Снежная палитра

Ник так и не понял, то ли он проснулся в плохом настроении и не мог реагировать спокойно, то ли неудачи точили на него зуб еще с вечера.

В будильнике села батарейка, и он проспал. Пришлось спешно собираться и давиться горячим кофе. В подземной парковке его снова задержали: "Форд" старичка-соседа на этот раз намертво застрял на выезде. Ник чертыхнулся, вернул машину на место, поймал такси и рванул в офис. Добрались без пробок, и он немного остыл.

— Всем доброго утра, — произнес Ник традиционное приветствие.

Кэсси поздоровалась со светлой улыбкой, которая отразилась и в ее голубых глазах. Без напоминаний она упорхнула колдовать над кофе-машиной. За пять лет работы на него Кассандра преобразилась из симпатичной девушки в привлекательную молодую женщину. И эта женская суть неизменно радовала глаз Ника то облегающими брюками с коротким жакетом, то кокетливой блузкой и свободной юбкой до колен, как та, что сейчас увивалась за ее ногами в такт шагам.

— Мистер Синклер просил о срочной встрече, — вместо приветствия доложил Алан, переключая внимание на себя.

Помощник поднялся из-за стола, снял с головы телефонный наушник, не глядя бросил в кучу разбросанных альбомов и проспектов, и подошел к директору. Алан был похож на тяжелоатлета, забросившего спорт, но так и не растренировавшего извилины. Маленькие глаза терялись во впадине под выдающимися надбровными дугами, а на тщательно выбритом лице через несколько часов после бритья уже пробивалась щетина. Но Ник знал, насколько острым умом обладал его первый помощник.

Ник наклонил голову, ожидая продолжения.

— У него возникли проблемы с организаторами в "Кристис" — доложил Алан.

То, что Брайан Синклер потупил вопреки совету Ник, который лично отговаривал клиента от поспешной продажи картин, помощник не стал и упоминать. Исправлять чужие ошибки — то, что сотрудникам "АртКоллекшнз" приходилось делать чаще всего другого. Ник только попросил Алана соединить его с Синклером через четверть часа и повернулся к Сильвии.

Каштановая грива волос всколыхнулась, когда вторая помощница изящно поднялась и подошла к Нику. Он отметил длину платья, которая едва-едва соответствовала требованиям дресс-кода для офисных работников, понятливо хмыкнул и взял протянутый ею конверт. Если вторая помощница вырядилась, как легкомысленная кокетка, значит, сегодня Сильвия отправляется в разведку, где такой образ будет отвлекать мужское внимание от ее знаний и способностей. "Настоящая волчица в стане овец" — неоднократно восхищался ее успехами Ник. Он увел Сильвию Чезано у конкурентов и до сих пор считал эту аферу одной из самых удачных сделок.

— Приглашение на открытие выставки Юки Томото, — пояснила помощница, когда он достал яркую карточку. — Ты просил напомнить. Сегодня в семь вечера, северный зал Центральной галереи.

Ник кивнул, поблагодарил Кэсси за кофе и прошел в свой кабинет. Имя художника ему ни о чем не говорило. Наверное, что-то из современного искусства, которое, по его профессиональному мнению, не могло сравниться с живописью Возрождения или Барокко. У директора самого респектабельного экспертного агентства в Нью-Йорке даже мелькнул интерес: художник так хорош, или у него щедрый меценат? О Центральной галерее не мечтал разве только тот, кто ни разу не брал в руки выпачканную в краску кисть. И редко для кого эти грезы становились явью.

— —

— Мистер Синклер, вы настояли на встрече.

Грузный коротышка с тяжелыми мешками под глазами даже не поднялся из-за стола, к которому Ника провел метрдотель. Новоиспеченный владелец коллекции живописи, которую торопился превратить в доллары, недовольно поджал губы и процедил:

— Хотел, да. Садитесь!

Не в привычках Ника цепляться за условности, но и открытого хамства, если до него дойдет, спускать не собирался. Эксперт был настороже: пусть Брайан Синклер — самый крупный из клиентов его агентства, но и чересчур непредсказуемый. Сфера искусства ему явно незнакома, но напористость, по его мнению, компенсирует все.

Пока официант принимал заказ, клиент тяжело смотрел на Ника. Делец по натуре, Синклер считал деньги с ревностной заботой, и чхать хотел на правила. Он явно привык прогибать обстоятельства под себя и, скорее всего, рассчитывал пошатнуть уверенность Ника, чтобы тот послушным козликом скакал сзади, отзываясь на натяжение поводка. За преувеличенным недовольством работой "АртКоллекшнз", ему пока что виделось только дурное воспитание богача. Ник недоумевал, как случилось, что Брайан так не похож на отца, Себастиана Синклера, сотрудничество с которым было приятным и полезным? Если бы не добрая память о старике, Ник не взялся бы "пристроить" коллекцию покойного, от которой сын так спешил избавиться.

— Из-за вашей некомпетентности я потерял сегодня пятьдесят тысяч долларов, — заявил новоявленный коллекционер.

У Ника зашумело в ушах. Он всегда был в курсе крупных сделок в агентстве, и вряд ли его ребята могли так напортачить.

— Простите... — он поднял брови, значительно снизив градус доброжелательности в голосе.

— Не прощу, — вопреки заявлению сбавил обороты клиент.

— В чем вы нас обвиняете, мистер Синклер?

Ник замолчал, кивком поблагодарил официанта, налил себе воды и приготовился узнать, к какому сценарию разрыва отношений ему готовиться. "Ох уж эти новоиспеченные наследники, думающие, что деньги заменяют мозги и порядочность".

— Из-за вас я потерял деньги, на которые рассчитывал. Большие деньги. — Синклер наклонился к Нику. — Ваше счастье, что эти деньги еще не успели стать моими.

— Не оправдались ожидания, мистер Синклер, или потеряли деньги из-за нас? За последнюю неделю "АртКоллекшнз" не провело для вас ни одной сделки. Так в чем, собственно, вы нас обвиняете?

— Картину, про которую я вас особо спрашивал, вы приписали, — Брайан Синклер взглянул на листок, что лежал перед ним и прочел: — Себастьяну Бурдону. А на самом деле, это Ван Дер Шур!

В голосе сиюминутного знатока живописи звякнуло возмущение. Ник бы рассмеялся, если бы ситуация не начинала его злить. Он вздохнул и взялся объяснить:

— Мистер Синклер, во-первых, насколько мне известно, вам порекомендовали отдать это полотно и несколько других на экспертное изучение. В наше агентство или любое другое.

— Знаю я ваше изучение, читал. Рентгеном просветите, и сколько я потом заработаю на картине с испорченными красками? — перебил всезнающий клиент.

— Во многих случаях можно ограничиться ультрафиолетовым излучением, — просветил его Ник. Спокойствие давалось ему все сложнее. — А потому, во-вторых, выданное вам заключение было предварительным, сделанным по фотографии. Ведь вы спрашивали о предварительной оценке, не так ли?

— Да, но...

— И в третьих, могу ли я взглянуть на экспертное заключение, где признано, что "Вознесение Мадонны" принадлежит кисти Альберта Ван Дер Шура?

Клиент отвел глаза, поджал губы и буркнул:

— Знакомый оценщик в "Кристис" отказался поднять цену, как я требовал. Он сказал, что вряд ли "мадонну" написал сам мэтр, и потому я не получу больше, чем сорок тысяч, а вы обещали: "до ста".

— Я хочу увидеть официальное заключение, — напомнил Ник. — У вас оно есть?

— Нету, — выплюнул клиент.

— В таком случае, к вашим мнимым финансовым потерям "АртКоллекшнз" отношения не имеет.

Директор агентства замолчал, давая клиенту возможность признать голословность обвинений. Об извинениях не стоило и мечтать.

Ник поднялся и бросил сухо:

— Если у вас возникнут еще вопросы, мои помощники с удовольствием на них ответят.

Либо Синклер соглашается сотрудничать с ними, либо их пути расходятся: самодеятельности и продажи в обход официального представителя Ник больше не потерпит.

— Сядьте, мистер Верфолен, — коллекционер глянул из-под бровей и через силу добавил: — пожалуйста.

Обсуждение условий, на которых Верфолен согласился продолжить сотрудничество, не заняло много времени. При этом раскрылись некоторые детали, связанные с картиной, что стала камнем преткновения. Прелюбопытные детали.

Брайан Синклер задержал Ника, и теперь он торопился вернуться в офис. Покидая ресторан, он позвонил в агентство, и пока ждал свободное среди проезжающих такси, диктовал инструкции Алану:

— Свяжись с Найджесом и скажи срочно подъехать, — Ник взглянул на часы, нетерпеливо смахнул снежинку, упавшую прямо на циферблат, — к четырем. Тут чертов снег валит, а я без машины. Если не успею, дай всю инфу по "Вознесению". Синклер наехал, бросал громкие обвинения. Кажется, картина с секретом, и там прячется искусная подделка под Бурдона. — В ответ на вопрос помощника взорвался: — Да плевать на его махинации! С картиной явно не все окей. Я не мог так ошибиться! Он пообещал нам картину на полную экспертизу.

— Извините, — раздалось у Ника за спиной.

Он резко обернулся, сдвинул брови. Новая волна раздражения накатила сильнее прежней:

— Что? — рявкнул, отодвигая трубку от лица.

В метре за его спиной стояла женщина. Черное пальто, несмотря на дорогой вид, не особенно грело ее: шею незнакомка вжимала в пушистый шарф и робко улыбалась ему. Ник остановил колючее ругательство, жгущее язык, когда увидел, что женщина протягивает ему бумажник. Его, Ника, бумажник. "Да что за..."— проверил он карманы и чертыхнулся, к счастью, про себя.

— Вы уронили, — смутилась женщина с лучистыми раскосыми глазами.

— Я перезвоню через минуту, — бросил Ник в трубку и отключился.

Раздражение никуда не делось, а неловкость от собственной необоснованной грубости прорвала плотину терпения, подточенную тяжелым днем. Ник выхватил бумажник из показавшихся ледяными пальцев. В карих глазах незнакомки промелькнуло недоумение.

— Черт!.. То есть спасибо! — шею обожгло стыдом.

Он на мгновение прикрыл глаза и глубоко вдохнул, произнес с расстановкой:

— Спасибо вам! И извините!

Ник покаянно опустил голову. Женщина неуверенно кивнула и отступила на шаг.

— Подождите! — Опомнился. — Вы ведь тоже ждете такси?

Надо отблагодарить за любезность и исправить плохое впечатление. Черт, как же не вовремя!

— Нет, я за рулем, — повела женщина головой влево, указывая на припаркованное рядом авто.

— А! О! Хотел предложить подвезти вас, — честно, а потому глупо, признался Ник, и почувствовал себя совсем по-идиотски.

Усилием воли он собрал эмоции воедино и перестал вести себя, как простак. Включил "обаяшку" и пошел по легкому пути:

— Может, позволите согреть вас. Тут неподалеку есть отличный чайный салон, — поспешил уточнить, услышав двусмысленность в собственном предложении.

— Спасибо, — бледно улыбнулась незнакомка, отступила еще на шаг. — Я тороплюсь. Всего доброго!

— И вам хорошего дня, — сдулся кавалер. — И большое спасибо за...

Он помахал злосчастным бумажником перед лицом и криво улыбнулся в ответ. Женщина отвернулась и заторопилась к машине. В хороводе снежинок ее шаги походили на танцевальные па, до образа одной из трех граций не хватало только венка, который пушистые хлопья уже не успеют сплести: женщина села за руль. Ник смотрел ей вслед и думал, что в восточных женщинах есть какая-то загадка. Эта незнакомка, например, оставила после себя привкус экзотических специй на языке, а снежный день расцветила фейерверком красок.

Небо продолжало сыпать снегом. Ник вспомнил, что до Рождества остался месяц, и значит, открытки от родственников не заставят себя ждать. Поэтический настрой заморозило напрочь. Как же его раздражают предпраздничные хлопоты!

Когда он прибыл в офис, снова с опозданием, Майкл Найджес уже собирался уходить. Собственно, на входе они и пересеклись.

— Ник, дружище, твоя бледность в синеву меня беспокоит, — гаркнул детектив, крепко сжал руку давнего заказчика и приятеля, и рассмеялся. — Клиент настолько лох, то есть, плох, что ты расстроился, или с картину уже украли?

Ник не оценил шутку, посмотрел на весельчака и скривился. Рыжие вихры Майкла, который не раз доставал дела "АртКоллекшнз" из глубоких за... затруднительных ситуаций, весело сияли, как и светло-карие глаза на веснушчатом лице. Частный детектив всегда был полон жизни. Брызжущая энергия Найджеса редко была уместной в работе, ведь к его услугам прибегали в откровенно дрянных ситуациях. Он же будто ничего не замечал и неизменно сорил тупыми шутками, которые его самого приводили в восторг. А Ник научился не обращать внимание.

— Такси долго не было, а пальто оставил в офисе, — отрезал Ник.

— Ах, ты просто замерз? А я тут, знаешь ли, горю на работе... Жар и пламя. Что за история? Да и сроки Алан не по-людски зажал: найди не знаю кого за три недели.

— Завтра у нас будет картина, а у тебя — экспертное заключение и возможные наводки, — устало проговорил Ник, с благодарностью принимая чашку из рук Кэсси. Он отхлебнул горячего чая, зажмурился на миг и почти смиренно предложил: — Хочешь что-то обсудить — пройдем ко мне в кабинет.

Детектив замахал руками и поспешил удалиться, а Ник рванул наверстывать упущенные часы. Погоду в Нью-Йорке уже давно бы следовало признать обстоятельством непреодолимой силы, чтобы людям не биться в авральном режиме при каждой смене сезона. Сейчас бы поехать домой, почитать с бокалом виски у камина... Но расслабиться ему сегодня не придется: на краю дубового стола ярко выделялась красным и синим карточка с приглашением. Да и Кьяра позвонила, чтобы сказать, что новое платье куплено, и она готовится выгуливать его на вечернем приеме.

* * *

— Ты отлично выглядишь, — улыбнулся Ник; нежный аромат духов его спутницы поддразнил ноздри, когда он поцеловал аккуратную ручку, — это платье невероятно подходит к твоим глазам. Всегда считал, что золото магически оттеняет зеленый.

— "Малахитовый зеленый" значилось на этикетке, — отозвалась его спутница и поправила золотистый шелковый шарф. — И у меня линзы, как ты знаешь.

Женщина наклонила голову и, слегка растягивая слова, закончила:

— Твои комплименты всегда приятны, Никки. До сих пор не разобралась, то ли ты художник, то ли поэт, — взмахнула ресницами и чувственно улыбнулась, обнажая жемчужины зубов.

Кьяра время от времени сопровождала Ника на выставки и приемы. Яркую красоту она унаследовала от румынских предков. Эта женщина выглядела моложе своих сорока, одевалась дорого и со вкусом. Была приятной собеседницей и выдумщицей в постели. Сомнительно, что редактор женского журнала сама оплачивала шикарный гардероб и поддержание уходящей красоты. Но Ника не беспокоили другие ее мужчины, как и ее саму устраивали свободные отношения.

Он принял номерки у гардеробщика, подставил спутнице локоть, и они начали неспешно подниматься по центральной лестнице.

Они немного опоздали на открытие выставки. Директору артагентства пришлось завершать срочные дела, которые не спешили завершиться. Если бы не обещание, данное Кьяре, Ник предпочел бы прийти сюда завтра, когда не будет столпотворения, или в другой день. В конце концов, это не экспозиция работ Каналетто, а...

— Черт!

Он так и не успел ознакомиться с проспектом экспозиции. Теперь будет блуждать по залам и, как турист, читать надписи под картинами.

— Что-то случилось, дорогой? — Кьяра уже заготовила вежливую улыбку.

Идеальная спутница.

— Все хорошо, — заверил ее Ник.

— Тогда отметим это шампанским, — стрельнула она глазами в сторону.

От ироничного указания на его прямые обязанности, о которых Ник забыл, он вспылил:

— Мы еще даже не ознакомились с экспозицией. Что праздновать собралась?

— Мне кажется, или у тебя действительно сломалось чувство юмора? — посмотрела Кьяра удивленно.

Ник тут же растянул губы в улыбке, подошел к столам и взял два бокала.

— День был тяжелый, — признал он.

Пригубил и заранее приготовился к горечи игристого вина. Оказалось, угощали настоящим шампанским. Ник был заинтригован и снова пожалел, что ничего не знает о художнике. Далеко не на каждом приеме гостей балуют изысканным напитком из Франции. Ник засмотрелся на искрящиеся спирали пузырьков. Очнулся, когда Кьяра забрала у него полупустой бокал и поставила на поднос проходящего официанта.

— Пойдем познакомимся с художницей, — весело взяла она его под руку.

— Какой художницей? — Ник рассеянно огляделся.

— Да той, что устроила этот взрыв цветов, — женщина махнула на яркие полотна.

Ник проследил за ее взглядом и столкнулся со знакомым уже сиянием ума и доброты в глазах. Художницей оказалась давешняя незнакомка.

Ну что за день такой? Ему, видимо, придется смириться, что сегодня весь мир объединился, чтобы в каждой ситуации выставлять его в дурацком свете!

— Что ж, пойдем, — подобрался Ник.

Значит, Юка Томото — очаровательная молодая женщина.

Художница была одета в платье цвета утреннего неба. Белая кружевная отделка вызвала в памяти круговерть снежинок, что плясали вокруг нее. "Кажется, у них взаимная любовь" — усмехнулся Ник.

— Она милая, — шепнула Кьяра, — и чем-то похожа на свои картины.

Ник с трудом отвел взгляд от незнакомки в воздушном наряде. За ее спиной, на бежевой стене, в рамках полотен, плескались сочные краски: малиновая, синяя, оранжевая, лазурная, лимонная... Ежевика, клюква, аромат земляники, солнечная поляна... Взрыв цветов врывался в тело, обдавая дикой энергией, обжигал мышцы и заставлял кипеть смутные желания. Ноги сами понесли навстречу.

— Добрый вечер, — эхом повторил Ник вслед за своей спутницей: яркие картины отвлекали не на шутку, он не заметил, как они подошли к хозяйке выставки.

— Простите, мы пока не успели познакомиться с вашим творчеством, — опередила его объяснения всегда тактичная Кьяра, — но обязательно расскажем позже, насколько нам понравилось.

Ник неловко — черт возьми, в который раз за сегодня! — улыбнулся. А затем добавил обаяния. Привычки врастают в натуру, в нужный момент заменяя ее, вот и сейчас спасли от фиаско:

— Приятно познакомиться, мисс Томото. — Он проникновенно глянул в раскосые глаза, манившие раскрытием главного секрета жизни, склонился к ее руке и прикоснулся губами к дрогнувшей ладони.

"Отогрелась", — пронеслось в голове.

— Ваша цветовая палитра вдохновляет на подвиги, — молол сам по себе язык.

"Я виноват, но исправлюсь" — сказали его пальцы, отпуская ладонь.

— Меня зовут Николас Верфолен, агентство "АртКоллекшнз", — он протянул визитку, и, наконец, собрал себя воедино. Представил свою спутницу: — Кьяра Мотреску.

— Добро пожаловать, господа, — завершила обмен приветствиями Юка. — Надеюсь, вы проведете хороший вечер.

— Даже не сомневаемся в этом, — заверил Ник, и они отошли от художницы.

Кьяра, как обычно, ушла в серьезный отрыв по скорости знакомства с вернисажем. "Профессионалы на выставках похожи на любопытных черепах", — смеялась она.

Ник поначалу не читал подписи к картинам. Но полотна неожиданно вызвали в нем такой интерес, что захотелось узнать, какими словами о том, что он чувствовал, написала сама Юка Томото. Наплыв эмоций удивил его самого. Изредка глаз улавливал грациозные движения женщины в малахитовом наряде или вдруг следовал за порханием худенькой фигурки в голубом платье. Но вот ноги подносили его к очередному цветению красок на стенах, и реальность забывалась.

Одна картина что-то зацепила глубоко внутри, и после осмотра всей выставки, Ник вернулся полюбоваться ею снова

"Первый снег". На полотне женщина в вечернем платье, сотканном из всех оттенков красного, прожигала босыми ступнями окрашенный ночными чернилами снег. Рядом лежали припорошенные туфельки. Плечи и волосы отблескивали снежинками. На заднем плане ярким пятном угадывались этажи загородного дома. Короткие светлые завитушки и серые глаза ничем не напоминали создательницу картины, но Нику виделись ее черты за маской прелестной блондинки. Счастливая влюбленная улыбка застывшей дивы была устремлена к тому, кто имел счастье запечатлеть этот момент. Сердце Ника снова откликнулось на ее чувства.

По затылку прогулялся ветерок, одарил мужчину слабым запахом свежих роз.

— Сегодняшний снегопад меня порадовал значительно меньше созданного вашим мастерством, — Ник повернулся навстречу цветочному аромату и разглядывал реакцию художницы на комплимент.

— Снег радует, когда он желанен.

Многозначительность, наверное, почудилась Нику, но ему и без намеков следовало извиниться.

— Мне неловко за свое поведение сегодня днем, — Ник опустил глаза. — Простите мою несдержанность.

— Не смогла придумать, как вернуть вашу вещь, чтобы не помешать разговору, — мягко произнесла Юка и робко улыбнулась. — Извините меня и вы.

Ник мог бы уже составить коллекцию из ее улыбок, собранных за один только день. И каждая из них заставляет его вибрировать. Невероятная женщина! Она его заинтриговала.

— Вам не за что извиняться, и я бы хотел помочь вам забыть нашу первую встречу. И заменить ее более приятными воспоминаниями, — в одну секунду заливался он соловьем, а в следующую сам верил в то, что говорит. — Теперь уж вам не скрыться в безвестности. С меня чашка кофе. Или горячего шоколада, если вы предпочитаете. И, пожалуйста, не отказывайте, — мужчина проникновенно глянул на нее.

— Сожалею, мистер Верфолен, — Юка даже не подсматривала его имя на визитке, что порадовало Ника.

— Две чашки! — сострил мужчина: отказа он не примет.

— Организаторы предложили провести сегодня ноктюрн-экспозицию, так что я еще долго не смогу покинуть приглашенных и посетителей.

На лице женщины мелькнуло сожаление. Ник собрался что-нибудь возразить, но заставил себя сдержаться. У него уже есть несколько вариантов, как продолжить знакомство. Не стоит пугать творческую натуру напором.

Ник проводил Кьяру и отказался остаться у нее.

— Она тебе понравилась, — рассекретила его любовница.

Он не стал уточнять, о ком идет речь. И все отрицать — глупо, однако в том, что интерес его настолько очевиден, было что-то неприятное, как если бы его застали без штанов.

"В самом деле, что в ней особенного?" — думал Ник в такси. — Обычная сдержанная азиатка, — отвечал самому себе, пока переодевался в домашние брюки и свитер. — Только картины совсем на нее не похожи!"

Он устроился перед фальшивым камином, который уже давно ленился включать. Ник не отказался бы настроиться на ее мысли и узнать, как получилось, что сцены жизни, в общем-то, банальные женские штучки, интересы и реакции, оказались настолько напоенными тайной, так сильно его зацепили? Как скромная азиатка смогла совместить мистические сюжеты с реалистичностью исполнения классической школы? Где она нашла ключ к его, Ника, чувствам и воображению? Он невероятно критичен к современной живописи.

Юка Томото не была обычным художником — тут Ник был единодушен с Кьярой, хотя та воспринимала искусство на уровне эмоций, а он — в силу профессионального подхода — больше разумом. Сегодня вечером пронзительная красота обычных вещей пробилась через знания и к его сердцу. И какой же солнечной улыбкой их одарила хозяйка выставки, когда они выразили свое восхищение!

Сначала Ник был полон решимости вернуться к закрытию ночной экспозиции, чтобы броситься в удовольствие общения с понравившейся женщиной. Сейчас он разомлел, и щемящее чувство в груди требовало выпустить его немедленно. В кабинете, из декоративного сундука Ник достал коробку с карандашами...

* * *

— Этот напыщенный осел даже не удосужился разобраться с документами, — прорычал Ник, — он не сказал нам, что полотно реставрировалось.

— Документов не нашел, — деловито предположила Сильвия.

— Да плевать! — взорвался Ник. — Упаси меня, судьба, от убогих разумом!

Сейчас он собрал обоих помощников, и вместе они проводили первичную экспертизу.

Брайан Синклер прислал "Вознесение" с курьером, ограничил их тремя часами и напомнил, что ждет отчета.

Инфракрасной лампой обойтись не удалось: оригинальный слой был кем-то записан на три четверти. Благодаря ультрафиолету эксперты "АртКоллекшнз" смогли оценить тонкость работы реставратора, который заменил лишь фон античными темами, а в остальном аккуратно вплел имитацию мастерства одного художника в творение другого. Один из них был учеником другого, и "Вознесение мадонны" — его первое полотно, под которым он поставил собственную подпись. Его работы от произведений учителя отличались не столько меньшим талантом, сколько меньшей популярностью, потому что не довелось работать при французском дворе, как Бурдону. И как результат, больше трех веков спустя несколько десятков, а то и сотен тысяч долларов при продаже воздвигали между ними барьер, которого не было при жизни обоих мастеров.

Найджес, по обыкновению, расцвел, когда ему бросили кость. Он обещал сообщать обо всех подвижках незамедлительно и отключился.

Ник повесил трубку и глубоко вдохнул, переводя дух. Утро захватило его в тиски обязанностей и обязательств так крепко, что вчерашний вернисаж казался едва ли не сном. Интерес к художнице не то чтобы пропал, но подтаял, как давешний снег. Напоминанием на кофейном столике в его квартире остался лишь листок, где на фоне цветущей весны темнели волосы и загадочные раскосые глаза, от чьего сияния он не смог избавиться, пока не заснул.

* * *

Ник взглянул на часы и посчитал безнадежной затеей нагонять упущенный обед. Лучше через пару часов сводить Юку Томото в кофейню. На ужин она вряд ли согласится, а данные обещания Ник привык выполнять.

Дырявые кучки снега, которые он видел с утра, уже бесследно высохли. Лексус Ника вырулил с Орендж стрит и направился к Бруклинскому мосту. Офисные работники еще досиживали рабочий день, и Нику удалось без задержек добраться до Центральной галереи.

Когда он снова оказался в водовороте ярких красок, которые поразили вчера так, что долго не мог заснуть, Ника поглотило спокойствие. Ощущение было такое, будто вернулся туда, где нужно быть, и где ему самое место.

Совершенно незнакомые переживания.

Ник пребывал в растерянности и теперь сомневался, обрадуется ли ему художница: все же начали они прохладно, если не сказать морозно.

Он увидел ее почти сразу, и наваждение вернулось. Голову будто отключили.

Сегодня художница была одета под стать эклектичной палитре полотен, что оживляли скучные бежевые стены. Вокруг ее творений то гуляли, то замирали студенты школ изобразительных искусств. Яркие пятна на полотне серости жизни.

Полная жизни и цвета, Юка улыбнулась Нику. Посмотрела как-то особенно. Или показалось? Бросился в разговор: приветствия и любезности, и неловкость ушла:

— Хотел бы пригласить вас в кофейню. Тут недалеко. Вы же скоро закрываете?

Надо бы замедлить скороговорку. "Да что ж такое с ним?!"

— Через час, — облила спокойствием Юка.

Ник сверился с циферблатом. Посмотрел на изящные запястья художницы, на которых не было часов. Зачем, собственно, ей знать о времени. Это время должно знать о той, что воцаряет весь мир на кончик кисти!

— Отлично! — обрадовался Ник. — Я тогда погуляю немного. С удовольствием еще на ваши картины полюбусь.

Улыбка Юки окрасилась смущением. 'От похвалы или из-за приглашения?'

— Только я буду не одна, — сказала художница.

Не угадал.

Ник растянул губы в подобие понимающей улыбки, часто закивал, чтобы спрятать неловкость и разочарование. Кажется, он уже начал на что-то рассчитывать. Балбес!

Усилием воли заставил себя выйти из ступора:

— Так даже лучше, — провозгласил он весело и задорно подмигнул, — нам не позволят скатиться в скучные профессиональные разговоры.

— Это уж точно, — согласилась Юка, чему-то светло улыбаясь, — заскучать точно не выйдет.

Очередную остроту, что Ник приготовился озвучить, бесцеремонно прервали.

— Вот, привела. К закрытию, — раздался недовольный женский голос за его спиной. — Все, как просили. Но лучше предупреждать заранее, чтобы я не носилась, как оголтелая, и могла спокойно собрать Миву.

Ник обернулся и натолкнулся на хмурый взгляд немолодой женщины в серых джинсах и желтом свитере. Жуткий цветовой диссонанс!

Она держала за руку щупленькую девочку лет пяти, которая не сводила сощуренных глаз с художницы, и потихоньку пыталась высвободиться от опеки. Слегка растрепанные черные волосы и хитрая гримаска пришлись Нику по нраву. А повышенное внимание ребенка к Юке и вовсе подкупило его.

"Понимаю тебя, малышка, тоже на нее засматриваюсь", — про себя усмехнулся он.

— Я не за забеги скоростные получаю деньги, — продолжила жаловаться женщина.

Она тяжело дышала, точно и вправду совершила марш-бросок, обошла Ника и тоже уставилась на художницу.

Девочка, наконец, сумела выдернуть руку из захвата и подбежала к Юке. С размаху обняла ее.

"Дочка? Ну конечно!" — осенило Ника, и облегчение расцветило реальность.

Пока шли в кофейню, Мива рассказала матери, как в зоопарке смотрела на обезьян и больших жирафов, как умудрилась погладить кенгуренка и похвастала, что на обед съела всю картошку, которую ей положила няня.

-А ты тоже умеешь рисовать? — спросила девочка у Ника, как только они устроились за столиком.

— Немного.

— Значит, и ты художник? — заключила малышка.

— Совсем чуть-чуть, — ответил Ник, посмотрел на Юку и вдруг подмигнул ей. — Вот и воздержались от разговоров о живописи.

Художница легко поддержала его настрой, улыбнулась, и у него потеплело на душе. Так же хорошо и спокойно ему было когда-то давно рядом с родными. Забытая семья...

— Что будешь пить? — Перехватил он у любопытной малышки инициативу расспросов.

— Какао, конечно, — ответила непререкаемым тоном Мива.

В ее тоне ему почудилось раздражение, и весь вид ребенка говорил о том, что он задал глупейший вопрос. Действительно, что он знал о жизни детей? Своих племянников он даже ни разу не видел.

— Верно, — усмехнулся Ник, приняв правила игры. — Я совсем забыл, что малыши обожают шоколад.

Угадал по несогласному движению лохматой головки, что снова сказал не то, и поспешил исправиться, и напомадить улыбку очарованием:

— И большие тоже, как и маленькие, его обожают, конечно же, — добавил поспешно.

Мива сдвинула брови и неуверенно кивнула.

Его шарм не подействовал на привередливую красотку, понял Ник.

— Если все любят, то надо взять какао и вам, — с лукавством заявила гурманка и сразу стала серьезной, — хорошо согревает в метель.

Ник с недоумением посмотрел на художницу, чтобы понять, откуда такое глубокомыслие у ее дочки, но та в показном удивлении округлила глаза, и они вместе взорвались смехом.

— Так мама говорит, — обиженно протянула малышка.

Не обращая внимания на потешающихся взрослых, Мива с серьезным видом заказала горячего шоколаду всем троим, когда подошел официант.

А потом смаковали вместе и делились впечатлениями, и решали, как заправские дегустаторы, какие пирожные подходят к напитку лучше всего. В какой-то момент Ник почувствовал себя частичкой этой маленькой семьи. Только есть ли ему там место, или он претендует на уже отданную роль?

"Какое место? Что за чушь!" — тут же оборвал сам себя. Он ни на что и не претендует вовсе, просто наслаждается хорошей компанией. Или сам себя в этом убеждает?

С непривычки Нику пришлось постараться, чтобы вытряхнуть себя из малознакомых, а потому пугающих, дебрей самоанализа и сосредоточиться на прекрасных спутницах.

— Николас, — Юка согласилась обращаться к нему по имени, — нам пора. Мива устала, да и мне рано вставать.

Посиделки с чашкой растянулись на несколько часов, а Ник и не заметил, как пролетело время. Он было собрался возразить, предложить или сказать хоть что-то, но не нашелся со словами.

— Спасибо за приглашение, — продолжила художница.

— Нет!.. То есть, да. Это вам спасибо, — мгновение, и злость на себя излечила косноязычие. — Вас, прекрасные дамы, благодарю за неповторимый вечер.

Расслабленная Мива захихикала в ответ на такое обращение.

— Надеюсь, теперь я прощен, — вспомнил Ник легенду и повод. Вроде и шутка, а важно, что она ответит. Характер продавил-таки непрошеную нерешительность. — Буду счастлив, если вы согласитесь поужинать со мной. В вашей компании еда однозначно приобретает совершенно неповторимые оттенки.

Обвел взглядом обеих спутниц, чтобы не плодить недоразумений.

— Возможно, после окончания выставки? — предложила Юка.

"Она хочет сказать, что он торопится?" Возможно. Что ж...

Он согласился. Протянул еще одну визитную карточку и с радостью принял от нее яркий прямоугольник с номером телефона.

Да, ему не удалось побыть с Юкой наедине, но посчастливилось узнать ее в другом цвете. Заботливая мама и счастливая дочь щедро поделились с ним семейным теплом, от которого отвык.

Тем холоднее оказался ревнивый прием зимнего вечера, что поспешил захватить всех троих в колючие объятия, едва дверь кофейни закрылась за ними. Но даже ледяной ветер не смог охладить радость от приписанных рукой Юки цифр личного мобильного. Что ему холод, если так тепло на душе!

* * *

— Добрый вечер, Юка!

— Здравствуй, Николас!

Спрашивать, как дела, показалось страшной банальностью. Ее день наверняка был насыщенным и неоднозначным. Полным ярких красок. Как и его, впрочем — аукционы всегда полны сюрпризов, и этот не стал исключением:

— Двадцать три тысячи раз. Двадцать три тысячи два. Двадцать три тысячи... Продано! Номеру 105. Ему.

Да, Ник прибрел отличную "Вечерю" флорентийской школы за смехотворные деньги. Но что деньги рядом со слегка охрипшим голосом его теперь уже самой любимой современной художницы? И когда только успел полюбить современное искусство?

И откуда хрипота?

— Ты в порядке? — глупость какая! Как пацан!

— Все отлично! Кажется, у меня купили почти все картины. — Смущение Юки не смогла скрыть даже посредственная телефонная связь между Нью-Йорком и Майами. — Это невероятно, Николас!

— Да, здОрово! — разговор не клеился. — Ты отлично передаешь женскую суть и чувства. Не удивительно, что людям нравится.

"Что же ты творишь с нами, природа?!"

— Но не тебе?

— Мне нравишься ты, — осмелился он наконец. То Каберне Совиньон в двух лишних бокалах красного, или он совсем обалдел? Позвонить что ли Кьяре?

— Я согласна на ужин, — Юка слепо перепрыгнула признание.

— Ловлю на слове. Но сначала в театр.

Только-только отключился, а телефон снова зазвонил.

Найджес. Как всегда, отвратительно оптимистичен и громок. У Ника перед глазами даже вспыхнули огненные искры, такие же яркие, как вихры у сыщика.

— Мы его найдем! — резюмировал частный детектив. — Картину реставрировали при прежнем владельце по особому договору.

— То есть?

— Секретарша Синклера разбирает документы из сейфа Синклера-отца. Милая такая девушка...

— А по делу? — перебил Ник описание средств достижения цели.

— Кажется, там личная услуга баш на баш.

— С кем? — Даже пальцы сжались в захват. — Имя?

— Жду звонка, — издевательски растянул детектив.

Длинным показался и весь следующий день. Мысли крутились вокруг личности мошенника-реставратора. Нику хотелось поскорее разгадать эту тайну и понять, зачем известному ценителю живописи понадобилось проворачивать аферу с подделкой. Нетерпение и неудовлетворенность отравляли даже радость от тепла, которое через край выплескивал солнечный день на жарком курорте.

Покончив с делами в Майами, Ник поднялся на борт самолета, предвкушая возвращение: его сердце стремилось в заснеженный Нью-Йорк. И только в комфортабельном кресле он сумел наконец расслабиться и понял, что его так манит домой. Не только головоломка, точнее, не одна она: две загадки манили на север, и обе связаны с живописью.

Наконец-то дома. Ник всегда считал, что не любит зиму и снег. В белизне ему не удавалось находить поэтику, присущую искусству и естественной красоте. Он предпочитал жизнь в ярких ее проявлениях, переполненных цветом. А теперь на секунду замер и посмотрел в небо. С неба ледяными хлопьями планировала зима прямо на его пальто. Наглый снегопад напомнил тот робкий, первый, что познакомил их с Юкой, и в груди сладко сжалось от предчувствия встречи.

Юка обрадовалась приглашению, и вечер они провели великолепно. Как только покинули фойе театра, зимний ветер пожелал не особо доброго вечера, толкнул их в спину и полетел задирать других. Легкая ручка Юки, которую, наверное, и перчатка не защищала от холода, покоилась у Ника на предплечье. Он накрыл ее пальцы своими и легонько сжал.

— Пожалуй, прогулку лучше перенести на другое время: ты рискуешь замерзнуть.

— Хочется продлить этот вечер, — ответила она, улыбаясь, и тем самым согревая его лучше любых батарей.

— Замечательный получился вечер!

Она забежала Нику вперед, развернулась к нему и преувеличенно нахмурилась:

— Только не нужно вежливых банальностей, — погрозила пальчиком, и в глазах ее сверкнули лукавые снежинки.

— Мне хорошо с тобой, — шагнул к ней.

Красное на белом — вызывающий контраст, требующий обоснований, именно так он сейчас воспринимал женщину, что радом, и Ника предавали органы чувств, и все мешалось. Запах весенних цветов, будоражил чувства и застил мысли. Он уже представлял ее гладкую кожу под ласкающими пальцами, упивался теплом ее тела под собой. Ник видел, как обладает ею, вырывая сладострастные стоны. Это как если бы почти обладал. Горячие картинки в теплых тонах с их переплетающимися телами заполнили голову страстью, которая взбудоражила кровь и заставила прижать к себе желанную женщину. Она подалась навстречу, и он потерялся. Женщина она, и он мужчина, и только в этом смысл. Желание непроизвольно устремилось навстречу ее животу, остатки воспитания и уважения к спутнице заставили Ника отпрянуть, чтобы не испугать Юку напором. Ее хрупкость заводила и вынуждала хотеть заботиться.

Как оказалось, Ник был совершенно не готов к тому, что секс с понравившейся женщиной может стать проявлением истинной близости. Ему было удивительно комфортно в ее квартирке. Совершенно естественно возникло желание приготовить завтрак на двоих.

Пока нарезал хлеб и бекон, он вспоминал прошлую ночь, и эти образы приятно щекотали позабытым желанием заботиться о дорогих людях.

Прошло больше двадцати лет, как он порвал с семьей, и значительно меньше с момента, когда родственники пожелали вернуться в его жизнь. Они-то быстро "простили ему каприз", но Ник так и не смог забыть. И до встречи с Юкой о тех, кого знал с детства, вспоминал только, когда получал письма и открытки на Рождество. Растущая стопка нераспечатанных конвертов в дальнем ящике стола в кабинете и радовала тем, что его не забыли и все еще ждут вестей, и вызывала досаду. Знание, что ему и без семьи хорошо, и уже давно, лениво растворилось в довольстве, о котором пел каждый расслабленный нерв. Ник размазывал сыр по хлебцу и смаковал новую, лихую, пугающую мысль: ему хорошо здесь, с ней, и он хотел бы просыпаться рядом почаще.

Так же приятно ему было сидеть за одним столом с Юкой полчаса спустя, смотреть, как она откусывает кусочек тоста и как накалывает ломтик бекона. Ник слушал милую болтовню женщины, отвечал ей, и ничего не хотел менять в утреннем сценарии.

— Мне нужно будет забрать Миву после обеда, — объявила Юка, когда с завтраком было покончено, и намеком на неловкость повисло в воздухе ожидание первых совместных планов. — Можем потом вместе погулять. Как насчет похода в парк?

Юка сосредоточилась на лице Ника, и он напрягся: ясно, что она высматривала. Он надеялся, что отреагировал правильно, и простой приязни будет достаточно для начала, потому что мысль о девочке не вызвала в нем никаких особенных эмоций. Ведь очевидно, что, если он хочет продолжить их отношения, ему следует привыкнуть к тому, что у нее есть дочь. Хотя в отношения любовников не всегда впускают детей, Юка, кажется, не оставила им выбора. Что ж, странно, но отторжения мысль о чужом ребенке не вызывала. Приложило его, кажется, в этот раз не слабо.

— С удовольствием, — согласился Ник, отложив размышления на более подходящий момент.

Черно-белая палитра пейзажа завораживала нетронутой красотой. Прямые линии и углы в рисунке отдаленных высотных зданий ломала эклектика веток и стволов. Природа была во все времена наиталантливейшим художником, и Ник легко признавал за ней звание лучшего творца. Сегодня снова, в который раз, любовался нерукотворными произведениями, и снова самому себе поражался — в который уже раз, — что никогда раньше не вызывающая восхищения белая палитра с ее переходами белого в синий и серый и обратно, теперь трогала скромной выразительностью. Даже замерзший ландшафт рядом с Юкой и ее дочкой наполнялся жизнью и радовал глаз.

— А здесь, Ник, смотри, — радостно верещала Мива, подбегая к очередному укутанному в снег дереву, — получается жираф.

— С двумя шеями? — удивилась Юка.

— Точно: шея-мама и шея-доча, — заливисто рассмеялась девочка.

— То есть два жирафа? — уточнил Ник.

— Нет, один целый на двоих, как мы с мамой.

* * *

Начало недели занесло сугробами документов и запорошило рабочими вопросами. В этот понедельник Ник обнаружил, что больше не проваливается в них по колено, а то и по грудь. На окраинах сознания теплели воспоминания о прошедших выходных, и от них необъятные обычно проблемы истаивали до выполнимых задач, с которыми он легко расправлялся. Работоспособности шефа могли бы позавидовать сотрудники агентства, но и они были на высоте. Ник гордился своей командой.

Из-за попавшего в больницу европейского представителя Алану пришлось приправлять аукционные торги крепким кофе. Он стойко боролся с зевотой и прикрывал трубку телефона, когда не удавалось сдержаться, отслеживая последние лоты в парижском АртКюрьяле. Рабочие часы во Франции пришлись на глубокую ночь в Нью-Йорке, но не помешали помощнику выполнить поставленную задачу.

Сильвия заканчивала экспертное заключение и оценку стоимости картин миссис Картен-Валевской, потомственной русской аристократки, давней клиентки Ника. Пожилая дама решила наказать нерадивых детей, которые слишком торопили ее в могилу и уже распределили, кому что достанется. В честность благотворительных фондов, как и в возможность перевоспитания потомков, вдова не верила и пожелала распорядиться богатствами иначе. Она собиралась продать с молотка наименее ценные полотна, а львиную, наиболее стóящую долю наследия подарить музеям.

Кэсси порхала между кофе-машиной, компьютером и рабочими столами коллег. То и дело мелькал золотистый радио-наушник, в который она отправляла цветистые вежливые фразы, обрамленные профессионализмом, в то время, как руки занимались счетами, распечатками или фотографиями. Ник привычно усмехнулся, когда вспомнил комментарий Кассандры по поводу цвета гаджета: тот напоминал всем, насколько она ценна для успешной работы ?АртКоллекшнз?.

— Мистер Найджес, — прощебетала секретарь.

Через стеклянную стену Ник увидел, как она через воображаемую лупу что-то ?рассматривает? на своей клавиатуре, то приближая, то удаляя линзу. Без легкого характера и чувства юмора секретаря иногда было тяжело продираться сквозь рутину, в которой погрязло искусство.

— Переключай, — со смехом отсалютовал чертовке Ник.

— Я кое-что любопытное раскопал, — гаркнул в трубку Найджес. — Когда могу подъехать?

— Давай через час, — воздержался от приветствия и Ник, и отключился.

Слишком затянулась эта история с подделкой. Хотелось побыстрее найти беспринципного мошенника, разменивающего талант на преходящее. Хоть к копировальщикам-живописцам относились со снисхождением, следовало признать, что часто и их работа была достойна восхищения. А здесь кто-то посмел нагло наплевать на этику художников, да еще и выставил экспертов дураками. Чем быстрее удастся разобраться, тем лучше: как бы Синклер-младший не втянул агентство в разбирательство. Хоть и не выиграет, но нервы и репутацию может попортить изрядно.

Найджес был доволен собой. Обмен рукопожатиями, заказанный Кассандре ристретто для детектива, и тот, наконец, готов поделиться тайнами. Хорошо, что Ник знал его давно и был готов к нарочитым задержкам с ответами.

— Личную документацию разобрали. Имени реставратора в документах нет, — начал Найджес. — Договор, если и был, отсутствует. Ни имени, ни информации о картине.

?Ни одной хорошей новости, — удивился Ник. — воистину неуместная жизнерадостность?.

Детектив ухмыльнулся:

— Почивший из Синклеров был тем еще жуком. Большим любителем начинающих художников, и особенно художниц. И секретарь его скрупулезно подшивал каждую бумажку, которая относилась к коллекции. — Ник подался вперед. Что-то все же нарыл неугомонный весельчак напротив. — Но ?Вознесение? кажется исключением. Есть несколько счетов из художественной лавки: серьезные суммы, первоклассные краски, доставка по адресу Синклера-отца, и он же заказчик. Имя реставратора нигде не фигурирует.

Майкл отставил чашку с кофе и откинулся в кресле. Знакомый с повадками сыщика Ник приготовился к ?вишенке?, ради которой ?кушал? пресный до этого торт.

— Интересная деталь, — не разочаровал Найджес, — Синклер в завещании отдельно указал, что именно эта картина не подлежит продаже.

— То есть его сын портит нам жизнь просто из любви к искусству?

— Именно так, — хохотнул Найджес: он оценил игру слов.

Несмотря на разницу в темпераменте, они с Ником прекрасно понимали друг друга.

— Я принесу тебе портфолио с работами тех, кто мог поучаствовать в одурачивании таких профессионалов, — стал серьезным детектив, — как мы. Перетряхну старые знакомства. Посмотрим, что нарисуется. Самому теперь важно, кто решил так пошутить, тем более, что выгоды это не принесет.

Видно, не одному Нику стал поперек горла насмешник-реставратор.

— Дашь заключение эксперта, в рамках взаимозачета, так сказать, по дружескому тарифу, и мы найдем гаденыша, закончил он.

В голосе сыщика ни намека на обычную улыбку, теперь только несгибаемая воля и холодный рассудок. Невольно Нику вспомнились их первые дела двадцатилетней давности, когда ни у одного не было ни опыта, ни денег, но решимости хоть отбавляй. Что-то заныло в груди, где у других людей живут чувства. Сожаление?

— По пивку? — преобразился вдруг Майкл. — Новости-то не плохие.

— Не сегодня, дружище, — покачал головой Ник. — Занят. Извини.

— И то верно: вы с Кьярой больше по шампанскому. — Наметанным глазом детектив подловил секундное смятение Ника и дернул бровями: — Не прекрасная румыночка, значит?

— Оставь, Майк!

— Понял, — тот поднял руки и отодвинул стул, — хорошего вечера.

Найджес открыл дверь и обернулся к приятелю:

— Подсказать, где продают сакуру?

* * *

* * *

Ник так и этак крутил в голове обрывки идей, на которые его вдохновил детектив, но ни к чему, кроме как поспрашивать у коллег, что они думают о технике самородка-выродка, не приходило. Да и это крайняя мера, нельзя забывать о конфиденциальности. Зная Синклера младшего даже намек на повод тот использует, чтобы придраться. Следует, наверное, разорвать их сотрудничество — доброе имя и спокойствие важнее.

Метрдотель провел Юку к его столу, и мысли о работе сразу отступили. Его женщина прекрасна: лазурное атласное платье ласкало каждый изгиб хрупкой красавицы. Закушенная в легком смущении губа и сияющие счастьем глаза делали ее неотразимой. На секунду Нику захотелось схватить ее и утащить подальше от всех. Не сдержался, взял за руки, поцеловал ладони и опьянел от аромата цветов на ее запястьях...

— Ты прекрасна! — выдохнул свое восхищение. — Я соскучился.

И как подросток засуетился, схватил розу со стола и ткнул ей в руки. Засмеялся над своей неловкостью и косноязычием. Прохладная ладошка сжала его пальцы, а из раскосых глаз прямо в сердце заструилась теплота.

Он пропал... Точнее, нашел!

— Больше всего люблю белоснежные розы, — улыбнулась Юка и вдохнула аромат цветка. — Как ты узнал?

— Они кажутся хрупкими и чистыми. — Ник помог своей спутнице сесть и негромко добавил: — Как ты.

Официант принял заказ, и разговор, плавно виляя от событий прошедшего дня к работе вообще, перешел на обсуждение профессиональных интересов.

— Я очень люблю экспериментировать, — воодушевилась Юка. — Мне нравится пробовать разные техники, смешивать несовместимое и подражать предшественникам. Восхищаюсь качеством их красок, которые проходят через века и сохраняются в превосходном состоянии. Красный и синий, характерные для живописи Рафаэля, невозможно встретить в работах современных художников. Я иногда раньше мечтала о том, чтобы жить несколько веков назад и творить.

— Такие мечты, наверное, одолевали всех, кто держал в руках кисть. Хотя мне больше льстило представлять себя основателем новой школы живописи. Каноны хотел разрушить, создавать новое, — усмехнулся Ник, — и пришел к тому, что сейчас занимаюсь полотнами прошедших эпох: преимущественно Ренессанса и Барокко.

— Новатора из тебя не получилось, — подхватила шутливый тон Юка. — А у меня был необычный опыт...

— Денег моего отца хватило ненадолго? — проревело знакомым голосом совсем рядом.

Ник обернулся и увидел самого неприятного из своих клиентов в состоянии, близком к припадку. Крепкая шея и одутловатое лицо Брайана Синклера побагровели, и глаза налились злобой. Он указывал на Юку пальцем и кривился:

— Ты! Уже нового мецената нашла! — выплюнул он.

Ник опешил от неожиданной агрессии постороннего, в общем-то, человека. Возмущение тут же взметнуло его на ноги:

— В чем дело?

Грубиян его будто и не услышал, он продолжил, обращаясь к Юке:

— Вряд ли Верфолен будет таким же щедрым, как мой выживший из ума старикан.

— Что за?.. — взорвался Ник.

Он подскочил к Синклеру, и тот отпрянул. Поднял руки в знак примирения и посмотрел на Ника:

— Все окей, успокойся, — демонстративно медленно поправил запонки на рукавах. — Мне-то какое дело, если тебе нравится быть дурачком?

Кивнул на застывшую художницу и подмигнул Нику.

— Ты ей что пообещал? Новую выставку взамен на якобы реставраторские работы, которые никто так и не увидит? Старику тоже нравилось так играть: заглядывать в мастерскую, держать, так сказать, руку на пульсе и на других частях...

Конец фразы разбился о кулак Ника. Дамы за соседним столиком вскрикнули, а бывший теперь клиент, опершись на их стол, поднялся, поправил галстук и одернул пиджак.

— Я тебя разорю, — процедил он, поглаживая скулу.

Развернулся и направился к выходу из зала.

Вечер был испорчен.

— Прости...

— Давай уйдем, — тихонько предложила Юка.

* * *

— Наконец-то попаду в святая святых прекраснейшей из нью-йоркских художниц, — Ник пытался шутить, чтобы разрядить обстановку, пока Юка отпирала дверь.

— Вряд ли, — усмехнулась она.

Прошла внутрь, включила свет. Ник последовал за ней.

— Не считаешь себя прекрасной? — удивленно поднял брови.

— Не покажу тебе мастерскую, — засмеялась она.

— Вношу правку: прекраснейшей, но самой жестокой из художниц, — поддержал он игривый тон.

Юка поднялась на носочки и легко его поцеловала. Настроение Ника заметно улучшалось. Он притянул женщину ближе и углубил поцелуй.

До спальни они не дошли. Гостиная, куда его увлекла соблазнительница, оказалась ближе. Свет одинокого торшера обрисовывал ее нежные изгибы, переплетая теплые желтые оттенки с темными, переходящими в черноту, тонами. Его руки рисовали прикосновениями, а глаза разукрашивали любовью каждую пядь нежной кожи.

* * *

— Здесь я поддаюсь вдохновению, — сказала Юка, открывая дверь в мастерскую со стеклянными стенами.

Через стекло видны были только огоньки вечернего нью-йоркского пейзажа. Интересно, в каких тонах утопает холст на рассвете, меняет ли она его положение в течение дня? Ник хотел знать о ней все, хотел стать частью этого всего.

— Пока ты осматриваешься, приготовлю сандвичей с глинтвейном.

— Не стоит.

— Мы так и не поужинали, — мягко улыбнулась ему женщина, нежно поцеловала и вышла.

Ник повернул выключатель на максимум и скривился: искусственное освещение никогда не сравнится с солнечным светом.

Маленькая мастерская, как это часто бывает, была перегружена: холсты и краски на полках, столе, низком подоконнике и на полу. Мольберты, наброски, кисти и альбомы.

Ник осмотрелся и взял со стола голубую папку. Там были зарисовки, в которых опытный глаз угадывал задумку картин, выставленных в галерее. Только другой художник подметит, как меняются линии на пути к полотну, и Ник погрузился в изучение фантазии Юки с головой.

Следом желтая папка, большой альбом с цветами на обложке, — ему хватало нескольких мгновений, чтобы охватить замысел целиком.

Альбом с цветами был погребен под тюбиками с краской, но любопытство — терпеливый помощник. Ник достал его из-под завала, начал листать и замер. Эти зарисовки были ему слишком хорошо знакомы. Страница за страницей ему открывалось перевоплощение 'Вознесения' руки Ван дер Шура в имитацию творения Бурдона. Он поперхнулся вдохом.

— Ник! — паникой рванулся крик застывшей на пороге Юки.

Ник вздрогнул. В руки ударило ощущение, что не он только что раскрыл чужую аферу, а его самого поймали на горячем. И пальцы не удержали альбом: тот выскользнул и хлопнулся на пол.

— Мива, — бесцветно выдохнула художница.

— При чем здесь она? — не понял Ник.

— Она в больнице.

Будто в доказательство она посмотрела на дрожащий в руке мобильный телефон и заплакала.

Ник мгновенно переключился. Шагнул к женщине и взял ее за плечи.

— Сотрясение мозга, — ответила она на незаданный вопрос.

Вся как-то встрепенулась от собственных слов, будто проснулась, и ее взгляд заметался:

— Мне нужно ехать.

— Я тебя отвезу.

По пути в больницу Юка корила себя, что не сразу услышала звонок, бросив сумку с телефоном возле входной двери.

Нику вспомнились их жаркие поцелуи.

Потом она сокрушалась, что отправила дочку к нерадивой няне, которая не смогла обеспечить ребенку безопасность.

Ник молча слушал и заново открывал для себя сидящую рядом женщину. Когда он припарковал машину, она вдруг взяла себя в руки, и к нему вернулась похожая на прежнюю Юка.

В больнице было до отвращения светло и стыло. Ярким пятном выделялась только украшенная к скорому Рождеству елка. Всполохи цветов и огней дразнили нормальной жизнью, — той, где ждут и любят, и где нет места обману и боли. Там маленькая девочка может уколоть пальчик о зеленые иголки, когда будет забирать подарок, и это самое страшное, что с ней случится.

'Рано как-то стал философствовать. Еще даже и не женат, — флегматично заметил сам себе Ник, наблюдая, как Юка объясняется с медсестрой в приемном покое. — Да и буду ли?'

Юкин обман снижал значимость их отношений, в которую ему захотелось верить. Ник уже почти забыл, каково это дорожить близкими и знать, что они всегда поддержат, а Юка стала ему дорога. Именно в ней, как Нику казалось, он увидел женщину, которой можно если не подарить весь мир, то хотя бы нарисовать таким, какой придется ей по душе, и где она будет счастлива.

Он загнал в глубь сознания сегодняшнее открытие и не позволял себе помнить, насколько ошибся и разочаровался. Сейчас точно был не подходящий момент.

Художница неслась по коридорам, позволяя Нику следовать за нею, и ни разу оглянулась.

Очередной пролет, и они оказываются лицом к лицу с крикливой теткой, которую Ник тут же вспомнил. Сегодня спеси у нее заметно убавилось.

Юка хотела зайти в палату, но женщина схватила ее за руки и начала невнятно объяснять, что произошло. Она заслонила собой вход и продолжала оправдываться:

— Я не успела ее словить. Кто же знал?

Оказалось, что Мива упала со стульчика, когда чистила зубы. Она сильно ударилась головой о пол и напугала няню. Та в панике оставила Юке истеричное сообщение и вызвала 911.

Когда Ник решил освободить проход, чтобы они, наконец, смогли увидеть малышку, к ним подошла медсестра и попросила родственников пройти в кабинет лечащего врача. Только сейчас Юка вспомнила о Нике, посмотрела на него с мольбой:

— Пойдешь со мной?

Он просто подхватил ее за локоть, и они прошли в конец коридора.

— Как она? — вместо приветствия бросила с порога Юка.

— У девочки, возможно, легкое сотрясение мозга, — успокоил ее доктор. Он поднялся из-за стола и жестом предложил им сесть. — Угрозы для жизни нет, поэтому томографию не делали.

* * *

— Мистер Верфолен, до меня дошли слухи, — изображая смущение, начала миссис Глориан, давняя клиентка, капризная и претенциозная, без художественного вкуса и чувства меры, — что ваши эксперты стали допускать неточности при оценке.

Она встряхнула соломенной гривой нарощенных волос и призывно выгнула спину. Ник почувствовал усталость. Кто бы сомневался, что из собирателей сплетен именно она настоит на встрече, подчеркивая срочность.

Синклер-младший ловко воплотил свою угрозу. За последние несколько дней три предварительных заказа на составление коллекции были перенесены на середину следующего года, а двое последних клиентов разорвали имеющиеся договоренности, сетуя на сомнения в его компетентности.

Накануне звонил Найджес и достоверно выразил положение вещей: "Ты в жо... Все обмусоливают новость, что "АртКоллекшнз" попалась на попытке "протолкнуть" подделку".

— Я бы хотела услышать из первых уст, так сказать, насколько беспочвенны подобные подозрения — жеманно протянула клиентка, отламывая кусочек кекса и манерно запивая его чаем.

— Абсолютно беспочвенны, — выдал Ник ожидаемый ответ. Его воротило от необходимости оправдываться. — Не стоит доверять слухам, миссис Глориан. Они всегда кому-то выгодны. Штат и качество работы сотрудников моего агентства не изменились.

— И все же мне бы хотелось быть уверенной, — мягкая ручка кокетливо поправила пышную прическу.

— Поскольку в "АртКоллекшнз" все по-прежнему, вряд ли у меня есть способы повлиять на вашу уверенность, — отрезал Ник.

— Конечно, конечно, просто хотела убедиться...

Фраза повисла в воздухе, но Нику надоело повторяться. Он посетовал на необходимость присутствовать на другой встрече, раскланялся и поспешил убраться, пока не нагрубил симпатичной, в общем-то, женщине.

* * *

Юка оставалась в больнице еще сутки, пока врачи наблюдали за состоянием Мивы, как того требовали правила после травм головы у детей. "С девочкой все в порядке" — порадовался Ник. Мать целиком посвятила себя дочери, а он трусливо оттягивал решение, как быть дальше. Одно знал точно: ему не нужно судебное разбирательство. Больно ранило понимание, что нежную и открытую женщину он придумал себе сам. И ничего с этим не получалось сделать.

Через несколько дней после выписки Мивы Юка позвонила. Достаточно пришла в себя, чтобы заметить, что их общение с Ником уже несколько дней не выходило за пределы коротких телефонных сообщений. Он растерялся.

— Привет! Как ты? — спросила она мягко.

— Устал. Завал на работе. — ответил Ник. — Перед праздниками всегда так.

— Я соскучилась, — ударила наотмашь откровенностью.

"Я тоже!" — сжалась от беззвучного крика глотка, и память предала, подкинув образ счастливой Юки в его объятиях.

Стоп!

Он все решил.

— Закрутился, — извинение получилось черствым и равнодушным.

— Что-то случилось, Ник? — забеспокоилась женщина.

— Юка, — набрался он решимости: — Нам следует...

— Я поняла, — заполошно перебила его. — Ничего не говори.

Он и не говорил. И она замолчала.

Потом глубоко вдохнула:

— Спасибо за все, — отстраненность в голосе Юки разом вбросила между ними сотни миль. — Прощай.

Помолчала. Не дождалась его ответа, и отключилась.

* * *

— Выглядишь... не очень, — тактично подобрала эпитет Кьяра, как только устроились за барной стойкой.

Здесь более уместна была бы компания Найджеса, но после не слишком удачного телефонного разговора с Кьярой часом ранее Ник обнаружил встревоженную румынку у подъезда. Она напросилась с ним по злачным местам.

— Я тоже рад тебя видеть, — хмуро откликнулся Ник.

— Рад? — демонстративно подняла она брови. — Это выглядит иначе.

— И шут с ним! Что тебе заказать?

— Это смотря что празднуем, — наклонила голову и искоса посмотрела на него. — То же, что и тебе.

— Два по два виски, — озвучил Ник заказ.

Чокнулись без тоста. Выпили. Терпкий торфяной аромат ударил в нос и чуть разогнал тучи в голове.

— Рассказывай, — предложила Кьяра.

— Рано, — отозвался Ник, стукнулся с ее стаканом и допил до дна.

Кьяра не отставала. Так они пили впервые. Нику было уже ясно, что их отношения в прошлом.

— Кажется, я встрял.

— Та художница? — прочла ответ в его реакции. — Было видно сразу. Так у тебя сходят с ума глаза, только когда ты находишь картину, которую никому не уступишь. Я рада за тебя.

— Она обманывала меня, — проскрипел сквозь зубы Ник.

— С кем? — удивилась бывшая любовница.

— Скорее как. — Пригубил из второго стакана. — Не хочу об этом. Как у тебя?

— Прекрасно, дорогой! Приняла предложение работать во Флориде. Пришла прощаться. Не по телефону же, в самом деле, — игриво усмехнулась красавица.

Действительно, не по телефону. Он мудак.

Посадил Кьяру в такси, обещал оставаться на связи и отдался во власть снегопада. Пара кварталов пешком, и он дома. Тающие на щеках молочные хлопья сегодня не подвигли на поэтические мысли. Отчаянно хотелось напиться, хотя куда уж больше, и все равно не помогло. Забыться бы, но не получится: она пробралась ему под кожу глубже, чем декабрьский мороз. Меланхоличный вальс снежинок в золотистом свете фонарей нашептывал, что время излечивает все.

Чем-то мрачным защемило за ребрами. Так же больно ему было 23 года назад. Тогда тоже кружился предрождественский снег. Он кутался в пальто и думал, как теперь быть: ушел из дома с пустыми руками и полным шиворотом гордости. В голове эхом звучали последние слова, что бросил отцу: "Один. Смогу. Докажу".

Родители посмеялись над его желанием превратить увлечение старым искусством в профессию. Блажь — в моде модерн и постмодерн! Мать увещевала его не забрасывать диплом и пойти в семейный бизнес. А Ника воротило от адвокатской работы. Он презирал саму судебную систему, создавшую все условия, чтобы человек не смог защитить себя сам и потому был вынужден отваливать громадные гонорары прикормленному знатоку законов и лазеек в них, который к тому же заносчиво презирает дающую руку.

Честнее казалось помогать людям находить и ценить прекрасное. Мечты...

Очень быстро идеализм угас, но неприятие лицемерия и снобизма остались.

Задним планом на картине его вечера отразилась прихожая и переодевание в рабочую одежду. Погруженный в воспоминания, давние и не слишком, Ник позволил пастельным карандашам самим разразиться в ускользающую из грубых рук экзотическую птицу с глазами Юки.

А сутками позже он стоял у подъезда и бездумно смотрел на черные дыры оконных проемов своей одинокой квартиры. Не хотелось туда. А больше некуда. Как бы ни мечталось, там его не ждут. Ник сжал зубы и закрыл глаза. Он разваливался на куски и захлебывался пустотой.

Завтра сочельник, и придется найти, чем себя занять, пока агентство на каникулах. Чтобы не думать, какой он глупец, что намертво впаял в себя мошенницу и страдает от пустоты, там, где она оставила дыру. Как же он ненавидит Рождество и снующих в предпраздничных хлопотах людей со счастливыми лицами! Открытка от сестры, небось, уже ждет в почтовом ящике. О нем помнят, а он...

Мудак он!

Дважды мудила!

Ник рванул за руль, пока магазины не закрылись. Красный цвет светофора примешивал к картинкам прошлого зловещий окрас. В голове рисовались образы постаревших родителей, сестры и племянников, для которых он никто, Юки и маленькой девочки с ярким воображением.

— Упакуйте, пожалуйста, этих жирафов. Нет, вместе... Шелковый платок по этому адресу... Да, завтра. Доплачу за срочность... и монографию о Мителли...

Завопил мобильный. Долго распинался, пока Ник-таки смог добраться до телефона.

— Ты знал? — опустил приветствие Найджес.

— Мне это не важно, — все понял Ник. — Перезвоню позже, я занят.

Зачем-то схватил на выходе последнюю, видимо, никому не нужную, кособокую елку-карлицу и полетел домой. Вечер будет долгим.

Перед ее дверью оробел, как будто ему снова 17. Было немного страшно и стыдно, но Ник точно знал, что готов на всё, лишь бы она не прогнала. Устал один... Перекинул на другое плечо мешок с подарками, поправил бороду и нажал на звонок.

— Дед Мороз! — восхищенно выдохнула Мива и захлопала в ладоши.

Без приглашения матери Ник не решался войти. А та недоверчиво застыла, но борода ее не обманула — узнала его.

— Привет, — просипела Юка, прочистила горло и добавила: Дед Мороз. Мы подарки любим.

Подмигнула дочери, когда та закивала и, обняв ее, отступила на пару шагов. Ник неловко двинулся, в зацепившемся за косяк мешке что-то хрустнуло. Он едва сдержал проклятие, крякнул и осторожно вошел.

* * *

В знакомой гостиной пахло хвоей. В дальнем углу стояла наряженная зеленая красавица. Она была так прекрасна, что Ник даже почувствовал что-то вроде гордости.

— Я знаю песню и стихотворение про Новый год. Что ты хочешь услышать сначала? — крутилась вокруг него Мива.

— А что сама хочешь? — прибавил трубности в голос Ник.

— И то, и то, — отозвалась девочка и принялась цитировать стишок.

Ник сел в кресло, чтобы добавить важности своему персонажу. Очевидно, что малышка его не узнала и хотела порадовать волшебного старика. Юка стояла на пороге и молча наблюдала. Не вмешивалась.

— О-хо-хо, Мива! Ты молодец! — прогудел Ник — Ты заслужила подарок.

Девочка подскочила к Нику и с любопытством, и восхищением смотрела, как он доставал из мешка большую коробку, украшенную серебристыми снежинками.

— Это мне, да? — подпрыгнула девочка от нетерпения. — Я еще и песню спою.

— Все тебе, маленькая, — передал ей подарок Ник и снова полез в мешок. — И это тоже.

Добавил еще сверток. За ним вытащил куцую елочку, что зацепила художественный взгляд несуразностью.

— Ой, какая красивая! — восторженно простонала Мива и протянула руки к зеленому чуду. С надеждой посмотрела на Ника: — Можно ее украсить?

— Конечно, — усмехнулся он, почувствовал, как пружина напряжения отпускает. — Я и украшения принес.

Он достал коробку с гирляндами и шарами, что рисовал и клеил полночи в надежде, что прекрасные дамы позволят украшать елку вместе с ними.

Юка продолжала молча наблюдала за его общением с дочкой. Свой подарок она приняла сдержанно, не стала разворачивать. Отложила на столик и ушла на кухню, откуда доносился уютный запах праздничной коврижки. Когда вернулась, обратилась к Миве:

— Деду Морозу пора к другим деткам, милая, — с нежностью в голосе разрезала сердце Ника надвое. — Они тоже ждут подарки.

Ник поднялся с колен: сам не заметил, когда увлекся распаковкой игрушек.

— Верно, мне пора.

Прошел в прихожую, обулся.

— Счастливого Рождества, красавицы! — ярко улыбнулся наблюдающим за ним таким похожим глазам мамы и дочки.

-Мива, как думаешь, если мы пригласим Ника на ужин в Сочельник, он сможет, наконец, освободиться для нас?

Девочка задумалась.

Осколки сердца разлетелись на клочки. Он дурак!

Посмотрел на Юку, опьянел вмиг от ее легкой улыбки и едва справился с голосом:

— Он сможет. Это я вам обещаю.

Открыл дверь и вышел под снегопад.

* * *

Даже хорошо, что часть подарков Мива получила еще днем, от "самого настоящего Деда Мороза", которым прожужжала Нику все уши в тот же вечер. И еще по разу ему рассказала и спела весь свой рождественский репертуар. А теперь засыпáла над той самой коврижкой, что дразнила Ника домашним уютом еще днем.

Юка отправилась укладывать малышку. Ник думал напроситься следом, но решил воспользоваться передышкой, чтобы собраться с мыслями. Разговор предстоял непростой.

Женщина вернулась в гостиную с двумя бокалами вина.

— Рада, что ты нашел на нас время, — заметила она с горечью, которой Ник раньше не замечал.

— Прости! Я не хотел обидеть тебя, — сказал и сам скривился от фальши. — То есть...

— Позволь мне, — перебила его Юка. — Наш последний ужин не удался. И в этом моя вина.

Ник нахмурился в попытке уследить за поворотом ее мыслей. Женщина казалась растерянной.

— Я не думала, что в это важно, поэтому не рассказывала. — Она нахмурилась и поджала губы. — Себастиан Синклер...

— Юка, — Ник дотронулся до ее руки, — не надо!

— Как раз необходимо. Я не хочу ничего скрывать. Ты прятался от меня целую неделю... И мне жаль, что у тебя проблемы на работе из-за происков этого хряка.

Эпитет был подобран крайне точно.

— Зарисовка так и просится на бумагу. — Ник усмехнулся и подмигнул Юке.

Она немного расслабилась. Пригубила вина и продолжила:

— У меня с его отцом была договоренность.

Сердце Ника подскочило в горло.

"Не хочу знать!" — хотелось крикнуть. Но он понимал, что момент истины настал, и сейчас будет настоящая проверка, настолько ли крепко его решение быть с этой женщиной.

— Я реставрировала для него картину в не совсем стандартном ключе, а он должен был организовать выставку моих картин в Центральной галерее.

Ник подался вперед.

— Ничего, на что намекал его сын, у нас с Себастианом не было. И не могло быть! А его сын... Брайан многократно намекал, поджидал меня, пытался настоять. И не понимал отказа. Говорил гадости.

Юка закрыла глаза, сделала глоток из бокала. Вдохнула глубоко и закончила:

— После смерти отца он снова позвонил и в ответ на отказ встретиться пообещал стереть меня в порошок. Я не думала, что его месть затронет тебя.

— Нет, — протянул Ник. — Отомстил он иначе.

— Не понимаю...

— Он решил опорочить тебя как художника. Нанял меня, чтобы продать эту твою "нестандартную реставрацию".

Юка в ужасе закусила кулак.

— Он не мог!

— Но смог, моя дорогая! А я, как и ожидалось, нанял детектива.

Юка вскочила с кресла:

— Ты подумал, что я нарочно...

— Мне это не важно, — поднялся ей навстречу Ник.

Забрал ее бокал и поставил оба на низкий столик.

— Нет-нет! Подожди!

— Я хочу, чтобы ты знала, — перебил ее Ник и схватил за руки. — Мне не важно, почему ты воспроизводила письмо Бурдона.

— Даже и не думай, — с горячностью Юка вырвала ладони из его захвата. — Я тебе сейчас покажу.

Выбежала из гостиной и тут же вернулась с бумагами в руках:

— Вот, читай! Наш договор.

Ник покачал головой и оттолкнул документы.

Она настояла. Он начала читать.

Договор был заключен между Себастианом Синклером и Юкой Томото на реставраторские услуги. Предусматривал стилизацию сильно поврежденного полотна под Себастьяна Бурдона с уточнением, что картина впоследствии не может быть продана из-за существенных изменений, внесенных в процессе работы. Вместо оплаты наниматель организует художнице экспозицию.

— Мы познакомились на выставке голландской живописи 17-го века, — дополнила Юка недостающие детали, — и быстро сошлись во мнении, что нам обоим нравится отражение французских, более живых штрихов, вплетенных в сдержанное полотно голландцев. А еще мистер Синклер гордился тем, что они тезки с великим живописцем.

— Юка, пожалуйста, остановись! Я верю тебе.

— Ты понимаешь, мне было нужно...

Ник прижал ладонь к ее губам.

— Мне, правда, не важно. Я люблю тебя и хочу быть рядом, если позволишь. Хочу защитить тебя от всего мира, хочу радовать и делать счастливой.

— Я счастлива с тобой.

* * *

Юка остановилась возле двери подъезда. Сунула руку в сумочку и усмехнулась. Вспомнила, как в ответ на ее "да" Ник сначала отдал связку ключей от квартиры. А потом приговаривал, что одним кольцом ему не обойтись, хоть и сложновато будет натягивать кольца от ключей на пальцы. "Для тебя я справлюсь со всем" — сказал он тогда. И держал обещание.

Она открыла почтовый ящик и достала почтовую карточку.

"Спасибо за платок, братец. Буду в Нью-Йорке на твой день рождения. Может, увидимся?" — Конечно, — ответила ей вслух Юка, хитро улыбнулась и убрала открытку себе в сумочку.

"Картина