Маска. Часть 5. Не отрекаются...

Он готов отпустить парня на войну? Пусть рядом с собой, пусть постоянно на глазах, но... Это война, там стреляют и убивают. И не важно кто ты: солдат или поэт. Там не щадят, а смерть не выбирает за кем приходить... Она слепа, как правосудие... Она судия, она не палач... Бездушная, безразличная.

— Вот и чудесно. — И всё равно он сверкнул улыбкой. Потому что наступало его время. Время, когда от него будет зависеть свора, и тот, кто держит этой своры поводок.

Он самолично написал несколько писем, здесь же, допивая кофе, и запечатал собственной печатью. Вручил Рону с тем, чтоб дворецкий отправил их с курьерами, а после приказал собираться и выступать.

— На северо-западе не нападут. Милан не станет гадить, тем более, что мы здорово прикрываем его зад. Что до прочих... постарайся не особо оголять фланг. Я на тебя надеюсь...

О да, надеюсь. Что не придётся разрываться, что нужно будет только опрокинуть центр, и всё. И забыть о том, что ритерийцы существуют на ближайшие лет десять...

Наль кивнул, собрал наскоро написанные планы и покинул дом.

— Ну что, господа... Какие будут вопросы ко мне в связи со сложившейся ситуацией?

— Когда... мы выступаем? — спросил Амьен, сглотнув и явно надеясь, что это не слишком заметно. Это была его первая кампания — и он был растерян. Нет, он не боялся — он был именно что растерян. Все было новым, незнакомым — и жизнь повернулась неожиданной стороной слишком быстро.

— В чем будут заключаться наши непосредственные обязанности? — спросил Вивиан. — Да, и еще... можно мне поговорить с тобой с глазу на глаз... точнее, в отсутствие твоего штаба и генерала Моранди? Не обязательно сейчас, можно и в дороге — как будет удобнее...

— Выступаем, как только соберёмся. Медлить нельзя. Впрочем, думаю, всё необходимое нам доставят. Рон на сей счёт осведомлён куда лучше вас, господа... Так что если у вас, Амьен, возникли особые пожелания, у вас есть час на то, чтоб собрать то, что необходимым считаете лично вы... — Кажется, оруженосец воспринял всё довольно близко к сердцу, поскольку его точно ветром сдуло, а Дерил повернулся к Вивиану. — Я тебя слушаю самым внимательным образом... Извини за утро, но такой прыти от наших... соседей я никак не ожидал.

Времени терять он тоже не стал, и, легонько поцеловав любовника, дабы загладить собственную вину и поспешность, принялся собирать то, что необходимым считал сам Виор. Сменные рубашки, брюки, бельё. Всё вмещается в пару седельных сумок. Куртка, плащ... И оружие. Шпага, пистолеты... всё остальное, непременно, сыщется на месте.

Вивиану собирать было нечего — ему в этом доме принадлежало только то, что на нем...

— Придется тебе поделиться со мной парой рубашек, — заметил Вив. — Посылать ко мне за одеждой некогда, оружие при мне, а без остального как-нибудь пока обойдусь.

Он присел на край стола.

— Дерил, я хотел сказать... только ты не смейся... — Вивиан густо покраснел, — понимаешь, я ведь и правда мечтал вступить в армию, и карты изучал, и стратегию... ну, я понимаю, что маршал здесь ты, но мне пришло в голову... только не смейся, ладно? Вот смотри... насколько я помню тамошнюю границу, там слишком широкий фронт, чтобы его удерживать, и они наверняка на это рассчитывают... и на внезапность удара, и на панику... смотри — если дать им поверить, что у нас и правда паника... вроде как мы отступаем, и от нашей стоянки остается сто тысяч костров — это же огромная армия... а на следующей — меньше... и еще меньше — ну, как будто армия разбегается... и так до входа в Рангайское ущелье, к этому времени они будут думать, что преследуют остатки, ошметки армии, маленький отряд... а стрелки уже будут ждать наверху, и запереть рангайцев в ущелье вполне возможно. Как тебе кажется — они поверят в такое бегство... если не будут знать, что ты прибыл к армии, что тебя там нет?

— Пара рубашек никогда не была для меня проблемой... — Дерил сбросил сумки на пол и обнял Вивиана за талию, с улыбкой глядя ему в лицо. Потом, вдруг, сильно прижал к себе, и поцеловал, жарко, с каким-то непонятным отчаянием. — Я бы никогда не стал маршалом, если бы отказывался от дельных мыслей, радость моя... Сто тысяч как-то многовато. У меня людей не хватит их все разжечь. Но идея весьма себе дельная... Как жаль, что ты не попался мне раньше... Как чертовски жаль... ты уже был бы полковником... Ничего, успеется. Всё равно успеется. И знаешь что... Новым маршалом Севера будешь ты! И не возражай... Надменная улыбка, сударь... Ещё надменнее, ты ж не какой-то там Виор, ты целый Ланнуа! И ты к чертям порвёшь всех этих рангайцев... А я при тебе адъютантом пребуду. И всё у нас получится!

— Ну, если новым маршалом Севера буду я, рангайцы точно поверят, что мы удираем в полной панике! — засмеялся Вивиан. — Какой-то юнец, совсем еще необстрелянный, паркетный шаркун, ставленник короля — за успехи в придворных любезностях, надо полагать... армия должна быть в полном ужасе, заполучив такого маршала, и дать деру из-под его командования при первой же возможности. Это годится... уж потом назначай кем хочешь, хоть третьим денщиком твоего оруженосца, главное, дело ведь будет уже сделано!

Он обнял Дерила и тоже поцеловал его, дивясь непонятному отчаянию любовника и стараясь хоть этой мимолетной лаской развеять его.

— Мы должны успеть... Мы обязательно должны успеть, понимаешь...

В дверь постучали. Дерил откликнулся, и в комнату с достоинством вплыл Рон.

— Господин граф... лошади готовы, ваши люди будут ожидать вас у южных ворот, курьеры разосланы. Юный господин Амьен уже внизу.

— Прекрасно, Рон, спасибо. Надеюсь, вы сохраните дом в порядке...

— Вы можете положиться на меня, сир...

Дерил не стал говорить о том, чего подспудно боялся. Ни о том, что страшно увидеть однажды в глазах любовника боязнь боли, и страшно потерять его, едва обретя, если парню вздумается вдруг геройствовать. Страшно наткнуться на непонимание и безразличие, хорошо скрытое чем-то иным, но он очень хотел верить. И верил.

— Пообещай мне, что... уцелеешь.

— Мы успеем, — серьезно ответил Вивиан, на мгновение сжав пальцы Дерила своими. — И я уцелею. Я просто не позволю себе не уцелеть.

Не позволю себе оставить тебя одного... снова одного... оставить на растерзание кошмарам твоей памяти... пусть ты скорее позволяешь мне любить, чем любишь сам — но все же я нужен тебе... и я не оставлю тебя, любимый...