— Подождите, зайдем в сокровищницу, покажу. Вот посмотрите, какие копья у нас шленские мастера делают. Ненамного хуже горняцких. Те из кержаков, кто поскупее либо поскуднее, у них оружие покупают. А старшины ихние, конечно, у горняков. Кержаки — хитрый народ, у рудокопов ничего не берут. Зато их и рудокопы не любят.

Вадим уже почти не слушал. Он представлял себя крестоносцем, бьющим нечестивых бусурман и проклятых злыдней, или воеводой, усмиряющим жадного внука Зуншинжуна (про себя он отметил, что Варсонофий произнес бы имя знаменитого вождя рудокопов точнее: Сзун шын Шжунг, Сзун сын Шжунга.)

Но вот смотритель достал из связки роскошный ключ и открыл дверь внутренней сокровищницы. Тут лежало именное оружие.

— Вот сабля Сафадима. Мало того, что она булатная, она еще заговорена. Вынесите свечи!

На минутку вынесли свечи, и стало видно, что некоторые мечи и кольчуги светятся. Меч Сафадима светился зеленоватым.

— Это — заклятье их лжепророка. Сабля без промаха разит тех, кто не верит в единого Бога, если светит солнце. Вячеслав завещал не обнажать ее против людей (даже против поганых), против крещеных древлян и волхвов Белогорья. Короли берут саблю, когда едут воевать со злыднями.

Рядом тонкий меч (скорее шпага) светился странным серым светом.

— Это — меч, заклятый Черными Древлянами. Он без промаха разит ночью, особенно при луне, и в подземельях, а днем и на поверхности не лучше обыкновенного. С ним нельзя заходить в церковь и даже в мечети арапские. Его приберегают здесь для битв с прислужниками диавольскими.

Рядом несколько сабель и пучок стрел светились серебряным сиянием.

— А это — подарки Белых древлян. Посмотрите, насколько легче древлянская сабля сабли Сафадима. Она тоже рубит кисею, и даже призрачную плоть. Мне такую саблю два раза давали, когда я сопровождал отца государя и деда его в капища темных волхвов. Драться там, правда, не пришлось, но призраков крошить во время чародейств довелось.

Вадим удивился, когда услышал это. Ни отец, ни братья, никто из приближенных никогда не рассказывали про посещения государями темных капищ, в то время как об их разрушении писалось и в летописях, и песни пелись. Много думать он еще не мог, но услужливая память запечатлела рассказ старого воина.

Его товарищи слушали и смотрели, разинув рот. Жирислав, отец которого был одним из богатейших магнатов, спросил:

— А сколько стоит древлянская светлая сабля?

— Если ты попросишь древлян продать ее, тебя по меньшей мере с позором прогонят. Сколько я знаю, для таких сабель нужны какие-то камни, кои добывать умеют лишь горняки, да и тем они редко попадаются. Говорят, что рудокопы тоже их знают, но дают белым древлянам лишь тогда, когда им удается договориться о совместной войне против самого Князя мира сего.

— А если ее выкупить у кого-нибудь?..

Вадим подметил, что Аскольд, как и все простые люди, считает Черного Владыку самим дьяволом, а духовный наставник не раз объяснял ему, что дьявол, как и Бог, един для всей Вселенной, где множество миров, в коих Бог создал разум и добро во славу свою и дабы посрамить Владыку Зла, которому он до сотворения обещал власть наместника над тварным миром, но коий загордился и отверг Сына Божьего. Наш же Властелин Тьмы — всего лишь один из приближенных бесов диавола. А раз так, почему бы его не победить всем верным. Ведь и все христиане проклинают его, и даже бусурмане тоже, и Белые древляне всегда с ним были в непримиримой войне. Почему же они не объединяются для похода во славу Божью, во славу добра против зла?

И тут принцу пришла в голову идея, которую, конечно же, подсказали ему ехидные Горние духи: ведь можно совместить оба его призвания! Он станет монахом, выучившись сначала военному делу. Проповедью своей он соберет всех — и Крест, и Полумесяц, и Зеленый Лист, и Белого Голубя — под одно светлое знамя, построят они большой флот и пойдут в более славный поход, чем крыжаки. Все короли и цари, султаны и ханы, коим добро ведомо, соберутся в этот поход, а руководить всем будет скромный монах. Днем он будет биться со всеми вместе, а ночью усердно молиться. На пирах и военных советах он будет следить, дабы между всеми было согласие, дабы не перессорились между собою, как крыжаки. А потом на месте низвергнутого замка Властелина Тьмы встанет новый Иерусалим...

Мечтания прервал голос Аскольда:

— А теперь обратно во дворец!

Лишь много лет спустя Вадим понял, что он пропустил кое-что важное в оружейне и в речах Аскольда, но упущенного уже было не вернуть.

Отступление

Через много лет после посещения королевской оружейни один из магнатов ляшских — Жирислав Заглоба — приехал с тайным поручением к королю Вадиму от только что взошедшего на ляшский престол короля Олега Рюриковича, сына старшего брата Вадима. В Ляховицком королевстве пахло смутою, и Жириславу было приятно посетить того, в свите которого он был в детстве, с кем вместе учился военному искусству, того, в чьих владениях, наоборот, все было спокойно и страна просто цвела.

Жирислав подивился тому, как молодо выглядит Вадим, и спросил:

— Правда, что жена-древлянка и мужу долголетие передает?

Вадим печально ответил:

— Ежели пожелает...

Жирислав смутился, ведь история с пленением Вадима была на слуху, о ней легенды рассказывали и удивлялись, почему он после такого жену не прогнал? Ведь то, что она делала, это почти что измена государственная, что не лучше измены супружеской.

Вечером за чарою меда они вспоминали Аскольда, свои приключения, свободно говорили наедине. И тут Жирислав сказал:

— Вот чего я не понимаю, зачем нужна палица, коя лишь своих убивает, да и то лишь тогда, когда они предают или смуту вносят?

— Какая палица?

— Да была такая в нашей королевской оружейне... Король меня просил спросить, не у Вас ли она, государь? А я, честно говоря, не понимаю, зачем она королю: носить ее может лишь король или наследник, а разве мятежник или смутьян будет рядом с королем? Он в своем замке засядет, и оттуда вредить будет. Может, Вам, государь-товарищ, она и нужна: маги сидят у Вас в Совете да козни строят. А рыцари не хуже магов ковы вить умеют, да защиты у них больше.

— Ну вот еще, буду я на королевском совете палицей махать! Выпей-ка еще меда! — быстрее сказал Вадим и перевел разговор на другое.

На следующее утро он вдруг вспомнил, что о палице ляшских языческих вождей что-то говорил Аскольд тогда, давным-давно...

* * *

К Рождеству королевич уже на равных дрался с наиболее искусными из своих друзей, а к весне уже далеко превзошел их. Вдобавок он успел поучиться у придворных музыкантов играть на лютне и гитаре, начал складывать стихи в честь прекрасных дам, посвященные дочерям ближних королевских дворян. Король был доволен таким тонким пониманием своего места и неписанных обычаев: дамой сердца полагалось иметь знатную и неприступную особу, а влюбляться надо было в благородных, но бедных, дабы возвышать их роды и умножать в будущем число верных слуг королевского дома, связанных с ним кровью, но слава Богу, прав на престол не имеющих.

Но теперь у короля была другая головная боль: а ведь сыну удел нужен будет, значит, нужно кого-то повоевать! Так хорошо было, спорных мест почти не осталось, в походы ходили в основном за славой и добычей, а тут опять нужно начинать большую войну. Ведь известно, что малые походы способствуют процветанию государства: благородные люди делом заняты и не бунтуют, добычу по дешевке распродают, что для городов хорошо, а холопам работать на полях их баре не мешают, поскольку с ближними своими в поход отправились. А большая война — сплошное разорение. Надо войско нанимать, ополчением и дружиной уже не обойдешься, надо провиант запасать, рыцари и паны устают, их имения без надзора приходят в упадок, купцы перестают ездить и города беднеют, добычи становится мало, а войско — недовольным.

Да и тот, у кого кусок оттяпаешь, на тебя надолго обидится, да и соседи полезут, либо урвать себе тоже кусочек, либо тебя останавливать и учить, дабы не зарывался. Ох, и тяжела же эта доля...

Сам король практически каждый год на войну ходил, но последняя большая война была еще при его отце, когда Фряжская империя развалилась. Вот у полян и у русичей шла серьезная война, но в нее ляхи почти не мешались. Они знали, что, если влезешь, сразу все три восточных христианских государя — можайский, харьковский и задонский — соединятся, позабудут свои обиды и пойдут на спесивых ляхов. А русская пехота вместе с полянским хлебом и торкской конницей — такое дело, что лучше не связываться.

* * *

Подошел апрель. Король велел холмским именитым гражданам собрать своих сыновей в возрасте, соответствующем возрасту Вадима, сам осмотрел их, разделил на два отряда и поставил во главе одного из них принца, а другого — Брячислава. Товарищи принца также разделились на две части, и на полянах королевского парка начались потешные сражения: знатные дети играли роль рыцарей, а горожане — пехотинцев. Король частенько сам приходил смотреть на сражения, подсказывал вождям отрядов, как лучше выстроиться в том или другом месте, где спрятать в засаде лучников, как отвлечь и обойти противника, как правильно отступить, если бой не задался. Старшие сыновья даже немного обиделись, и король собрал своих ближайших родственников на семейный совет.

— Наш добрый прадед Владислав Локоток строго-настрого завещал не делить королевства Ляшского, не восстанавливать тех княжеств, что однажды были упразднены, и не уничтожать силой тех, кои есть у нас. Сейчас у нас нет свободного княжества в королевстве, и нам придется воевать.

— Почему же? Ведь по обычаю второй сын должен жить в столице, пока у его старшего брата не родится наследник, дабы не прервалось правление королевством при несчастных событиях.

— Милостию Божиею все наши три сына пока здоровы, добронравны и усердны в подобающих их сану науках и упражнениях. Посему нужно думать о княжестве или двух. Может, пойти на куршей поганых и обратить их в христианство?

— Сколько раз и мы, и фряги о них обжигались, — заметил младший брат короля, ныне настоятель Святогорского монастыря. Не мне отговаривать вас от богоугодного дела, но я, прежде чем постричься, немало повоевал. В их лесах и болотах только древлянам да кикиморам ратовать, да и те к куршам не суются.

— Почему не пойти на Можай? У них сейчас смута... — начал ясновельможный князь Верхнешленский, коий по традиции считался мирским главой западных христиан в королевстве.

Тут все православные князья заволновались и начали говорить, что не стоит этого делать, ежели никто нас туда не призовет, да и в этом случае подумать надобно.

— Не Крапаты же чистить от кикимор! — заметил князь Болеслав Вышгородский.

— А почему не отбить Тьмутаракань у аланов? Ишь какие: старое словенское княжество захватили.

— Когда это было... А, впрочем, почему бы и нет?

— Ну да, пропустит вас Кобяк через земли свои! А ежели и пропустит, то выговорит: добыча — вам, Тьмутаракань — мне.

— Вот и хорошо! А мы выговорим: Тьмутаракань — ваша, князь там — нашего рода! А добычу пополам.

— Вот это дело! Решили! Посылаем посольство к Кобяку, союз заключать. Послам велим за Тьмутаракань торговаться и не соглашаться уступить ее, а потом сам пан король переговорит с ханом и уступит!

— Ну, я вижу, вы все за меня решили! Ладно, посылаем посольство, — заключил совет король.

Так что принц и не знал, что богато снаряженное посольство (одного лучшего ляшского меда везли двести бочек) обязано отправкой ему. Страна стала потихоньку готовиться к серьезной войне, накапливались припасы для дальнего похода. Но ясно было, что до следующей весны ничего не случится. А скорее всего, переговоры затянутся не менее чем на год.

4. Маг Омар

Июнь в тот год стоял неровный: вначале жара, а затем снег с дождем среди лета пошел. И надо же так, что в самый день рождения принца Вадима.

На восходе солнца в ворота дворца постучался странник в одежде жителей Белогорья, пестрящей множеством заплат, потертой и забрызганной дорожной грязью. За спиной его была тощая котомка, в руках — — дубовый посох. На вид он был крепок, борода его только начала седеть.

— Пустите, во имя Света!

Стражники подумали: наверно, бродячий заклинатель или предсказатель.

— Иди отсюда, нехристь! У нашего короля получше чародеи найдутся, если ему надо будет.

— Пустите, ради королевича Вадима! — добавил странник.

— Да, сегодня ведь велели всех звать на его день рождения. Заходи, иди в хлев, там обсушись. Там будут и столы для бедной братии накрыты. Если проголодался, подойди к кухне, тебе дадут кусок хлеба уже сейчас.

— Спасибо, добрые люди. Да благословит вас Явь!

— Иди, не надо нам твоего чернокнижнического благословления!

— Постой, а может, пусть он нам поворожит?

— Грешно ведь.

— Ну да, панам не грешно, а нам грешно!

— Нет, не соблазнюсь и тебе запрещаю! Мало, что ли, поклонов отбил после прошлой исповеди! До сих пор на лбу шишка! Наш поп к такому строг. Уж если захотелось погрешить, иди в кабак, выпей, погуляй.

— Денег жалко!

— А сколько ты пожертвовал на храм после прошлой епитимьи? Столько и за неделю не пропьешь. А ведь всего лишь приворотное зелье у ведьмы купил.

Стражники и не заметили, что тем временем колдун исчез. Да он их уже не интересовал.

Через полчаса странник уже сушился в хлеву, у очага. Он с благодарностью взял кусок хлеба, но отказался от водки и молока, запил его чистой водой. Кухарки попросили его погадать, но он выглядел таким усталым, что его перестали тревожить, и он спокойно сидел в углу, закрыв глаза, и выглядел дремлющим.

А тем временем к королю вбежал, оттолкнув стражу, придворный маг Кисек.

— Ваше величество, во дворце колдовство! Посильнее моего будет!

— Тогда наворожи, где злыдень, и кого из лучших стражников надо послать, чтобы его потихоньку уложить!

Маг открыл потайную дверцу и быстрее прикрыл ее. В комнату входил Варсонофий.

— Государь, ночью мне привиделся сон, будто белый маг вплыл в комнату к царевичу Вадиму и стоял у его изголовья. Утром я помолился и понял, что обязан Вам рассказать. Но нет у меня чувства, что это — большая опасность.

— Иди, отец Варсонофий, помолись с царевичем, а я уже знаю многое. Да на всякий случай, вот тебе ключ, достань наши фамильные реликвии, сам знаешь, как нужно делать, чтобы защитить часовню, и будьте там, пока я сам не приду.

Как только ушел Варсонофий, потайная дверца приоткрылась, маг последний раз поклонился символам Яви, Нави и Прави и сказал:

— Нет опасности, но есть неприятности, если Ваше величество или Его высочество принц сами распознают колдуна. Иначе... Впрочем, разрешите мне удалиться, ибо я должен готовиться к этому иначе. Могу лишь посоветовать. Достаньте самое заветное оружие, броню и амулеты, вооружите одного рыцаря и шесть стражников. Они должны издали следить за вами, когда начнется праздник, лучше всего из моей башни, и быть готовы выйти по первому знаку. Они должны помолиться, исповедоваться и причаститься. Если бой будет, то будет страшный. Если же его не будет, воины будут почетной охраной.

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓