга только что заснул, а тебе на всё плевать! Чего и ожидать от такого бессовестного нахала, как ты!

Когда Вернон заводился, он уже не замечал ничего вокруг. Например, того, что сам поднимет и мёртвого. Во время этого диалога тетя Петуния стояла рядом с мужем. Она уже отнесла все покупки и теперь осторожно прислушивалась к разговору. Когда племянник собрался уходить, тетя вдруг спросила тихим голосом, который, однако, привлёк внимание обоих:

— Правда ли, что твой директор... умер?

— Да, а Вам-то что? — огрызнулся Гарри, испытывая острое желание броситься на кровать и разрыдаться без слёз.

— Я никогда не любила ваш мир, — так же тихо продолжила Петуния; было непонятно, зачем она вообще заговорила, — но я хорошо знала Дамблдора. Мне очень жаль...

Дядя Вернон тут же разразился длинной тирадой на приятную для него тему о том, что в "этой идиотской школе" с новым директором, возможно, поменяются и порядки, и он, наконец, дождется того счастливого момента, когда Поттера будут пороть. С тетей, подумал Гарри, дядюшка обязательно поговорит потом, наедине. И поговорит серьезно. Как же получилось, что в мире Поттера, полном опаснейших сумасшедших, вдруг появился великий человек? И это — тот самый чудной старик, что посмеивался над ними, сидя у них же в гостиной с год назад! Видимо, Вернон считал себя очень хитрым, сделав вид, что его не интересует новость о смерти директора "Хогвартса". На самом деле, его мерзкую ухмылку было видно невооруженным глазом...

Глядя в окно своей комнаты на умирающий день, Гарри думал о школе волшебства. Правда же, что с ней будет? Перед отъездом студентов из "Хогвартса" кто-то распустил слушок, что преподаватели всерьёз говорили о закрытии школы. Официальных заявлений ни от кого не было, но многие ученики просто боялись возвращаться. Даже Гарри не знал, хочет ли он вообще вернуться. Его словно посадили в тюрьму, из которой он и сам по своей воле не вышел бы. Жить в магическом мире для него сейчас означало вечный страх быть схваченным Волдемортом или не выжить в противостоянии ему. Ещё невыносимее была мысль о том, что каждый день надо будет смотреть на эти стены, в которых погиб его любимый учитель и лучший друг.

Тетя Петуния сегодня странная, как в тумане подумал Гарри. Может быть, он удивился бы этому при иных обстоятельствах, но сейчас не было сил даже на удивление.

Справиться с хандрой можно было лишь одним способом — написать друзьям. Прежде всего, это относилось к Джинни. Гарри мог бы послать письма и Рону с Гермионой, но в данный момент она была ему ближе, потому что умела сочувствовать без всяких ненужных рассуждений.

Гарри долго сомневался, будить ли ему спящую Хедвигу, размытым белым пятном растворявшуюся в сумерках неосвещённой комнаты. В конце концов он решился и легонько постучал по дверце клетки кулаком.

— Хедвига... Хедвига, можешь отнести письмо через пятнадцать минут?

Сова открыла один глаз и еле заметно вздохнула.

— Понимаешь, это очень важно... В "Нору", к семье Уизли.

Птица открыла второй глаз, встрепенулась и тихонько ухнула.

Гарри окинул долгим взглядом бардак в своей комнате. Где-то тут лежала кипа чистых листов... Оглядывая комнату, ее хозяин заметил разломанное перо. Возможно, на него наступили ногой. Захотелось тут же наставить палочку и сказать: "Reparo", но делать это было нельзя, потому что последние дни перед великим событием Гарри собирался прожить без нарушений. Пришлось прибегнуть к обычной шариковой ручке. Он в легком раздражении хлопнул по лампе и включил настольный свет. Отодвинул горку свитков на столе и расправил на его полированной поверхности бумагу.

Хедвига ухнула, на мгновение ослепленная светом, потом развернулась к его источнику спиной и, как понял её хозяин, задремала.

"Дорогая Джинни, — строчил Гарри, оглядываясь на часы, — я решил написать тебе, потому что хочу напомнить об одном важном деле. Напишу о нём чуть ниже. Самое главное, что я хотел бы написать — я очень скучаю по всем вам. Надеюсь, что у вас не случилось ничего плохого. Знаю, что твои родители, как и многие члены Ордена, предпринимают попытки его восстановления. Трудно сказать, возможно ли это теперь, когда нет его главного вдохновителя. Эту потерю не восполнить, в прежних письмах мы горевали достаточно, но сейчас надо жить дальше. Я чувствую, что школу закроют, и не знаю, хочу этого или нет. Если можешь, спроси мистера Уизли: возможно, в Министерстве был об этом разговор. Перехожу к делу: сова начинает нервничать. Помнишь, ты обещала мне, что мы вместе отправимся в Годрикову Лощину, к могилам моих родителей. Так вот, я думаю, что нам не стоит медлить с этим. Даже если школу закроют, я не хочу оставаться у Дурсли! Пошли ответ сразу, как только сможешь, спаси меня! Я мог бы уехать к вам в августе, а в сентябре совершим то, что должны. Говорят, в Лощине небезопасно, но теперь я думаю, что лучше, наверно, встретить Волдеморта, чем гнить у этих каждодневно придирающихся магглов. Я был бы очень рад, если бы кто-нибудь из членов ДА пошёл со мной.

Я прошу ответить как можно скорее, потому что боюсь, что после Дня Рождения сорву все свои плохие чувства на Дурсли, и повод мне в любом случае обеспечен.

Передавай привет Рону, расскажи о нашем замысле. Подумайте над этим. Я хотел бы написать тебе ещё что-нибудь, но Хедвига уже сильно нервничает", — Гарри оторвался от письма и сердито посмотрел на птицу:

— Перестань! Я заканчиваю!

Но сова продолжала хлопать крыльями, желая побыстрее выйти из клетки и размять их.

— Хедвига, ты разбудишь их! Дурсли убьют меня! — отчаянно прошептал Гарри.

"Я пока держусь, но остаётся всё меньше терпения. Я очень жду твоего письма. Целую, Гарри."

— Хедвига, я же просил!

Притихшая птица вышла из клетки и виновато клюнула хозяина в плечо. Потом протянула лапу.

— Это очень срочно, — тихо сказал сове Гарри, — поэтому я прошу тебя нигде не задерживаться. От этого письма теперь зависит, чем я буду заниматься этим летом и осенью. Отдай в руки Джинни Уизли.

Спустя пару мгновений он проводил глазами стремительно уменьшавшееся белое пятно, потом рухнул на кровать и стал глядеть в потолок, не зная, чем бы ещё заняться.

... Проснулся он оттого, что кто-то теребил его рукав. Гарри мгновенно продрал глаза и вскочил. Сова, которой он попал рукой по боку, обиженно ухнула.

— Хедвига! Спасибо, — Гарри рванулся к столу и выключил уже несколько часов горевший свет, потом закрыл окно: в комнате стало очень холодно. Поглядел на часы — шесть утра. Уже начинало светать, хотя солнца еще не было видно, и только маленькое робкое зарево разливалось над одинаковыми аккуратными домиками Литл Уининга.

— Извини меня... Я совсем не собирался спать — обратился он к сове, отвязав письмо от ноги птицы, — ты, наверное, даже толком не поела. Я понимаю, неудобно охотиться с письмом на лапе. Сейчас, — и он торопливо достал коробку совиного печенья. Пока Хедвига насыщалась, Гарри вскрыл письмо, испытывая непонятное волнение.

"Здравствуй, Гарри. Ты расстроишься, когда узнаешь, что произошло, но я лучше расскажу тебе сразу. Очень хорошо, что ты написал мне, потому что наша старая сова, Эррол, как ты знаешь, умерла, а новая, Быстролет, улетела надолго по одному важному делу. Мне пока нельзя говорить, по какому именно, вскоре всё сам узнаешь. Это приятный сюрприз. Гарри, не сердись, пожалуйста, только наши планы стали известны маме с папой. Я не знаю, как это произошло, но у меня есть все основания думать, что мы слишком плохо скрывали свою радость. Они прижали нас к стенке и прознали про поход в Лощину. Но я кое в чём с ними согласна. Сейчас это не самая удачная идея, потому что Сам-Знаешь-Кто только и ждет, чтобы ты совершил неверный шаг. Твоя жизнь очень важна, ты же знаешь. Я говорю не о Министерстве — ты нужен мне и всем, кто любит тебя. Вспомни пророчество. Думаю, нам стоит отправиться тогда, когда мы будем уверены в собственной безопасности. Рон очень сильно поругался с родителями из-за запрета на поездку, но этим он ничего не добился. Так что мы оба с нетерпением будем ждать тебя. Не беспокойся о том, как доберешься до нас, просто жди. В этом отношении мама с папой будут кое-что предпринимать, но у них ничего не дознаться. Гермиона уже решила, что приедет к нам в августе. Серьёзно, Гарри, для полного счастья не хватает только тебя. До встречи, надеюсь, скорой. Джинни."

Письмо прошелестело по столу, отброшенное рукой Гарри. Мало ли что они ждут! Он уже всё распланировал! Он же дал обещание, что в скором времени посетит родителей... Всё как нарочно получилось не так!

В дверь с силой бухнули, и она открылась.

— Ты опять выпустил эту идиотскую сову! — зарычал с порога вместо приветствия дядя Вернон, — и ты... ты писал кому-то из твоего паршивого племени! — на этих словах дядюшка понизил тон до шепота, — сколько раз...

Гарри не успел ничего ответить. Мало того, он не успел как следует рассердиться. С подоконника резко сорвалась Хедвига и полетела прямо к старшему Дурсли. Громко крича, она захлопала крыльями по его лицу, как будто бы прогоняла вон из комнаты.

Говорят, что совы, охраняя тех, кто им дорог, забывают обо всем на свете. И в этот момент их боятся даже люди.

Во всяком случае, дядя Вернон, проверещав что-то, подозрительно похожее на "Ты лишаешься завтрака!", неуклюже переминаясь, поспешно скрылся в коридоре, такой же недовольный, но изрядно сбавивший шум.

Гарри закрыл за дядюшкой дверь и оглянулся на птицу: сова, все еще взбудораженная, чистила перья, недовольно и взвинчено ухая. Гнев почему-то отпустил его.

— И ты не выдержала, — сказал он, проводя ладонью по её перьям.

Злоба на Дурсли, улетучившись вместе с обидой на Джинни, уже не мешала Гарри спокойно рассуждать.

— Значит, она считает, что с Лощиной стоит подождать... Если бы только это, я убедил бы её, и Джинни это знает. Но, помимо всего прочего, есть и другие обстоятельства. Я очень соскучился по друзьям. Да, они пишут... — Гарри заглянул в желтые, чуть прищуренные глаза Хедвиги.

Сова перестала прибирать перья и позволила закрыть себя в клетке.

— Да, они писали мне, — повторил он, убирая ворох свитков со стола, — но это совсем не то. Ведь я не слышу их смеха, их частых ссор. Нашим письмам не хватает того, что может дать только общение. Кроме того, я ведь не могу писать всем, по кому скучаю. Пожалуй, надо остаться здесь, — Гарри был очень рад, что мог хоть с кем-то поговорить, — остаться хотя бы для того, чтобы узнать, что это за таинственный сюрприз.

Наступивший день тянулся медленно, но потом время понеслось, как испуганный единорог. Гарри изо всех сил старался убить время до своего Дня рождения, который приходился на воскресенье, к великому неудовольствию именинника и его родственников. Больше ему никто ничего не писал, исключая Рона, который ответил на письмо, посланное незадолго до знаменательного события. Друг поздравлял с наступающим праздником и, подобно Джинни, говорил о каком-то сюрпризе.

В субботу вечером Гарри отправился погулять по Тисовой аллее. Последние часы до своего совершеннолетия он желал провести наедине с собой. Тем более, зашита матери пока все ещё оберегала Гарри, и он не очень-то хотел думать о том, что будет, когда она исчезнет.

Дадли, как ни странно, не увязался за ним сегодня, хотя и не смог встретиться со своими дружками. И сегодня же Гарри узнал причину того, что его кузен стал рьяно помогать матери по хозяйству. Дадли захотел собаку. Эта его новая причуда позволила Гарри избегать дежурных подзатыльников — братцу было не до того — но ругаться Дадли не перестал, вот почему Гарри по-прежнему не желал его видеть.

Когда "тупой Поттер" уже уходил, он как раз услышал, как кузен достает мать, а в свой адрес уловил реплику:

— Вот погоди, придурок, будет у меня своя собака...

На это Гарри, уже открывший дверь, пробурчал:

— В таком случае, ты будешь её объедать, и бедное животное сдохнет от голода.

После таких слов возвращаться и подавно не хотелось.

На улице было прохладно и безветренно. Маленькие домики пригорода не мешали наблюдать закат. Здесь Гарри чувствовал себя гораздо легче, чем в надоевшем ему доме, где среди людей ощущалось одиночество. И здесь, на улице, состоялась желанная встреча.

Миссис Фигг, старушка-кошатница, которую многие считали сумасшедшей, переходила дорогу по направлению к своему дому, как всегда, с тяжелыми сумками. Сердце Гарри забилось сильнее: наконец-то он встретил человека, близкого ему по духу. Он окликнул её. После памятного инцидента с дементорами ей было глупо делать вид, что она не связана с волшебным миром и не относится к Гарри с особой заботой. Под зорким оком Дурсли, которые до сих пор ни о чём не подозревали, оба делали вид, что испытывают друг к другу чувства не более сильные, чем, скажем, к фонарным столбам. Редкие встречи по вечерам, особенно после смерти Дамблдора, давали тот заряд положительных эмоций, которого им определенно не хватало в последнее время.