Экологическая тропа

Переговоры заняли очень мало времени — разногласия удалось решить быстро. Отзвонив директору, что поработает над проектом договора удаленно, он поехал домой, радуясь, что захватил на всякий случай флэшку со всеми материалами.

Открывая дверь квартиры, Валерий уловил доносящиеся из-за нее звуки музыки.

"Женька уже дома", — подумал он, входя и тихонько закрывая за собой дверь.

Из-за закрытой двери комнаты сына доносилась громко играющая музыка, за которой тот, очевидно, не услышал его появления. Временами к ней добавлялся какой-то возбужденный смех. Именно это обстоятельство насторожило Валерия. Смеялся его Женька, но всплески смеха были необычными, как будто тот был не один и кто-то другой начинал щекотать его.

"Покажи еще... Покажи, покажи... Покажи поближе... Пи...дец!" — послышался восторженный голос в компьютерных колонках, принадлежавший, судя по всему, такому же пацану.

Дверь в комнату сына была закрыта, но между ней и косяком оставалась тонкая щель. Не раздеваясь, Валерий тихонько подкрался и заглянул через нее в комнату. Увиденное заставило его замереть на месте.

Женька стоял перед ноутбуком в одних трусиках, из-под резинки которых торчал его напрягшийся член. Он смотрел горящими глазами в монитор, временами заливаясь короткими приступами того самого смеха. Никакой другой одежды на нем не было. Она валялась рядом на полу, явно сброшенная, как попало.

— Бля, я тащусь! Булки раздвинь! Ой, бля! — воскликнул Женька и начал теребить свой член, спустив трусики ниже.

"Сними совсем", — послышался голос из динамиков, и Женька сделал это.

"Покажи их поближе..."

Женька поднес трусики к камере, держа пальцами за резинку, потряс ими, а потом, прогнувшись, так же близко выставил перед камерой свой возбужденный член, гоняя кулаком кожицу.

Валерия прошиб холодный пот. Он смотрел в щель, прижавшись лбом к дверному косяку, и не мог поверить, что это его сын. Его милый озорной Женёк, которого он когда-то держал на руках, катал на санках, играл с ним в футбол...

Женька отбросил трусы и стал играть своим членом. Он перекидывал его между ладонями, подбрасывал пальцами яички, шевелил туловищем, от чего член болтался из стороны в сторону. Все это происходило под заливистый смех и матерные восторженные возгласы другого пацана, доносившиеся из колонок.

"Покажи дырочку", — послышалось оттуда.

Женька повернулся к камере попкой, оттопырил ее и стал раздвигать тонкими, еще мальчишескими пальцами свое анальное отверстие, другой рукой оттягивая назад и показывая между ног член...

Дальше Валерий смотреть не стал. Он на цыпочках прокрался к входной двери и вышел, тихонько притворив ее за собой, чтобы не щелкнул замок.

2.

Валерий вышел из дома и сел в машину, еще хранящую его тепло. Он достал, вставил и повернул ключ зажигания. Валерий делал все машинально, как говорят, 'на автопилоте', ничего не видя и не слыша вокруг себя. В глазах стоял голый Женька ...

Первым порывом Валерия было распахнуть дверь, схватить и шарахнуть об пол ноутбук, а потом дать волю кулакам... И будь, что будет, но он вышибет эту дурь из сына раз и навсегда. Вышибет так, что тот запомнит это на всю жизнь!

Но... Валерий не сделал этого. Что-то остановило его. Тем более, что такое уже один раз было...

Это было давно. Женьке тогда едва исполнилось пять лет. Случилось это летом на даче. Он пошел тогда в магазин, захватив с собой Женьку. Зная способность сынишки хватать с полок все, что ему понравится, а потом со слезами упрашивать купить, Валерий оставил его на улице у дверей, строго наказав ждать, не сходя с места. Женька сначала надул губы, но слова отца, что он уже взрослый, которые тот сказал ему при этом, компенсировали обиду.

Громкий, заливистый и безудержный смех мальчишек Валерий услышал сквозь незакрытую дверь еще от кассы.

-Ну, дает, клоп, — сказал входящий в магазин парень лет шестнадцати, другому, идущему рядом.

Глаза обоих светились каким-то возбужденно-веселым блеском.

Валерий вышел из магазина и остолбенел. Женька стоял, спустив шорты, перед группой хохочущих мальчишек лет десяти-одиннадцати, и заливаясь восторженным смехом, то теребил свой торчащий, как стручок, член, оттягивая вниз и щелкая себя по животу, то поворачивался задом и наклонялся, хлопая себя по попке.

У Валерия потемнело в глазах. Не помня себя от ярости, он подошел и с размаха ударил сына так, что тот не удержался на ногах и полетел лицом в дорожную пыль. Мальчишек как ветром сдуло, а Женька огласил округу громким ревом.

-Кто ж так с ребенком обращается?! — возмущенно воскликнула выходящая из магазина бабка.

-Отец называется! Ты что, обалдел совсем?! — подскочила откуда-то мамаша с детской коляской.

-Это еще выяснить надо, какой он отец? Разве отец так сделает?

-Придурок!

-Садист!

Вокруг собирались люди, а Женька продолжал лежать на земле и реветь во весь голос, размазывая по щекам слезы. Валерий поднял его, натянул шорты и хотел увести с глаз долой, но тот нарочно опять повалился на землю.

-Милицию позовите...

-Это не его ребенок... — послышались возгласы.

Валерий дрожащими руками схватил брыкающегося сына в охапку и поволок прочь. За углом Женька затих. Он только продолжал всхлипывать и отворачивать свою мордашку от крепко взявшего его за руку Валерия. Они пошли домой, но перед самым забором Женька вырвался, прибежал первым и с ревом бросился в объятия Анны Алексеевны, матери Валерия и своего лучшего заступника.

Рассмотрев ссадины и синяк на спине, та учинила сыну допрос, а узнав в чем дело, увела плачущего Женьку, строго сказав, что они поговорят потом. Разговор состоялся. И хоть происходил он без свидетелей, Валерий запомнил его надолго. Анне Алексеевне пришлось потом еще выдержать разговор с Людкой и с Марией Ильиничной, которая выразила на сей раз солидарность с Валерием, заявив, что такие вещи надо пресекать самым жестоким образом.

Шлейф этой истории потянулся до самой Москвы. По возвращении, Людка пошла в детский сад и заявила там о 'нездоровых' наклонностях своего ребенка, потребовав, чтобы воспитатели следили за ним, а во время тихого часа, заставляли держать руки поверх одеяла.

'А что бы было сейчас?' — с горечью подумал Валерий, испытывая благодарность той неведомой силе, что сдержала его порыв.

Но, с другой стороны, это только усилило скорбь. Так бывает в детстве, когда происходит что-то такое, что не расскажешь взрослым, и от этого оно становится еще невыносимее. Он почувствовал себя один на один со своим горем. А то, что это горе, было для Валерия очевидным. Сейчас Женьке было уже не пять лет.

'Значит, и тогда он уже был таким... Значит, это серьезно', — с отчаянием подумал Валерий.

Застывшие перед въездом на МКАД машины заставили притормозить и осмотреться. Он ведь все это время куда-то и зачем-то ехал...

Валерий включил поворотник и стал перестраиваться вправо — торчать со своими мрачными мыслями в пробке было мучительнее вдвойне. Он вырулил на примыкающую улицу, и проехав совсем немного, заметил свободное место в ряду припаркованных машин. Напротив находился вход в лесопарк.

Валерий знал это место. Он часто посещал этот лес с отцом — тот до последних своих дней был любитель покататься на лыжах. Они вставали на них прямо здесь, сойдя с автобуса, делали несколько кругов по лесу, огибали кладбище и оттуда возвращались домой уже на другом автобусе. Посередине дистанции обязательно присаживались на известное им поваленное дерево передохнуть и съесть по шоколадной медали, которые отец не забывал прихватить. Это стало у них своеобразным ритуалом каждой прогулки.

После смерти отца, Валерий не посетил этот лес ни разу, хотя он был совсем рядом с домом. И сейчас, от нахлынувших воспоминаний о том времени, показавшемуся ему несравнимо счастливым, от опостылевшей суеты, от сегодняшнего происшествия, ото всего сразу у Валерия потекли из глаз слезы.

Лесопарк изменился — появились асфальтированные дорожки, аллеи, специально высаженные и уже разросшиеся деревья. Кое-где попадалась парковая скульптура, а у самого входа расположилась, правда, пустующая почему-то, вольерная площадка. Вот только шум от проходящей неподалеку МКАД не давал забыться и почувствовать себя один на один с природой.

Валерию вдруг со всей пронзительностью захотелось, чтобы опять стало так, как было тогда, и чтобы сам он опять стал таким, и не было за спиной этих прожитых лет. Ему показалось, что все это время жил не он, а кто-то другой, а он только пребывал в шкуре этого другого, живя не своей жизнью, не с теми людьми и не теми чувствами. До него со всей очевидностью дошло, что, по сути, родными ему были только два человека — его престарелая мама и Женька. Тот, кого он сегодня потерял...

Валерию вспомнились размалеванные косметикой лица парней, их омерзительные вихляния и обжимания друг с другом во время убогой пародии на танец, слащавые поцелуи, извращенный секс... То, что он запомнил по фоткам и видеороликам, когда ради любопытства заглянул на гей сайт. Долго он там не задержался, поскольку увиденное было настолько омерзительным, что хотелось поскорее забыть, а сами эти люди показались ему обреченными, кончеными существами, которых нужно, если не истребить, то вывезти куда-нибудь в резервацию, изолировав от нормальных людей, и дать им возможность погибнуть самим в своих мерзопакостных вожделениях, не оставив потомства. То, что среди них мог оказаться его сын, тогда не уместилось бы в его сознании. Не умещалось и сейчас, даже, несмотря на то, что это был факт.

Народу в парке почти не было и не от кого было скрывать слезы. Валерий дошел до места, где от аллеи отходила в сторону дорожка в виде приподнятого немного над землей деревянного помоста.

'Экологическая тропа', — прочитал он на деревянном указателе.

Тропа уходила куда-то вглубь леса. Того самого леса, где они катались с отцом на лыжах, в ту сторону, где было место их привала. Валерий свернул на нее и пошел среди высоких деревьев. Из-под потемневшего снега проглядывала талая вода.

'Весна наступает', — подумал Валерий.

Ему вдруг показалось, что с той самой поры, когда они катались здесь на лыжах с отцом, он не видел ни весны, ни зимы, ни осени. Времена года сменялись в его жизни, как фон в бесконечной суетной круговерти и не являлись ничем иным, как поводом поменять резину и перейти на другую форму одежды. И сколько их так уже минуло? А самое главное — сколько еще осталось впереди?

Эта деревянная дорожка, по которой он шел, показалась Валерию похожей на его прожитую жизнь. Та — тоже была дорожкой, по которой он шел или бежал от одной мимолетной вехи до другой, а сами эти вехи были цепью не зависящих от него случайностей. Школа, институт — все, как у всех. Женитьба 'по залету' — не исключение. Своя фирма — забота отца. Предательство друга — явление, ставшее обыденностью... Не 'заказал' же он его, в конце концов, и даже, по большому счету, не подставил. А что ограбил? Почему бы Сашке было не воспользоваться такой возможностью, если он привык жить и поступать, как все? Ведь все, или почти все, кто утвердился в российском бизнесе, сумели это лишь потому, что где-то, когда-то, кого-то 'подломили', 'кинули' или 'грохнули'. Цель оправдывает любые средства, есть ли тут место другим понятиям?

Выходит, вся жизнь Валерия — цепь случайностей, обусловленных обстоятельствами, ставшая закономерностью?

Дорожка все вилась и вилась среди деревьев, увлекая его куда-то дальше. На поворотах попадались скамеечки, беседки, стенды, на которых были вывешены картинки и какие-то надписи, очевидно, рассказывающие о флоре и фауне этого леса, но Валерий не задерживался возле них. Ему было вполне достаточно того, что он ощущал вокруг. Он вдыхал запах пробуждающейся природы и утопал глазами в ее чистоте, которая, как казалось, приводила в такую же чистоту душу, выдавливая из нее со слезами всю накопившуюся за эти годы грязь.

Тропа вывела его к небольшому пруду. С одной стороны за ним проходила МКАД, а с другой — виделись за деревьями какие-то постройки. Кажется, там помещалась раньше войсковая часть, или подразделение МЧС. Валерий не помнил и не хотел сейчас об этом думать. Он не хотел вообще никого и ничего видеть, кроме природы, которая дала такой неожиданный поворот ходу его мыслей.

Постояв немного на помосте над водой, Валерий пошел дальше сквозь березовую рощицу. Его взору предстала полянка с деревянными грибочками, площадка под названием Тенистый сад. Дорожка переходила в мостик над овражком, по которому протекал ручей, поднималась ступеньками на другом берегу, и вела куда-то дальше.

'Как органично вписывается в природу то, что сделано человеческими руками согласно, а не вопреки, природе самого человека', — подумалось Валерию.

Ничто не отвлекало его от мыслей, навеянных созерцанием. На всем пути, а Валерий шел уже довольно долго, ему встретились только прогуливающаяся пожилая пара, да двое приверженцев скандинавской ходьбы. Но когда он перешел овражек и прошел еще немного, впереди послышались звонкие детские голоса. Скоро среди деревьев замелькали фигурки мальчишек и девчонок лет восьми-девяти.

Здесь к тропе примыкала площадка с качалками, деревянным лабиринтом и интересным строением в виде домика для лесных жителей. Тут же была площадка, с которой открывался красивый вид на запруженную речушку с журчащим родничком на другом берегу.

-Александра Васильевна! Александра Васильевна, смотрите, я подснежник нашла! — послышался громкий девчоночий возглас.

Валерий поискал глазами и нашел Александру Васильевну. Это была хрупкая девушка неполных тридцати, едва выделяющаяся среди воспитанников ростом и фигуркой. Она взяла в руки протянутое девчушкой растение:

-Это не подснежник, Марина.

-Почему? Он просто еще не распустился...

Александра Васильевна начала что-то объяснять, а Валерий поспешил отвернуться, поскольку глаза его опять наполнились слезами. Детство! Милое, желанное и навсегда ушедшее детство, когда он тоже умел вот так же радоваться найденному цветку, первой траве и лучу солнца. Когда казалось, что впереди все так же чисто и ясно, и ждет лишь только радость...

Валерий задержал взгляд на глазах Александры Васильевны, которые тоже обратили на себя внимание своей чистотой, как и все окружающее.

'Сама невинность. Как же она им двойки-то ставит?' — усмехнулся про себя Валерий.

Ему вспомнился вечно циничный и насмешливо-оценивающий взгляд Людмилы, и он невольно слегка поморщился. Валерию вдруг показалось, что самое большее, что ему не хватает в жизни, так это того, чтобы на него смотрели вот такие глаза, как у этой Александры Васильевны. За все прожитые годы для него были желанными только глаза матери, да Женьки... Были... Теперь уже, только были.

-Гена, Владик... ребята, не бегайте там! — послышался возглас учительницы, обращенный к группе мальчишек, сгрудившихся на крутой дорожке, спускающейся к роднику, — Поднимайтесь сюда, мы сейчас отправляемся в поход по тропе!