Мой преданный враг

В какой-то момент перед глазами поплыло, я упала на траву, полностью обессиленная. Кажется, у меня даже ничего больше не болело, просто потянуло в сон...

Разбудил привычный колокол на молитву. С неохотой разлепила глаза, не сразу осознавая, что нахожусь у себя в комнате, а надо мной склонилась Ѝрри — моя соседка и лучшая подруга в этом страшном темном месте.

— Проснулась наконец! — искренне обрадовалась кучерявая девочка и улыбнулась. — Ты долго спала, уже начали подумывать, что же с тобой делать? Мадам Зорина не могла понять, почему ты не приходишь в себя.

Мадам Зорина была одна из самых старших настоятельниц, которая обучала нас некоторым премудростям травничества и целительства. Она не была таким хорошим лекарем, как моя мама или известной знахаркой, как бабушка. Мадам больше почитывала, а на нас практиковалась, чаще уповая на богов, нежели действительно исцеляя. Хотя ее мази иногда в самом деле утоляли боли, вызванные очередным наказанием настоятельницы Олисьи.

— По пансиону ходят такие невероятные слухи! — неожиданно поделилась подруга, вплетая в темные волосы черную ленту. — Будто сами боги остановили мадам.

И тогда я вспомнила! Как меня охватила злость, как бросило в жар, а потом я увидела сломанную плеть. В богов послушницы обязаны верить, но не думаю, что кому-то из Великих есть дело до непокорной бесправной девчонки вроде меня. Моя жизнь зависит не от богов, а от воли лорда Венского. Теперь я это прекрасно понимаю.

Вот только объяснить случившееся не могу. Те эмоции... Злость. Ярость. Боль. Могли ли они повлиять на произошедшее? Этого просто не может быть. Во мне никогда не было силы и тем более в роду не рождалось магов. Ведь всем известно, что магом можно только родиться, маги чистокровные.

В тот же вечер я узнала, что дело все-таки во мне. Со мной заговорил огонь! Самый настоящий живой огонь. Оказывается, в нашем камине на втором этаже всегда жила саламандра по имени Огонек. Просто раньше я не могла слышать и видеть её, потому что была обычным ребенком. Как она сама объяснила, иногда сильные негативные эмоции могут зарождать магические способности.

Однако я не спешила с кем-либо делиться своим новым открытием. Ведь не знала, что за этим последует. Я — никто. Единственное, что изменилось после проснувшихся способностей, так это мое поведение. Каждое утро, вставая на рассвете, я послушно шла со всеми на скудный завтрак, а после на молитву. Вела себя очень тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания. Это заметили все: и настоятельницы, и послушницы. Взрослые говорили — наконец-то выросла, одногодки удивлялись — почему вдруг изменилась. В общем и целом все были довольны такой резкой переменой. Все, кроме мадам Олисьи, которой теперь все сложнее было найти причину для наказаний. Огонек всегда предупреждала меня о ее приближении, отчего настоятельница все чаще злилась и отыгрывалась на других девочках, ведь не могла поймать меня.

А время шло... Мне исполнилось двенадцать. Никто не знал о моей маленькой тайне. До поры до времени, пока однажды Ирри случайно не заметила, как сижу у камина и разговариваю с огнем.

— Что ты делаешь? — изумленно спросила подруга, а я, помня указ саламандры, взяла и соврала:

— С богами разговариваю, здесь теплее и уютнее, чем в каплице.

Даже если и пойдет такой слух, настоятельницы только похвалят.

— Ты говорила что-то о магии... — возразила упрямая девчонка.

Вот же! Неужели слышала?

— Тебе показалось.

— Нет, не показалось. Ты врешь! — еще сильнее заупрямилась Ирри. — Я расскажу об этом. С тобой последнее время творится что-то неладное.

И я не сдержалась. Повалила подругу на пол: она была худенькая и вялая, так что мне не составило труда прижать ее к полу.

— Никому не говори! Слышишь? Скажешь, пожалеешь.

Она изумленно распахнула голубые глаза и неожиданно часто заморгала, будто силясь не заплакать. Но заплакала. Я тут же отпустила ее.

Ирри вскочила на ноги и убежала. Мне же стало неловко. Вспышка гнева прошла, а стыд остался.

— Ты поступила правильно! — неожиданно проговорила Огонек в камине. — Более того, она все-таки расскажет.

И действительно спустя время рассказала. Как бы ни уговаривала саламандра, что надо быть настороже, надо избавиться от глупой девчонки, я не воспринимала ее слов всерьез. Никакие нашептывания не действовали. Ирри была единственной отрадой во всем пансионе. Нет, я и с другими послушницами хорошо общалась, порою даже, как и прежде, проделывала разные шалости. Только именно Ирри стала той, кто всегда выслушивала меня, верила и помогала. Она была очень эмоциональной и почему-то только с ней я начинала себя чувствовать действительно всего лишь маленькой слабой девочкой, которая может позволить себе слезы боли и несправедливости. Ирри единственная видела эти самые слезы, когда я только-только приехала в пансион.

Поэтому я совсем не ожидала от нее такой подлости. Не могла понять, почему она вдруг рассказала мадам Олисье о моем разговоре с огнем.

— Я же говорила! — недовольно напомнила саламандра. — Люди — они такие, думают только о себе

— Тшш! — разозлилась я. — Ты не права, Ирри не такая!

В тот же день меня вызвали к директрисе. Со мной вели долгую беседу, старались выведать суть разговора возле камина, допытывались, не вижу ли я кого-нибудь, кто нашептывает что-то.

На все вопросы у меня был один ответ — молча качала головой.

— Ирри все придумала! — возразила я в конце, до сих пор не понимая, почему подруга так поступила. — Я просто молилась в голос, возможно, она что-то не так поняла.

Не знаю, поверили ли мне, но разбираться глубоко не стали. Привычно наказали обеих, отправив на сутки в каплицу вымаливать прощенье за ложь. И как бы не было обидно, внутри сильно грызла совесть. Ведь Ирри не была ни в чем виновата. Я сама сглупила, что так опрометчиво пошла днем к саламандре. Поэтому, как только нас отпустили, незаметно прокралась на кухню и стащила для Ирри остывший ужин. Она прекрасно поняла, кто именно оставил на её столе тарелку каши, но мне было неловко от её благодарностей, а потому каждый раз, как подруга пыталась заговорить со мной, ловко сбегала, не желая вновь что-нибудь придумывать. Да и её поступка забыть не могла, пусть она и оправдывалась потом тем, что сделала это из-за страха за меня.

К огню больше так и не ходила, но, как оказалась, саламандра умела перемещаться и на некоторое время покидать свой камин. С каждым днем Огонек словно бы росла. Более того, стала меня преследовать. Могла даже становиться невидимой. Часто я вставала посреди ночи, замечая саламандру рядом с собой. Это выматывало. Я сильно уставала, а на уроках была невнимательна и рассеяна. Бывало, что просыпалась от удара указкой.

— Прошу, прекрати, не могу больше! — отчаянно как-то попросила я пламя, оставшись одна на заднем дворе пансиона. — Мне плохо.

— Не могу! — чуть сильнее вспыхнула саламандра, обдавая жарким огнем.

Сейчас она была уже размером с крупного кота, а когда-то ведь помещалась у меня на ладошке.

— Почему?

— Ты единственная в этом месте, кто видит меня и имеет достойную силу. Хотя существует другой быстрый способ насытиться. Только ведь ты не захотела избавляться от той глупой девчонки.

— Даже не смей! — пригрозила я, вспоминая грустные глаза Ирри.

В последнее время все чаще ловила на себе ее задумчивые взгляды, которые она бросала в мою сторону, полагая, будто ничего не замечаю. Благодаря Огоньку я видела и слышала абсолютно все, что творилось в пансионе. От меня ничего не могло укрыться. Так что в ее присутствии имелись и свои плюсы. Пусть я и была бледнее мела, плохо себя чувствовала, зато многое знала. Например, мне стало известно, что многим девочкам приходят письма от родителей и близких, но выдаются они не всем. Оказалось, что я много раз получала послания от мамы, но все почему-то летели в камин. И если бы не Огонек, в последнее время приносившая мне их, никогда бы не узнала, что вскоре после моего отъезда у меня появилась сестричка.

— Между прочим, Ирри тебя обсуждает с другими послушницами! — неожиданно фыркнуло пламя. — Они частенько перешептываются о том, что ты прислужница Рангора!

— Да с чего бы они такое говорили? — я не поверила саламандре, хотя она ни разу меня еще не обманывала.

Прислужница темного бога? Это слишком.

— Тебя больше не ловят, но при этом ты до сих пор временами проказничаешь. Это знает и Ирри, с которой ты всем делишься. Уже больше года, как тебя не ловили на погрешностях, а мадам Олисья не прибегала к поркам соленым кнутом. Одна из послушниц сказала, что всю ночь провела в холодном подвале только из-за того, что неправильно вскопала грядку, а ты в это время даже и не вскапывала грядок. Думаешь, никто не замечает твоих уловок?

— А что они могут? — я пожала плечами, в чем-то соглашаясь с саламандрой.

Многие до сих пор вспоминали мне тот случай с порвавшимся кнутом.

— Избавься от Ирри! — в который раз предложило пламя. — Она всех науськивает. Она твоя соседка и ближе всех, нельзя никому верить.

— Да сколько можно?! — я вскочила на ноги, не сдерживая эмоций. — Это ты меня науськиваешь! Я не глупая, прекрати.

Видимо, разозлившись, саламандра еще сильнее увеличилась в размерах, отчего меня охватила дикая усталость и затошнило. Ноги подкосились, я ослаблено рухнула в траву, уносясь куда-то во тьму...

— Тшш, — чей-то ласковый бархатный голос ворвался в мое сознание. — Уже все хорошо.

Медленно открыла глаза, замечая рядом с собой странный белый свет. Я не сразу поняла, что свет идет от руки, только когда по щеке осторожно погладили.

— Нельзя баловаться с силами тьмы! — недовольно сказал тот же приятный голос и мягко добавил: — Еще б немного и ты бы просто выгорела.

Только сейчас поняла, что лежу на коленях незнакомого мужчины. Мы во дворе пансиона у того же дерева, где я потеряла сознание.

— Вставайте, не спешите только, — мне помогли сесть, а затем и подняться, придерживая за спину и руку. — Как вы себя чувствуете?

Почти сразу прислушалась к себе. Удивительно, но прежней слабости не было. Наоборот, во мне будто проснулись силы. Я с интересом посмотрела на незваного гостя, неожиданно понимая, что это, наверное, впервые за все мои двенадцать лет, когда ко мне кто-то обратился на 'вы'. К бесправной крестьянке!

У незнакомца была необычная завораживающая внешность. Молодой, худощавый, но довольно жилистый мужчина. По-летнему легко одетый для нынешнего времени года: строгий скромный покрой темного синего камзола поверх светлой рубахи, белые обтягивающие галифе и гамаши по щиколотку.

Привлекли меня в нем волосы. Они были у него черные и очень длинные, собранные в низкий хвост. Никогда просто не видела у мужчин таких длинных волос.

— Слуги Рангора опасны. Их не стоит слушать и тем более потакать, иначе они воспользуются этим. Однако я удивлен, маленькая мисс, вы не поддались его магии, поэтому он и присосался к силе.

— Я не мисс... — совсем тихо прошептала, глядя на свои запачканные носки. — И я не знала о том, что саламандра слуга Рангора.

— Мисс, — не согласился мужчина. — Ведь передо мной магиня.

Он широко улыбнулся, а я впервые промолчала, просто не зная, что сказать. Кто этот мужчина? И что мне теперь будет? Ведь он раскрыл мою тайну.

— Давно черное пламя к вам обратилось?

Я никак не могла привыкнуть к такому обращению и чувствовала себя очень неловко, хотя где-то внутри мне это нравилось.

Черное?!

— Больше года.

— Сильная магиня, — он оценивающе взглянул на меня своими необычными желтыми как янтарь глазами. — Почему вы здесь? Это не то место, где должна находиться девочка со способностями. Необходимо выбрать путь, иначе этим воспользуются другие слуги Рангора, они любят переманивать на свою сторону неинициированных колдунов.

Мужчина говорил совершенно неясные для меня вещи, но почему-то мне хотелось его слушать.

— Я не могу быть магом, — удрученно покачала головой, вспоминая всем известные правила. — Магами рождаются.

— Чушь! — отмахнулся незнакомец. — Придуманная чистокровными магами, чтобы не было смешивания крови. А потом мы имеем темных незарегистрированных колдунов!

— Я правда не могу... — мой голос дрогнул.

Ведь я не знала, что со мной сделают, когда узнают о силе. Да еще и связи с темным богом!

— Идем! — неожиданно сказал мужчина, протягивая мне ладонь. — Нужно поговорить с настоятельницей. Магине не место здесь.

— Нет! — испуганно воскликнула, резко выдергивая руку. — Не говорите! Никто не должен знать, ведь я, моя жизнь... я все равно не могу покинуть пансион без разрешения лорда Венского!

Выпалила все на одном дыхании и испуганно замерла. Однако тогда я еще не знала, что встреча с этим мужчиной полностью переменит мою жизнь. Даст совершенно неожиданные и новые возможности. Маги — неприкосновенны, магам можно все и маг всегда вольный человек. В тот момент мне было трудно поверить в происходящее, казалось, кто-то выбил из-под ног опору, лишая равновесия. Будто в каком-то странном сне мне сказали заветные слова. По закону я имела право получить вольную от самого короля и отправиться в школу магии.

В тот же день мужчина отправил обо мне послание во дворец. Ответ пришел спустя неделю. Мне надлежало явиться к осени в столичную магическую школу.

Поэтому, с заветным листком вольной, поехала на лето домой. Тот загадочный гость пансионата позаботился даже о моей поездке и нанял для обычной девчонки повозку.

Прошло почти пять лет, как я не видела родных. Ведь все это время мне было запрещено покидать стены пансиона. Гортил встретил бывшую бесправную крестьянку промозглой и сырой погодой. Я покинула теплую повозку ещё на рассвете и теперь шла знакомыми улочками, кутаясь в шерстяную накидку. На губах застыла грустная улыбка. Где-то в глубине души мне хотелось встретиться не только с родными, но и с тем, из-за кого лишилась счастья, с тем, из-за кого мне приходилось терпеть издевательства мадам Олисьи. Я часто представляла, как приду в особняк Венских, кину им в лицо вольную от самого короля, после чего гордо развернусь и навсегда уйду.

Впереди показался знакомый родной домик с небольшим двориком. Меня заприметили издалека. Почти сразу навстречу выбежала пушистая большая Васта. Она радостно залаяла и уткнулась мордой мне в колени.

— Кори?! — удивленный возглас мамы, и в следующее мгновение меня крепко обнимают. — Боги, Кори, это ты! Как же ты подросла, вытянулась... — мама с неохотой отстранилась, чтобы лучше рассмотреть. — И повзрослела! Отец, быстрее, выйди на двор, дочка приехала!

Меня вновь обняли, орошая строгое темное платье пансиона слезами.

— Как? Ведь...

Из дома вышел отец. Замер, словно не веря своим глазам, а после также крепко обнял, отчего захрустели косточки.

— Па-па...

— Отпусти ее! — мама легонько стукнула отца по спине. — Задушишь ведь.

Папа, извиняясь, улыбнулся и отпустил. Он у меня был крепким и крупным мужчиной.