Снежная палитра

— Если все любят, то надо взять какао и вам, — с лукавством заявила гурманка и сразу стала серьезной, — хорошо согревает в метель.

Ник с недоумением посмотрел на художницу, чтобы понять, откуда такое глубокомыслие у ее дочки, но та в показном удивлении округлила глаза, и они вместе взорвались смехом.

— Так мама говорит, — обиженно протянула малышка.

Не обращая внимания на потешающихся взрослых, Мива с серьезным видом заказала горячего шоколаду всем троим, когда подошел официант.

А потом смаковали вместе и делились впечатлениями, и решали, как заправские дегустаторы, какие пирожные подходят к напитку лучше всего. В какой-то момент Ник почувствовал себя частичкой этой маленькой семьи. Только есть ли ему там место, или он претендует на уже отданную роль?

"Какое место? Что за чушь!" — тут же оборвал сам себя. Он ни на что и не претендует вовсе, просто наслаждается хорошей компанией. Или сам себя в этом убеждает?

С непривычки Нику пришлось постараться, чтобы вытряхнуть себя из малознакомых, а потому пугающих, дебрей самоанализа и сосредоточиться на прекрасных спутницах.

— Николас, — Юка согласилась обращаться к нему по имени, — нам пора. Мива устала, да и мне рано вставать.

Посиделки с чашкой растянулись на несколько часов, а Ник и не заметил, как пролетело время. Он было собрался возразить, предложить или сказать хоть что-то, но не нашелся со словами.

— Спасибо за приглашение, — продолжила художница.

— Нет!.. То есть, да. Это вам спасибо, — мгновение, и злость на себя излечила косноязычие. — Вас, прекрасные дамы, благодарю за неповторимый вечер.

Расслабленная Мива захихикала в ответ на такое обращение.

— Надеюсь, теперь я прощен, — вспомнил Ник легенду и повод. Вроде и шутка, а важно, что она ответит. Характер продавил-таки непрошеную нерешительность. — Буду счастлив, если вы согласитесь поужинать со мной. В вашей компании еда однозначно приобретает совершенно неповторимые оттенки.

Обвел взглядом обеих спутниц, чтобы не плодить недоразумений.

— Возможно, после окончания выставки? — предложила Юка.

"Она хочет сказать, что он торопится?" Возможно. Что ж...

Он согласился. Протянул еще одну визитную карточку и с радостью принял от нее яркий прямоугольник с номером телефона.

Да, ему не удалось побыть с Юкой наедине, но посчастливилось узнать ее в другом цвете. Заботливая мама и счастливая дочь щедро поделились с ним семейным теплом, от которого отвык.

Тем холоднее оказался ревнивый прием зимнего вечера, что поспешил захватить всех троих в колючие объятия, едва дверь кофейни закрылась за ними. Но даже ледяной ветер не смог охладить радость от приписанных рукой Юки цифр личного мобильного. Что ему холод, если так тепло на душе!

* * *

— Добрый вечер, Юка!

— Здравствуй, Николас!

Спрашивать, как дела, показалось страшной банальностью. Ее день наверняка был насыщенным и неоднозначным. Полным ярких красок. Как и его, впрочем — аукционы всегда полны сюрпризов, и этот не стал исключением:

— Двадцать три тысячи раз. Двадцать три тысячи два. Двадцать три тысячи... Продано! Номеру 105. Ему.

Да, Ник прибрел отличную "Вечерю" флорентийской школы за смехотворные деньги. Но что деньги рядом со слегка охрипшим голосом его теперь уже самой любимой современной художницы? И когда только успел полюбить современное искусство?

И откуда хрипота?

— Ты в порядке? — глупость какая! Как пацан!

— Все отлично! Кажется, у меня купили почти все картины. — Смущение Юки не смогла скрыть даже посредственная телефонная связь между Нью-Йорком и Майами. — Это невероятно, Николас!

— Да, здОрово! — разговор не клеился. — Ты отлично передаешь женскую суть и чувства. Не удивительно, что людям нравится.

"Что же ты творишь с нами, природа?!"

— Но не тебе?

— Мне нравишься ты, — осмелился он наконец. То Каберне Совиньон в двух лишних бокалах красного, или он совсем обалдел? Позвонить что ли Кьяре?

— Я согласна на ужин, — Юка слепо перепрыгнула признание.

— Ловлю на слове. Но сначала в театр.

Только-только отключился, а телефон снова зазвонил.

Найджес. Как всегда, отвратительно оптимистичен и громок. У Ника перед глазами даже вспыхнули огненные искры, такие же яркие, как вихры у сыщика.

— Мы его найдем! — резюмировал частный детектив. — Картину реставрировали при прежнем владельце по особому договору.

— То есть?

— Секретарша Синклера разбирает документы из сейфа Синклера-отца. Милая такая девушка...

— А по делу? — перебил Ник описание средств достижения цели.

— Кажется, там личная услуга баш на баш.

— С кем? — Даже пальцы сжались в захват. — Имя?

— Жду звонка, — издевательски растянул детектив.

Длинным показался и весь следующий день. Мысли крутились вокруг личности мошенника-реставратора. Нику хотелось поскорее разгадать эту тайну и понять, зачем известному ценителю живописи понадобилось проворачивать аферу с подделкой. Нетерпение и неудовлетворенность отравляли даже радость от тепла, которое через край выплескивал солнечный день на жарком курорте.

Покончив с делами в Майами, Ник поднялся на борт самолета, предвкушая возвращение: его сердце стремилось в заснеженный Нью-Йорк. И только в комфортабельном кресле он сумел наконец расслабиться и понял, что его так манит домой. Не только головоломка, точнее, не одна она: две загадки манили на север, и обе связаны с живописью.

Наконец-то дома. Ник всегда считал, что не любит зиму и снег. В белизне ему не удавалось находить поэтику, присущую искусству и естественной красоте. Он предпочитал жизнь в ярких ее проявлениях, переполненных цветом. А теперь на секунду замер и посмотрел в небо. С неба ледяными хлопьями планировала зима прямо на его пальто. Наглый снегопад напомнил тот робкий, первый, что познакомил их с Юкой, и в груди сладко сжалось от предчувствия встречи.

Юка обрадовалась приглашению, и вечер они провели великолепно. Как только покинули фойе театра, зимний ветер пожелал не особо доброго вечера, толкнул их в спину и полетел задирать других. Легкая ручка Юки, которую, наверное, и перчатка не защищала от холода, покоилась у Ника на предплечье. Он накрыл ее пальцы своими и легонько сжал.

— Пожалуй, прогулку лучше перенести на другое время: ты рискуешь замерзнуть.

— Хочется продлить этот вечер, — ответила она, улыбаясь, и тем самым согревая его лучше любых батарей.

— Замечательный получился вечер!

Она забежала Нику вперед, развернулась к нему и преувеличенно нахмурилась:

— Только не нужно вежливых банальностей, — погрозила пальчиком, и в глазах ее сверкнули лукавые снежинки.

— Мне хорошо с тобой, — шагнул к ней.

Красное на белом — вызывающий контраст, требующий обоснований, именно так он сейчас воспринимал женщину, что радом, и Ника предавали органы чувств, и все мешалось. Запах весенних цветов, будоражил чувства и застил мысли. Он уже представлял ее гладкую кожу под ласкающими пальцами, упивался теплом ее тела под собой. Ник видел, как обладает ею, вырывая сладострастные стоны. Это как если бы почти обладал. Горячие картинки в теплых тонах с их переплетающимися телами заполнили голову страстью, которая взбудоражила кровь и заставила прижать к себе желанную женщину. Она подалась навстречу, и он потерялся. Женщина она, и он мужчина, и только в этом смысл. Желание непроизвольно устремилось навстречу ее животу, остатки воспитания и уважения к спутнице заставили Ника отпрянуть, чтобы не испугать Юку напором. Ее хрупкость заводила и вынуждала хотеть заботиться.

Как оказалось, Ник был совершенно не готов к тому, что секс с понравившейся женщиной может стать проявлением истинной близости. Ему было удивительно комфортно в ее квартирке. Совершенно естественно возникло желание приготовить завтрак на двоих.

Пока нарезал хлеб и бекон, он вспоминал прошлую ночь, и эти образы приятно щекотали позабытым желанием заботиться о дорогих людях.

Прошло больше двадцати лет, как он порвал с семьей, и значительно меньше с момента, когда родственники пожелали вернуться в его жизнь. Они-то быстро "простили ему каприз", но Ник так и не смог забыть. И до встречи с Юкой о тех, кого знал с детства, вспоминал только, когда получал письма и открытки на Рождество. Растущая стопка нераспечатанных конвертов в дальнем ящике стола в кабинете и радовала тем, что его не забыли и все еще ждут вестей, и вызывала досаду. Знание, что ему и без семьи хорошо, и уже давно, лениво растворилось в довольстве, о котором пел каждый расслабленный нерв. Ник размазывал сыр по хлебцу и смаковал новую, лихую, пугающую мысль: ему хорошо здесь, с ней, и он хотел бы просыпаться рядом почаще.

Так же приятно ему было сидеть за одним столом с Юкой полчаса спустя, смотреть, как она откусывает кусочек тоста и как накалывает ломтик бекона. Ник слушал милую болтовню женщины, отвечал ей, и ничего не хотел менять в утреннем сценарии.

— Мне нужно будет забрать Миву после обеда, — объявила Юка, когда с завтраком было покончено, и намеком на неловкость повисло в воздухе ожидание первых совместных планов. — Можем потом вместе погулять. Как насчет похода в парк?

Юка сосредоточилась на лице Ника, и он напрягся: ясно, что она высматривала. Он надеялся, что отреагировал правильно, и простой приязни будет достаточно для начала, потому что мысль о девочке не вызвала в нем никаких особенных эмоций. Ведь очевидно, что, если он хочет продолжить их отношения, ему следует привыкнуть к тому, что у нее есть дочь. Хотя в отношения любовников не всегда впускают детей, Юка, кажется, не оставила им выбора. Что ж, странно, но отторжения мысль о чужом ребенке не вызывала. Приложило его, кажется, в этот раз не слабо.

— С удовольствием, — согласился Ник, отложив размышления на более подходящий момент.

Черно-белая палитра пейзажа завораживала нетронутой красотой. Прямые линии и углы в рисунке отдаленных высотных зданий ломала эклектика веток и стволов. Природа была во все времена наиталантливейшим художником, и Ник легко признавал за ней звание лучшего творца. Сегодня снова, в который раз, любовался нерукотворными произведениями, и снова самому себе поражался — в который уже раз, — что никогда раньше не вызывающая восхищения белая палитра с ее переходами белого в синий и серый и обратно, теперь трогала скромной выразительностью. Даже замерзший ландшафт рядом с Юкой и ее дочкой наполнялся жизнью и радовал глаз.

— А здесь, Ник, смотри, — радостно верещала Мива, подбегая к очередному укутанному в снег дереву, — получается жираф.

— С двумя шеями? — удивилась Юка.

— Точно: шея-мама и шея-доча, — заливисто рассмеялась девочка.

— То есть два жирафа? — уточнил Ник.

— Нет, один целый на двоих, как мы с мамой.

* * *

Начало недели занесло сугробами документов и запорошило рабочими вопросами. В этот понедельник Ник обнаружил, что больше не проваливается в них по колено, а то и по грудь. На окраинах сознания теплели воспоминания о прошедших выходных, и от них необъятные обычно проблемы истаивали до выполнимых задач, с которыми он легко расправлялся. Работоспособности шефа могли бы позавидовать сотрудники агентства, но и они были на высоте. Ник гордился своей командой.

Из-за попавшего в больницу европейского представителя Алану пришлось приправлять аукционные торги крепким кофе. Он стойко боролся с зевотой и прикрывал трубку телефона, когда не удавалось сдержаться, отслеживая последние лоты в парижском АртКюрьяле. Рабочие часы во Франции пришлись на глубокую ночь в Нью-Йорке, но не помешали помощнику выполнить поставленную задачу.

Сильвия заканчивала экспертное заключение и оценку стоимости картин миссис Картен-Валевской, потомственной русской аристократки, давней клиентки Ника. Пожилая дама решила наказать нерадивых детей, которые слишком торопили ее в могилу и уже распределили, кому что достанется. В честность благотворительных фондов, как и в возможность перевоспитания потомков, вдова не верила и пожелала распорядиться богатствами иначе. Она собиралась продать с молотка наименее ценные полотна, а львиную, наиболее стóящую долю наследия подарить музеям.

Кэсси порхала между кофе-машиной, компьютером и рабочими столами коллег. То и дело мелькал золотистый радио-наушник, в который она отправляла цветистые вежливые фразы, обрамленные профессионализмом, в то время, как руки занимались счетами, распечатками или фотографиями. Ник привычно усмехнулся, когда вспомнил комментарий Кассандры по поводу цвета гаджета: тот напоминал всем, насколько она ценна для успешной работы ?АртКоллекшнз?.

— Мистер Найджес, — прощебетала секретарь.

Через стеклянную стену Ник увидел, как она через воображаемую лупу что-то ?рассматривает? на своей клавиатуре, то приближая, то удаляя линзу. Без легкого характера и чувства юмора секретаря иногда было тяжело продираться сквозь рутину, в которой погрязло искусство.

— Переключай, — со смехом отсалютовал чертовке Ник.

— Я кое-что любопытное раскопал, — гаркнул в трубку Найджес. — Когда могу подъехать?

— Давай через час, — воздержался от приветствия и Ник, и отключился.

Слишком затянулась эта история с подделкой. Хотелось побыстрее найти беспринципного мошенника, разменивающего талант на преходящее. Хоть к копировальщикам-живописцам относились со снисхождением, следовало признать, что часто и их работа была достойна восхищения. А здесь кто-то посмел нагло наплевать на этику художников, да еще и выставил экспертов дураками. Чем быстрее удастся разобраться, тем лучше: как бы Синклер-младший не втянул агентство в разбирательство. Хоть и не выиграет, но нервы и репутацию может попортить изрядно.

Найджес был доволен собой. Обмен рукопожатиями, заказанный Кассандре ристретто для детектива, и тот, наконец, готов поделиться тайнами. Хорошо, что Ник знал его давно и был готов к нарочитым задержкам с ответами.

— Личную документацию разобрали. Имени реставратора в документах нет, — начал Найджес. — Договор, если и был, отсутствует. Ни имени, ни информации о картине.

?Ни одной хорошей новости, — удивился Ник. — воистину неуместная жизнерадостность?.

Детектив ухмыльнулся:

— Почивший из Синклеров был тем еще жуком. Большим любителем начинающих художников, и особенно художниц. И секретарь его скрупулезно подшивал каждую бумажку, которая относилась к коллекции. — Ник подался вперед. Что-то все же нарыл неугомонный весельчак напротив. — Но ?Вознесение? кажется исключением. Есть несколько счетов из художественной лавки: серьезные суммы, первоклассные краски, доставка по адресу Синклера-отца, и он же заказчик. Имя реставратора нигде не фигурирует.

Майкл отставил чашку с кофе и откинулся в кресле. Знакомый с повадками сыщика Ник приготовился к ?вишенке?, ради которой ?кушал? пресный до этого торт.

— Интересная деталь, — не разочаровал Найджес, — Синклер в завещании отдельно указал, что именно эта картина не подлежит продаже.

— То есть его сын портит нам жизнь просто из любви к искусству?

— Именно так, — хохотнул Найджес: он оценил игру слов.