Собачье счастье

Так вот, от этого здания веяло точно такой же безнадегой и страхом. Не знаю уж, чьим именно, но идти мне туда страшно не хотелось. Но мой новый хозяин шел — а я шел за ним. Только постарался пристроиться вплотную к его ноге и не отставать. Чтобы не показывать, как мне на самом деле страшно, я постарался принять по возможности независимый вид, задрал нос повыше и вздыбил шерсть на загривке. Со взъерошенной шерстью я выгляжу вдвое... ну ладно, не вдвое, но все равно немного крупнее. А стало быть, опаснее. Так я и шел рядом с новым хозяином, на негнущихся лапах, с вздыбленной шерстью, с напряженно вытянутым хвостом, словно готовый в любой момент ринуться в драку.

Вход в здание напомнил мне родное метро. Такие же прозрачные дверки, только размером побольше, а вместо скучающей тетки в униформе — два здоровенных дядьки в какой-то неприметной серой одежде. Завидев издалека моего нового хозяина — а его трудно было не увидеть, при таких-то габаритах! — они встали по стойке "смирно" и приняли самый подобострастный вид, какой я только в жизни видел. На лицах их была написана невероятная радость от лицезрения этого человека, но на самом деле — уж я-то чуял — они его боялись и не любили. Вот только, приметив меня рядом с новым хозяином, они тут же преисполнились служебного рвения — наш с дедом Васькой знакомый толстый мент тоже делался ужасно ретивым, когда вблизи появлялось его начальство — и схватились за пистолеты. Я уж собрался или драться до последнего, или драпать, но тут новый хозяин коротко обронил:

-Это со мной.

Так я впервые услышал его голос. Голос был... хозяйский. Не злой, не резкий, не слишком даже повелительный — повелительным тоном разговаривают обычно те, кто только стремится выглядеть важной персоной, — негромкий и спокойный. Но меня дрожь пробрала при одном только звуке этого голоса, потому что так говорить мог только Хозяин. Именно так, не просто хозяин, а — Хозяин. Настоящий. И я пошел за ним, уже ничего не боясь. Потому что при таком хозяине бояться нечего. Разве что его самого... А от всех прочих он защитит тебя сам.

Так что я пригладил шерсть, расслабил прижатые уши и стал даже оглядываться по сторонам. В общем, ничего интересного я не увидел. Ни кошек, ни собак, ни даже холодильника... Сперва мы с новым хозяином шли по длинному-длинному коридору со множеством дверей по обеим сторонам, потом поднялись еще по одной лестнице и оказались в большом зале. Там немножко подождали, пока перед нами не открылись дверки в стене, и зашли в небольшую комнату. Я понял — это был лифт. В нашем доме тоже имелся лифт, только он почти никогда не работал, особенно рано утром и по ночам, и мы с дедом Васькой ходили пешком. Пока он поднимался на наш этаж, я успевал раз десять сбегать туда-обратно по лестнице и лаем перебудить весь дом. А однажды мы с ним застряли в лифте, и это мне очень не понравилось. Не люблю маленьких закрытых комнат с тех пор, как в клетке посидел! Но этот лифт не хулиганил, не останавливался и не лязгал, а очень быстро — меня даже к полу прижало — довез нас с новым хозяином до нужного этажа. Здесь тоже оказались двери, которые новый хозяин открыл очень странно — дотронувшись до них рукой. Стоило нам войти — я просто старался идти на кончиках когтей, до того светлый и пушистый здесь был ковер! — как к нам бросился молоденький человек, от которого пахло очень странно. Я не сразу понял, в чем дело: вроде бы от него исходил запах самого настоящего человека, но какой-то неправильный, как будто чего-то в этом его запахе не хватало, что ли?.. Во всяком случае, пах он точно не так, как мой новый хозяин. Более по-человечески. И — я как будто домой попал! — он так по-человечески заискивал перед моим новым хозяином, так старался ему угодить, что мне даже стало противно. Да самая паршивая шавка, и та не станет так унижаться!.. Эх... да вру я, конечно. Станет. Когда денька два-три не пожрешь ничего, кроме какой-нибудь сухой кости, еще не так станешь унижаться. На брюхе поползешь, будешь в глаза умильно заглядывать, извиваться всем телом и скулить, лишь бы огрызок какой кинули. Хотя я вот так и не смог себя заставить милостыню просить. Гордый слишком. Надо мной шавки с рынка потешались, мол, помирать станешь, а все будешь из себя пса благородных кровей строить, который за шкурку от колбасы не унизится...

Но этот мальчишка — он перед моим новым хозяином просто стелился, наизнанку выворачивался, и все в глаза норовил заглянуть, в точности как голодные щенки с того самого рынка. А хозяин на него — ноль внимания. Ровно мальчишка не человек, а так, табуретка какая-то, передвинул с места на место и забыл. А мальчишка — я опять-таки удивился — вроде и рад такому обхождению. Ну, что не замечают его. Потом я подумал, и рассудил, что у нас, собак, тоже такое бывает. Если, скажем, хозяин не слишком добрый, так лучше, чтобы он вовсе на тебя внимания не обращал, чем избил чем ни попадя за дурацкую провинность.

Так вот, мой новый хозяин кивнул на меня мальчишке и велел привести в порядок. А сам взял и ушел, и дверь за собой закрыл, как ни в чем не бывало. Словно и не сомневался, что его приказ будет выполнен немедленно и беспрекословно. Да так оно и было. Я видел, что мальчишка меня не то чтобы боится, но удивлен сверх всякой меры. Наверно, не каждый день его хозяин с улицы бездомных собак притаскивает!.. А я решил пока вести себя хорошо. Опять оказаться на улице, особенно в этом странном городе, мне вовсе не хотелось, так трудно ли потерпеть немножко, пока тебя мыть станут? Что меня будут именно мыть, я догадался сразу. А как еще можно "привести в порядок" очень большую и очень грязную собаку?..

Я угадал. Мальчишка сказал мне "Идем со мной!" и пошел по коридору. А я отправился за ним. Отчего бы и не послушаться? Мне почему-то казалось, что если я не стану слушаться, то за это попадет не только мне, но и этому мальчишке, а этого мне совсем не хотелось. Я чувствовал, что в этом странном доме мальчишка тоже вроде собаки, а потому чувствовал некую солидарность. Зачем нам портить друг другу жизнь, если можно ужиться мирно?..

Помывка мне даже понравилась. Мальчишка мыл меня аккуратно, не то что дед Васька, который всегда ухитрялся налить мне в уши воды, особенно летом, когда поливал меня из шланга, и норовил вымыть мне пасть с мылом. Нет, тут меня помыли очень аккуратно, теплой, но не горячей водой, тут же расчесали — вот на это потребовалось немало времени, я ж весь в колтунах был, так что мальчишка чуть не до слез дошел, пока вокруг меня с расческой прыгал! — и высушили горячим воздухом. Я просто блаженствовал, и только изредка порыкивал для порядка, когда мне казалось, что мальчишка слишком сильно дергает мою шерсть или позволяет себе излишние вольности с моим хвостом. Ну и еще когда он до моего порванного плеча добрался, больно же все-таки!.. Когда все это закончилось, я чувствовал себя, как какой-нибудь чемпион сотни собачьих выставок. Я слышал, что их перед выступлениями тоже расчесывают, красят, припудривают, завязывают бантики... Ну, во всяком случае, пахло от меня точно не хуже!..

Но понежиться на мягкой подстилке мне не дали: мальчишка открыл дверь и снова велел мне идти за ним. Смешно сказать — теперь он выглядел, пожалуй, грязнее, чем я, когда явился сюда. Да и поди — отмой такого, как я, семь потов сойдет!..

Как я и думал, мальчишка впустил меня к хозяину. Тот сидел в кресле, положив ногу на ногу и, как мне сперва показалось, читал книгу. Правда, когда он, завидев нас, отложил эту штуку на стол, я понял, что это не книга, а какой-то приборчик. Пахло от него, во всяком случае, не бумагой и клеем, а какой-то электронной гадостью.

-Вот, господин, как вы приказали... — пробормотал мальчишка и согнулся пополам. Я скосился на него с недоумением. Что это он изображает?.. Одно я чувствовал лучше некуда — больше всего на свете мальчишка желает сбежать из этой комнаты и оказаться как можно дальше от моего нового хозяина. Странно, неужели он такой злой?.. Вроде при мне он ни тапками в мальчишку не кидался, ни за ремень не хватался. Хотя... кто его знает, может, он каждый вечер всех своих домочадцев порет, чтоб неповадно было...

А я для себя решил, что заискивать перед новым хозяином ни за что не стану. Ну и что, что он меня на улице подобрал? Я же на самом деле домашний пес, а не бродячий, так что и вести себя должен подобающе, а не как шавка подзаборная, которая за кусок колбасы на части себя резать позволит. Подумав так, я уселся прямо напротив нового хозяина на светлом ковре, чуть склонил голову набок и принялся беззастенчиво его рассматривать. Так увлекся, что даже не заметил, как мальчишка испарился из комнаты. Непонятно, как хозяин умудрился его отослать, по-моему, он и бровью не шевельнул. Не иначе как мальчишка умел мысли читать...

Так вот, сижу я, разглядываю нового хозяина, а он меня изучает. Особенно ему мой ошейник покоя не давал, но снять его он так и не попытался. То ли моих зубов испугался, то ли еще что. Я ж решил за наследство деда Васьки до последнего сражаться, это все, что мне от него осталось, да еще кличка, которой все равно никто здесь не знает и вряд ли угадает. Наверно, это было у меня на морде написано. Морда у меня очень выразительная, особенно всем людям нравится, когда я своими песочного цвета бровями играю. А что такого? Им можно рожи мне корчить и дразнить, а мне нельзя, значит? Чем я хуже людей? Тем, что говорить не умею? Велика важность...

Я опомниться не успел, как новый хозяин оказался рядом со мной. Он с такой скоростью передвигался, что я только диву дался: только что в кресле сидел с таким видом, словно в ближайшие часа два с места не сдвинется, а тут — раз, и надо мной возвышается. Опять ничего не сказал, только взглядом велел за собой следовать, и дверь открыл. Мы, собаки, отлично понимаем человеческие взгляды. Только вот слушаемся их не всегда. Я вот деда Ваську иногда просто игнорировал, но этого человека — не ослушался бы ни за что. Не знаю даже, почему, но у меня и мысли такой не возникало.

И снова мы с ним ехали на лифте, причем новый хозяин так и не сказал мне ни слова. Обычно люди, когда пытаются приучить к себе собаку, разговаривают с ней, говорят что-нибудь вроде "спокойно, спокойно, хороший пес, хороший, умный...". Глупость страшная, но и правда иногда действует. Но этот вот молчал. И, что самое странное, я даже настроения его не мог уловить. Собаки всегда чувствуют, зол человек, расстроен, устал, обижен, пьян, просто весел или еще что. На то у нас особое чутье есть. Но тут это мое чутье словно о каменную стенку разбивалось. Не понимал я этого человека, а потому делалось мне все больше и больше не по себе.

Я так задумался, что не сразу понял, что мы уже давно идем по длинному-длинному коридору, и встречается нам довольно много людей. Были среди них и такие, кто пах почти как мой новый хозяин (то есть почти совсем не пах) — с этими он вежливо здоровался, и люди с обычным запахом — мимо таких он проходил, вовсе их не замечая.

И вот, наконец, вы вошли в еще одну странную дверь, которая, как в вагоне метро, уехала в стену, и оказались в большом и очень светлом помещении. Тут пахло остро и тревожно, почти как в ветлечебнице, но все-таки не так страшно. Навстречу моему новому хозяину вышел человек из тех, что почти не имели запаха. Он был таким же высоким, как мой новый хозяин, только волосы у него оказались покороче и намного темнее, а поверх одежды был наброшен белый халат, в точности как у той тетки, что увезла деда Ваську на воющей машине. От этого воспоминания у меня сразу испортилось настроение, и на нового человека я смотрел уже не с любопытством, а почти со злостью, хотя он не сделал мне ничего плохого.

-Что это, Бернгарт? — спросил он моего нового хозяина, с интересом разглядывая меня. Я очень не люблю, когда на меня вот так пялятся, поэтому счел необходимым вежливо оскалиться. Мол, не очень-то... Заодно попытался запомнить, как зовут моего хозяина. Получилось не слишком хорошо, я таких сложных имен раньше не слышал.

-Я хотел выяснить это у тебя, — усмехнулся в ответ хозяин. — Это ты у нас специалист по различным формам жизни.

-Могу сразу сказать, что ничего подобного мне прежде видеть не приходилось, — пожал плечами тот, второй. — Где ты это взял?

-Подобрал на дороге. — Хозяин коротко взглянул на меня. Я сидел смирно и делал вид, что крайне заинтересован ножкой стола. — Пока его приводили в порядок, я просмотрел несколько энциклопедий.

-Похоже на тебя, Бернгарт!.. — хмыкнул второй. — Подбираешь неизвестно что, отдаешь фурнитуру... а если оно болеет чем-нибудь?

-Невелика беда, — холодно ответил хозяин. — Я все равно намерен избавиться от этого бездельника. Так вот, я просмотрел пару энциклопедий, и, как мне кажется, нашел тот вид, к которому относится это существо.

Этот разговор повергал меня во все большее недоумение. Они что, собак никогда не видели?! Хотя... я ведь тоже ни одной не увидел, пока слонялся по улицам!..

-Хорошо, — сдался второй. — Покажи.

Они присели за стол, на котором стояло что-то вроде плоского телевизора и несколько минут что-то рассматривали.

-Однако ты фантазер, Бернгарт, — сказал, наконец, второй. — Откуда бы здесь взяться животному со Старой Земли?..

-А откуда берутся те странные люди, которых быстро признают невменяемыми и запирают в наших лабораториях? — вопросом на вопрос ответил мой хозяин. — Не смотри на меня так, моя должность располагает к тому, чтобы знать о подобных инцидентах. Меня, собственно, не интересует, откуда взялась эта... собака.

"Ну наконец-то они догадались, кто я!" — обрадовался я.

-Я хочу только знать, здорова ли она... то есть он, — поправился мой хозяин. — У него явно что-то не в порядке с лапой и с плечом. Взглянешь?

-Если ты настаиваешь... — вздохнул второй и посмотрел на меня. — Ну что же, загадочный пришелец, иди сюда, на стол...

Взглядом я спросил позволения у хозяина. Тот был не против, и я легко — даже потянутая лапа не помешала — вскочил на низкий стол. По прыжкам я всегда был чемпионом в нашем дворе. Мне ничего не стоит с места перемахнуть заборчик высотой по пояс взрослому человеку, а если с разбега — то и намного выше.

Особой осторожностью этот второй человек не отличался. С раной на моем плече он разобрался очень быстро и, прямо скажем, грубовато. Я пару раз не сдержался и рыкнул, но он даже внимания на меня не обратил. Я вдруг подумал, что раз они никогда не видели собак, то им, должно быть, и в голову не приходит, что я могу серьезно их порвать!.. Вот так так!..

-Судя по характеру ранения, это последствие от столкновения с ему подобными, — сказал, наконец, второй человек. — С ногой ничего серьезного, просто растяжение. Но могу тебе заметить, что истощено это животное сверх всякой меры. Смотри, чтобы он никого у тебя не загрыз.

-Мне кажется, он слишком умен для этого, — усмехнулся хозяин и посмотрел на меня. Я ответил ему признательным взглядом и, безо всякой команды спрыгнув со стола, уселся у его ноги. — Видишь?

-Вижу, — ответил второй, снимая испачканные перчатки. — Но все же рекомендую соблюдать осторожность. Это всего лишь животное. К тому же хищное.