Эрвин фон Эльке

— Да, младший брат, — спокойно кивнула Мафальда, удивившись про себя, что легкомысленная герцогиня умудрилась запомнить хоть что-то о своей любимице.

— Ох, жаль, я сразу об этом не вспомнила, а то послушала бы получше, что они сегодня болтали! — без особого сожаления вздохнула Эвелина.

— Ну что вы, не расстраивайтесь из-за этого! — махнула рукой Мафальда и легкомысленно улыбнулась. Все, что хотела, она уже знала, а подробности могли и подождать.

— Ваше печенье, Ваше Светлейшее Сиятельство! — на пороге появился молоденький черноволосый мальчик лет пятнадцати (диво как хороший, надо сказать) с подносом в руках.

— Франц, вы уже освободились? — делано удивилась герцогиня. — Я полагала, мой августейший супруг отдал вас в полное распоряжение этого гонца... как его?..

— Барон фон Шилинг, сударыня. — юный паж фон Айс легко, словно мотылек, переместился к чайному столику, и начал сервировать его чашечками с выпечкой. — Он гвардии-ротмистр, и личный порученец эрцгерцога.

— Ах, да, я что-то эдакое припоминаю. — произнесла герцогиня. — Это тот безумец, что дрался на дуэли за честь той иберийки... как же ее...

Эвелина прищелкнула пальцами.

— Донья Анна-Исабель де Рохо. — услужливо напомнил паж.

— Да-да, — машинально добавила Мафальда. — Компаньонка престарелой баронессы де Шато д`Ор.

— Действительно. Как я его сразу не узнала? — произнесла Эвелина. — Право, вокруг Эдвина крутится столь много молодежи, что я не в силах упомнить всех — герцогиня не слишком-то ладила с пасынком и его окружением. — Мафальда, милая, ты не составишь мне компанию за чашкой чая? Идите, фон Айс, я вами нынче довольна.

Старшая сестрица бригадного генерала фон Эльке едва не заскрипела зубами — планида давала ей возможность немедля узнать новости о брате в подробностях, если б не эта курица-герцогиня...

— Ах, Эвелина, за что вы гоните мальчика? Конечно, я почту за честь выпить с вами чашку чая, но, быть может, юный фон Айс нам что-то почитает в это время? — прощебетала она. — Право, у него так выходит читать вслух.

"Еще лучше у него б вышло командовать солдатами, но его матушка так трясется над единственным наследником, что не позволит ему даже высморкаться, если это будет опасно", — мысленно продолжила она.

Юный паж и впрямь мечтал об эполетах, но, будучи последним представителем рода, еще в детстве был взят ко двору, и шансы стать офицером у него отсутствовали напрочь — герцог лично поклялся на Библии, что не позволит прерваться славному роду.

— Да-да! — герцогиня захлопала в ладоши от столь удачной идеи. — Ведь мне привезли новый меровенсский роман! Как я могла запамятовать? Франц, будьте так добры, он уже разрезан и стоит на во-о-он той полочке.

— Служить вам — моя обязанность, сударыня, — поклонился фон Айс.

Пока Мафальда разливала по чашкам чай ("Ах, Эвелина, эти горничные столь неловки — лучше уж я сама!"), а паж выкладывал фолиант на пюпитр, герцогиня успела пару раз пройтись по комнате, не выказывая, впрочем, раздражения.

Как и ожидала Мафальда, новый роман оказался на редкость скучным. Описание природных красот, с которого он начинался, растянулось на несколько страниц, и к тому времени, когда на сцене, наконец, появились главные герои, первая фрейлина уже с трудом сдерживала зевоту и на всякий случай все время держала чашку с чаем возле лица. Впрочем, юный фон Айс умел прочесть с чувством даже такое бесцветное вступление — если бы не его способность заинтересовать слушателей, Мафальда, без сомнения, не только шокировала бы свою госпожу зевотой, но и вовсе задремала бы. Эвелина же слушала хоть и с нетерпением, но без скуки: ей хотелось, чтобы скорее началось действие. Что не могло не радовать ее любимицу — минуты текли одна за другой, Франц все читал, а герцогиня и не думала его останавливать.

Через час после начала чтения Мафальда уже точно знала, чем закончится роман, кто из героев на ком женится или выйдет замуж, кто умрет и кто останется ни с чем. Эвелина, забыв про недопитый чай, слушала молодого чтеца, затаив дыхание и совершенно позабыв, что собиралась на конную прогулку, и что самого Франца ждет к себе их с герцогом гость. Зато сам юноша помнил об этом прекрасно и, продолжая в лицах разыгрывать перед слушательницами описанную в романе драму, то и дело краем глаза поглядывал на едва слышно тикающие возле камина часы.

"Интересно, хватит ли у тебя решимости самому прерваться и сказать Эвелине, что у тебя есть другие обязанности?" — с любопытством раздумывала Мафальда, украдкой глядя на раздосадованное лицо Франца. При других обстоятельствах фрейлина не преминула бы это проверить, но сейчас допустить, чтобы герцогиня рассердилась на пажа, было нельзя. А потому, дождавшись, когда фон Айс дочитает до конца очередной эпизод и сделает паузу, чтобы перевести дух, она тихо ахнула:

— Госпожа, что же мы так задержали нашего юного друга! Как бы гонец его не отругал и не пожаловался герцогу!

Франц громко скрипнул зубами — сидевшая в нескольких шагах от него Мафальда отчетливо это услышала и бросила на юношу сочувственный взгляд. Нет, что ни говори, а для мужчины лучше война и опасности, чем мирная жизнь, в которой его в любой момент могут унизить!

— Ох, и правда! — жалобно вздохнула Эвелина, глядя, впрочем, не на пажа, а на книгу, которую он уже готовился заложить узкой шелковой ленточкой. — Ну, ничего. Вы, Франц, так и скажите нашему гостю, что это я во всем виновата.

Паж чуть слышно засопел — одна мысль о том, чтобы "спрятаться" за спиной у женщины, приводила его в ужас и в ярость одновременно. Что ж, придется мальчику немного потерпеть...

— Франц ни за что вас не выдаст! Ведь так, Франц? — улыбнулась Мафальда юноше. — Придется мне за него заступиться. Я вернусь через несколько минут!

И не давая герцогине опомниться, фрейлина юркнула за дверь, поманив растерянного юношу за собой.

Глава III

Мелкие капли холодного осеннего дождя пятнали форму генерала фон Эльке темными влажными пятнами.

Впрочем, "пятнали", это, вероятно, не совсем верное выражение. Хотя форма его бригады и была пошита из ткани песочного цвета, отчего пыль на ней была не так уж и заметна, пропылена одежда Эрвина была до такой степени, что стала окраса, так называемого, "мышиного", так что дождь скорее исполнял роль прачки.

Естественно, покрыта пылью была не только форма молодого генерала. Тяжелый двухдневный марш сделал "мышиной" всю бригаду. Вернее, то, что от нее осталось.

"Это еще хорошо, что дождей не было почти неделю, — подумал Эрвин, — а то бы мы непременно увязли в грязи во время перехода. Может даже пушки пришлось бы бросить".

Бригада выходила к Аурумштадту.

— Эрвин, друг мой, вы живы! — к усталому и почти не спавшему два последних дня фон Эльке стремительно подскакал эрцгерцог Эдвин со свитой. — Я не чаял уже вас встретить, кузен!

— Там где может пройти лесной зверь, пройдет и бранденбургский гренадер. — усмехнулся молодой человек. — А там где не сможет пройти лесной зверь, все равно пройдет бранденбургский гренадер. Если говорить в двух словах, то мы потерпели победу. Дивизия фон Зюшвица разбита наголову, господин дивизионный генерал, а сам он убит. Правда, после победы, мы были вынуждены совершить срочную ретираду.

— Как вам это, черт побери, удалось? — запальчиво воскликнул наследник престола. — Эрвин, вы — бог войны!

— Отнюдь, это ваша должность, кузен. — устало улыбнулся Эрвин.

Эдвин фон Гогенштаузен воякой, действительно, был знатным. Какой бес дернул молодого (а были они с фон Эльке одногодками) наследника престола стать шефом именно артиллерийского полка, не знал, пожалуй, никто. Однако того, что бомбардиром он был от Бога, также никто отрицать не стал бы. Это под его командованием пушкари буквально выкосили наступающие колонны противника под Шарлотенштадтом, это его канониры обеспечили победу в деле при Щецине, да и весь исход Магдебурской кампании, в целом, немало зависел от эрцгерцога Эдвина.

Год назад наследник престола выслужил звание дивизионного генерала, и никто во всем Великом Герцогстве Бранденбург не мог сказать, что эполеты он получил исключительно по праву рождения.

— Рассказывайте, Эрвин. — потребовал эрцгерцог. — Вестовые, это хорошо, но я хочу знать, что и как было на самом деле. В подробностях.

Фон Эльке глянул на проходящую мимо колонну своей бригады — поредевшей, ох, как поредевшей в последней баталии, — и вздохнул.

— Первым делом, господин дивизионный генерал, я прошу принять мой рапорт о присвоении майору Розену следующего воинского звания, полуполковник, и награждении его орденом "Сиреневой звезды" первого класса. — Эрвин извлек из внутреннего кармана загодя, буквально на коленке написанный рапорт, и протянул его своему непосредственному командиру. — Посмертно.

Эрцгерцог одним порывистым кистевым движением развернул бумагу, и буквально впился взглядом в текст.

— Немыслимо. — огорошено прошептал он минуту спустя. — Как у него это получилось?..

Солнце в тот день оказалось, для октября, нежданно теплым. Если первые несколько эскадронов и мушкетерских баталия, спешно перестроившихся с марша, солдаты Эрвина опрокинули играючи — не дошло даже до штыковой — пользуясь внезапностью, то уже час спустя после восхода дневного светила, молочная пелена, скрывавшая позиции бригады фон Эльке, начала стремительно развеиваться, как и рассветный полумрак, не позволявшие противнику должным образом оценить количество и дислокацию противника, а равно и наладить управление собственными войсками. Оное обстоятельство позволяло предположить: вот-вот противник развернет свои батареи и выкосит солдат фон Эльке дружными залпами. Именно в этот момент, когда Эрвин уже готов был дать приказ к ретираде, из оврага на левом фланге выскакали кавалеристы Розена. Удар двух драгунских эскадронов был страшен: три баталии, уже перестроившиеся в линии для боя были смяты и обращены в бегство в течение нескольких минут, а драгуны Розена, с молодецким посвистом, устремились к позициям померанской артиллерии, все еще находящейся в конных упряжках, а оттого беззащитной. В течение какого-то получаса дивизия Зюшвица лишилась двух третей своих пушек, подорванных драгунами на их же собственном боеприпасе, и полуэскадрона гусар, попытавшихся помешать бранденбуржцам. В той лихой, хотя и скоротечной кавалерийской сшибке погиб и померанский дивизионный генерал.

Розен же развернул своих кавалеристов в тыл к ведущим перестрелку, периодически переходящую в штыковые схватки, померанским мушкетерам. Атака эта, поддержанная фланговым ударом гренадер Радека произвела на неприятеля впечатление настолько ошеломительное, что в бегство обратились даже те баталии, которые не попали под удар бранденбуржцев.

Эрвин немедленно отдал приказ всем остальным баталиям также ударить в штыки и хотел уже отвести драгун в тыл, однако не успел отправить вестового к майору — Розен, не мешкая, развернул свой поредевший дивизион, и насел на спины удирающим врагам. Кавалеристы лихо рубили беглецов, еще более усиливая панику и толчею в рядах померанской пехоты, покуда не столкнулись с силами, примерно в эскадрон или чуть более, вражеских кирасиров и конногренадер. В завязавшейся схватке полегло более половины бранденбуржцев, и хотя победа осталась за ними — противник элементарно не успел взять разгон — Розен также оказался в числе тех, кто сложил свою лихую голову.

Впрочем, не он один в то утро погиб за отечество — массированные атаки померанской пехоты выкосили до трети личного состава мушкетеров. Погиб в рукопашной Пилипчук, ранены были Нигельфар и фон Леман, чудом избежал смерти Радек, треуголку которого сбила вражеская пуля. Только бомбардиры Хортманна и гренадеры фон Реутова понесли сравнительно небольшой урон, но дальше удерживать померанцев было совершенно невозможно.

Да, дивизия фон Зюшвица была, в большинстве своем, разбита и рассеяна, так что фельдмаршал Кабюшо остался без авангарда, но уже подходили к усеянному телами полю боя основные силы, разворачивалась артиллерия, и оставаться на месте было бы полнейшим безумием. Эрвин скомандовал отступление.

Увести по узкой лесной дороге пять баталий, орудия и остатки эскадрона, да еще в виду ободрившегося при виде их ретирады неприятеля — это задача не из простых. Покуда отряды, один за другим, снимались с позиций, и устремлялись под низко нависшие ветви деревьев, гренадеры фон Реутова и егеря фон Штоца выдержали четыре фронтальных натиска солдат Кабюшо, спешивших добить бранденбержцев и не дать им уйти. Последний раз, когда в расстроенные прошлыми атаками ряды ворвались драгуны, Эрвину, чья лошадь погибла от шальной пули, пришлось лично возглавить контратаку своих солдат. Его шпага, не выдержав столкновения с палашом "конного пехотинца", сломалась в самом начале схватки, и дальше фон Эльке вынужден был орудовать уже штыком оброненного кем-то мушкета.

В лес гренадеры и егеря отступили уже под грохот рвущихся вокруг бомб — пушкари Померании, наконец, развернули свои батареи. Утомленные ночным маршем кавалеристы Кабюшо не стали долго преследовать бригаду Эрвина, ограничившись парой коротких стычек на фланге.

— И вот я здесь. — закончил свою речь фон Эльке. — А в дневном переходе — не более — за моей спиной основные силы неприятеля.

— Славно же вы дали по зубам этому выскочке-лягушатнику, кузен. Ах, отчего старый пень фон Берг не позволил выдвинуть к Фюртену всю нашу дивизию?!! — воскликнул Эдвин.

"Не такой уж и старый, если умудрялся волочиться за Мафальдой", подумал фон Эльке.

— Хортманна, уж простите, я у вас забираю. — продолжил, меж тем, эрцгерцог. — Вы же становитесь лагерем на Лысых Холмах. Да, это в тылу, но, Эрвин, вашим солдатам нужен серьезный отдых. Сейчас отдыхайте, а вечером ждем вас и ваших офицеров в собрании — необходимо будет воздать вам достаточные почести.

— Розен. — коротко напомнил бригадный генерал наследнику.

— Да, само собой разумеется. — Эдвин передал рапорт штаб-офицеру своей свиты. — Приказ будет сегодня же, не сомневайтесь кузен.

Отдых, это было замечательно. Это было то, что сейчас требовалось фон Эльке больше всего, однако сразу же после прощания с сыном гроссгерцога Максимилиана предаться ему не было никакой возможности. Сначала Эрвин, вместе со своей бригадой, завершил выдвижение к указанному Эдвином месту, а до него было добрых три лье, затем проследил за установкой лагеря, распределил караулы, и только затем смог рухнуть в своем шатре, даже не пообедав и не сняв сапог.

К вечеру у генерала фон Эльке болело всё. Казалось, что молодой человек ощущает каждую, самую мелкую жилку в своем организме, каждую мышцу своего тела, и все они дружно и в один голос заявляют: "Хозяин, отдохнуть дай!"

Наскоро перекусив хлебом и холодным вареным мясом, Эрвин, невзирая на протестующую плоть, облачился в чистый мундир, заранее вынутый денщиком из сундука и отвисавший все время пребывания генерала в царстве Гипноса, навестил цирюльника — в дни спешного отступления к Аурумштадту было несколько не до бритья, а двухдневная щетина всяко не украшает мужчину в офицерском собрании — повесил на бедро шпагу, добытую где-то все тем же расторопным денщиком взамен сломанной в бою (сказать по чести, эта была и вовсе придворной зубочисткой, а не боевым оружием) и, со скрежетом зубовным, едва удержавшись от старческого кряхтения, взгромоздился на коня.