Воин. Приключения начинаются

— У кого-то хорошее чувство юмора, — пробурчал Ланс. — Свежее мясо, значит... Драться умеешь, мясо?

— Нет. — Драться я действительно не умел. Да и не приходилось. А уж на фоне тех, кому приходилось изо дня в день выживать, можно считать, я младенец.

— Значит, научим. Служить год будешь, в моем десятке, а то у меня как раз недобор. Идем, оформлю.

Дойдя до казармы в стиле 'баракко', Ланс завел меня в комнатушку, сам оставшись снаружи.

— Кого там принесло? — услышал я вместо "Здравствуйте". В полумраке комнаты за столом сидел мускулистый усатый мужик, в распахнутой рубашке, и изображал великую занятость, а именно — ковырялся в зубах зубочисткой.

— Я в патруль, к Лансу в десяток. Новобранец, — устало сказал я, наученный Лансом.

Усатый ненадолго замер, а потом достал из ящика стола лист бумаги и хлопнул им об стол.

— Новобранец, значит? Сядь, — указал он пальцем на стул напротив.

Я подошел и аккуратно сел, стараясь на него не смотреть.

— Значит так. Патруль внешнего периметра города — один год. Продлить можно на тот же срок. Наказание за побег из патруля — рудники.

Выдавая эту тираду, он не отнимал руки поверх бумаги.

Я сидел, воткнув взгляд в стену, и напряженно думал. Стоит ли оно того? Хотя, если отказаться — выбор невелик: умереть от голода, или влачить жалкое существование нищего, или еще хуже: стать разбойником. Ни одно из этих возможностей меня не прельщало.

— Я согласен быть патрульным, — и со вздохом добавил: Кормить там будут?

Вербовщик открыл и закрыл рот, цыкнул зубом:

— Ну и дурак. Да, кормить будут. Писать и читать умеешь?

— Не знаю. — Я посмотрел ему в глаза. Ну реально, не знаю, блин, умею ли я.

Усатый двинул бумагу по столу, отнял руку.

— Так проверь.

Перевернув лист, все что я понял — это где ставить подпись: все буквы, написанные на листе для меня были чем-то вроде китайской грамоты.

— Подписывать чем? — поднял я глаза.

Вербовщик протянул мне стило и хитро ухмыльнулся. Ну что же, поставим подпись позаковыристей, лишь бы было непонятно.

Отдав бумагу и стило обратно, я расслабленно вздохнул: назад пути уже не было. Мужик, поковырявшись в столе, достал еще один лист.

— Ланса нашел?

— Да, за дверями стоит, меня ждет.

— Тогда почему ты еще здесь? — Мужик махнул рукой в сторону двери. — Он когда ждет, то нервничает, а потом начинает злиться, и поверь мне, лучше тебе его не злить.

Так я попал в местный аналог армии. В принципе, особо ничего нового для меня не было, кроме вооружения. Так — те же приколы младшего комсостава, те же запуганные солдаты-призывники, только антураж другой. Быстро получив комплект одежды, меня вогнало в ступор выданное мне оружие...

— Это что, господин сержант?

Я недоуменно рассматривал выданный мне комплект... ну, скажем, вооружения.

— Это твой щит и меч, недоумок. Ты что думал, тебе боевое дадут сразу? Вы же мясо! Порубите друг друга, а мне отвечать?

М-да. Если это щит и меч, тогда я рыцарь серебряного авангарда, мля. Щит напоминал крышку от бочки, с привязанными веревками для руки. Меч же был обыкновенной железной палкой, кое-как проклепанной с обоих сторон, и меч напоминал разве что издали и ночью. Эдакий плоский дрын с деревянной рукояткой.

— Ну, что стал? Вперед, построение скоро!

Так и началась моя служба в рядах доблестных, мать их ети, войск Штормграда. В одном вербовщик не соврал: кормили здесь действительно хорошо.

Первая неделя пролетела быстро. Молодой организм, не приученный к большим нагрузкам, быстро выматывался, и вечером, после бесконечной муштры и физподготовки, я валился на кровать и спал практически без сновидений. Мы отрабатывали построение, сомкнув наши крышки и пытаясь делать уколы пародией на мечи, бегали с мешками за плечами по несколько километров вокруг лагеря, тренируя выносливость. Уставали страшно, начиная тренироваться с утра и заканчивая поздним вечером, деля перерыв лишь на завтрак, обед и ужин. Первые дни неимоверно болело все тело, казалось, болели даже кости, в спаррингах мы наставляли друг другу синяки и шишки, и это возымело эффект: к началу описываемых событий наши тела окрепли, наросли мышцы и при построениях мы уже не напоминали стадо орангутангов и могли изобразить шеренгу. На третью неделю я очнулся в кровати посреди ночи и понял, что не могу уснуть. Таращился, как сова, в потолок и моргал глазами. Поворочавшись, махнул на сон рукой, зашел в оружейку, надел свою сбрую и вышел на улицу к манекенам.

'Стойка. Подшаг, удар щитом, укол, удар, отход, стойка. Еще раз. Подшаг, удар, укол, мах мечом, защитная позиция. Еще раз'. Я бессмысленно повторял те упражнения, что давал нам Ланс каждый день, доводя до автоматизма, выходя по ночам на улицу.

— Чего не спишь? — раздалось глухое ворчание.

Я отпрыгнул и закрылся щитом.

— Ха! Смотрю, наука даром не проходит? — довольно рыкнула тень под бараком.

Голос тени подозрительно напоминал голос нашего сержанта.

— Тренируюсь, господин сержант! — на всякий случай молодцевато гаркнул я.

— Не ори, народ перебудишь, — поморщился отклеившийся от стены Ланс.

Подойдя ближе, он критически осмотрел меня с ног до головы. Наученный горьким опытом предыдущих дней, из защитной стойки я не выходил.

— Хм. Похоже, из тебя будет толк, хоть до кого-то начало доходить, — довольно проворчал он.

— А теперь, раз ты не спишь, разомнемся...

'Разминались' мы так теперь если и не каждую ночь, то через одну точно, по паре-тройке часов. Кроме того, эта зверюга увеличила мне нагрузку вдвое, по сравнению с тем, что было. Я охал, стонал, первые несколько дней готов был заснуть на ходу, но затем втянулся, и не раз замечал на себе оценивающий взгляд нашего сержанта.

Два месяца спустя мы стояли на плацу, построившись без оружия, и ждали. Впереди строя стоял наш сержант и какой-то незнакомый воин с нашивками лейтенанта.

— Ты кого мне привел? — прошипел незнакомый офицер.

— Пополнение, господин лейтенант! — сержант стоял перед ним навытяжку.

— И ты предлагаешь мне выбирать из этого сброда? — капитан повернулся к нашему строю и презрительно его оглядел. Шагая вдоль первой шеренги, он презрительно ронял:

— И ты вот это — называешь воином? — удар латной перчатки в грудь одного из солдат, и того складывает пополам. — Или вот это? — указующий перст вонзился в живот другому, и солдат рухнул, пытаясь вздохнуть и свернувшись калачиком. — Они сразу побегут, увидев врага! — он развернулся, и его закованные в сталь ноги высекли искры из брусчатки плаца.

— Я отправлю вам лучших, господин лейтенант! — вытянувшийся в струнку сержант буравил взглядом наш строй, и он не предвещал ничего хорошего.

— Через час лучшие из этих обезьян должны быть готовы. Если они там все полягут или сбегут — это будет твой залет. Ты меня понял? — офицер остановился напротив сержанта.

— Да, господин лейтенант!

— Выполняй. — С этими словами он хлопнул сержанта по плечу, и ушел.

— Так, недоноски, — рявкнул сержант, подходя к строю. — Я называю имена, вы выходите!

Среди списка, который он зачитал, я с удивлением услышал и свое имя. Интересно, куда это нас отправляют?

Нам выдали средней паршивости кольчуги, шлемы, больше похожие на ведра с дырками для глаз, щиты — улучшенную версию той же крышки от бочки, только оббитые кусками железа, и мечи, больше похожие на короткие, кое-как заточенные дубины.

— Строиться на плацу. Боевую задачу там же и поставлю. Марш, марш!

Все действия должны были выполняться бегом, и отобранная десятка, громыхая, как телега с металлоломом, снова выстроилась.

— Значит так, выкормыши скверны. У нас тут завелись гноллы, терроризируя округу и собирая дань с местных лесорубов. У них есть главный, называет себя Душителем, и его мы будем брать. Живым! Остальное стадо, что он собрал — без вожака само разбежится. Всем все ясно? — сержант вещал, прохаживаясь перед нами.

— Да, господин сержант! — слаженно рявкнули мы.

— Кто побежит — того лично зарублю, — сержант остановился и топнул ногой. — После этого выхода, те, кто выживет — будут ходить на такие зачистки регулярно. Тренировки никто не отменял! Вы все еще мясо! — продолжил прохаживаться сержант. — Вопросы?

Вопросов ни у кого не было...

Выйдя через час, после Златоземья мы построились в цепь, и начали планомерно уничтожать прямоходящих псов. Помогало лишь то, что собраться в стаю гноллы не успели, и численный перевес составлял по двое-трое наших на одного пса. Мы просто и без затей забивали его дрынами, и двигались дальше. Из-за брызг крови на кольчугах и мечах наша десятка внушала даже некий страх гноллам, и все было почти хорошо, пока не начали встречаться их маги. Вот тогда-то начались первые потери.

Двигаясь как обычно, цепью, мы услышали из-за куста неразборчивый лай и рычание, и в ту же секунду в голову правого от меня солдата прилетел сгусток тьмы, и его голова взорвалась вместе с шлемом... Тело рухнуло, и забилось в конвульсиях.

— Здесь колдун! Уничтожить, быстро! — скомандовал сержант. Он легко увернулся от такого же сгустка, пущенного в его сторону. — Шевелитесь, уродцы!

Шок первых секунд. Только что рядом был товарищ, и вот его уже нет. Ноги сами понесли в сторону куста, из горла раздалось — нет, не боевой клич, какое-то клокотание. Вылетев с другой стороны куста, я увидел скалящегося гнолла, на посохе которого, похожего на корявую палку — формировался новый сгусток. Я махнул мечом, пес отвлекся на меня, заслонившись своей палкой, и сгусток погас. В этот миг послышалось тявканье, и ко мне выскочили еще пара гноллов. Выставив вперед свои копья, они, подвывая. ринулись ко мне, защищая своего колдуна. "Срать-перемать, это что, конец?" — мелькнуло в голове.

— Стриб, он твой! Остальные — поддержку на шкуры! — раздался ободряющий рев сержанта.

Ко мне на подмогу выбежали наши бойцы, двух копьеносцев снесли в один миг, изрубив просто и без затей. Я же, махая мечом как дубиной, сломал сначала посох геоманта, ударил щитом по его голове, и уже оглушенного, на волне адреналина, изрубил.

— Все, все, воин, тормози. — Сержант перехватил мою руку, останавливая. Кровавая пелена с глаз спала, я тяжело дышал, глядя на то, что осталось после геоманта. Потом меня вырвало.

— Выдвигаемся. Еще ничего не закончилось, — Ланс махнул рукой, показывая вперед.

Через пять минут пал еще один из нас, словив в грудь сразу два сгустка из-за дерева. Еще одного, левофлангового, сунувшегося в шалаш, насадили на копья сразу трое гнолллов. Не дойдя до цели, мы уже потеряли троих, и сержант был мрачнее тучи, тихо матерясь. Через полчаса мы вышли на полянку. Там, возле костра, стоял особенно здоровенный гнолл с двуручным мечом, в компании с двумя геомантами.

"А вот теперь — пиздец". Мелькнула мысль.

— Главарь — мой! Остальные — делите их колдунов!

Мы рванули каждый к своему гноллу. Эти, однако, были намного умнее: в одного из тех, кто бежал рядом со мной, влетел шар заклинания. Не найдя ничего умнее, он закрылся щитом, в кровавых брызгах лишившись и руки, и щита. Следом ему в грудь влетело заклинание от второго колдуна, оставив там сквозную дыру. У другого воина, бежавшего на второго геоманта, не выдержали нервы, и он, развернувшись, рванул обратно. Не пройдя и двух шагов, получил в спину два сгустка, которые его ускорили и буквально разорвали. Еще один наш, вырвавшись вперед и что-то нечленораздельно крича, неосмотрительно пробежал мимо здоровенного гнолла, и Душитель просто и без затей срубил ему голову одним ударом...

Дальше все было как в тумане. Вырвавшись вперед, я бежал зигзагом, а в голове билась только одна мысль: "Назад — нельзя". Налетев на своего геоманта, я одним сильным замахом выбил у него из лап посох, которым он закрывался, вторым — разворотил ему голову. Развернувшись, увидел, как Душитель, отмахиваясь своим здоровенным двуручником, рычит, тесня сержанта. Двое, расправившиеся со своим геомантом, стоят растерявшись, не зная, что дальше делать. Мой напарник, добежав, пинал тушу убитого мной гнолла и явно был в неадеквате, про меч в руке он, казалось, забыл. Потом его взгляд обрел на миг осмысленное выражение, он увидел здоровенную псину и рванул к нему, подняв руку с мечом высоко для удара. Душитель же, видимо заметив новую опасность, в этот момент отбил мечом выпад сержанта, пнул его ногой, от чего тот отступил на пару шагов, и молниеносно развернувшись, насадил крикуна на свой двуручник, как шашлык на шампур. Крик захлебнулся, Душитель выдернул из груди воина меч, слегка крутнувшись на месте, и тут же сделал подшаг к сержанту. Я не нашел ничего лучше, как безмолвно подбежать к главарю гноллов и упал к нему под ноги. Тот, делая шаг назад, перецепившись через меня, упал. Выкатившись из-под туши, и отбросив в сторону мешающийся щит, я ударил мечом по руке, практически ее отрубив.

— Живым! Сказано брать живым! — раздался крик Ланса. Отпрыгнув от зажавшего обрубок руки гнолла, я обессиленно опустился на траву. Адреналин уходил из крови, оставляя лишь неимоверную усталость и отупение.

Душитель, рыча и скуля от боли, перетягивал себе кисть жгутом, кинутым ему сержантом. Я сидел, уставившись в одну точку, практически не моргая. Еще двух воинов, оставшихся в живых, рвало недалеко рядом в кустах.

— Молодец. — Хлопнул меня по плечу сержант. — Два геоманта чисто твои. Да и с Душителем ты здорово помог. Будет с тебя толк. А вы чего стояли, обезьяньи выкидыши? Ни на что не годные куски дерьма! — сержант сплюнул, и достал веревку.

Все, что я мог — лишь помычать. Поднявшись на ноги, и шатаясь, как пьяный, я с ненавистью глядел на Душителя, понимая, что первый день вылазки мог стать для меня последним, и я так же, как те семеро, мог лежать сейчас в траве. Связав главаря гноллов, мы двинулись обратно, но, не дойдя до Златоземья, к нам выехал конный отряд латников со знакомым лейтенантом во главе.

— Стой! — рявкнул сержант. — Задача выполнена, господин лейтенант! Сопровождаем заключенного в...

— Дальше мы поведем его сами. — Прервал офицер доклад. — Возвращайтесь в расположение.

— Но, господин... — начал было сержант.

— Я сказал! Дальше мы сами! — рявкнул лейтенант, и подал знак двоим из латников.

Те, приблизившись, бесцеремонно растолкали нас лошадьми, и отобрав концы веревок, процессия двинулась в сторону Штормграда.

— Вот же мразь... — невидящим взглядом посмотрев им вслед, тихо выдохнул сержант. — Ладно, сочтемся еще. Двинули.

Весь оставшийся кусок дня нас не трогали. Сослуживцы со страхом смотрели в нашу сторону, и старались лишний раз не подходить. В столовой, дополнительно к еде, мы получили по бутылю местного вина, и напившись в хлам, вырубились прямо в казарме, едва успев доползти до коек. Утром, на построении, мы узнали, что ночью из расположения дезертировали пятеро. Нам показали их тела, висевшие на виселице в назидание оставшимся. На следующий день дезертировали еще трое, и одному удалось уйти. Остальных — просто зарубили. Из всего набора, а это сотня новобранцев, через три месяца осталось чуть больше восьми десятков.