Карельский блицкриг

По плану Великих держав война Берлина и Варшавы с советской Россией должна была начаться летом 1939 года, но произошел серьезный сбой плана великих держав. Ещё не полностью уверенный в силе своих сухопутных армий, "танковых роликов" и бомбардировочной авиации, фюрер решил немного подождать с началом большой войны против России. Поднакопить силы, усилить флот и завершить чистку несогласных с его идеями генералов.

Шаг логичный и разумный, но, к огромному сожалению, он шел в полный разрез с планами Чемберлена и Даладье. Две Великие державы Европы не собирались долго ждать начала Большой войны на Востоке, которая должна была привести к разгрому и распаду СССР на множество подмандатных территорий. Именно ради этого они привели Гитлера к власти. Временно отказались от репараций, предоставили кредиты на развитие германской экономики. Закрыли глаза на интенсивное перевооружение рейхсвера, захват Рейнской области, аннексию Австрии и Судет, и вдруг, их марионетка отказывается повиноваться. У него оказывается свои взгляды и свои планы.

Если зверь не прыгает по команде укротителя — он должен быть наказан. Это непреложное правило, иначе вся дрессировка пойдет насмарку, и, следуя ему, Великие державы Европы решили наказать Гитлера.

Дипломаты поднажали и в день, когда поляки должны были сказать "да" мирным предложениям немцев, по наущению британцев Польша гордо и величественно произнесла презренным швабам "нет".

Получив от Чемберлена и Даладье пылкие заверения о всесторонней дипломатической и военной поддержке Великих держав, министер Бек дал ответ в такой ультимативной форме, что Гитлеру не оставалось ничего другого, как отдать приказ своему генеральному штабу о разработке плана нападения на Польшу.

В день, когда британские дипломаты узнали, что фюрер одобрил план нападения на Польшу, Чемберлен отправил поздравительную телеграмму Даладье. Двум премьер-министрам было чему радоваться. Пусть с некоторыми изменениями и не в том объеме как хотелось бы двум мировым державам, но большая многоходовая операция по уничтожению сталинской России вышла на финишную прямую.

— Вы отлично поработали с господином Беком, Пайп, — похвалил Чемберлен чиновника по особым поручениям из министерства иностранных дел, курировавшего польское направление. — Он так резко ответил Гитлеру на все его предложения, что тот просто был вынужден начать приготовление к войне с Польшей, чтобы сохранить лицо перед своими соратниками и недругами.

— Ах, господин премьер министр, это было нетрудно сделать, зная болевые точки поляков. Стоило лишь сказать Беку, что мы видим Польшу, почти равноправны игроком в большой европейской политики, как дело было сделано. Мне даже не пришлось касаться "голубой мечты" пана Пилсудского о Польше от моря до моря. Едва вы подтвердили, что Англия и Франция готовы в случаи войны с немцами поддержать поляков всей мощью своего оружия, как дело было сделано. Теперь Польша будет делать все, что мы ей, скажем.

— Да, наивные и простодушные поляки. Пример чехов, которым мы тоже гарантировали вооруженную поддержку и целостность их страны так ничему их и не научил — скупо усмехнулся Чемберлен.

— Но договор о помощи они все-таки попросили подписать — не согласился с премьером чиновник.

— И что из того? По моей просьбе, он будет ратифицирован парламентом 26 августа. Именно в тот день согласно данным нашей разведки, Гитлер нападет на Польшу, которой мы по ужасному стечению обстоятельств ничего не будем должны. Как быстро немцы разобьют поляков — неизвестно. Наши военные эксперты высказывают разные сроки, но Сталин, просто будет обязан вмешаться в эту войну. Он непременно попытается вернуть себе Брест и Львов, а это, незамедлительно приведет к военному конфликту с Германией. Чего собственно говоря мы и добиваемся.

— А если Гитлер осознает свою ошибку и решит вернуться к первоначальному плану, то совместное германо-польские войска ударят по Киеву и Минску. И по прошествию времени к ним присоединятся румыны с финнами, вместе с нашими и французскими войсками из Сирии и Месопотамии — дополнил чиновник премьера.

— Все верно, Пайп. Вас что-то смущает?

— На мой взгляд, господин премьер министр, есть одна комбинация, которая может помешать нашим планам относительно войны с русскими — осторожно произнес чиновник.

— Вы имеет в виду возможность Сталина договориться с Гитлером?

— Вы как всегда проницательны, господин премьер.

— Глупости. Я полностью исключаю возможность сговора между Гитлером и Сталиным — не согласился с собеседником Чемберлен.

— Но после Мюнхена Сталин снял Литвинова с поста министра иностранных дел и назначил вместо него Молотова — близкого себе человека. Подобная рокировка дает возможность проведения диалога между Москвой и Берлином. Пусть даже чисто теоретически.

— Ерунда. Между ними большие идеологические разногласия. Коммунист никогда не договориться с нацистом. Они полные антиподы по отношению друг к другу. Тут не может быть двух мнений — премьер недовольно посмотрел на собеседника из-под седых бровей и Пайп увял.

Премьер министр не любил менять свое мнение по политическим вопросам, особенно в беседе со своими подчиненными. Каждый сверчок, должен знать свое место. Пайп хорошо знал это золотое правило британской дипломатии и больше этой темы в разговоре с Чемберленом не касался.

— Посол Майский говорит о полной готовности русских подписать с нами и Францией тройственный пакт о взаимопомощи, в связи с растущей напряженности в Европе.

— А вот это нам совершенно ненужно, Пайп, — премьер задумался, что-то прикидывая в уме, — нашего представителя, конечно, следует отправить в Москву, но без письменных полномочий. Думаю, правильнее будет поручить эту миссию адмиралу Драксу.

— Но, сэр, как можно? — удивился Пайп.

— Без письменных полномочий, — отчеканил премьер. — Пусть вместе с французами обсудят, поговорят все важные аспекты дела и предложат провести окончательные переговоры в Лондоне. Известите о наших намерениях французскую сторону. Думаю, Даладье будет не против этого.

— Хорошо, сэр.

— Будет правильнее, если наша делегация отправится на переговоры не самолетом, а по морю, на корабле.

— Прикажите, чтобы приготовили крейсер?

— Зачем попусту гонять за счет казны военный корабль? Пусть отправляются на простом пассажирском пароходе, примерно в третьей декаде июля. Этим мы свяжем руки Сталину, в проведении вашей гипотетической теории о сговоре с Гитлером. Главное сдержать любую политическую инициативу русских до 26 августа, а там будет уже совсем другая история — важно изрек Чемберлен, откинувшись в кресле. Он наслаждался грядущим величием своей политического курса, но его острый глаз увидел на лице Пайпа тени невысказанных сомнений.

— Вас опять, что-то смущает, Пайп?

— Только точность даты начала войны, сэр.

— Не беспокойтесь. Сведения о начале войны исходит от самого генерала Гальдера. Господа генералы бояться воевать и усиленно вставляют палки в колеса Гитлеру. Одно их предложение о смещении Гитлера, которое они передали нашим представителям перед началом вторжения немцев в Чехию, говорят о многом. Я полностью уверен, что война начнется точно в названный мною срок — 26 августа.

Мнение премьер было приказом для его подчиненных, и начался вальс бостон между объединенной Европой, в лице дуумвирата Англия — Франция с одной стороны и советской Россией с другой.

Строго следуя указаниям премьера, европейская делегация отправилась в путь на простом пароходе, в третьей декаде июля, и весь их путь от Лондона до Ленинграда занял пять дней.

По одному только этому факту советская сторона могла заподозрить, что господа европейцы прибыли не подписывать договор способный остановить Гитлера в его конфликте с Польшей, а собираются элементарно "тянуть резину".

В пользу этого предположения говорил и состав прибывшей в Москву делегации. Если с советской стороны были нарком обороны Ворошилов, начальник Генерального Штаба Шапошников, командующие ВМС и ВВС, то состав объединенной европейской делегации был откровенно второстепенным.

Следуя примеру Лондона Даладье, отрядил на переговоры с русскими генерала Думенка. В отличие от адмирала Дракса он имел полномочия договориться по вопросам касающихся вступления в сотрудничество между вооруженными силами двух сторон. Но по своей значимости в военном министерстве, он больше соответствовал роли эксперта в том или ином вопросе, но никак не серьезного переговорщика. Любой заместитель министра обороны или его помощник, мог подвергнуть сомнению правильность действий генерала и дезавуировать поставленную им под договором подпись.

Будь премьеры Чемберлен или Даладье на месте Сталина, они бы не раздумывая, отправили бы такую малопредставительную делегацию обратно, но у советского лидера не было выбора. Зная по линии разведки о приготовлениях Гитлера к войне с Польшей, он стремился использовать любую возможность, чтобы её предотвратить. Ибо в случаи начало войны, любой шаг советского лидера приводил его к проигрышу.

Встань СССР на стороне Варшавы и военный конфликт с Германией неизбежен со всеми вытекающими из него последствиями. При этом совсем не факт, что Лондон и Париж сразу же откроют на Западе второй фронт против Германии. Судьба Чехословакии, когда в самый ответственный момент выяснилось, что обещания британского премьера поддержать Прагу вооруженным путем в случаи агрессии со стороны Гитлера, оказались только словами, дипломатическим блефом, была весьма наглядным примером.

Очень многое указывало на то, что что-то вновь может помешать объединенной Европе, выступить против Гитлера единым фронтом и Советскому Союзу придется воевать с Германией вместе с таким союзником как панская Польша. От которой можно было ожидать всякой гадости, как в виде в ответственный момент коварно подставленной ножки ради своих интересов, так и откровенного предательства в виде внезапного перехода Варшавы на сторону врага. Слишком много было старых обид и претензий между странами.

Откажись Москва встать с поляками в единый строй, останься в стороне в надежде под шумок вернуть себе Львов и Брест, война с немцами была неизбежна. Просто так, немцы бы никогда не позволили бы Сталину забрать эти земли.

Даже если бы СССР не стал бы переходить границу и сохранил полный нейтралитет в грядущей войне, он бы все равно оказался бы в проигрыше. Немецкие войска бы вышли на границу с Минском и Киевом и получили бы в союзники прибалтийских лимитрофов с их профашистскими режимами. В военном плане приобретение этих союзников было весьма сомнительным, но от эстонской границы до Ленинграда было рукой подать. Да и финны с их мечтой о "Великой Карелии", затеявшие у себя проведение летом 1939 года широкомасштабные маневры, тоже могли преподнести неприятный сюрприз для Москвы.

Таково было положение дел на европейском фронте советской дипломатии, где пока ещё не свистели пули и не рвались снаряды в отличие от фронта азиатского, где положение вновь приближалось к критической отметке. Здесь по данным разведки, пришедшие в себя и получившие подкрепление японцы, готовили новое наступление против советско-монгольских войск.

Одним словом положение у Сталина было аховое. Война в Европе ему была не нужна, и он отчаянно хватался за любую соломинку, чтобы не допустить её начало.

Следуя инструкции вождя, советская сторона с первого дня переговоров заговорила о необходимости скорейшего заключения военного союза трех стран против Гитлера, но все её усилия натолкнулись на откровенный саботаж со стороны европейцев.

Вместо разработки конкретных действий направленных к принуждению Германии к миру, англичане и французы занялись обсуждением регламента, по которому они намеривались вести переговоры с русскими.

После долгих переговоров, они добились того, что общее количество часов утренних и вечерних заседаний, должно было составлять 3,5 часа и ни минутой больше. К чему торопиться, если через две недели Гитлер нападет на поляков и всякая нужда в переговорах отпадет сама собой.

Выдвинутые европейцами условия были откровенно унизительными, но Ворошилов согласился на них. Отбросив в сторону уязвленное самолюбие, нарком заявил, что советская сторона готова выставить против Германии сто двадцать дивизий. Сидящий рядом с ним маршал Шапошников любезно перечислили иностранным собеседникам количественный и качественный состав этих сил, заверив их, что все они будут выдвинуты к границе в точно обговоренные сроки.

В свою очередь Ворошилов надеялся услышать аналогичный ответ от противоположной стороны, но глава делегации генерал Думенк, пустился в рассуждения. Вместо простых и ясных ответов о количестве дивизий, которые европейцы должны будут выдвинуть против Германии в случае начала войны, он заговорил о принципах, на которых объединенная Европа видит свое военное сотрудничество с Россией.

Главный его момент заключалось в создании против Германии двух мощных фронтов на Западе и на Востоке. Они должны быть непрерывными по всему периметру границы и на них будут задействованы все имеющиеся у сторон силы.

От подобных слов нарком опешил. Не будучи высококлассным дипломатом и настоящим военным, даже он понимал всю иллюзорность и расплывчатость слов Думенка.

— Понятие все имеющиеся силы — довольно неопределенное понятие. Нельзя ли уточнить численный состав сил, что будут размешены на германской границе — попросил Ворошилов француза.

— На сегодняшний день Франция может выставить около ста-ста десяти дивизий после объявления о мобилизации. Как видите, господин маршал, наши силы почти равны.

— Советская сторона готова выставить свои дивизии без объявления мобилизации, — немедленно отреагировал маршал — Прошу вас назвать точные данные о готовых к боевым действиям дивизиях.

— Сейчас на линии Мажино вдоль нашей границы с Германией сосредоточено общей численностью шестьдесят две дивизии. Двадцать четыре дивизии будут переброшены к границе из центральных и западных округов Франции в течение недели с момента начала войны.

— А остальные двадцать шесть дивизий из озвученных вами сил, когда они прибудут на границу?

— Остальные дивизии будут отмобилизованы на первой стадии войны и составят второй эшелон.

— Эти двадцать шесть дивизий второго эшелона, через какой срок они будут созданы и займут свое место на фронте?

— Могу вас заверить, господин маршал, что срок будет кратчайшим — учтиво, как джентльмен джентльмена заверил наркома Думенк.

Примерно в той же манере, говорил с Ворошиловым и адмирал Дракс. К началу войны Британия была готова перебросить на континент целых шесть дивизий и в кратчайший срок отмобилизовать дополнительно ещё шестнадцать дивизий из своих доминионов.

От названого европейцами "кратчайшего срока" у наркома сводило скулы. "Кратчайший" хорошо звучал на устах, но при подписании договора следовало указывать конкретный день от начала мобилизации или объявления войны. И могло так случиться, что проставленные там сроки англичанами и французами будут далеко не кратчайшими, в силу непредвиденных обстоятельств.