Поступь Палача

— Что-нибудь уже известно? — спросил Саенко.

— Да все то же самое, — пробасил Евгений Николаевич, долговязый седой мужик лет шестидесяти, большой любитель пошлых анекдотов. — Только сегодня особо кроваво. Говорят, он охранников буквально по стенам размазывал, а обычно их щадит. Там у свидетелей истерики, особенно у баб — все стены в кровище и кишках.

— Кто пострадал?

— Один из владельцев "Lamis Enterprice Ltd", Торидзе Вахрам Рустамович. Да-да, тот самый Беспалый. Вор в законе.

Следователи переглянулись и совершенно одинаково, по-волчьи, радостно оскалились — оба годами мечтали достать эту нелюдь, но не получалось, не хватало доказательств, а свидетели бесследно исчезали. Пусть не они, но хоть кто-то заставил Торидзе заплатить за все. Оба готовы были поклониться беловолосому за это, но, конечно, озвучивать свое желание не стали.

Полицейский микроавтобус под завывание сирены несся, смазывая повороты, чуть ли не становясь на два колеса — водитель, Ваня Елизаров, был бывшим автогонщиком и водил как бог. Поэтому домчал до места очень быстро. Следовали высыпались наружу и поспешили к линии оцепления, окружающей здание "Lamis Enterprice Ltd", на ходу доставая удостоверения. Полицейские за лентой стояли буквально зелеными, стараясь не смотреть в сторону здания, в котором на нескольких этажах не осталось стекол. Пресса тоже почему-то не пыталась проникнуть за ограждение, как и зеваки.

— Ну что там? — нетерпеливо ступил вперед Саенко, глядя на Семена Прятова, обычно невозмутимого старого опера из петроградского управления. Но сейчас губы того тряслись.

— Сам смотри, я туда еще раз не хочу... Много видал, но такого — нет! Там все стены в крови и дерьме! Головы на бронзовые шишечки лестницы насажены! Это что за маньяк такой?!

— Выжил кто-нибудь?

— Особые охранники покойного — их этот подонок только помял, а майора бывшего с помощником, что ими командовали, и вовсе не тронул.

— Кроме охранников и самого Торидзе кто-нибудь пострадал? — вступил в разговор Пенкин.

— Нет, Сергей Иванович, — покачал головой Прятов. — Что удивительно — нет.

— Его обычный почерк, — переглянулись следователи.

— Так он не впервые такое устраивает? — прищурился старик.

До сих информацию об этом деле удавалось скрывать от общественности, а взрывы в офисах объяснять войной банд, но теперь не скроешь, слишком кроваво действовал на сей раз беловолосый. Пресса обязательно хоть до чего-то, но докопается.

— Это — девятый случай, — вздохнул Саенко. — Но раньше он все тише, что ли, проделывал. И ни разу невиновного не тронул, все пострадавшие такие твари, что до многих мы сами годами мечтали добраться. Да о Торидзе ты и сам, Петрович, знаешь. Кстати, возле каждого беловолосый оставлял папку с доказательствами, только начальство наше драгоценное это скрывало, мне самому только сегодня сказали.

— Вот оно что... — протянул Прятов. — Но седня он отличился. Я только никак не могу понять, почему одних охранников он подавил, как вшей, а других — не тронул.

— Есть у меня одно подозрение, — задумчиво потер подбородок Пенкин.

Остальные требовательно уставились на него.

— Что-то мне кажется, что и по прежним делам придется выяснить все по поводу выживших и погибших охранников. Похоже, беловолосый щадит тех, кто не запачкан в чем-то особо мерзком. Стоит это узнать, подтвердится или нет. Надо будет допросить этого майора с помощником, думаю, они много интересного расскажут.

Он повернулся к зданию, скривился и бросил через плечо:

— Пошли, Петро. Не хочется мне на это смотреть, но надо.

Следователи двинулись внутрь. Увиденное в холле показалось поначалу какими-то странными фресками и украшениями, только потом до вошедших дошло, что со стен и потолка свисают ошметки разорванных в клочья человеческих тел. Вниз до сих пор падали тяжелые капли крови. К горлу Пенкина подкатила тошнота, он с трудом сдержался от рвоты. Судя по зеленому виду, и Саенко было сильно не по себе. Ничего подобного они действительно еще не видели, невзирая на весь свой огромный опыт работы в убойных отделах. Да о чем речь. Не выдержали даже стальные желудки полицейских экспертов, и двое из них блевали в углу.

— Пойдем отсюда, Серега... — с трудом выдавил Петро. — Нечего нам тут делать...

— Ладно, — не стал спорить тот.

Выбравшись наружу, Саенко дрожащими пальцами добыл сигарету из пачки и нервно закурил, ходя туда-сюда и пытаясь что-то сказать, но, видимо, не мог. Пенкин попросил у одного из полицейских, возящихся с чем-то в машине, бутылку воды и жадно выхлебал половину.

— Поглядели? — криво усмехнулся Прятов.

— Да уж поглядели... — поежился Сергей. — Чем он, интересно, их так?..

— Кто ж его знает, только среди наших слухи о демоне гулять пошли.

— И то может быть. Я сейчас уже ничего огульно отрицать не стану.

Несколько минут следователи приходили в себя от увиденного. Такого беловолосый действительно еще не устраивал, раньше он если и убивал, прорываясь к цели, то аккуратно, порой человек просто падал и умирал без всяких внешне заметных причин. Сейчас же возникало ощущение, что он был в дикой ярости.

— Ну что, пойдем допросим начальника охраны? — повернулся к коллеге Саенко.

— Он не начальник охраны, он начальник особого отряда охраны, в котором собрались только прошедшие горячие точки офицеры чином не менее лейтенанта, — вмешался Прятов. — Серьезный мужик, я вам скажу.

— Поглядим, — пробурчал Пенкин. — Где он?

— А вон, в фургоне ждет вместе со своим замом.

Следователи попрощались со старым сыскарем и двинулись к фургону. Надо же, даже эту оборудованную по последнему слову техники машину сюда пригнали. Поднявшись по приставной лестнице, они вошли. Внутри огромного фургона находилась куча аппаратуры, возле которой возились три технаря. Сбоку на небольших стульях сидели два подтянутых человека, в которых наметанный глаз сразу уловил бы военную выправку. Один брюнет, второй блондин. У первого было жесткое лицо, синие внимательные глаза, лоб пересекали два кривых шрама, явно от осколков. Второй отличался от него только цветом волос и отсутствием шрамов, а так их можно было принять за родных братьев.

— Здравствуйте, — поздоровались полицейские. — Старший следователь ГУ МВД по Санкт-Петербургу, подполковник Саенко Петр Петрович. Следователь по особо важным делам, майор Пенкин Сергей Иванович.

— Добрый день! — встали сидящие. — Алексеев Михаил Александрович, майор в отставке. Духов Виктор Романович, старший лейтенант в отставке.

— Садитесь! — махнул рукой Саенко, достал из кармана и включил диктофон. — Нам нужно задать вам несколько вопросов.

— Задавайте, — безразлично ответил майор. Судя по отсутствующему виду, он все еще переживал случившееся. Старлей просто молча кивнул.

— Для начала попрошу описать происшедшее с вашей точки зрения.

Алексеев немного подумал и приступил к рассказу. Следователи внимательно слушали его, отмечая кое-какие моменты в своих планшетах.

— Одну минуту! — прервал майора Сергей. — Вы говорите, что ваших людей беловолосый не трогал?

— Да, он же вначале вообще просил отойти, сказав, что я честный человек и оказался в этой клоаке случайно, даже назвал по имени-отчеству. Хотя откуда он мог меня знать — ума не приложу, человек я далеко не публичный. На вопрос ответил, что знает всех. Напоследок сообщил, что существует некий высший закон, перед которым человеческий — ничто.

— Вы первый, с кем он вообще заговорил... — потер пальцем переносицу Пенкин. — Но продолжайте, продолжайте! И, пожалуйста, не забывайте о ваших личных впечатлениях.

— Хорошо, — кивнул Алексеев. — Это существо, назвать его человеком не могу, он нечто большее, показалось мне воплощением справедливости, воздаяния и еще чего-то, не могу даже сформулировать... Но это несущественно, это именно мои личные впечатления, не более. Главное, что он не трогал моих бойцов, не запачкавшихся в делах Торидзе, только отбрасывал их с дороги.

— А как вы вообще попали на службу к этой сволочи? — не выдержал Саенко. — Мы давно мечтали его достать...

— После демобилизации знакомые присоветовали, — скривился майор. — Давайте не будем об этом, вспоминать тошно. Хорошо хоть когда я понял, куда влип, то четко оговорил свои и ребят обязанности только охраной. А вот другие, чьи кишки сейчас с потолка свисают, те еще твари были. И вот их-то беловолосый как раз и не жалел. Походя давил, как вшей. Хотя откуда узнавал, что за человек перед ним?

— Лучше бы вы к нам пошли, — укоризненно покачал головой Петро. — Денег поменьше, зато работа честная. И такие парни нам всегда нужны.

— Может, и зря не пошел, — вздохнул Алексеев. — Ну да что уж теперь. К тому же скоро опять на службу, надеюсь. Нормальную службу. Вот ребята из госпиталя выйдут, и пойдем.

— Значит, никто из ваших людей серьезно не пострадал? — поинтересовался еще раз Пенкин.

— Нет, максимум ушибы, даже ни одного перелома. Да, вот еще...

Майор на мгновение заколебался, словно сомневаясь, стоит ли говорить, но все же сказал:

— Когда беловолосый уже уходил, я спросил кто он. Он оглянулся, и у меня чуть волосы дыбом не встали, показалось, что он просмотрел всю мою душу, до последней мысли и чувства. А потом сказал, что он тот, кого никто не ждет...

— Смерть, что ли? — растерянно посмотрел на коллегу Сергей.

— Нет, думаю он палач, — подал голос старлей. — Наказывающий приговоренных.

— Кем приговоренных?! — вскинулся Саенко.

— А кто его знает...

Андрей резко открыл глаза и вытер со лба холодный пот, обнаружив себя стоящим у зеркала. Лицо было бледным, дышалось тяжело, мышцы так ныли, словно он пробежал только что несколько километров. Проклятье, опять непонятный провал в памяти! Парень бросил взгляд на часы и закусил губу — уже пять пополудни, а ведь только что было девять утра! Да что же это такое, а?.. Хоть бери, да иди сдаваться к психиатрам... Он схватился за голову и застонал, пытаясь сообразить, что же делать.

Эти провалы начались около трех недель назад, после дикой вспышки гнева после показанного по телевизору результата артналета украинских войск на одно из сел Донбасса. Вид трех убитых маленьких детей, которых пыталась неудачно закрыть собой старенькая бабушка, настолько взбесил Андрея, что в голове у него словно лопнула какая-то пелена. По крайней мере, так ему показалось. А потом парень потерял сознание, словно его выключили. До этого случая он долго не смотрел новостей, давно не веря в изменения к лучшему, и не мог объяснить своей реакции.

Украинских националистов Андрей не считал людьми с 2014-го года, с событий на майдане, когда увидел, как они жгут заживо беркутовцев, которые просто честно выполняли свой долг. Люди так не поступают, а тот, кто поступает, человеком быть перестает, и его нужно стереть с лица земли, как грязь. Впрочем, о своих взглядах Андрей не особо распространялся, но всегда считал, что каждый должен отвечать за свои деяния, порой — в десятикратном размере. В зависимости от тяжести этих самых деяний.

Причем если до украинского майдана парень мало обращал внимания на политику, своих забот хватало — выпускной класс школы, армия, а затем болезнь и смерть матери. Но искривленные, гнусные хари швырявших через решетку коктейли Молотова бандеровцев потрясли его своей бесчеловечностью. Это же звери какие-то! Они бросали бутылки в милиционеров, у которых не было другой защиты, кроме щитов. С первым же загоревшимся человеком в душе Андрея белой пеленой поднялся ледяной, всепоглощающий гнев. Сейчас он думал, а что случилось бы, если бы пелена в голове лопнула тогда? Не начались бы эти пугающие его до смерти провалы в памяти еще в 2014-м? Вполне возможно. Со вздохом Андрей понял, что хочешь не хочешь, а придется преодолеть свое нежелание и пойти в поликлинику. Надо выяснить, что с ним происходит. Хоть бы только не что-то серьезное, не хочется умирать в двадцать два года. Может, врачи сумеют помочь...

Что же произошло после того, как он увидел на экране убитых детей? К сожалению, Андрей не помнил. Когда он пришел в себя, то ничего не изменилось, он все так же сидел перед телевизором, только прошло пять часов. Что он делал в это время парень не знал, осталось, правда, ощущение чего-то неприятного, но необходимого. В конце концов он решил, что просто уснул — ведь последним, что он помнил, был еще что-то бубнящий телевизор.

Через три дня все повторилось, разве что Андрея не трясло, он чистил зубы, когда вдруг отключился. Пришел в себя в той же ванной, причем одетый в любимый осенний серый плащ, который зимой был совершенно неуместен. Попытки вспомнить, что происходило в течение семи часов, ни к чему не привели. Еще хорошо, что было воскресенье и не требовалось идти на занятия. Это настолько перепугало парня, что он два дня не ходил в университет, не отвечал на звонки приятелей, не выходил в интернет, хотя раньше обычно часами сидел в "Контакте".

В среду Андрей все же выбрался на занятия и был удивлен вопросами, что он с собой сделал и как смог так быстро отрастить волосы — как выяснилось, они за это время отросли почти до лопаток и лежали ровной светлой гривой. Почему-то дома парень не обратил на это внимания, словно носить длинные волосы было для него столь же естественно, как дышать. Но раньше он предпочитал короткие прически! Кое-как отшутившись и отговорившись от любопытных, Андрей с трудом высидел занятия и ринулся домой, сходя с ума от непонимания.

С тех пор провалы в памяти случались регулярно, один за одним, притом стали ежедневными. Как ни странно, они бывали только тогда, когда он оставался один. В итоге Андрей почти не ходил на занятия и начал уже побаиваться отчисления — поступить на механико-математический факультет было очень непросто, да и удалось не с первого раза. Пришлось год отработать в одной фирме помощником системного администратора.

При мысли обратиться к врачам Андрея почему-то прошибал холодный пот, начинали трястись руки, и он раз за разом отбрасывал эту идею. Но с каждым днем все больше сходил с ума, ощущая порой себя висящим в бесконечном белом пространстве. Надо было с кем-то посоветоваться, но с кем? Друзей у парня было мало, и все они, так сложилось, жили не в Питере, а с приятелями можно разве что пива попить и поболтать о футболе и книгах. По телефону говорить о таком он не решился бы, только лично. Постоянной девушки у Андрея тоже не было, не тянуло его на длительные отношения, поэтому подружек подыскивал таких, с которыми не жаль расставаться.

Парень с трудом стащил с себя настолько пропитанную потом одежду, что такое бывает только после тяжелой физической работы, и поспешил в душ, где принялся яростно натирать себя мочалкой, словно стремясь содрать кожу, но при этом все время казался себе грязным. Из душа он вышел только через час, выпил кофе и снова задумался. Сидеть одному было настолько тошно, что дух перехватывало. Немного подумав, он позвонил сокурснику, отчаянному балагуру и шутнику Сереге Мухову, с которым всегда можно было весело провести время. Тот был сыном какой-то питерской шишки, но при этом не распространялся об этом и совершенно не драл нос. Был своим в доску.